Манящий рассвет

Подчиняясь великому инстинкту, утки дружно свернули с пути, сделали облет и пошли на посадку. Скоро кудри тальника скрыли эту птичью тайну. Для папы рыбалка уже не существует. Слышу приказ: «К чёрту рыбалку, насиженное место, вынимай якорь и жми к берегу». Лодка ткнулась в песок. Папа с ружьём, набитым патронташем, в брезентовой шляпе, исчез в зарослях. Слышно, продирается с трудом. Я весь обратился в слух. Только теперь слышно, как под легчайшим ветерком шумит тальник. Охотнику этот шум помогает подкрасться к дичи ближе. Прошло минут сорок. Слышу дуплет: бах, бах. Ружье у папы серьёзное – двенадцатый калибр «Зауэр три кольца». Моё нетерпение достигло предела – и вот раздался тальник – папа весёлый, потный, за шейки держит трёх крякв. Интересная сегодня рыбалка! От ружья знакомый запах пороха и масла. Вижу, хочет взяться за чистку ружья. Тут моя рука легла на его руку. Он всё понял и говорит: «Хочешь, пробуй. Только сейчас будем обедать». Я отказался и шарил по небу глазами. Чтобы меня успокоить, предложил очистить винт лодки от водорослей. Слышу вдруг желанное слово – летят! Уже близко большая стая чирков. Мы успели спрятаться в талы. Чирки сделали два круга и сели, но где? Я понятия не имел. Папа на мокром песке нарисовал контур водоема, который мне предстоит увидеть, и пальцем поставил рубеж, с которого стрелять. И добавил: отсюда наискосок. Я снарядился и исчез в тальниках. Лез вроде наискосок, но скоро потерял все ориентиры. Небо серое, тальник высоченный, сомкнул верхушки надо мной. Корневища срослись, надо их обходить, перешагивать. Пошел, петляя, наугад. Взмок от тяжести снаряжения. Наконец, почва под ногами стала сырая, потом начала чавкать. «Только спокойствие!» – твердил я себе и ещё больше волновался. Глаза ухватили кусочек залива. Уже вижу, вправо ход закрыт – непролазный тальниковый островок залит водой. Впереди всё шире открывается залив, вижу прибрежную травку и около неё курсирует северный чирок. Приподнимаю тело и нажимаю на курок. Чирок распластал крылья, лежит. Вдруг в воздухе шум взлетающей сотенной стаи чирков где-то далеко справа. Теперь понял, почему папа рисовал наискосок. Какая утеряна возможность! Радость добычи подпорчена собственной ошибкой! Папа восхищался чирком и обещал вместе с получением паспорта подарить ружье.

Прошло время, я вступил в Союз охотников, папа приносит новую «Тулку» – одностволку. Дома расчехлили, идёт осмотр. Папина резолюция: «Ружье прикладистое, легкое, ствол «чок», бить будет хорошо, но предохранитель не надёжный, будь осторожен». Я в десятый раз пробую прицелиться, начинаем проверку работы бойка, как вставляется патрон. Всё отлично, по росту, начинаем регулировать ремень и вдруг над моим ухом шарахнул выстрел! Верчусь по комнате полностью оглохший и показываю пальцем в потолок. Папа, белый лицом, глянул, и руки у него затряслись. Заряд был боевой, на потолке прошибло дыру. Мне ухо опалило, вершок в сторону – и мне раздробило бы череп. Тут ещё мама коршуном бросилась. Папа овладел собой, говорит поучительно: «Я же говорил, что предохранитель ненадёжный». Но тут шутить неуместно. Сам знает, что совершил ошибку, только на охоте ружье можно заряжать.

От ещё одной папиной ошибки мы хохотали вдвоем.

