Духи Рождества на Трэдд-стрит

Другие женщины начали собирать вещи и прощаться, благодаря Ребекку, как будто она только что нашла лекарство от рака. Я же осталась на месте, разрываясь между желанием придушить кузину или же инсценировать смерть и переехать в другую страну. Ибо я знала: когда Ребекка бывала щедрой и доброй, на то имелись скрытые мотивы.

– С вами все в порядке? – тихо спросила Вероника.

Я одарила ее благодарным взглядом.

– Да. Я буду в порядке. Как только найду способ заставить мою кузину исчезнуть.

Вероника криво усмехнулась.

– Да, наверное, я могла бы вам с этим помочь. Что нам делать со всем этим розовым? – Она взяла свою тарелку и, на моих глазах скомкав остаток торта в салфетку, продолжила: – У меня дурные предчувствия по поводу ее талантов в области декорирования. Может, мне вызваться ей помочь?

Я энергично кивнула.

– Буду вам признательна. Надеюсь, я смогу удержать ее, пока вы развесите в доме обычные рождественские украшения, непохожие на сахарную вату.

Вероника фыркнула, но, увидев, что к нам идет Ребекка, моментально притихла.

– Вы извините нас на минутку, Вероника? Мне нужно поговорить с кузиной.

Вероника улыбнулась и, ободряюще похлопав меня по плечу, вышла. Ребекка скользнула на диван, на то место, где только что сидела Вероника.

– Извини, Мелани. Честное слово. Но у вас есть этот большой красивый дом, который так и просится, чтобы его все увидели. Он – историческое наследие, можешь спросить у Софи. Люди будут покупать билеты, чтобы заглянуть внутрь.

Я отодвинулась.

– Все еще пытаешься протащить ко мне в дом киношников, да? Как я понимаю, ответ «нет» тебя не устраивает?

Ребекка выглядела подавленной и явно не была готова к тому, что я заподозрю худшее. Но она никогда не давала мне поводов этого не делать.

– Извини, Мелани. Честное слово. Но Марк поддерживает мою идею снимать фильм у вас дома. Он просто одержим ею! Я подумала, может, нам стоит попросить кого-нибудь из киношников пофотографировать в доме, чтобы они могли потом воссоздать его в студии? И тогда мы все будем счастливы.

– Неужели, Ребекка? Думаешь, это осчастливит Марка?

Ее плечи поникли.

– Я должна была попытаться. Ты ведь знаешь, какой он.

Я нахмурилась.

– Я тут встретила твоего деверя. Энтони. Он рассказал мне кое-что интересное.

Ребекка настороженно посмотрела на меня.

– Да?

– Он сказал, что Марк хочет наш дом. – Сопротивляясь отчаянному желанию ткнуть указательным пальцем ей в грудь, я подалась вперед. – Пожалуйста, доведи недвусмысленно до его сведения, что я лучше сожгу свой дом дотла, чем увижу, как он завладеет им.

Пуччи заскулила, и Ребекка прижала к груди собачью голову.

– Я уверена, ты это несерьезно. Надеюсь, ты помнишь, что Марк – мой муж.

– О, разве такое забудешь!

Я подумала, что она вскочит и, недовольно фыркнув, уйдет, но она осталась на месте. Выражение ее лица было мне хорошо знакомо. Сигнал о том, что она хочет сообщить мне что-то неприятное.

– Мне приснился сон, – сообщила она.

Меня так и тянуло встать и тут же уйти. Всю мою жизнь моим способом решения проблем было их игнорирование. Но с тех пор, как я вышла замуж за Джека, я попыталась измениться. Стать более зрелой, смело смотреть в лицо неприятностям, а не делать вид, будто их не существует. И хотя в половине случаев я все равно терпела неудачу, по словам Джека, пока я стараюсь, еще не все потеряно. Я сделала глубокий вдох.

– И?

– Он был о Джеке. Ему грозила опасность.

Я тотчас насторожилась.

– Опасность чего?

– Я не уверена. Там был еще один мужчина, которого я не узнала. И он… – Она умолкла.

– И что он?

– Он хоронил Джека заживо.

Глава 3

Я наполовину выдвинула нижний ящик стола. При мысли о том, что остатки пончика из пекарни, мягкого и сладкого, все еще лежат в пакете, у меня заранее потекли слюнки. Я в течение полутора дней сопротивлялась этому искушению, и я точно знала, что должна съесть их сейчас, – ведь не могут же они оставаться свежими вечно! Но при звонке телефона моя рука дернулась и больно ударилась о твердую древесину стола. Я нажала кнопку переговорного устройства.

