Ангелы не всегда успевают

Муж резко оттолкнул тарелку.

– В «Газпроме»? – ядовито спросил он. – А почему не в «Де Бирсе»? Дом в Испании! Ты хоть представляешь себе, сколько он стоит? Диплом экономиста у нее. Да твой уровень – бухгалтерия местного ЖЭКа, и то, если очень повезет! И ради этих копеек ты собираешься отправить Дарью в рассадник болезней? Мать называется. Твое дело – растить дочь здоровой и смотреть за мужем как следует, вот твоя задача. А не хвостом крутить в финансовой компании. Чтобы я больше этого не слышал!

Он широкими шагами вышел в прихожую. Наташа слышала, как муж, ругаясь вполголоса, одевается, потом хлопнула дверь, и наступила тишина.

Тогда Наташа заплакала.

– Почему? Ну почему так все изменилось? – думала она. – Ведь он был такой замечательный, такой внимательный, заботливый. Мы так любили друг друга.

Она вспомнила первую встречу. Большая компания веселых студентов, последний курс финансового, кто-то привел товарища, взрослого, умного, эрудированного, обаятельного.

Все девчонки в компании прямо прилипли к нему, наперебой стараясь привлечь его внимание, а он подошел к ней, Наташе, и сказал, улыбаясь:

– Потанцуем?

И они танцевали весь вечер. А потом он пошел ее провожать, и они целовались в подъезде.

Ей казалось, что она встретила свою половинку, так идеально они совпадали: он любил все то, что любила она, он восторгался теми же фильмами и книгами, что она, он разделял ее взгляды на искусство и литературу, он предугадывал ее желания, баловал то билетами на концерт, то внезапной поездкой в интересное место.

Однажды он пришел к ней и сказал:

– Как твой заграничный паспорт, продлен?

У нее задрожало внутри, она с трудом сказала:

– Продлен. А что?

– Собирай вещи, – сказал он, – наш рейс через два дня. Летим на Канары. Купальник не забудь.

Наташа собирала вещи, все еще не веря, что так бывает. Даже когда он заехал за ней и они сели в такси, она все еще не могла поверить, что это правда. Только в самолете, пошедшем на взлет, она расплакалась от счастья.

Там, на Тенерифе, Наташа часто ловила взгляды других женщин, когда он шел к бассейну, широкоплечий, высокий, загорелый, поджарый, как породистый жеребец.

Он шел, не замечая этих взглядов. Останавливался на краю, помедлив секунду – у Наташи замирало дыхание, так она любила его, – соскальзывал в воду.

Плавал, возвращался к ней, весь в сверкающих капельках, со счастливой улыбкой падал на лежак. Она вытирала полотенцем его спину и ловила теперь уже на себе взгляды откровенной зависти.

Там, после фантастически прекрасной, невероятной недели, он сделал ей предложение прямо в баре отеля, под романтическую музыку, встав на колено и протянув ей бархатную коробочку с кольцом.

А официанты принесли огромный букет цветов.

И все гости аплодировали, поздравляли их и желали счастья и детей.

Оттуда они привезли Дашу.

Что же изменилось?

У Наташи были слегка оттопыренные уши.

Он называл ее «моя Чебурашка».

Он говорил: «Я – твой Крокодил Гена, а ты моя Чебурашка!»

Он говорил: «Японцы считают оттопыренные уши признаком чувственности. Японцы мудры».

Почему же теперь он называет ее «чебурахнутая» и смеется над ее ушами?

Что случилось?

****

Лера расстраивалась, видя и слыша все это.

Последнее время она постоянно прислушивалась к своим подопечным. Для этого ей достаточно было мысленно потянуться к ним, и она слышала не только слова, но и мысли.

– Гриша, – наконец спросила она, – что происходит? Я не понимаю, но вижу, что там точно что-то не так. Скажи мне, что можно сделать?

– А что ты можешь сделать? – сказал Григорий. – Пока не наступает чрезвычайная ситуация, ты ничего не можешь.

– Но там явно что-то не так! – упиралась Лера. – Я же вижу, что Наташу медленно уничтожает собственный муж. День за днем, минута за минутой.

Григорий внимательно посмотрел ей в лицо.

– Ты не можешь вмешиваться в их жизнь, если нет потенциальной угрозы их жизни. Или же пока не возникнет ситуация, когда ты должна вмешаться. До тех пор ты должна просто наблюдать.