Получилось так, что нарочно не придумаешь. Эта была одна из первых наших совместных охот. На вечер было назначено открытие охоты на пернатых. Для всех охотников это праздник. Мы наметили пострелять на многочисленных озерах в районе Каршенского пролива. Прибыли на лодке днём, чтобы осмотреться и выбрать место по душе. Ружья в лодке остереглись оставлять. Бродим с ними, конечно, разряженными. Папа предупредил: «Егерь может и к этому придраться. На открытое место, не осмотревшись, не выходи». Водоёмы один лучше другого, всюду плавает стайками дичь. Зашли далеко, местность пошла холмами, с одного из них увидели лежащего у берега озера охотника, одежда вокруг сушится. Смело к нему подошли – папа любит поговорить. Незнакомец с уважением нас осмотрел: солидные охотники – спецодежда, бинокль, ружья. Завязался разговор. Что-то узнали, посмеялись над чем-то, сами отдохнули и время провели. Наконец, распрощались друзьями и ходко пошли в сторону лодки. Каждый себе уже облюбовал местечко. Далеко отошли, слышим крик, с бугра глянули: человек ружьем машет и резво бежит в нашу сторону. Отпрянули в кусты, вдруг егерь? Звуки приближаются, глядь, наш знакомец недавний папиным ружьем размахивает. Тут картина ясная. Папа сделал вид, что бежит навстречу, жмёт ему руку, благодарит. Как солидно мы подошли, и как несерьёзно всё обернулось! Чуть от собственного ружья не убежали! Вместе по дороге хохочем. Обмишурился стареющий «главохот». После вечерки папа реабилитировался. Счёт добычи был в отцову пользу.

Я ещё тогда влёт бить не умел. Вернулись с семью утками домой, я щипал и палил. Передо мной встал вопрос – научиться стрелять влёт. Яркий пример в этом деле – Осташова, но она училась на стенде на тарелочках. Спросил папу. У него совет простой – стреляй больше и не волнуйся, а патронами я тебя обеспечу. Как тут не волноваться, когда из-под ног кряква вылетает? Как же учились сотни поколений охотников? Только практикой…

Шёл третий охотничий сезон, приносил домой до шести уток с охоты, но возможностей было больше. Уже осенью был случай. Налетел высоко чирок. Я бахнул, и он упал к ногам. Стал анализировать и оказалось, что я и не целился вовсе, приложился к ружью и стрельнул. Стал в будущем больше доверять «автомату», сидящему во мне. Короче, руку набил. Всё вышло по папиным словам. Стал я настоящим охотником.

Страсть к охоте положила начало еще одному увлечению – созданию чучел птиц. Жил в нашем городе интереснейший человек: Александр Павлович Пичугин. Он был другом и спутником основателя краеведческого музея Павла Сергеевича Козлова. Жил и работал Пичугин в каморке под Историческим музеем, рядом с Волгой. Вечером, после удачной охоты, я отважился заглянуть к нему. В первые же минуты знакомства все мои страхи рассеялись. Принял радушно молодого охотника. Многие из охотников шли к нему на поклон. Он жил одиноко и был рад каждой живой душе. Скромен, прост, весел, мы сошлись с ним. Познания охоты, повадок зверей и птиц были у него очень глубокими. Его рассказы уносили меня на озёра, поля и степи на пятьдесят лет назад! При мне он готовил партию чучел для Москвы. Они были безупречны. Постиг и я его технологию изготовления чучел для крупных и мелких птиц. Но не в этом мастерство. Нужен художественный вкус, знание типичных поз, повадок птиц. Охотники приносили ему самых разнообразных птиц, Пичугин использовал шкурки птиц для дела, а тушки отваривал и питался ими. У него была поговорка: что летуче – всё съедобно. Я приносил зимой ему иногда еду человеческую. Через два года он уехал в Москву, там ему дали квартиру и работу. В Вольске не смогли этого сделать.

2013 год

Свидание с реликтовой рыбой

Летнее утро 1960 года мы с отцом проводили, как обычно, за рыбной ловлей (мне 13 лет). Наличие моторной лодки определяет широкий выбор для ловчего места. Бросили якорь на приличной глубине у острова Вшивый. Столь неблагозвучное название он получил ещё с царских времён. Бурлаки тут издавна делали остановку, выжаривали на кострах из своих лохмотьев непрошеных захребетников – вшей.

