Цвет ночи

Ян бесится. И конечно, отомстит мне за нелепый поступок.

Дракон снимает пиджак и бросает мне, повелевая просушить и погладить. Ткань в полете на секунду застилает обзор. Когда я снова вижу свет, то понимаю, что мы переместились на городскую набережную.

Значит, меня опять перебросило. Пытаюсь сообразить, что происходит – в каком жизненном отрезке я нахожусь.

Сердце бьется чаще, чем нужно. Мы с Яном бредем вдоль кованых перил ограды, смотрим на синюю реку и едим мороженое. Встречаем рассвет.

Я вновь вспоминаю, что накануне я гуляла в городе, и Ян приехал меня забрать. Иду в откровенном наряде, по крайней мере, так считает дракон: в платье, которое короче, чем ему следовало быть. Совсем недавно брошенный Яном пиджак – уже на моих плечах. Смотрю на черную ткань, прикрывающую живот и бедра, и на мгновение наряд кажется мне похожим на платье, которое мне одолжила Роксолана, после чего сновидческая реальность начинает рябить сумрачными волнами…

…Я – в темном помещении. Но что-то загорается впереди – яркий свет софитов, озаривших сцену. Мы сидим в театре. Ян, мама, папа и я.

Смотрю на зал, который набит битком, и поворачиваюсь к дракону. Хочу задержаться тут – хотя бы ненадолго.

То был чудесный день, который мы провели вместе. Мне удалось затеряться в собственной памяти, постоять на кромке далекого радужного прошлого лишь на миг, и я снова начинаю понимать, что происходящее – сон. Ведь родители мертвы, что вдребезги разбивает момент счастья, запечатленный в моем рассудке.

Только здесь и сейчас могу побыть с ними. В краткое мгновение – мы рядом, но оно скоро разрушится. Слезы наворачиваются на глаза и без устали текут по щекам, которые стали мокрыми от соленой влаги. Я плачу…

…Я настоящая и я прошлая слились воедино и рыдаем. Зажмуриваюсь и не сопротивляюсь, когда неведомая сила выдергивает меня с мягкого сиденья и уносит дальше.

Мы с Яном находимся в его машине. Только он и я. Автомобиль стоит на обочине в нескольких километрах от города, на фоне усеянного пшеницей поля, колосья качаются от порывов ночного ветра.

Я вылезаю из машины, понимая, что не могу дышать в салоне, и присаживаюсь на капот. Смеюсь и плачу. Одновременно. Чувствую себя плохо, мне только недавно исполнилось семнадцать, и я выпила лишнего, чего мне вообще делать нельзя.

«Ава, – говорит Ян, – мое терпение в отношении твоего трудного подросткового возраста заканчивается. Все это мне очень, очень не нравится».

Наверняка он не испепелил меня драконьим огнем исключительно потому, что когда-то заявил: если я буду не в порядке, он приедет и ничего не расскажет родителям, если я его позову.

А я пообещала, что обязательно попрошу о помощи.

Соображаю плохо, но что-то подсказывает, такими темпами он точно заберет свои слова обратно, если я не перестану злоупотреблять его всепрощающим отношением ко мне.

От этих мыслей я и плачу, а вот смеюсь от собственной глупости.

«Зачаруешь их, чтобы они не догадались, что я нетрезвая?» — спрашиваю я, подразумевая родителей.

На самом деле они сейчас спят. Мирно почивают. Ведь они уверены, что я в гостях у Вероники, поэтому ждут меня к утру.

«Скорее, я зачарую тебя. Хорошенько встряхну разок твой разум, чтобы все в нем встало на свои места. Или хотя бы выясню, что с тобой творится».

Начинаю плакать навзрыд. Ян закатывает глаза, вздыхает, однако помогает мне.

Вытирает мои слезы и дает попить воды. Потом держит волосы, пока меня тошнит.

Закрываю глаза, ощущая теплую широкую ладонь на спине. А когда открываю – вдруг оказываюсь у водоема.

И это озеро – не Червоное, не на моей ферме, а другое, которое я уже посещала прежде – во снах. И рука на моей спине – явно не рука Яна, а Константина…

Мягкая зеленая трава, синий насыщенный оттенок неба и лазурный воздух…

Я попала в прошлые видения, в которых всегда присутствовал невероятный синий цвет, кажущийся полупрозрачной пеленой. Константин и Алена… Сейчас я стала ею. Вновь.