– Просто наблюдать? – переспросила Лера.

Григорий вздохнул.

– Ты можешь действовать опосредованно. Подруги, родня, все такое. Будь осторожна, помни, никаких личных контактов. Хорошо?

– Хорошо! – ответила Лера.

*****

Наташа, подумав и пометавшись, позвонила сестре:

– Привет, ты как?

– Привет, как всегда, – ответила сестра, – мой в комп рубится, как малолетка, а малолетки мне весь мозг вынесли уже. А ты как?

– У меня что-то с Геной не ладится, – пожаловалась Наташа.

Сестра удивилась:

– Пить, что ли, начал?

– Нет, просто мне кажется, что он меня не понимает…

– Загулял, что ли? Да нет! – сказала сестра убежденно. – Твой Генка – и загулял? Не поверю.

Наташа вздохнула:

– Не пьет, не гуляет, зарабатывает, Дашу любит. Вроде все хорошо, а мне плохо, понимаешь?

– Не понимаю, – ответила сестра. – Ты, Натка, похоже, с жиру бесишься. Мужик у тебя красавец, не пьет, не курит, не гуляет, деньги в дом, характер золотой. Чего тебе еще надо? Мой-то все никак на нормальную работу не устроится, перебиваемся на копейки, сил моих нету. Да игры эти его дебильные, да пиво в гаражах. Твой тебя вон на Канары возил, а мой меня только к свекрам на дачу полоть да поливать, глаза бы мои не глядели! Да если б можно было, я бы своего придурка на твоего Гену с закрытыми глазами поменяла. А ты дурью маешься. Не гневи бога, Ната. Привалило счастье, так береги, а то охотники найдутся. Вон их сколько сопливок бегает – только и смотрят, где мужик неприбранный. Глазом моргнуть не успеешь, уведут. Кому ты тогда нужна будешь, разведенка с прицепом?

Наташа отключила телефон и подумала: «Может, и правда, я все себе напридумывала? Права Катя, Гена у меня красавец, и зарабатывает, и Дашу любит. Не хочет, чтобы я работала, значит, обо мне заботится и о ребенке, не хочет, чтобы она в саду болела. Может, я сама виновата? Все говорят, что над отношениями работать надо. Может, я старалась плохо?»

Вечером Гена вернулся с цветами и коробкой шоколада.

– Прости, маленькая, – сказал он, улыбаясь ласково и открыто. Совсем, как раньше. – Моя Чебурашка простит своего глупого, ужасного Крокодила Гену?

Он протянул к ней руки, Наташа всхлипнула, кинулась, прижалась, чувствуя, как теплая волна облегчения и радости смывает накопившиеся страхи и тревоги.

«Конечно, я все придумала! Какая же я дура! Хорошо, что Кате позвонила, она мне мозги на место поставила».

Потом они ужинали, пили чай, Гена смотрел на нее, как тогда, на Тенерифе.

– Если хочешь выйти на работу, – говорил он, – выходи. Только давай подождем немного. Пусть Дашуня в первый класс пойдет, самостоятельнее станет. А летом давайте все вместе поедем куда-нибудь? В Черногорию! Ты же не была в Черногории?

Глаза у Наташи сияли, она уже видела лето и Черногорию, и как замечательно все будет теперь. Это просто кризис, она читала в журнале, после пяти лет брака обязательно наступает кризис. Если постараться и преодолеть, то все журналы обещали, что вернется прежний огонь и счастье и семья станет еще крепче, чем была.

– Давай Дашуню пораньше уложим? – подмигнул ей Гена. – И сами пораньше ляжем.

Наташа радостно кивнула.

Она прижалась к груди мужа, вдыхая такой родной и любимый запах, и не видела, какая довольная и сытая улыбка расплылась на его лице.

Эпизод 4

* * *

– По-моему, у них все в порядке, – Григорий, присоединившийся к Лере, чтобы посмотреть, в чем проблема с Лериными подопечными, пожал плечами. – Любовь-морковь.

Лера задумчиво сказала:

– Морковь. Этой моркови с его стороны хватит в лучшем случае на два-три дня. Потом опять начнется.

– Хорошо, понаблюдаем, – Гриша взял ее за руку. – Давай по чаю с пирожками, а?

Они сидели в своем любимом кафе под зелено-полосатой маркизой.

