Полная версия
Духи Рождества на Трэдд-стрит
Как будто такое можно забыть! Я застыла, стараясь не вспоминать грозного призрака Джозефа Лонго и не думать о том, что его тело было похоронено в моем саду вместе с телом бывшей хозяйки, Луизы Вандерхорст.
– Понятно, – сказала я, не зная, к чему он клонит, но будучи совершенно уверена в том, что мне не хочется двигаться в этом направлении.
– Возможно, вы также помните, что несколько лет назад мы с Марком, основали винодельню на участке вокруг плантации.
– Смутно припоминаю.
Тревожные колокола зазвучали еще громче. Джек недавно прочел мне – не без злорадства – статью в «Пост энд курьер» о том, что некий член семьи Лонго обвиняет Марка в мошенничестве и грозит ему судебным иском.
– Так вот, мой дорогой брат прекрасно знал, что земля не годится для виноградника. Более того, он скрыл от меня этот факт, когда сказал, что готов великодушно продать мне свою долю, – мол, для меня это будет крайне выгодная сделка. – Энтони машинально сжал кулаки. – Выгодная сделка на бесполезной земле.
– Как некрасиво с его стороны, – сказала Джейн тоном, похожим на тот, которым она говорила, когда разнимала близнецов. Или гасила споры между Джеком и мной. В конце концов, она же профессиональная няня.
– Можно сказать и так, – согласился Энтони, одарив Джейн благодарной улыбкой. Она покраснела и восстановила неторопливое дыхание.
– Но какое отношение это имеет ко мне? Он женат на моей кузине, но мы не близки.
– Знаю. Вот почему я подумал, что нам нужно поговорить. – Он наклонился очень близко ко мне. – Похоже, у нас обоих своя претензия к моему брату.
– Неужели? Если вы имеете в виду карьеру Джека, то он только что подписал новый контракт на написание двух книг и усиленно работает над новой. Марк поставил нам подножку, но это дело прошлое.
– Разве? Мне казалось, Марк задумал снять свой фильм у вас дома.
– Верно. И я полагаю, Джек сказал ему, куда ему идти с этой его идеей.
Энтони довольно улыбнулся.
– Не сомневаюсь, что так оно и было. Мне ни разу не доводилось встречать вашего мужа, но я наслышан, как Марк разглагольствует о нем, чтобы понять, что они отнюдь не друзья.
Джейн покашляла.
– Можно сказать и так, – сказала я. – Именно поэтому мы оставили прошлое в прошлом и движемся вперед.
– Как жаль, что Марк не в курсе.
Теперь тревожные колокола звонили так громко, что я была уверена: в ресторане все их слышат.
– Что вы имеете в виду?
Энтони наклонился еще ближе.
– У Марка много… связей. Он имеет большое влияние, в том числе в издательском мире. Новый договор Джека может оказаться не таким уж железным, как вы думаете.
– Это смешно, – процедила я сквозь зубы. – Он подписал его и получил аванс. Сейчас он работает над книгой, и у его издателя большие планы на этот счет.
Энтони медленно покачал головой.
– Марку все равно. У него есть… способы получить то, что он хочет.
– И чего же он хочет?
– Ваш дом.
– Мой дом? Мы его не продаем. И не собираемся. Мы вложили в него слишком много средств, чтобы расстаться с ним.
Я вспомнила призрак Луизы Вандерхорст, которая наблюдала за нами, вспомнила запах роз, предупреждавший нас о ее присутствии. Вспомнила старого Невина Вандерхорста, завещавшего мне этот дом, зная, что, пока я жива, мы с домом должны быть вместе. Или, как сказал Джек на нашей свадьбе, возможно, даже дольше.
Энтони улыбнулся, но я не назвала бы эту улыбку дружеской.
– Скажите мне, Мелани. Вам хватало бы денег, если бы не доходы Джека? Я уверен, он получает гонорары за свои предыдущие книги, но без новой книги продажи его старых книг падают, не так ли?
Я подумала о том, как ради сохранения дома нам пришлось занять денег у Нолы, у которой было несколько прибыльных продаж авторской музыки. Это была ссуда, и мы еще не вернули ее.
Я хотела было сказать «нет», но Джейн пнула мою ногу под столом.
– Это не ваше дело, – медленно произнесла она, словно хотела убедиться, что правильно выбирает слова.
– Верно, – согласилась я. – Это не ваше дело.