Место для рыбалки тут привлекательное. После длинной закоряженной мели идёт глинистый обрыв до 7 – 12 метров. Мель, до строительства Волгоградской ГЭС, была берегом, заросшим тальником. Это уже на моей памяти. А ещё раньше, видимо, тут были пески.

Скоро слева и справа от нас встали на лодках соседи. Немного погодя наша группа приманила всех движущихся мимо рыболовов-лодочников. Образовался целый «базар» из 20 лодок. Клёв был хороший и настроение приподнятое.

Ветра сегодня нет, и поверхность большой воды застыла под жарким июльским солнцем. Свод небес с утра – глубокая голубизна, сейчас, под натиском жары, стал белесым. Судовой ход далеко под правым берегом, но все же доходила до нас запоздалая обессиленная волна. Чуть качнет лодку – и опять зеркало вод. Зной туманит даль. Рыболовы вокруг помалкивали, однако пойманный кем-либо особо крупный экземпляр леща или судака всегда был замечен цепким глазом. Начинали соседи судачить, оценивая вес добычи. Жара усиливается, так и тянет меня, мальца, окунуться с лодки в прохладу вод. Бодрый звон сторожков заставляет пока воздержаться. Отец мочит лысину забортной водичкой и обещает обоюдное купание на песках. К обеду в садке уже очень приличный улов и мы ведём разговор, не пора ли к дому, пока инспекция не заинтересовалась нами. Ловлю на шайбу уже успели запретить. Вижу вдруг невероятную картину: толстая леска с мешочком прикорма и тяжелым грузилом стала медленно выпрямляться, будто грузило само пошло наверх. Отец поймал направление моего взгляда и тоже удивленно взирает на это явление. Стальной прут сторожка пригнулся и колотит по борту. Леска заворачивает в сторону берега. Он ухватился за леску, и вдруг в десяти метрах от кормы из воды свечой выскочил крупный осётр! Мгновение – и только брызги и волны расходятся.

У меня округлились глаза, соседи повставали и следят за дальнейшими событиями. Рыбина ушла куда-то вбок и на глубину, об этом сигнализирует звенящая леска. Отец стал осторожно отпускать снасть под напором рыбы. Как всегда, неожиданно наступает развязка: леска внезапно слабеет, и совсем близко опять выбросился из воды этот огромный пережиток древних эпох. Так близко, что чуть не задел спиннинговое удилище, спущенное на судака. У жаберной крышки ясно видна спутанная леска и пустой зеленый мешочек от прикорма, как приклеенный. Рывок, щелчок, и в руках обрывок лески. Стоит отец и видно, как коленки дрожат. Все зрители дружно выдохнули воздух, начались всякие охи и ахи…. Не наша это штучка. Ничего не оставалось, как вынуть снасти и якорь.

На обратном пути лодка поравнялась с песчаным мысом. Я было хотел попросить остановку для купания, но отец молча кивнул в сторону фарватера. На нас бодро шел инспекторский пароходик «Калининград». Машут остановиться. Глушим мотор, и вот картина: стальной нос парохода с хода врубается в борт лодки. Трещит обводной брус. Весло выскочило из уключины. С высоты палубы перегибается через поручень пузатый инспектор Журавлихин. Он еще рта не успел открыть, как папа заорал:

– Перепились, черти! Борт проломили!

Скупые извинения в ответ, и пароходик даёт задний ход. У нас отлегло от души. Чинить лодку мы мастера. Домой шли под впечатлением увиденного. Кому рассказать, да как слова такие подобрать – это надо видеть! Подумать только, эта порода рыб уже обитала 80 миллионов лет назад!