На улице ангелов всегда стояло раннее лето с яркими цветами, нежной листвой, вездесущими птицами. Мимо проходили знакомые и незнакомые, здоровались.

День катился к ночи.

Лера ела пирожок с капустой, прихлебывала чай из тонкой фарфоровой чашки, – точно такие же чашки были в бабушкином сервизе. Его доставали в торжественных случаях, когда на чаепитие приходили гости. И пирожки бабушка пекла просто божественные, даже получше этих.

Лера нацелилась на пирожок с грибами. Как хорошо, рассеянно подумала она, в ангельской ипостаси никаких проблем с лишним весом, диетами и даже пищеварением. Все, что они съедали, бесследно растворялось во вселенной. Или еще где-то.

– Гриша, – откусив кусочек и рассматривая начинку, спросила она, – помнишь, ты говорил про ангелов тьмы, что в темную армию приходят волонтеры?

– Конечно, помню, – облизывая ложечку с вишневым вареньем, ответил Гриша.

– А как-то можно определить, что этот человек, ну этот волонтер, что он стоит на темной стороне?

Гриша отложил ложечку на блюдце.

– Можно. И тебе пора научиться распознавать знаки тьмы. Завтра и начнем.

И они отправились отдыхать.

* * *

– Когда человек рождается, его душа пуста, как пустой лист, – начал Григорий, – но постепенно лист начинает заполняться. Каждое событие в жизни человека оставляет свою отметку, большую или не очень, но каждое. Разбитая коленка, плохо – заметка. Новая игрушка, хорошо – заметка. Кто-то обидел, кто-то порадовал. Человек растет, его душа наполняется и постепенно начинается обратная связь. Человек совершает поступки, хорошие и не очень. Остаются отметки об этом. Кого он порадовал, кого он обидел, – так формируется душа. Если вкратце, то всегда души делятся на тех, у кого больше добрых заметок, и на тех, у кого больше плохих. За каждую новорожденную душу идет невидимая борьба: мы стараемся привести душу к свету, они – к тьме. И тогда все зависит от души. К чему она стремится больше, туда она и пойдет. – Он встал и прошелся перед Лерой. – Но это обычные души. А бывают те, которые рождаются с дефектом – у них нет чувств. С виду они такие же, как и остальные люди, но внутри – пустота. Как черная бездонная дыра. Они – темные кадеты, отмеченные знаком тьмы. Их не так уж много, и наши противники тщательно выискивают пустые души, пополняют ими свою армию.

Лера слушала с жадным интересом.

– И каждая пустая душа может стать ангелом тьмы?

– Потенциально – да. К счастью, этот процесс не так уж прост. Сначала вербовщик должен уговорить пустую душу добровольно покинуть смертный мир и уйти с ним. Только добровольно, по собственному желанию.

Лера задумалась:

– То есть они должны сознательно отказаться от земного существования? Как я?

– Да, как ты, – подтвердил Григорий.

Леру раздирало любопытство:

– А если они умрут до этого? После смерти они не становятся ангелами тьмы?

– После смерти они теряют ценность. Они отправляются в ад и не годятся в кадеты.

– И они в этом аду в самом деле мучаются и все такое? – спросила Лера.

Григорий засмеялся:

– Нет, зачем же, темные силы смотрят за своими грешными душами точно так же, как наши привратники смотрят за чистыми. У каждого своя паства.

– То есть у них там примерно все так же, как здесь у нас? – допытывалась Лера. Ей теперь было интересно узнать устройство ада.

Гриша замахал руками:

– Не все сразу! Сначала ты должна научиться чувствовать кадетов. Я покажу тебе, пойдем.

Они полетели над улицей вечернего города.

Григорий вел ее в сторону от больших магистралей, к парку.

Опустившись на пустой аллее, освещенной фонарями, стали ждать.

Было тихо, пахло свежей водой от близкого озера. Звенели комары, квакали лягушки, ошалевшие от любовных сражений и обилия еды.

Тихий ветер шелестел в кронах деревьев. Лето вступало в права.

Мимо время от времени проходили хозяева собак с питомцами на поводках.

– Вот он, – сказал Григорий. – Смотри.

На аллее показался сутулый человек в капюшоне. Он нес в руках пакет.

Время от времени человек доставал из пакета что-то и разбрасывал это по аллее.

Григорий сказал:

– Смотри на него. Замечаешь что-нибудь необычное?