– Да, Джолли, что такое?

Голос администратора прозвучал приглушенно.

– Вас тут хочет видеть один человек, но он не записывался заранее. Я сказала ему, что у вас через полчаса показ дома и что он должен заранее записаться на прием, когда у вас будет больше времени, но он был очень настойчив.

Ее неодобрительный тон отвлек мое внимание от сладко пахнущего пакета и вернул мое внимание к переговорному устройству.

– Он сказал, что ему нужно?

– Лишь то, что вы старые друзья и он все объяснит, когда увидит вас.

Я села прямее.

– Как его зовут?

– Марк Лонго. Отослать его обратно?

Я со стуком задвинула ящик стола. Марк? Только его мне здесь не хватало! Может, пока есть время, открыть в офисе окно и сбежать на парковку? Именно так и поступила бы прежняя Мелани. Мелани, которая раньше пряталась от своих проблем и любой ценой избегала конфронтации. Теперь же я была новой, взрослой Мелани, которая больше не позволяла себе подобных вещей. Как правило, не позволяла.

Я взяла мобильный телефон, собираясь позвонить Джеку и попросить, чтобы он приехал, но передумала. Он работал над книгой, которая много значила для его карьеры, и мне не хотелось его отвлекать. По той же причине, повторяла я себе, я не сказала ему о лице в окне Нолы. Или о сне Ребекки. Это не имело ничего общего с моими сомнениями и страхом быть брошенной, несмотря на все заверения Джека в том, что он любит меня и останется со мной навсегда, даже если я и склонна к странным вещам паранормального характера. Я обнаружила, что старые привычки похожи на любимую пару поношенных старых туфель: рука не поднимается их выбросить. Они стоят в вашем шкафу до тех пор, пока у вас не возникнет соблазн вновь прогуляться в них, потому что вы жаждете чего-то удобного и знакомого.

– Спасибо, Джолли. Пусть войдет.

Я встала, поправила юбку и попробовала несколько нарочито расслабленных поз. Когда Марк вошел в мой офис, я неловко устроилась на краю стола. На мое счастье, мне не пришлось здороваться с ним. От этой необходимости меня избавили надрывающийся телефон, расписание дел на сегодня и настольная лампа, рухнувшая на пол, когда я случайно задела шнур ногой, пытаясь небрежно ее закинуть на другую ногу.

– Давай я тебе помогу, – сказал Марк, наклоняясь, чтобы поднять лампу, чудом уцелевшую при падении.

– Я сама, – сказала я. – Честное слово. Я бы предпочла, чтобы ты просто сказал мне, зачем ты здесь, а потом ушел.

Он поставил лампу посередине моего стола. Абажур на ней сидел криво. Перехватив мой взгляд, когда я это заметила, он улыбнулся мне. Чтобы не потянуться и не поправить ее, я стиснула кулаки и лишь чудом не начала распевать песни группы ABBA задом наперед.

– Ты всегда так разговариваешь со всеми своими клиентами, Мелани?

– Ты же не клиент, так что это не в счет.

Он сел на стул, на котором обычно сидели мои посетители, и улыбнулся. Сходство с братом было очевидным: такой же цвет волос и глаз, такое же телосложение, такая же обольстительная улыбка. Правда, с одной разницей: глаза Энтони изучали тепло, а глаза Марка напоминали холодные, безжизненные камни. Все его внимание и любовь были направлены внутрь, на самого себя. Я не могла вспомнить, были ли они такими, когда я когда-то встречалась с ним, или это было что-то новое. Впрочем, женитьба на Ребекке способна сделать такое с кем угодно.

Марк вытянул перед собой и скрестил длинные ноги в итальянских мокасинах.

– А почему нет? Что мне мешает им стать?

Я вернулась к своему креслу.

– Я сомневаюсь, – сказала я, демонстративно избегая смотреть на кривой абажур, и вместо этого взглянула на часы. – Боюсь, у меня назначена встреча с клиентом…

– Я хотел бы купить дом, – сказал он, как будто не слышал моих слов. – Хороший, большой, старый, к югу от Брод-стрит. И я готов заплатить гораздо больше, чем он действительно стоит.

Внезапно я вспомнила, что сказал Энтони о том, что Марк положил глаз на мой дом, и леденящий холод распространился от моего затылка до пальцев ног. Я расправила плечи и приготовилась к бою.