Неожиданная реакция на опасность

В 1961 году, в июне, на первом повороте Иргиза, недалёко от устья реки, собралась плотная кучка лодок. И мы с отцом среди них. Лодки близко друг к другу, переговариваемся. Идёт спад воды. В это время вода начинает светлеть после половодья. Рыба скатывается из лугов в основные водоемы и, потеряв силы на икромете, усиленно кормится. Рыбалка в это время интересна тем, что на червя клюёт рыба самая разнообразная, от сома до стерляди. Поскольку Иргиз река судоходная, лодки прижимаются в сторону от судового хода, к обрыву с полосатым столбом. На нем раньше вывешивал знаки бакенщик. Чёрные квадраты и треугольники обозначали глубину и ширину фарватера на перекате.

Денёк выдался ясный, тёплый. Вот кончик спиннинга сигнализирует о сильной поклёвке. Отец доверил мне вытащить рыбину. Тащу, чувствую, что-то приличное, привлёк к себе взгляды соседей. Но рыба у лодки с всплеском уходит. Слышу, папин друг Карамышев комментирует: «Опыта, опыта маловато». Так мне показалось это обидным! Я уже окончил тогда седьмой класс. Рыбы переловил пропасть.

Скоро все отвлеклись на прибытие в нашу группу маленькой моторной лодочки Виктора Курганова с нашей охотничьей базы.

Спустил он якорь дальше всех, на судовом ходе. Или дурак или храбрец, решают соседи. На счету у Виктора множество прошлых несчастий. То учинит пожар в кабинке своей лодки, то через его лодку перепрыгнула «Казанка», проломив борт, то пьяный сам вылетел на камни, то гуляет в синяках от собственной жены. Кто-то в шутку прозвал его за множество «трагедий» «Мефистофель». Подивились решению Виктора и забыли про него. У всех рыба ловится.

Подошло обеденное время, и из-за поворота реки выкатывает быстроходный паром. За высокую надстройку поперёк бортов под рулевую рубку прозвали паром несерьёзно «Корзинкой», хотя он и бывший военный. Паром быстро приближается, включает заунывную сирену, специально для Виктора.

Тот засуетился: то к якорю кинется, то снасти выбирать. Громада парома уже нависает совсем близко. Со стороны кажется, что идет он точно на лодку Виктора. Ну, думаем, сейчас Виктор неминуемо спрыгнет для спасения в воду, но он, к нашему удивлению, скрылся в крохотной кабинке. Что он, самоубийца, что ли? Паром прошел вплотную к его лодке, взметнулась она на гребне высокой волны, зачерпнула бортом изрядно весенней водички. Все от своих снастей оторвались, переживают: жив ли «герой». Вот он появился на свет божий, несет бережно какой-то газетный свёрток к корме и бросает в воду. Все тайное становится явным. Ветерком разогнуло углы газетного листа, и на обозрение публики попала медвежья болезнь Виктора. Смеху, шуток, издёвок на целый час. Кричат, набирайся сил, паром скоро вернется. Виктор молча вынул якорь и перебазировался в хвост нашей группы. Удачливый денек порадовал всех разнообразным уловом.

Блесна «гвоздик»

Детство – время самых ярких впечатлений. Мне повезло, в семье была лодка, и мир природы доступен был во всей полноте.

Вот косматая ночь позади, и ясным утром наша лодочка бежит вверх по извилистой реке Иргиз. Путь наш не близок, и отец с кормы лодки знаками предлагает мне уснуть. Это невозможно. За каждым поворотом открывается новый неповторимый живописный вид.

Тогда река делилась на песчаные перекаты и глубокие, зарыбленные по полной программе ямы. Вода лижет тут глинистые обрывы с корягами и нависшими кустами. Вон, закатав штаны, цаплей бродит по глине с удилищем азартный ловец щук. Старается забросить живца за нависший куст тальника и почти сразу удилище в дугу сгибает сильная рыбина. Привычно стучит наш двигатель, приближая нас к повороту реки с названием «Кривиль». Пониже самого поворота облюбованная отцом яма. Вода тут местами кружит над понижением дна, вымывает из глины рыбе корм, да и коряг тут скопилось у берегов в избытке.