Лера внимательно всматривалась. Сначала ничего необычного она не увидела, но потом ей показалось, что вокруг головы в капюшоне темнота сгущается как-то особенно сильно, из нее плывут тонкие, едва заметные нити не то дыма, не то еще чего-то непонятного.

– Дым или паутина… не пойму, – сказала она. Григорий довольно кивнул.

– Хорошо. Теперь осторожно прикоснись к нему, только очень осторожно, одно касание…

Лера потянулась к сознанию сутулого человека.

Ее ударило жаром. Сознание сутулого пылало, как лава.

Лера увидела черную корку с багровыми трещинами, лава ползла по склону вулкана, выбрасывая огонь.

Гриша дернул ее за руку, и Лера опомнилась.

– Я же сказал – осторожно! Теперь понимаешь, почему они для нас опасны?

Лера покивала, с трудом переводя дыхание.

– А что он делает?

Григорий страдальчески сморщился:

– Он охотится. Разбрасывает отравленную приманку для бродячих животных.

Лера ахнула.

– Но ведь тут гуляют домашние тоже! И бродячих жалко. Почему мы не можем это остановить?

Гриша взял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза:

– Ты только не вздумай свой личный крестовый поход открывать! Он отмечен, понимаешь? Он уже на контакте у вербовщиков, если мы сейчас вмешаемся, мы рискуем вызвать большой конфликт, прямое столкновение. Все, пора.

Они взлетели над парком, Лера все смотрела на стремительно удаляющуюся сутулую фигуру в капюшоне.

– Нет, – упрямо думала она, – все равно должен быть выход. Я что-нибудь придумаю.

* * *

В почтовый ящик бросили рекламу – распродажа перед летним сезоном, акции, скидки.

На следующий день Наташа, предвкушая Черногорию и отпуск, взяла дочь и поехала в торговый центр.

Они перемерили кучу платьев.

Глаза разбегались от красоты, хотелось и того, и того, шелковые итальянские блузы-распашонки с размытыми цветочными узорами, пышные сарафаны из хлопковой вуали, струящиеся юбки, короткие шортики, чудесные плетеные сандалии, легчайшие удобные кроссовки, пляжные шлепанцы.

Как чудесно будет надеть это все в отпуске, под ярким солнцем юга, на песчаном пляже, лениво лежать, наслаждаясь морским пахучим воздухом, пока не станет жарко, и тут самое время побежать и окунуться в теплое море.

А Даша! – она еще не видела моря.

После ее рождения им все не удавалось поехать отдыхать. То Даша была еще маленькая, то денег не хватало, то Гене отпуск не давали летом.

Даша будет играть в песке, лепить куличики и строить песочные замки, а Гена и она сама станут помогать ей.

Они будут плескаться на мелководье, пока их папа – замечательный пловец – будет нырять и кувыркаться, как дельфин, на глубине. А потом они все вместе пойдут в прибрежный ресторанчик и станут наслаждаться вкусной местной едой, а затем вернутся в отель и уложат счастливую утомленную Дашку спать…

Наконец Наташа выбрала два платья для себя и два для Даши, чудесные, легкие, льняные, в ярких цветах, и Дашины платьица замечательно совпадали по стилю и рисунку с ее собственными.

Цена оказалась довольно высокой, но Наташа, не колеблясь, заплатила за покупку из денег, предназначенных на хозяйство, считая, что Гена добавит. Ведь они собираются в отпуск!

– Посмотри, что мы купили! – радостно сообщила Наташа мужу, когда он вернулся с работы. – Правда, прелесть? И Дашины платьишки в точности копия моих!

– Сколько это стоило? – кисло поинтересовался Гена.

Наташа немедленно ощутила страх и тревогу.

– Совсем не так уж много, – пробормотала она. – Я потратила на платья из хозяйственных денег. Ты же сам сказал, что мы поедем в отпуск.

В следующую минуту на ее голову обрушился ураган.

Гена обвинил ее в транжирстве, разбазаривании денег. В намерении пустить по миру семью.

– Если ты тратишь столько денег на платья, о каком отпуске ты говоришь? – спрашивал он шипящим голосом, а глаза у него были как две ледышки. – Ты думаешь, я деньги на улице нахожу? Завтра же отнесешь и сдашь.

Наташа пыталась возражать:

– Но их не примут, это же акция… их нельзя вернуть. Геночка, мы же не разоримся от этих платьев, ты сам сказал, что хорошо зарабатываешь. Ты только посмотри, как Даше идут эти платьица!