По моим плечам струятся золотистые локоны. Я демонстрирую Константину зияющую рану на ладони – резаную и глубокую. Рядом лежит окровавленный серп.

Константин что-то отвечает мне, и на сей раз я слышу, что именно.

«Ты такая хрупкая… Люди такие хрупкие».

Вот что он говорил Алене в прошлый раз, чего я не сумела расслышать.

Он сказал, что она человек.

Он хотел вымолвить что-то еще, но сон оборвался громким криком.

Отделившись от тела Алены, я увидела ее в другой обстановке – стонущей от боли. Вокруг нее разлита лужа крови.

Алена – в подземелье, в уже знакомой тюрьме, среди клеток. И последнее, на чем удается сфокусироваться – это ее светлые кудри, пропитанные красным. Рядом журчит вода – река алого оттенка.

Глава 5

Ночные гости

Просыпаюсь от собственного шепота.

Говорю вслух и пугаюсь:

– Человек… Человек… Алена – человек…

Только спустя полминуты осознаю, что голос – мой собственный.

Вздрагиваю, сажусь на кровать, невольно задевая Кинли. Он поднимает голову и тихо скулит, видя, что я взволнована, пытаясь сообразить, что происходит и не грозит ли нам опасность.

«Человек? Значит, Алена была человеком?» – спрашиваю себя я.

Пальцы касаются волос, запутываясь в них. Продолжаю держаться за голову. Навязчивые сны, которые буквально преследовали, утомляли, страшили, запутывали. Вклинивались в разум, нарушая его целостность.

– Умерла – подобно человеку? – бормочу я вслух, задавая вопрос стенам. – И куда она двинулась дальше? В другую жизнь или в ирий?

Константин потерял ее, зная, что ее душа до сих пор пребывает где-то здесь. Может, поэтому он и набросился на меня в навьем лесу, заточил в пещере у болота. Учуял человека и предположил, что я – и есть она. Он решил, что я Алена.

В голове постепенно начало проясняться.

Теперь понятно, почему тот, кого люди прозвали Кощеем, бросался на всех девушек и уводил в явь? Похищал их, но ему нужна лишь одна.

Он искал ее – среди множества других человеческих женщин.

А затем все прояснилось настолько, что я объявила:

– Конечно же, мой сон – вымысел. Вероятно, так и есть.

Хватит. Я могла видеть собственное прошлое, но не чужое. На этом мои диалоги с самой собой прекратились.

Отдышавшись, я встала с кровати и принялась озираться по сторонам. На пол за мной спрыгнул Кинельган и зацарапал когтями по паркету.

В спальне, кроме нас двоих, больше никого не было.

Минуя брошенное изумрудное платье, разложенное на стульях, я направилась в соседнюю комнату, распахнув двери и, к счастью, не столкнувшись с костомахами. Они по-прежнему не заходили на мою территорию.

Расправив на себе воздушное нижнее одеяние, в котором была, я обнаружила, что ткань почти не помялась, а затем шагнула к зеркалу, намереваясь посмотреть, не оставил ли ночной кошмар отпечатка на моем лице. Не то чтобы мне было важно узнать, как я выгляжу. Нет.

Мне нужно было подтверждение, что оно в принципе мое. Хотелось увидеть именно себя, а не чужую человеческую девушку с золотистыми длинными кудрями.

Я посмотрела на свое отражение и с облегчением выдохнула. Мои ореховые глаза, прямой нос и острый подбородок, шоколадного цвета волосы. И моя крошечная, еле заметная родинка на правой щеке.

Однако впервые у меня закрался вопрос, который я не спешила себе задавать долгое время.

А думала ли я, кем была на самом деле? Моя жизнь, которая у меня сейчас есть – что она в себе таила?

И что включала в себя моя душа? Сколько раз я попадала во тьму, перерождаясь?

Сколько раз мою душу нес на руках Велес или его слуги? А сколько раз я уже была в нави? Сколько вообще жила и кем была раньше?

А ведь все это совершенно точно происходило со мной. Итак, я себя не знала. Не была знакома со своей личностью.

Я будто стала человеком с амнезией. У меня отобрали память. Я заперта в собственном теле, вернее, уже не в собственном.

Я настоящая заперта в чьем-то теле и мне не вырваться – пока я не погибну. Снова… И кстати, в который раз?