Я встала. Джейн последовала моему примеру. Энтони отодвинул стул и тоже встал, преграждая нам путь к двери.
– Что, если скажу, что могу помочь вам переиграть Марка и в то же время заработать хорошие деньги?
– Что вы имеете в виду?
– Марк нашел нечто, что убедило его в том, что в мавзолее на кладбище Галлен-Холла спрятано нечто ценное. Но он не может получить туда доступ.
– Почему? – спросила я, хотя при упоминании мавзолея я поняла, почему.
– Я знаю, что вы можете говорить с мертвыми, – едва слышно произнес он.
Джейн тихо ахнула, а я смерила Энтони недовольным взглядом.
– Не знаю, где вы это слышали…
– Конечно, от Ребекки. Я знаю, что во сне к ней приходят предчувствия, – она даже рассказала мне о тех, которые касались меня. Но она сказала, что ваши способности гораздо сильнее, что вы действительно можете разговаривать с мертвыми.
– Боюсь, она ошибается. – Чтобы обойти Энтони и получить доступ к двери, я придвинула свой стул к столу и увидела, как Джейн делает то же самое. – Мне пора. Извините, ничем не могу вам помочь.
Мы успели пройти всего несколько шагов, когда он за нашей спиной сказал:
– Я слышал о цистерне в вашем саду за домом… о том, что несколько аспирантов, назначенных проводить там раскопки, отказываются туда возвращаться. Мне было любопытно, поэтому я кое-где покопался. Вы знаете, откуда взялись кирпичи?
У меня по затылку пробежал холодок. Я вспомнила призрак человека на фотографии: он стоял у края зияющей дыры, держа в руках что-то вроде ювелирного украшения. Вспомнила я и ту угрожающую ауру, которая наполнила мой дом и двор с тех пор, как была обнаружена эта цистерна.
– Нет, – сказала я, и мой голос чуть дрогнул. – И мне все равно.
Мы уже подошли к двери, когда Энтони крикнул нам:
– Они из старого мавзолея на кладбище Галлен-Холл. Я думал, вам будет интересно знать. Так, на всякий случай.
Я повернулась к нему лицом.
– На какой такой всякий случай?
– На тот, если вы что-нибудь найдете… неожиданно в вашей цистерне.
Джейн толкнула дверь и легким толчком в спину выставила меня на теплый утренний воздух. Я обернулась, чтобы посмотреть, пойдет ли Энтони за нами, и поймала себя на том, что таращусь в стеклянную дверь магазина. Только вместо собственного отражения я отчетливо увидела в ней призрак джентльмена в старомодном галстуке и пиджаке, который смотрел на меня пустыми черными глазницами.
Глава 2
Я только что закончила сушить волосы в ванной, когда вошел Джек. Пижамные штаны низко съехали на его стройных бедрах. При виде его рельефного пресса под гладкой кожей я чуть не уронила фен. Его темные волосы живописно торчали во все стороны, чего, я уверена, иным моделям приходится добиваться великим трудом, а щетина на подбородке делала его идеальной иллюстрацией фразы «сражающий наповал».
Он включил душ и снял пижаму. Глядя на меня в отражении зеркала, он подошел ко мне сзади и, приподняв мне волосы, прильнул к моей шее жарким поцелуем.
– Неужели это великолепное создание действительно моя жена?
Я не сразу обрела голос.
– Тебе нравится мое платье?
Вообще-то я собиралась сказать не это, но, похоже, сказывалось дурное влияние Джейн.
– Ммм, – промурлыкал он, зарываясь носом мне в волосы. Его руки заскользили по красной ткани, обтягивающей мои бедра. – Мне больше всего нравится то, что внутри него.
Его зубы нашли мочку моего уха. Я тихонько ахнула.
– Не советую практиковаться на мне в диалогах для книги.
Джек продолжал покусывать нежную кожу моего уха.
– Обожаю воссоздавать диалоги настолько достоверно, насколько это возможно.
Он притянул меня к себе и прижал к груди: его интерес к вещам, иным, нежели диалог, был очевиден.
Хотя большинство клеточек моего мозга быстро прыгало с корабля в воду, некоторые из них продолжали цепляться за память о моем предыдущем разговоре с Энтони Лонго.
– Как продвигается твоя книга? Надеюсь, хорошо?
Его язык проделывал интересные движения за моим ухом, от которых, как он знал, я была без ума.
– Ага.
– Больше никакого кризиса?