– Дура! – шипел Геночка. – Идиотка блаженная! Ребенком спекулируешь? Посмотри, как Даше идут эти платьица! – передразнил он ее, нарочно сюсюкая.

Наташа хватала ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова. Это было как будто он ударил ее по лицу.

Гена доел последний кусок с тарелки, вышел и грохнул дверью – Наташа только голову руками обхватила.

– Господи, – думала она, – за что мне все это? Я же была в первой десятке, красный диплом, мне аспирантуру предлагали. Я отказалась ради него и Даши. Я столько лет потратила на семью – и что теперь? Кто я? Я – никто. Я даже не могу купить себе платье, себе и своему ребенку. У меня нет своих денег. Все, что у меня есть – милостыня, которую мне дает муж. И которую он в любой момент может у меня отобрать. Как? Как я дошла до такой жизни, господи боже ты мой?

Она вспомнила себя первокурсницей.

Гордая, довольная, только что нашедшая свою фамилию в списках принятых.

Дальше студенческая жизнь, лекции, семинары, коллоквиумы. И в то же время музеи, театры, дискотеки.

Когда она последний раз была в музее? Уже не говоря про театр.

Она отдала все это ради семьи, любви, ради единственного в ее жизни мужчины… и единственный в жизни мужчина принял это как должное.

Единственный в жизни мужчина дулся четыре дня, пока Наташа не пошла мириться первая. Она уже не могла выносить этот холод, ей казалось, что она просто умрет без его тепла, без его нежности, без всего.

И она попросила прощения, хотя не понимала, почему она это делает.

Но Гена принял это благосклонно. Прощение ей было даровано. Он даже пополнил счет «на хозяйство» в размере стоимости платьев. И даже расщедрился на комплимент: «Неплохие платья, ладно уж».

Наступило перемирие.

Лера задумалась.

Эпизод 5

* * *

– Гриша, – спросила Лера однажды утром, – а что случилось с моим наследством?

Они пили кофе на кухне. Пылала плита, было уютно.

Лера любила по утрам сидеть, завернувшись в теплый, мягкий халат, подобрав под себя ноги. За окном кухни она по настроению делала то солнечную зиму с легкими морозами и мягкими сугробами, то раннюю весну с капелью.

С огнем в плите, с ароматным кофе и вкусным завтраком это настроение совпадало как нельзя лучше.

Гриша, отхлебывая из большой тонкостенной чашки с нарисованным ежиком, взъерошенный спросонья, – как она любила эту его взъерошенность поутру, – ответил:

– Да вроде пока ничего. В миру ты числишься без вести пропавшей. А это все берет время. Но лучше тебе поговорить с нашими финансистами.

Для Леры стало открытием, что у ангелов есть финансисты.

– Конечно, есть, – принюхиваясь к своей чашке с кофе, пробормотал Гриша, – некоторые из нас при жизни были состоятельными людьми. Да и несостоятельные тоже чем-то да владеют. Все это хозяйство требует присмотра. Хочешь поговорить с Павлом Николаевичем?

Ангел-финансист Павел Николаевич оказался типичным бухгалтером, в старомодных очках, потертом костюме и даже нарукавниках. Он сидел за столом в просторном кабинете, все стены кабинета были заставлены шкафами, завешаны полками, заполнены системами ящиков. Лера притихла, впечатленная.

– Чем могу служить? – поинтересовался Павел Николаевич у Леры.

Лера стала сбивчиво излагать про свое наследство.

Павел Николаевич слушал внимательно.

Выслушал, задал Лере несколько вопросов.

На его столе возникла большая файловая коробка, полная бумаг.

Павел Николаевич открыл папку, просмотрел бумаги.

Поднял глаза на Леру:

– Две квартиры, две дачи, страховки на жизнь…Что ты хочешь с этим сделать?

– Я хочу… – начала Лера и запнулась.

А чего она хочет действительно? Она хочет помочь в первую очередь Наташе, если Наташа решится уйти от мужа (Лера на это надеялась). Что для этого надо? Подарить ей свою квартиру? Все продать и дать Наташе денег?

Павел Николаевич слегка улыбнулся.

– А что ты думаешь насчет фонда? Благотворительного фонда для тех, кому нужна помощь. Для таких, как твоя Наташа с дочкой.

– А кто будет управлять этим фондом?