От жутких мыслей закружилась голова, и мне пришлось опереться руками на комод.

Если Алена действительно была человеком, то прямо сейчас она находилась в ином теле, а Константин не понимал – в чьем. Какая ужасная пытка, не правда ли?

На его месте я бы свихнулась. Он еще неплохо выглядел, между прочим. И неужели он будет искать ее множество столетий, пока девушка не настигнет ирия? Или не попадет в ад. Например, будучи в ирии, вспомнив саму себя, захочет ли она отыскать Константина?

Она знала его лишь в одной крупице своего существования. Всего каких-то несколько лет в океане бессмертия. Ее душа – нечто гораздо большее. Это не она являлась мгновением в его бесконечной долгой жизни, а он – в ее жизни.

Пролетел рядом и упорхнул, как мотылек. Придаст ли она значение той связи, что у них была? Сможет ли ее бессмертная душа любить Константина или малой части той любви уже не будет достаточно?

А если она прежде любила кого-то другого в иных воплощениях?

Я пресекла умствования. Но мысли опять вырвались наружу. Я не сумела с ними совладать и запаниковала. Какая-то граница, которую никогда не должен переступать человек, была насильно разрушена моим перемещением в навь, и теперь меня атаковали рассуждения, которые могли открыть для меня либо истину бытия, либо напрочь свести с ума.

Почему я видела все это?

Почему Алена – в каждом моем сне?

Почему Константину показалось, что я и есть она?

Почему Константин проявлял ко мне внимание сейчас?

Кто же показывает мне сны? Константин? Зачем? Какой смысл ему проникать в мой разум, подобно Яну, и показывать это? Только если…

А что, если Алена – это я?..

Судорожно вдохнув плотный воздух, я оторвалась от комода и, покачнувшись, опустилась на пол, потеряв равновесие.

А если я помню их – Алену и Константина на берегу, как помню отрывки из детства, которые не может воспроизвести мое сознание?

То есть я помню Алену, но на каком-то ином уровне?

Что, если я – это она?

Стоп.

Такого не может быть.

Но откуда же мне известны вещи, о которых я не имею представления? Почему я узрела, что Константин – белый дракон? А лицо Александры, их младшей сестры?

Алена когда-то была с ней знакома. Почудилось ли мне, что лик Александры явился ко мне во снах?

Значит ли это, что и остальное – правда? А Ян с красными глазами? Он держал братьев и сестер в плену? Нет. Такое нереально, недопустимо.

Я придумала себе все подчистую.

Но что, если…

Внутренний диалог не заканчивался.

Константин… Он волновал меня не меньше, чем я его. Меня он будоражил даже сильнее. Я испытывала страх, смешанный с интересом, когда находилась рядом с ним.

И не могла найти логическое объяснение своему поведению.

Как бы мне спросить кого-либо об этом и не выглядеть сумасшедшей?

Хорошо, что рядом находился Кинли. Когда его горячий нос коснулся моей оголенной лодыжки, я встрепенулась и отвлеклась, но всего на секунду. Однако когда он ни с того ни с сего запрыгнул на мои ноги и начал карабкаться по мне вверх как по дереву, забираясь на плечи, а затем на голову – этого хватило, чтобы выдернуть мое сознание из моря безумия, в котором я тонула.

Кинли принялся дурачиться, ластиться, просил его пожалеть и настырно привлекал к себе внимание.

И я позволила ему себя занять.

Отцепив Кинли от своих волос и сняв с головы, погладив несколько минут, я заметила, что пол уже кажется устойчивым, спина выпрямилась, а повлажневшие от слез ресницы – высохли.

Поднявшись на ноги, держа Кинли на руках, я продолжила чесать его чешую под шейкой. А потом, отвернувшись от зеркала, вернулась к постели. Бросив мимолетный взгляд в окно, притормозила. Мои брови сошлись на переносице, ведь внутренний двор уже не выглядел так, как накануне, когда я отправилась спать.

На улице стояла глубокая ночь, длящаяся, по моим предположениям, более суток и не имеющая намерений отступать. Каменная кладка стен и булыжники с брусчаткой были подсвечены серебром луны и припорошены блестящим снегом.

А на этом снегу, окруженные стенами, томились иные существа. Не костомахи. Цмоки. Четыре чужих дракона.