– Не-а, – ответил Джек, обдав мою влажную кожу теплым дыханием. Я едва не растаяла. Но, как собака в кость, вцепилась в слова Энтони.
– То есть у тебя нет проблем с новым агентом или издателем?
Он поднял голову и развернул меня к себе лицом.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что…
Я искала нечто максимально приближенное к истине, чтобы меня нельзя было обвинить в уклонении от разговора, к которому когда-нибудь придется вернуться.
– Потому что сегодня утром я думала о том, как же я счастлива, что живу в этом доме с тобой и нашей семьей и что наши родители живут так близко от нас. Что мне не терпится увидеть, как наши дети вырастут в этом доме. Мне просто интересно, в порядке ли наше финансовое положение? Нет, я имею неплохое представление о том, какие суммы лежат на наших банковских счетах и что у нас есть в инвестициях, но я просто хочу убедиться, что ничего не упускаю. Не знаю, смогу ли я пережить еще один ужас, как то уже было раньше, и я не хочу просить Нолу снова выручить нас. Это несправедливо по отношению к ней.
Взгляд Джека стал серьезным.
– Раз уж мы договорились быть полностью честными друг с другом, я говорю, что у нас все в порядке. Если мы будем придерживаться бюджета, который мы с тобой разработали, а эта книга в соответствии с ожиданиями издателя будет хорошо продаваться, возможно, мы даже сможем продвинуться вперед. То, что моя мать взяла на себя оплату обучения Нолы в «Эшли-Холл», было огромным подспорьем, а благодаря тем двум большим продажам, которые ты совершила в прошлом месяце, мы оказались в плюсе. Ты ведь знаешь, что в любой момент можешь заглянуть в ящик моего стола, где я храню все наши финансовые отчеты. Честность прежде всего, правда?
Я кивнула. Мой взгляд скользнул к его губам, потому что я не могла встретиться с ним взглядом, да и потому, что его губы были намного интереснее, чем этот разговор.
– То есть нам не понадобятся деньги, которые Марк бросает нам в лицо, чтобы мы согласились снимать здесь его фильм.
– Пока нет. Это, конечно, может измениться, но я скорее предпочту, чтобы все неприятные призраки, которых ты прогнала, вернулись и гремели цепями, чем соглашусь на его предложение.
Я отважилась посмотреть ему в глаза.
– Не говори этого вслух. Никогда не знаешь, кто может это услышать.
Наклонив голову набок, как это делал Джей-Джей, когда наблюдал за Сарой, Джек спросил:
– Ты чего-то мне не договариваешь?
– Может быть.
Он вопросительно приподнял бровь.
«Всего еще одна неделя», – подумала я. Еще одна неделя домашнего покоя и семейных радостей. Еще одна неделя, чтобы привести свою жизнь в порядок, прежде чем я попытаюсь выяснить, что таится у меня на заднем дворе. И кто поселился в спальне Нолы.
– Может быть? – эхом повторил Джек.
– Я не могу рассказать тебе о твоем рождественском подарке. Или мне не позволено хранить его в секрете?
Он нежно поцеловал меня в губы.
– Можешь попробовать. Но у меня есть способы узнать все твои секреты.
– Неужели? – спросила я.
Его телефон, оставленный на стойке, запищал. С надеждой взглянув на него, Джек снова повернулся ко мне, но не раньше, чем я заметила в его глазах тень разочарования.
– Кто это был? – спросила я, хотя на самом я хотела знать, кто это не был. Прямо перед тем, как мы узнали, что Марк украл у Джека идею книги и уже подписал крупный издательский контракт, агент и редактор Джека перестали отвечать на его телефонные звонки. Во второй раз за день в моей голове зазвонили колокола тревоги. Джек ответил не сразу.
– Мама. Я ей перезвоню.
– Ты ждал звонка от кого-то еще… – начала я, но мои слова поглотил его поцелуй.
– Давай узнаем, водонепроницаемое это платье или нет.
Его слова утонули в изгибе моей шеи. Джек затащил меня в душ. Мой разум был опасно близок к тому, чтобы окончательно оставить меня, но каким-то чудом этого не случилось, что заставило меня задуматься, что, собственно, он пытается от меня утаить.