Заглушен двигатель, заброшены с лодки обычные закидные со спиннинговых удилищ. Необычны лишь длинные, треугольного сечения скользящие грузила. Они фамильные. На грани отлиты инициалы отца: «П. Ю. И.» Он замирает в ожидании поклёвки. Мне доверено работать с подсачеком во время поимки леща, но это происходит редко. Ловцы мы тогда были слабые. Даже прикормку рыбы не практиковали.

Созерцаю окружающую местность. Солнце выкатывается из-за леса. Проснулись и засвиристели ласточки-береговушки. Полетали, полетали и стали прятаться в норах из-за отсутствия комаров. Весь обрыв в круглых отверстиях их убежищ. Чуть выше над перекатом мельтешат, рыбачат чайки. Потянуло дымком. Это под самым обрывом, на пологой террасе из глины, уютно расположился у воды бородатый дед сазанятник. Огромный подсачек наготове. Нацепив очки, дед не сводит глаз с окрашенных голубой краской самодельных удилищ. Рядом в кастрюле на углях булькает каша. В теле обрыва вырезана глиняная лесенка. Белесая палатка проглядывает наверху, в тени куста. Видно, обосновался надолго дед.

Солнце озаряет наш плес. Плещет по всей ширине реки рыба, изредка в корягах с шумным всплеском окажет себя крупный хищник. Отражение несколько легких облачков купается в глади вод. Коршун прочертил небо над лесом, над водоемом. Доносится с выси его воинственный клич: «Пиньчирр». Утренняя прохлада уступила место нарастающему теплу. Две синих стрекозы уселись на концы спиннинговых удилищ. Отец ради шутки поднял руку, и откуда ни возьмись уже сидит на пальце крупная зеленоватая стрекоза.

После пойманного крупного леща наступил большой перерыв. Мне становится скучно, тело невыносимо просит движения. Высмотрел торчащий из воды пень у берега. Готовлюсь к самостоятельной рыбалке. Папа уступает моим мольбам и высаживает на берег. Вот уже восседаю на неудобном, жестком пне, но снасть в воде и нужно терпеливо ждать. Какое ликование – на леске ходит подлещик! Извещаю отца о своей поимке. Увы, далее мои крючки стала атаковать густера, изредка попадается, а чаще объедает насадку. Кидаю снасть к берегу – и сразу сел маленький язь, потом ещё один. Дольше мне не усидеть, нога затекла. Вылез на глинистый берег. Живой лентой жмутся к нему мальки. Вот они метнулись в панике: из глубины всплыли горбатые окуни, таятся в тени высокой осоки. Я шевельнулся, и они скрылись. Лезу на обрыв, тут на луговине косят сено. Рядки скошенной травы уходят вдаль. У самой дубравы балаган – стан косцов. По краю обрыва нетронутый травяной островок с цветами и среди них танцуют бабочки. Стоя высоко над водой, подивился красоте этого местечка. Поразительно, как присутствие воды украшает природу!

Спускаюсь к пожилому сазанятнику, он оказался знакомец моего отца, показал кукан с крупным сазаном, накормил пшенной кашей. Дома, может, и есть бы не стал, а тут понравилась. Остатки каши дед смешал с глиной и в виде шаров бросил, как приваду. Вот бы и нам перенять его опыт! Отец подряд вытащил несколько лещей. Это тот самый полуденный клёв. Довольный, забрал меня в лодку, и скоро оба плещемся на песках по другую сторону реки. Журчат, обтекая мысок, быстрые струи. Деревья по берегам застыли, изнывая от жары.

Обедаем на прохладном ложе из травы. Ее пушистые колоски издают сильный пряный запах. Отец повалился навзничь, нежась в тени, а мне захотелось осмотреть соседние луга с озерами, но заросли ежевики встали на пути непроходимой стеной. Исцарапанный в кровь, возвращаюсь, отец уже прибирается в лодке, собирается к дому.