Цвет их чешуи говорил о том, что я с ними не знакома. Окрас каждого имел уникальный оттенок: бордово-красный – у одного, серый – у другого (да и вдобавок у него оказались крылья медного отлива), золотой – у третьего и кремово-желтый – у четвертого.

Золотой дракон стоял у входа в крепость. Остальные лежали во дворе, растянув тела на брусчатке.

Насупившись, я проследила за ними минуту и убедилась, что они вроде бы не враждебны. В любом случае цмоки не пытались напасть на замок или даже сдвинуться со своих мест. Не причиняли вреда они и костомахам, снующим между тенями, отбрасываемыми постройками. Впрочем, и костомахи не трогали их.

Не желая погружаться в пучину ночных кошмаров и наспех приняв решение, что отдых можно считать законченным, я собралась вернуться к Яну и остальным, дабы узнать новости о том, кто еще пожаловал в наше убежище.

Обернувшись, я посмотрела на изумрудное платье и вновь нахмурилась. И оторвавшись от окна, прошествовала мимо наряда.

Если раньше я побаивалась угрозы Валентины, которая приказывала мне облачиться в самое пышное и помпезное платье, которое имелось в здешнем гардеробе, то теперь ситуация кардинально изменилась. Я намеревалась ее ослушаться. На сей раз я жаждала поступить именно так, как хочу.

Отразив ее попытки меня напугать, я, возможно, и впрямь стану смелее, пребывая в этом враждебном мире. Пусть даже выбор платья и является мелочью. Но мне необходим кураж.

Бросив вызов страху, который внушала меня сестра Яна, я верну себе часть внутренней силы, которая у меня есть. И вряд ли Валентина убьет меня на глазах у брата. И точно не отведет в темный угол, чтобы совершить преступление. Я нужна ей, чтобы победить ненавистных волков.

Может, убьет меня позже. Если успеет – прежде остальных монстров.

Приблизившись к шкафу, я распахнула дверцы, чтобы изучить содержимое. Абсолютно все наряды были, мягко говоря, экстраординарными. Не то чтобы они не нравились мне – платья действительно оказались великолепными, и я знала, что буду в любом из них очень красивой, хоть это меня сейчас ни капли не волновало – просто они были далеки от моего мира и моей прежней жизни. Желание ощутить опору, обращаясь к своему прошлому, привело меня сюда, и я не собиралась отступать.

На глаза попался черный замшевый корсет. Внимательно его рассмотрев, я окинула оценивающим взором свое длинное воздушное белое платье и умозаключила, что лучшего решения не найду. Теперь у меня будет комплект.

Затянув шнуровку, я разгладила юбку, поправила свободные рукава, задняя часть которых – весьма удлиненная – практически касалась пола, и дополнила образ кожаными сапогами на каблучке, которые в Средневековье, вероятно, использовали для верховой езды или охоты. Пробежавшись расческой по волосам, которые неестественно завивались из-за отсутствия фена и наличия вязкого воздуха, я взяла Кинли на руки и вышла в коридор.

* * *

Я не плутала: мне быстро удалось найти верный путь. Я уже начинала понемногу ориентироваться в замке. И когда я достигла зала с зеркалами и золотой лепниной на стенах и потолке, Барбару в помещении я не застала, что сочла хорошим знаком.

Однако и в каминном зале, где висели портреты, никого не обнаружилось. Не упуская случая, я приблизилась к картинам, хотя дала себе слово этого не делать. Нашла изображение Александры, сестры Яна, и долго вглядывалась в невзрачное личико, обрамленное блекло-серыми волосами, схожими своим оттенком с хмурыми тучами. Глаза девушки были подобны льдинкам, и я пыталась понять, ее ли видела в недавних грезах.

Но, к сожалению, не могла дать ответ. Ее образ в моей памяти уже смазался, на него наложились другие обрывочные видения, поразившие мой уставший разум.

Оставив в покое Александру, я направилась в столовую, но и там никого не оказалось. Зато меня настигли звуки музыки. Кто-то играл на рояле. И в мягкой переливающейся мелодии растворялись приглушенные голоса.

Под аккомпанемент рояля и шепота я переступила порог – двери были распахнуты – и очутилась в доселе неизвестном помещении. Цианового цвета зал.

Здесь собралась целая толпа.

Оступившись, я замерла. Зал полнился силуэтами, смахивающими очертаниями на людей, хотя это совершенно точно были не они. Повсюду витали клубы белого и голубоватого тумана, а еще сильно пахло благовониями. Меня окутывали ароматы трав, цветов и леса.