* * *Когда я толкнула входную дверь, в доме моей матери на Легар-стрит звучали женские голоса. Этот дом принадлежал ее семье на протяжении нескольких поколений, но после развода моих родителей наше владение на несколько лет стало собственностью миллионера из Техаса. Моя мать, бывшая оперная дива Джинетт Приоло, в свое время бросившая семью, и Софи все еще усердно трудились над удалением «творческих штрихов», нанесенных дому предыдущим владельцем, но по крайней мере дом снова вернулся в семью. Мать вновь вышла замуж за моего отца, в тот же день, когда я вышла замуж за Джека, и теперь родители, похоже, купались в супружеском блаженстве в доме, в стенах которого я родилась и прожила первые шесть лет моей жизни.
Я последовала на звук голосов в гостиную, где в лучах утреннего солнца сверкали великолепные от пола до потолка витражи. Несколько лет назад мы с Джеком обнаружили спрятанный в витражном стекле секрет, который привел нас к разгадке старинной семейной тайны, но теперь я видела лишь красоту окна и то, как оно как будто магнитом влекло меня в гостиную. А может, причиной тому было резкое падение температуры или легкий запах «Ванильного мускуса».
Примерно полтора десятка женщин расположились в гостиной на диванах и стульях. Мебель, недавно избавленная от чехлов с принтом леопарда и зебры, в которые нарядили ее бывшие владельцы дома, теперь была восстановлена в исторически точной (и современно дорогой) шелковой обивке в кремовых и нежно-голубых тонах.
Я знала, что увижу Веронику Фаррелл в этой группе, еще до того, как заметила ее рыжие волосы. Аромат духов ее погибшей сестры уже предупредил меня, что она будет там, хотя, если честно, я не ожидала ее увидеть на собрании по сбору средств для рождественского ужина и школы «Эшли-Холл». Ее дочь Линдси была близкой подругой и одноклассницей Нолы, но с тех пор, как я категорически отказалась помочь ей общаться с ее покойной сестрой Адриенной, – а затем и вообще получила в свой адрес угрозы ее мужа Майкла, – я ее больше не видела. Даже на школьных мероприятиях мы всегда оказывались на противоположных сторонах зала, хотя я затрудняюсь сказать, по чьей инициативе.
– Мелли! – сказала моя мать. Ее стройная фигура плыла ко мне в море синего шелкового шифона. Глядя на нее, вы бы никогда не дали ей ее шестьдесят шесть лет. Только ей и Джеку разрешалось называть меня Мелли. Когда-то это имя действовало мне на нервы, отчего Джек любил дразнить меня им, но теперь я находила его даже милым. Мать поцеловала меня в щеку, а моя свекровь, Амелия Тренхольм, неизменно элегантная владелица магазина «Антиквариат Тренхольмов», встала и с доброй улыбкой поприветствовала меня.
Две женщины с детства были подругами, обе учились в школе «Эшли-Холл», поэтому было логично, что они войдут в комитет. Но не имело никакого смысла другое – то, как они взяли меня за локти, как будто боялись, что я сбегу. Уловив запах корицы и кофе, я подумала, не потому ли они пытаются удержать меня, чтобы я не бросилась к угощениям, расставленным на чиппендейловском серванте из красного дерева.
Взгляды собравшихся были прикованы ко мне. Мама между тем начала речь:
– Дамы, могу я привлечь ваше внимание? Теперь, когда моя дочь здесь, я думаю, что мы начнем с важного объявления.
Я осторожно попыталась высвободиться, но две женщины крепко держали меня. Мне не давал покоя вопрос, стоит ли мое бегство той сцены и тех комментариев, которые я буду слышать еще долгие годы? Мама заговорила дальше:
– Дорогая подруга Мелани, доктор Софи Уоллен-Араси, профессор сохранения исторического наследия в местном колледже, не смогла быть сегодня с нами, но она любезно предложила свою кандидатуру и кандидатуру Мелани в качестве руководителей мастер-класса по плетению рождественских венков в этом году.
Она выдержала паузу и услышала удивленные вздохи собравшихся – разумеется, мой был самым громким, – а затем продолжила:
– Она также согласилась возглавить украшение домов, где будет проходить ужин, и даже пообещала проследить за тем, чтобы все материалы и методы изготовления рождественских венков и украшений были аутентичными и соответствовали эпохе Войны за независимость, которая является нашей темой в этом году. Как вы все знаете, в прошлом году на семинаре был проведен крупный сбор средств, и с этими двумя талантливыми женщинами у руля мы рассчитываем удвоить наши доходы.
Я повернулась к матери, намереваясь высказать все, что я думаю по поводу плетения исторических венков, но мои слова утонули в аплодисментах. Никогда бы не подумала, что такие стройные и хорошо причесанные женщины способны издавать такой шум.