В тех же местах за поворотом реки, месяцем ранее, мы заметили утреннюю шумную окуневую охоту под одним из тальниковых кустов на мелком месте. Вода спадает после половодья, и оголодавшие после икромета окуни загнали туда стаю мальков. Вода кипит от всплесков. Мы на веслах подкрались к кусту. Спустили самодельные блесны, шевелим удилищами, дразним окуней, но поимка одного-двух случайна, окуни рядом, а блесны наши не работают. Веслами сплыли к своей лещевой яме.

После обеда мы расслабились и вдруг слышим плеск весел. Это спускается по течению на своей лодке Женя Аксель, папин товарищ. За кормой волочит садок. Подплыл с нами поговорить, приподнял длинный садок, а там килограммов двадцать крупных окуней! Где наловил? Указывает на наш утренний куст за поворотом.

Как ловил? Мы признались в своей неудаче. Женя из запасной коробки дарит мне и отцу две блесны. Назвал их «гвоздики». Совсем не похожи на наши серебристые овальные, лёгкие блесны. Узкие, слегка изогнутые, тяжёлые. Мы загорелись проверить их завтра. Отец вечером дома вырезал формочку для отливки таких же, в случае удачи.

Мы так загорелись проверкой блесен, что прибыли на место в утренних сумерках. Устроились у куста, затаились, ждём. Вот солнце озарило противоположный обрыв. По песочку прогулялась близко цапля, замерла у воды, тоже, кажется, чего-то ждёт.

Раз за разом у обрывов бухнула щука, чайки вертятся поблизости. Вдруг видим, веером выскочили из воды мальки, и начались всплески окуня близко, на длине удилищ. Спускаем дареные латунные «гвоздики». В воде они рыбкой скользят наклонно в глубину, и именно в этот момент удар, и удилище гнётся под тяжестью красноперого окуня. Отец выхватывает уже второго. Я не отстаю. Мы ошалели от удачи. Для мальчишки активная ловля – то, что надо. Окуни, сделав круг, снова и снова выгоняли малька на мелкое место и сами с жадностью вешались на наши блесны.

Как тут не вспомнить добрым словом умельца Женю Акселя!

Он был мастер на выдумки и делился ими с товарищами.

Ближе к обеду окуни насытились и откочевали в неизвестном направлении. Улов небывалый. Уезжать не хочется обоим. Я, балуясь, закинул спиннинг на червя. Ловилась густера черноглазка. При протягивании по песку крючков с червяками неожиданно сел на снасть приличный судак. Папа позаимствовал у меня этот метод, и мы разбавили свой окуневый улов судаками.

В наблюдении за порой нелепыми опытами часто появляются неожиданно подсказки для дельных изобретений. Потом мы пользовались этим способом. Условие одно – нужно тащить крючки с глубины на мель по песку.

Гость из стратосферы

Вспоминается еще один случай у поворота Кривиль. Я перешёл в девятый класс, и отец уже разрешал рыбачить самостоятельно.

Стою на якоре, рыбка ловится, обеденная жара изнуряет, собираюсь окунуться в прохладу вод, вдруг в поле зрения попал большой воздушный шар. Плывет, быстро снижаясь, в мою сторону. Уже видно, солидный ящик к нему подвешен на длинных стропах.

Ясно, это высотный аэрозонд. В двадцати метрах от кормы моей лодки ящик коснулся воды. Раздался громкий хлопок, с шара слетело пленочное покрытие, а он сам, избавившись от груза, опять взмыл над водой, и его ветерком поволокло по соседнему лугу с озером посередке. Вижу, по воде стелются, погружаясь в глубину, пленка и капроновые стропы. Течением их разворачивает. Я метнулся на нос лодки поднять якорь, но опоздал. С лодки, идущей под мотором, тоже следили за шаром и люди подхватили стропы, на ходу выбрали на борт капроновые стропы с ящиком. Пристально наблюдаю за ними: они отрезают стропы от ящика и швыряют его за борт.