– Если ты имеешь в виду наш дом на Трэдд-стрит, боюсь, он не продается. Более того, он вряд ли будет доступен для покупки как минимум лет сто.

Марк оперся локтями на подлокотники кресла и сцепил пальцы.

– Когда мы встречались, – сказал он, слегка наклонив голову, – я не помню, чтобы ты была такой… упертой.

Он подчеркнул последнее слово, сделав его особенно мерзким. Я почувствовала, как мои щеки тотчас покраснели. Его улыбка стала шире, он явно достиг своей цели. Я встала.

– Поскольку нам больше нечего обсуждать, я прошу тебя уйти. У меня много работы…

– Джек сказал тебе, что его редактора уволили? – перебил меня Марк.

– Что? – Я с трудом сдержала стон. И как только я позволила ему застать меня врасплох?

– Ах, я вижу, что он не упомянул об этом. Произошло это на прошлой неделе. Не хочу повторять слухи, но, если им верить, он был в слишком дружеских отношениях со стажером. Кстати, это моя родственница… мир тесен, да? А теперь и другие жертвы выползают из всех щелей, стремясь добавить к растущей груде обвинений свои собственные. Учитывая нынешний социальный климат, касающийся домогательств на рабочем месте, издателю ничего не оставалось, кроме как уволить его. – Марк вновь усмехнулся. – Независимо от того, имелись ли для этого реальные основания. Известные компании слишком дорожат своим реноме, не так ли?

Я вздрогнула – либо от холода, который никуда не делся, либо от того, с каким видом он сказал, что обвинительница приходится ему родственницей. Мой мозг пронзило что-то сказанное Энтони. У Марка множество связей. Он имеет большое влияние даже в издательском мире. Я изо всех сил постаралась придать голосу спокойствие.

– Я уверена, Джек об этом не упомянул потому, что это никак не повлияло на него или его работу. В его издательстве много действительно хороших редакторов. Я уверена, что, имея такой ценный актив, как Джек, они непременно постараются найти равноценную замену редактору.

Марк сел с выражением притворной озабоченности на лице.

– Я не уверен, знаешь ли ты, но когда редактор, который был единственным и самым громким борцом за конкретного автора или книгу, внезапно увольняется, автор фактически становится сиротой. Конечно, Джеку назначат нового редактора. Но ведь все будет уже не то, верно? Если только новый редактор не разделяет ту же страсть и энтузиазм по отношению к книге, что и предыдущий. А это, моя дорогая Мелани, бывает редко, если вообще бывает.

Я подошла к двери и приоткрыла ее, чтобы мое намерение было очевидным.

– Я уверена, что с Джеком и его проектом все будет в порядке. Извини, я ничем не могу тебе помочь.

– Ах, Мелани. Ты все такая же наивная!

Марк встал, но не сдвинулся с места и не торопясь принялся рассматривать вещи на моем столе.

Когда я заговорила, мой голос слегка дрожал:

– Я не наивна. Я знаю, что Джек очень талантливый автор с солидным послужным списком, и его новый издатель это знает. Идея его новой книги великолепна, и она воплотится в жизнь у любого редактора, которого ему назначат. У него потрясающий агент, который верит в него и поддерживает его. Так что перестань бросаться своими глупыми угрозами и уходи. Мы не продаем наш дом, и твой фильм там сниматься не будет. И ты ни за что не можешь сказать или сделать что-то такое, что заставит нас изменить наше мнение. Ты уверен, что твое крупное пожертвование школе «Эшли-Холл» позволит тебе заполучить снимки или кадры, или что там делают киношники, но я буду стоять до конца и не сдамся без боя. И ты не снимешь в моем доме ни единого кадра. Даже не надейся!

Когда он не сдвинулся с места, я покрутила дверную ручку, напоминая ему, что он собирался уходить.

Он больше не улыбался.

– Я вежлив с тобой лишь потому, что у нас с тобой когда-то был роман. Но эта любезность ограничена по времени. – Он медленно подошел ко мне и встал рядом, давая понять, как ему наплевать, что он вторгается в мое личное пространство. Я не сдвинулась с места. – Я не люблю ждать, Мелани. И я всегда получаю то, что хочу. Тем или иным способом.