– У нас есть надежные финансовые компании, под нашим контролем, – успокоил ее Павел Николаевич, – а номинальным главой для контактов со смертными можно поставить какого-нибудь человека. Есть у тебя на примете такой, кому можно доверять?

– Дядя Женя, может быть? – задумчиво сказала Лера. – Он папин лучший друг. Был лучший друг.

– Дай-ка мне его данные, – сказал Павел Николаевич, – проверим дядю Женю на вшивость.

Лера продиктовала, ангел-финансист записал.

– Теперь так, – сказал он. – Слушай внимательно и запоминай, что надо делать…

* * *

Лера и Гриша возникли во плоти в ее квартире на двадцатом этаже, откуда Гриша унес ее в новое существование целую жизнь назад.

Если бы сторонний наблюдатель был в квартире, он бы увидел, как посреди комнаты внезапно появились две фигуры и отразились в большом стенном зеркале.

Лера оглядывалась со странным чувством. Как будто прошлое вернулось, прикоснулось к ней пыльной, старой тюлевой шторой. Лера почувствовала запах пыли, запах горя, пережитого и позабытого отчаяния.

Илюшкины рисунки. Урны с прахом родных. Лера невольно поежилась. После того как она видела их живых, радостных, проживающих свой счастливый день снова и снова, урны казались досадным напоминанием о смертной реальности.

– Я хочу их похоронить, – сказала она Грише, указав на урны, – не хочу, чтобы они стояли тут.

– Обязательно, – согласился Григорий, – все в свое время. Где твой паспорт, ты помнишь?

Лера кивнула. Конечно, она помнила. Когда-то отец сделал маленький тайник в шкафу, поименовав его «наш сейф», – он любил давать смешные названия всему и всем, – в «сейфе» хранились документы и мамины украшения.

После аварии Лера оттуда забрала документы родителей и брата, ее паспорт так и остался лежать рядом с несколькими кольцами, сережками, цепочкой.

Она открыла шкаф, нащупала потайную защелку и вытянула ящичек. Взяла паспорт, задвинула ящичек назад.

Положив паспорт в карман, Лера подошла к двери и подергала ее. Заперто.

Она растерянно оглянулась на Григория:

– А где ключи? Я же оставила их на столе. А теперь их нет.

– Полиция забрала, – предположил Гриша. – Да, проблема. Выйти можем в бесплотии, но паспорт с нами не выйдет, а во плоти сидим запертые.

– Может, сбросим из окна и подберем? – предложила Лера.

– Может улететь далеко, не найдем, – возразил Григорий, высовываясь из окна. – Все-таки двадцатый этаж.

Он повернул голову и посмотрел вверх.

– Найдется какая-нибудь веревка?

– Найдется.

Лера отправилась отыскивать веревку на антресолях, Гриша открыл окно пошире.

– Я выхожу в бесплотии, забираюсь на крышу, ты бросаешь мне веревку, потом привязываешь пакет с паспортом и выходишь в бесплотии на площадку, – наставлял он Леру, – а дальше все по плану.

Так и сделали. Гриша, перегнувшись через парапет, поймал веревочный свиток, перебирая руками, подтянул пакет.

– Порядок, – перевесившись вниз, показал он большой палец. – Выходи, жду тебя на площадке.

Лера вышла на площадку, поднялась к железной лестнице, ведущей на крышу, и нашла загораживающую выход решетку с цепью и замком.

Гриша появился по ту сторону решетки, протолкнул паспорт сквозь прутья, исчез и снова появился уже по эту сторону.

– Утомительно быть смертной плотью, – сказал он, усмехаясь, – и неудобно. Пора. Звони соседке в дверь.

* * *

Дима собрался идти на прогулку с Графом, когда зазвонил телефон.

– Слушаю, – сказал он, надевая на Графа ошейник.

– Митюсик, Митюсенька, – защебетала жена, – мне нужна твоя помощь.

Дима скривился, как от больного зуба. Сейчас опять загрузит его своими заботами и проблемами.

Жена у него была бывшая по факту, но все еще настоящая по бумагам. Она от него ушла года два назад, посчитав, что он мало уделяет ей времени, слишком много работает, мало зарабатывает, плохо ее развлекает, не одевает, тратит деньги на собаку, а не на пластику для нее, не возит по курортам, не покупает новые телефоны немедленно после того, как они появляются в продаже.