Прибытие еще одной опоздавшей заставило всех обернуться. Моя кузина Ребекка Лонго была в своем традиционном наряде: розовое платье, розовые туфли и розовая оправа для очков. Я была почти уверена: в оправе у нее стоят линзы без диоптрий, но она носит очки просто как модный аксессуар. На руках у нее была ее собачонка Пуччи, тоже во всем розовом. У Пуччи и Генерала Ли был недолгий, но бурный роман, в результате которого на свет появился помет щенков, двое из которых – Порги и Бесс – теперь принадлежали Ноле. Технически они принадлежали Джеку и мне, поскольку были свадебным подарком, но когда Нола бывала дома, они повсюду неотвязно следовали за ней, как если бы она регулярно купалась в крепком говяжьем бульоне, и никогда не выпускали ее из поля зрения. Каждый день, когда Нола уходила в школу, они устраивали по ней короткий траур.
– Извините, что опоздала, – объявила Ребекка. – Мне пришлось приготовить целых три филе-миньона, прежде чем я смогла добиться нужной температуры, подходящей для Пуччи. Я жутко измучена, а сейчас еще только десять! – Тяжело вздохнув, она грациозно опустилась на новый диван и одарила присутствующих ослепительной улыбкой.
– В комитет может записаться любая выпускница, – тихо сказала Амелия, предвидя мой вопрос. Я кисло улыбнулась Ребекке, и она улыбнулась мне в ответ. Бледность ее кожи вызвала у меня некоторое злорадное удовлетворение – причиной тому было солнце. Его лучи пробивались сквозь витражи, заливая помещение оранжевым светом, превращая светлые волосы Ребекки в ржавые.
Мама повернулась ко мне.
– Может, ты все-таки сядешь, чтобы мы могли начать работу с подкомитетами и решить, кто возглавит сбор средств?
– Я выдвигаю Софи, – процедила я сквозь стиснутые зубы.
– К сожалению, она никогда не училась в «Эшли-Холл», – сказала мама, подталкивая меня к дивану.
Я уже была перед ним, когда поняла, что там уже сидит Вероника Фаррелл. Было уже слишком поздно менять направление и искать другое место, не показавшись грубой. Вероника мне понравилась, и в принципе я была не против сесть рядом с ней. Но вот призрачный силуэт сестры у нее за спиной напрочь отбил у меня это желание. Я была готова сесть где угодно, кроме угла комнаты.
Амелия начала ходить по комнате, раздавая бланки.
– Пожалуйста, напишите вверху страницы свое имя, если вы хотите отвечать за сбор средств. Затем внизу, пожалуйста, укажите свое имя под тремя наиболее предпочтительными комитетами, в которых вы хотели бы состоять, и добавьте звездочку, если вы желаете возглавлять комитет. У нас уже есть две замечательных главы комитетов по плетению рождественских венков, но я уверена, что они будут признательны вам за помощь. И мы ожидаем, что все запишутся как минимум в два комитета, даже если вы уже председатель одного. – Амелия улыбнулась мне. Ее взгляд был прикован к моему лбу, как будто она боялась встретиться со мной взглядом и признать, что она причастна к моему выдвижению на этот пост. Я знала: это все козни матери, но я все равно считала Амелию виновной, как ее подругу.
Вероника наклонилась ко мне.
– Я хотела бы записаться на должность председателя комитета по украшению домов, поэтому, если вы запишетесь в этот комитет, я позабочусь о том, чтобы у вас были задачи попроще. Я знаю, насколько вы заняты. – Она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ, в надежде на то, что она мила со мной не только потому, что еще не закончила просить меня о помощи.
– Спасибо, – сказала я.
Нас окутал сильный запах «Ванильного мускуса». Голова Вероники дернулась вверх, и я поняла: она тоже его уловила. Я быстро посмотрела на листок у себя на коленях, сделав вид, что изучаю его.
– Она здесь, да? – шепнула Вероника. – Каждый раз, когда я чувствую запах ее духов, я знаю, что она рядом.
– Кто она? – спросила я с притворным равнодушием.
Вероника просто смотрела на меня с упреком в глазах.