– Ты не смог получить алмазы Конфедерации, – напомнила я, имея в виду сокровище, спрятанное в доме в конце Гражданской войны его бывшим владельцем Вандерхорстом. Мы с Джеком нашли их раньше Марка, к великой злости последнего. Я не собиралась злить его сейчас, но не сдержалась. Его самодовольство в придачу к тому, что он сделал с Джеком – с нами! В общем, искушение щелкнуть его по носу было слишком велико.

Его ноздри раздувались.

– Ты можешь сделать это легко, а можешь – сложно. В любом случае, в самом ближайшем будущем мы с женой переедем в дом номер пятьдесят пять на Трэдд-стрит и с радостью распахнем наши двери съемочной группе, которой не терпится приступить к съемкам фильма, и он, я уверен, станет грандиозным блокбастером. – Он наклонился ближе, и я увидела ореховые точки в его глазах. – Так что можешь сказать своей подруге-профессору, помешанной на исторических домах, что у меня самые разные мысли о том, чем я хотел бы заниматься в доме, когда он станет моим, и что она не сможет меня остановить. Просто знай, что это потребует удаления большей части внутренних стен и всей этой безвкусной лепнины, как будто снятой со свадебного торта.

Из всего, что сказал Марк, это задело меня больше всего. У меня все еще ныла спина, стоило мне вспомнить, как я вручную шлифовала деревянные полы, перила и шпиндели. У меня начиналась головная боль, когда я вспоминала, сколько денег я угрохала на замену крыши и сколько времени и стараний Софи потратила на то, чтобы восстановить в фойе старинные китайские шелковые обои. А прекрасный сад, который отец с такой любовью восстановил! А воспоминание о том, как мы с Нолой спустились по парадной лестнице в день свадьбы, а как отнесли близнецов в детскую в первый день возвращения из роддома! То, что предлагал Марк, было нескрываемым осквернением, чистым святотатством. Учитывая, что когда-то я вообще не хотела покупать этот дом, для меня стала не-ожиданной боль в моем сердце при одной только мысли о том, что Марк и Ребекка въезжают и разрушают его.

Я наклонилась вперед, так что мы оказались почти нос к носу.

– Только через мой труп, – прошипела я. Что-то промелькнуло в его глазах, однако он отступил и расплылся в кривой улыбке.

– Это можно устроить.

Внутри меня взорвался крошечный залп страха, но я не отвела взгляд и даже не моргнула. Да, Марк Лонго еще тот наглец, но я не позволю ему себя запугать.

– Убирайся! – процедила я сквозь зубы. – И даже не думай, что ты или твоя съемочная группа войдете в главные ворота.

Он вышел в коридор, повернулся ко мне лицом.

– Я сделал еще одно довольно щедрое пожертвование школе «Эшли-Холл» и пообещал им пригласить профессионалов кино задокументировать исторический ужин, чтобы они могли использовать съемки для рекламы. Думаю, тебе будет сложно сказать им «нет». Но это лишь для того, чтобы позлить тебя и Джека. Конечно, я смогу сделать несколько отличных кадров дома, но думаю, прежде чем планировать настоящие съемки, я подожду, пока на документе, удостоверяющем право собственности, не появится мое имя. – Он почесал подбородок, как будто в глубокой задумчивости. – Думаю, Эмма Стоун – ей, конечно, придется снова покрасить волосы – идеально подошла бы на роль Ребекки, как ты думаешь?

В глубине моего мозга снова звякнул звоночек, и мой гнев куда-то ускользнул, вновь сменившись чем-то очень похожим на страх. Главное, чтобы Марк этого не заметил.

– Почему ты так сильно его хочешь, Марк? На продажу выставлено множество других красивых исторических домов, куда более грандиозных, чем мой. Что особенного в моем доме?

Он ответил не сразу.

– Да все просто. Он принадлежит Джеку. И тебе. Но это ненадолго.

Он многозначительно приподнял брови, повернулся на каблуках и вышел.

Я проводила его взглядом, пока он не исчез за поворотом коридора. От нехороших предчувствий сводило живот. Марк был бизнесменом. Все, что он делал, было средством делать деньги или неким образом продвигаться вперед и вверх. Изначально Марк купил плантацию Вандерхорстов, полагая, что там были спрятаны алмазы Конфедерации. А потом, чтобы избавиться от неудачной инвестиции, солгал своему брату, что намеренно перестроил ее в винодельню. Для того чтобы получить доступ к дому, который я унаследовала, а значит, и возможность искать бриллианты, он даже признался мне в любви.

Помимо зависти, было в моем доме на Трэдд-стрит что-то еще, отчего Марку Лонго так хотелось его заполучить. И пока не стало слишком поздно, мне просто нужно выяснить, что именно. Я вернулась к столу и села, точно зная, с кем мне нужно поговорить. Мой палец застыл над кнопкой интеркома, когда по дверному косяку постучала Джолли. Ее серьги-стрекозы укоризненно раскачивались. По выражению ее лица я догадалась: она слышала каждое слово.

– Неприятный человек, – сказала она, насупив брови. – Вокруг него витает облако черной кармы, и, по-моему, чтобы его увидеть, не нужно быть ясновидящей вроде меня. – Она сочувственно посмотрела на меня.

– Это верно.

Джолли была убеждена, что обладает экстрасенсорными способностями, и даже начала посещать специальные занятия, чтобы научиться их применять. Пока что у нее было больше промахов, чем попаданий, но она вбила себе в голову, что собственных способностей у меня нет. Я была более чем счастлива – пусть продолжает наивно верить в это.

– Мне позвонить Джеку от вашего имени?

В ее зеленых глазах читалась тревога.

Вероятно, Джек был первым, кому мне следовало позвонить, но я не могла этого сделать. Пока не могла. Если он действительно потерял редактора и не сказал мне, у него было достаточно поводов для беспокойства.

– Нет. Но мне нужно, чтобы вы нашли мне номер Энтони Лонго.

Джолли вопросительно подняла брови.

– Да, это брат Марка. По-моему, он местный. Я припоминаю, как однажды Марк сказал мне, что у его младшего брата есть дом в центре города. Надеюсь, у него есть стационарный телефон.

– Вас соединить с ним, если мне удастся дозвониться до него?

Я покачала головой.

– Нет. Просто дайте мне номер. Пожалуйста.

Она кивнула и вышла из моего офиса, я же потянулась, чтобы поправить кривой абажур, потому что больше не могла его видеть. Но тут зажужжал айфон. Посмотрев на экран, я увидела сообщение от Ребекки.

Приснился мужчина в старомодной одежде с пустыми глазницами вместо глаз. Сказал, что идет за тобой. И за Джеком.

Быстро нажав на ОЧИСТИТЬ, я откинулась на спинку стула и закрыла глаза, гадая, как в очередной раз мой прежний упорядоченный мир внезапно стал каким угодно, только не упорядоченным, и почему беспокойные мертвецы, похоже, никак не желали оставить меня в покое.

Глава 4

Когда я после работы вошла в парадную дверь, из кухни, приятно щекоча ноздри, донесся запах рождественского печенья миссис Хулихан. Я бессознательно пошла на него, как кошка на кошачью мяту. Или собака на запах печенья, поскольку Генерал Ли, Порги и Бесс сидели перед дверью кухни, глядя на прочную деревянную поверхность, как будто сила их взглядов могла ее открыть.

Был еще ноябрь, но миссис Хулихан настояла на том, что нужно заранее набить морозильники сладкими праздничными угощениями – кто знает, каких размеров рождественскую компанию нам придется принимать у себя. Я думала, что она сделала это, чтобы помучить меня, особенно потому, что ключи от большой морозильной камеры в каретном сарае были только у нее и Джека и она всегда была заперта. Я знала это, потому что проверяла. Причем не один раз.

Я присоединилась к собакам в их бдении и, затаив дыхание, прислушивалась к любым признакам движения по ту сторону двери. Недавно, после пресловутого инцидента с печеньем, когда я показывала детям, как из раскатанного теста вырезать милые зимние фигурки, мне запретили входить в кухню, пока моя экономка, миссис Хулихан – унаследованная вместе с Генералом Ли и домом, – занималась рождественской выпечкой. Чтобы облегчить уборку стола, я тогда съела все остатки теста. При этом я постаралась, чтобы дети не заметили меня, потому что Джейн сказала, что сырое тесто им вредно. Я без проблем ела сырое тесто всю свою жизнь и поэтому была уверена, что запрет Джейн меня не касался.

Миссис Хулихан очень расстроилась, обнаружив, что для второй партии у нее недостаточно теста, и предостерегла меня от подобных поступков в будущем, не заботясь о том, что я была голодна, или мне не хватает сахара, или даже, что это я платила ей зарплату. Когда ее потайной запас красных и зеленых M&M, которые предполагалось пустить на пуговицы снеговиков, таинственным образом исчез, она пригрозила уволиться, если я не уйду из кухни, и мне ничего не оставалось, кроме как признать свое поражение и уйти. Даже близнецы наблюдали за моей капитуляцией с разочарованием в глазах.