Люди, точнее, не совсем люди, были разодеты в пух и прах. Наряды некоторых походили фасоном на старинный камзол Яна или же платье Валентины, хотя я заметила и щеголявших в плащах и простых и, на мой взгляд, странных и диковинных черных одеяниях, словно сотканных из плотных теней.

И эти «не совсем люди» плавно двигались под перезвон клавиш, кружась в танце, классическом и торжественном, как на настоящем балу.

Я стояла столбом. Взоры близстоящих вперились в меня и задержались на моем лице на пару секунд, чуть дольше они почему-то разглядывали мой наряд. Меня прожгло удивление и атаковало беспокойство. Где я очутилась? В очередном сне-галлюцинации?

Неожиданно Кинли зарычал у меня на руках, а затем стал выкручиваться. Я отчаянно старалась удержать его, но он вырвался при помощи аргумента немой угрозы обжечь меня, дохнув горячим паром из ноздрей. Вспорхнув, умчался куда-то вперед, полетев под самым потолком.

Теряя ощущение реальности, ущипнув себя и ощутив боль, мне все равно не удалось убедить себя в достоверности происходящего, и тронувшись с места, я устремилась в ту сторону, куда с минуту назад отправился Кинельган, принявшись брести меж плавно покачивающихся пар, голубоватого тумана, смешанного с тенями, отделяющимися от сверхъестественных плащей. Спустя несколько долгих мгновений, среди призрачных силуэтов, я стала различать свет пламени, томящегося в камине за высокими мраморными колоннами – там, вдалеке, по моему предположению, зал и заканчивался, точнее, таким образом танцевальная часть отделялась от другой.

Минуя фигуры, загораживающие обзор, я шагала к раскаленному оранжевому свету и пыталась разглядеть бледную мебель, расположенную за колоннами – мягкие стулья и обшитые кремовой обивкой скамьи – и, конечно, тех, кто сидел на них.

Я была почти у цели, как проход мне внезапно перегородили, опять заслонив обзор.

– Ты и правда собралась ходить голой среди всех гостей и уже знакомых цмоков? – спросил низкий строгий голос.

Я подняла ошарашенные глаза на Яна и на несколько мгновений потеряла дар речи.

– Очень красивое платье, – послышался второй голос за моей спиной, шепчущий и потусторонний.

Голос черного духа.

Я содрогнулась, еще не привыкнув к его звучанию и уж тем более не ожидая услышать от Константина комплимент.

– Ты в нижнем белье, – процедил Ян сквозь зубы. Он сделал шаг ко мне навстречу и угрожающе навис надо мной. – Переоденься.

Я поморгала, желая возразить Яну от непонимания его претензии. Да, я предполагала, что он намекал на мое нижнее платье, которое наверняка являлось интимным и откровенным предметом гардероба несколько столетий назад.

Но какое это имело значение сейчас? Боковым зрением я уловила очертания Константина и услышала звон цепей, обматывающих его ребра, вернее, торс, ведь теперь он был в безобидном человеческом обличье.

– Ты говоришь мне такое в двадцать первом веке, когда девушки свободно ходят в открытых купальниках? – удивилась я, обращаясь к Яну.

Его глаза сердито пронзали меня синим светом, и если бы вселенная хотела смилостивиться надо мной, то она не подослала бы к нам Валентину. Но копна рыжих волос драконихи, уложенная в новую замысловатую высокую прическу, свидетельствовала о том, что Валентина направлялась именно к нам.

Она внимательно осмотрела меня с головы до пят, плотно сжимая губы и ревностно оценивая, что я сделала с ее одеждой и на что променяла чудесное изумрудное платье, благородно пожертвованное мне насильно.

Громко выдохнув, она с флером задумчивости наклонила голову набок и хмыкнула, бросив:

– Очень… необычно, девочка.

Мне показалось… или я действительно услышала в ее голосе одобрение?

Деловито сложив руки на груди, она спросила:

– Мода порубежного мира? Возможно, я слишком давно не была там. – И требовательно добавила: – Ты должна рассказать мне, что еще вы сейчас носите.

Ее мгновенно перебил Ян:

– В данный момент Ава расхаживает в нижнем белье.

Я не могла поверить – он, что всерьез? Но выглядел Ян негодующим.