Через двадцать минут показался вертолёт, кружил надо мной, и, видимо заметив шар в лугах, сел, скрывшись из глаз, но ценные данные, записанные прибором, увы, лежат на дне реки.

Ремонт в пути

Я ещё учился в школе. Мы с папой любили рыбачить в Косыревской воложке. Много воспоминаний связано с этим, тогда безлюдным, местом. Молодому непоседе скучно было сидеть в ожидании клева леща. Было желание ловить активно и автономно от лодки. О резиновых лодках тогда никто и не помышлял. На пляже я обнаружил брошенную кем-то огромную автомобильную камеру. Стянул ее брезентовой лентой и получилось примитивное плавсредство. Надувать такую сущее мучение. Да и ловить с него не всякий согласится: задница поневоле мокнет в воде. Я не обращал внимания на такие мелочи в разгар лета. Пришло время испытать свой замысел.

Красиво тогда смотрелась эта Воложка. Безлюдный лесистый берег, мощные осокори нависают над крутым диким берегом, торчат пни из воды и коряжник, большая глубина. Хищника тут никто и не ловил. А всплески по утрам и вечерам будоражили воду нешуточные. За лесом – целая сеть озёр с карасями и дикими утками.

Как-то я погрузил на лодку велосипед и сделал с целью изучения местности турне по всем озёрам. Добрался до Лугового Рогожного. Услышал в водяных зарослях жуткие незнакомые звуки. Это водяной бык – выпь, объяснил папа, он осенью там часто охотился. Воложку иногда посещали старики из села Рыбное. Лодки их приметные: смоленые, некрашеные, выработка однотипная, единственных мастеров в селе, братьев Лопатиных.

И фамилии в этом селе однотипные: половина села Ершовых и Пискаревых. В почете тогда был крупный, до трёх килограммов, лещ. За ним и мы сюда повадились. Меня привлекал песочек противоположного берега. Это был край острова Цементный. Когда-то затонула тут баржа с цементом для немцев Поволжья, стало её заносить песком, он порос тальником – и образовался остров с таким нелепым названием. Внутри был залив. Одна его сторона поросла тальником, другая – просто крутой песчаный обрыв. Залив кишел окунем и сорокой. Тогда это считалось сорной рыбой.

Денёк выдался тихий. Сижу на кабине лодки, тужусь, надуваю свой «батискаф», так отец окрестил мое суденышко. Беру с собой блеснильник и проволочный кукан: вот и все снаряжение. На вёслах ход неплохой, и против течения, конечно, нужно его буксировать вдоль песочка после каждого заплыва. Спускаю медную щучью блесну, и почти сразу хватка. Поволокла рыба меня вбок, радостный катаюсь на щуке и думаю, куда её деть: в середке балона тоже её родная стихия. Вот у меня на коленях елозит щука на 4 кг. Протолкнул через жабры палочку кукана и сбрасываю зубастую за борт. В то время течение было до 6 км/час. Успел еще одну поменьше щуку вытащить и пронесло меня мимо острова. Долго выгребал к берегу. Так весь день в воде и балакался. Вверх – вниз. К ногам слизь и чешуя присохли. Вернулся к лодке и с торжеством вынимаю из воды тяжелую гроздь щук. Отец меня хвалит и поднимает крышку садка. Там среди смоленых бортов шевелят плавниками отборные лещи, и ползают по дну две стерляди.

Прошло несколько лет, я подрос, сдал экзамен на право управлять маломерным судном. Папа доверял мне самостоятельные поездки. «Батискаф» давно забыт и выброшен. По молодости и неопытности я иногда попадал на лодке в трудные положения. Началась же одна из первых самостоятельных рыбалок солидно. Все в той же Косыревской воложке встал по приметам на отцовские места. Долго ждал лещиных поклёвок.