Прижав ухо к двери, я услышала, как внутри суетится миссис Хулихан. Вздохнув, я повернулась к собакам.

– Извините. Нам придется подождать, пока она уйдет, а потом я обещаю украсть нам что-нибудь на пробу.

– Я это слышала! – крикнула миссис Хулихан с той стороны двери. – Просто имейте в виду, что один из моих пирогов и три дюжины печенья были приготовлены по рецептам, которые мне дала доктор Уоллен-Араси, с использованием всех веганских ингредиентов, без глютена и сахара. И я не намерена говорить вам, какие именно.

При воспоминании о некоторых кулинарных рекомендациях Софи я поморщилась и невольно вздрогнула. Затем присела на корточки, чтобы почесать три пары мохнатых ушей.

– Не переживайте. Обещаю, завтра я непременно зайду в пекарню «Мохнатая банда» и принесу вам что-нибудь вкусненькое.

Псы возобновили свое бдение, а я осторожно повесила пальто в платяной шкаф. Это заняло у меня чуть больше времени, чем следовало бы: никто в этом доме не застегивал пальто и куртки и не развешивал их лицом в одну сторону, и я взяла на себя труд исправить эту недоработку. Более того, я решила обсудить это с Нолой и Джеком во время ужина. Я уже наполовину поднялась по лестнице, направляясь в детскую, когда услышала позади меня визг и смех Джей-Джея, за которыми последовал басовитый смешок Джека. Как я поняла, звуки исходили из-за закрытой двери кабинета моего мужа. Я осторожно открыла ее и просунула голову в дверной проем.

Экран компьютера Джека был темным, а сам он лежал лицом вверх на коврике перед столом, и у него на груди сидел Джей-Джей. Оба были в ковбойских шляпах. Шляпа Джека лежала у него под головой на полу, а сам он подбрасывал сына вверх и вниз, имитируя движения лошади. При виде этой сцены у меня внутри все растаяло. Господи, и за что только мне такое счастье? За все время моего трудного детства я ни разу не представила себе свою будущую жизнь такой. Но теперь, когда она была моей, я цеплялась за нее обеими руками, как белка во время урагана цепляется за ствол пальмы.

Мой взгляд скользнул в угол комнаты: размахивая ручками, Сара сидела в лучах солнечного света и бормотала, как будто с кем-то разговаривая. Наверное, так оно и есть, догадалась я, хотя никого не увидела. Но тут же ощутила слабый запах роз – верный признак того, что Луиза Вандерхорст, бывшая обитательница дома, посадившая в нашем саду розы Луизы, находится где-то поблизости. Хотя это был нежный, материнский дух, навещавший нас лишь время от времени, я ощутила легкую тревогу. Потому что Луиза заглядывала к нам только тогда, когда чувствовала, что мы нуждаемся в ее защите.

Я повернулась к Джеку. Тот уже снял шляпу, сел и посадил Джей-Джея себе на колени.

– Где Джейн? – спросила я, наклоняясь, чтобы поцеловать Джека в губы, затем громко чмокнула в щеку Джей-Джея и наконец подхватила на руки Сару. Сияя голубыми глазенками, она улыбнулась, поцеловала меня в нос, повернулась и показала пухлыми пальчиками в пустой угол.

– Я отправил ее домой.

Избегая смотреть мне в глаза, Джек встал и наклонился, чтобы поднять Джей-Джея себе на плечи.

– Ты отправил ее домой? Но мне казалось, ты говорил, что должен постоянно работать, чтобы сдать книгу к установленному сроку.

– Неужели? – спросил он и кругами забегал по комнате. Смех вырывался из крошечной груди Джей-Джея, как пузырьки газировки.

Я на миг решила, что мне лучше промолчать, – зачем суровым реалиям нарушать эти мгновения семейной идиллии? Лучше притвориться, будто я не знаю, что мой муж уже услышал плохие новости и решил не делиться ими со мной. Но если и был момент, когда от меня требовалось стать новой Мелани, которой я намеревалась стать, то это наверняка он.

– Джек, – начала я, готовая рассказать ему о моем разговоре с Энтони, о стычке с Марком и снах Ребекки, и, возможно, даже о нежелательных гостях, которых я видела в доме…