– Вы, наверное, уже в курсе, – сказала она, помолчав, – что ваша сестра Джейн разговаривала с детективом Райли и предложила помочь… возобновить расследование убийства Адриенны. Как мать и сестра, я уверена, вы понимаете, почему я это делаю. Я не могу смириться с тем, что не знаю, что произошло… особенно, если есть другие способы раскрыть это преступление. – Она мягко улыбнулась. – Я просто хотела сказать вам это, потому что не хотела, чтобы между нами возникла неловкость. Наши дочери – хорошие подруги, и мы будем часто встречаться. Я бы хотела, чтобы и мы дружили.
– Я только «за», – сказала я, почувствовав, как призрак удаляется, и сдержала вздох облегчения. – Ладно, – сказала я, чтобы сменить тему, – тогда я запишусь в комитет по украшению домов. Хотя вам не кажется, что руководить мастерской по плетению рождественских венков – это само по себе наказание?
Она фыркнула от смеха, разбудив тем самым воспоминания о нашей совместной работе над историческим проектом в колледже. Я вспомнила, что мне нравился ее грубоватый смех, смех, которому другие люди невольно улыбались, потому что он нес в себе настоящую радость и счастье. Я тоже вспомнила, как завидовала ее смеху, потому что на тот момент у меня не было причин смеяться.
Я попыталась сосредоточиться на оставшейся части собрания, гадая, как скоро я смогу спланировать хитрый заговор, чтобы отомстить Софи за то, что та выдвинула меня в председатели мастер-класса. Мои мысли блуждали. Я даже подумала, а не положить ли мне на деревянные полы в столовой ламинат. Или не подарить ли ей щенков.
В мои размышления вклинился голос матери:
– Кто-нибудь еще желает принять у себя гостей на ужин? – она многозначительно посмотрела на меня, но я сделала вид, будто не слышала вопроса. Она знала, что чересчур бурная деятельность в доме порой может потревожить духов. А там было два духа, которых мне никак не хотелось тревожить. Первой руку подняла Вероника.
– У меня дом в викторианском стиле на Куин-стрит. Я была бы счастлива принять у себя участников исторического ужина.
Сделав запись в блокноте, Амелия одобрительно улыбнулась Веронике.
– Спасибо. У нас есть пять домов. Нам просто нужен еще один, где подадут основное блюдо. Желательно один из самых грандиозных и недавно отреставрированных. Это помогло бы продать больше билетов, а чем больше билетов мы продадим, тем больше денег соберем для «Эшли-Холл».
Послышался одобрительный шепоток, и я ощутила на себе не одну пару глаз. Стараясь не выдавать своих чувств, я нарочито медленно заново скрестила ноги, поправила юбку и обвела взглядом боковые столики, рассчитывая увидеть, где может быть спрятан кофейный торт – я уже проверила буфет и увидела там только кофейные чашки и высокий кофейный сервиз. Недоеденный кусок Вероники лежал на столике перед нами. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не схватить его и запихнуть себе в рот.
Ребекка встала.
– Мы с Марком хотели бы пожертвовать двадцать тысяч долларов. – Широко улыбнувшись, она повернулась, чтобы принять аплодисменты, и ее взгляд наконец остановился на мне. Меня тут же замутило. – Но с одним условием.
Перед чем продолжить, она выждала несколько мгновений, и за эти томительные секунды у меня свело живот.
– Мы пожертвуем деньги при условии, – продолжила она, не отрывая от меня взгляд, – что Тренхольмы согласятся провести у себя часть ужина. А чтобы не взваливать всю тяжесть на Мелани, я обещаю помочь ей с украшением дома.
Последовал еще один неожиданно громкий взрыв аплодисментов. Одновременно по комнате прокатился гул комментариев о щедрости Ребекки и о том, что от такого предложения невозможно отказаться. Я не знала, что меня напугало больше: розовые гирлянды, украшающие мои прекрасные каминные полки работы Адамса, и посыпанная розовым «инеем» рождественская елка в окне гостиной, чтобы ее могли увидеть все соседи, или мысль о том, что все эти неугомонные духи внезапно проснутся.
– Я… – начала я, но, поняв бесполезность протестов, умолкла.
– Спасибо, Мелани, – сказала мать, первой начав новый всплеск аплодисментов, которые все больше и больше напоминали мне стук гвоздей, забиваемых в крышку гроба. Она повернулась к собравшимся. – Я считаю, дамы, на этом наша встреча завершена. Убедитесь, что вы отправили мне все заполненные бланки наших комитетов, и проверьте электронную почту, чтобы узнать имя нашего нового председателя по сбору средств и то, в какие комитеты вас назначили. Спасибо всем, что пришли.