В замешательстве хлопая ресницами, я повторила:

– Ты видел меня в купальнике. Очень много раз.

Он процедил:

– Это другое.

Пока звуки рояля разливались в полутьме освещенного свечами зала, а в вальсе кружились гости, кем бы они ни были, но явно наслаждаясь балом, мы стояли полукругом за мраморными белыми колоннами, уходящими в потолок. Ян, подцепив лихорадку драконьей спесивости, донимал меня, а остальные наблюдали.

– Другое? – Я фыркнула. – Ты невыносим, Ян.

Уголки его рта поползли вверх, но внезапная улыбка не коснулась холодных драконьих глаз.

Однако его улыбка была напряженной, и я понимала: если дело обстоит таким образом, значит, Ян изо всех сил старается на меня не злиться.

Не выдержав его взгляда, я опустила свой в пол.

– Потрудись выбирать выражения, Алевтина, – с расстановкой произнес он.

Алевтина? Я резко подняла голову.

Алевтина?! Он действительно так сказал?

Назвал меня полным именем? Прозвучало так, будто он отчитывал меня.

– Хорошо, дракон! – ответила я с такой же расстановкой, без капли сожаления и с долей удовольствия. – Если это поднимет тебе настроение, дракон.

Он вспыхнул. Ян ненавидел, когда я называла его не по имени. Не представляю – почему, но предполагаю, что подобное обращение всегда казалось ему недостаточно уважительным, даже оскорбляющим цмоковскую гордость.

Тем временем Валентина продолжала наблюдать за нами с любопытством. На ее устах блуждала легкая задорная ухмылка. Внимание Константина тоже было приковано к нам, однако он хмурил брови и щурился.

Но мне уже было наплевать.

– То есть Велесу можно ходить голым, а мне нет? – добавила я.

То, что в руках Яна был наполненный хрустальный бокал, я заметила уже посреди перепалки, когда дракон со звоном опустил емкость на высокую мраморную тумбу.

Ян смерил меня сумрачным взглядом, словно хотел испепелить, но я не поддалась. Не отвела глаз, не уступила.

Валентина расхохоталась.

На ее смех наслоился голос, звучный и раскатистый:

– Таким способом я обольщаю женщин, девочка. И работает ведь, да?

Повернувшись, я обнаружила Велеса, восседающего у камина на нескольких поставленных рядом стульях – как раз рядом с Гаем. На плече у изгнанного бога, переминаясь с одной лапки на другую, пытался примоститься Кинли. Вот куда он упорхнул с моих рук. Хоть бы предупредил, что ли…

– А мне нравится человеческая девчонка! – посмеивалась Валентина. – Ян, можно я буду с ней дружить? Никогда не видела прежде, чтобы тебя кто-нибудь столь умело донимал, кроме, конечно же, меня.

Ян плотно сжал челюсти, на его лице ходуном заходили желваки. На меня он уже не смотрел, буравил взглядом на сестру, но пылающие глаза дракона потухли.

– Ава не игрушка, – ровным тоном объявил Ян. – Спрашивай у нее, Тина.

«Тина», – мысленно повторила я.

Как мягко и красиво он ее назвал.

Так называл меня отец, когда остальные сокращали мое имя по-другому. У нас с Валентиной – почти одинаковые имена.

– Не моя игрушка, – лукаво прощебетала она, – но твоя?

– И не моя… – откликнулся Ян, добавив: – …не игрушка. – Он молниеносно сменил тему и даже решил сгладить острые углы. – Я очень рад, Ава, что ты чувствуешь себя настолько отдохнувшей и освоившейся, что можешь снова мне дерзить, – молвил он.

Возможно, он не язвил, и моя попытка ему противостоять и правда являлась хорошим знаком. Но на этом мои испытания не закончились.

Семья драконов не предоставила мне ни единого шанса осмотреться по сторонам. И мешала прояснить, кто все эти собравшиеся, не давая передышки. Сперва на меня обрушился Ян со своим цмоковским негодованием, а теперь ко мне неожиданно подступил не особо разговорчивый Константин.

На какое-то время я успела подзабыть, что он находится здесь – намеренно или нет, но он умел оставаться незамеченным.

И похоже, поразилась не только я, но и Ян, потому что удивленно поднял брови, когда Константин, склоняясь над моим ухом, обжигая кожу щеки дыханием дремлющего в нем дракона, прошептал: