
Полная версия
Отель «Волчье солнышко». Будьте нашим гостем
Увидев меня, дама резво рванулась ко мне:
–Это вы? Вы местный управляющий?
И главное, без бейджика это как-то определила.
–Предположим, – хмыкнул я. – Какие-то проблемы?
Она замерла, хватая ртом воздух и явно не зная, что сказать, а потом, вцепившись в рукав пиджака, потянула меня в комнату:
–Вот! Смотрите!
–Что? – не понял я, оглядываясь по сторонам.
Обычный полулюкс. Двуспальная кровать с каким-то мелким уродцем, сидящим на подушке в изголовье, кровавые потеки по стенам, стандартные стулья – из одного, как полагается, торчала пружина – и журнальный столик с выпачканной кофе салфеткой – пятна складывались в слово «смерть».
–Да вот же! – гостья ткнула пальцем как раз в то самое, сидевшее на кровати, существо, которое я принял за предмет меблировки.
Я пригляделся повнимательней. Больше всего это создание походило на небольшую, в кружке поместилась бы, собачку. Если, конечно, у собачки могут быть горящие алым глаза размером с мой кулак и оскаленная пасть с четырьмя рядами акульих зубов.
–И-и-и что это?
–Это я у вас хочу спросить! – всхлипнула постоялица. – Мы с мужем приехали сюда на второй медовый месяц. Нам обещали, что все будет красиво, прилично и романтично: номер с окнами на бездонную пропасть, крики по ночам, одержимость демоном для одного из супругов… На свадьбу демон вселялся в меня, договорились, что на этот раз изгонять будем из мужа…
–И? – тут я заподозрил что-то неладное.
–И вот! – гостья ткнула пальцем в крошечного уродца. – Вместо мужа он вселился в эту собаку!
Адский зверек облизнулся длинным языком – упавшая на наволочку капля слюны проела ее до матраса – и пролаял:
–Абыр! Абырвалг!
М-да.
Я даже заморачиваться не стал. Щелкнул чудовище по носу и коротко приказал:
–Изыди.
От тела собаки повалил черный дым. Поднимаясь столбом вверх, он достиг потолка…
Сидевший по подушке померанский шпиц приветливо замахал хвостом, а я повернулся к гостье:
–Через минуту он рассеется. А вы зайдите в регистратуру, менеджер оформит вам повторную услугу, – перевел взгляд на Рогаткого и процедил: – за свой счет оформит. Понятно?
Тот судорожно закивал, но в следующий миг его глаза вдруг округлились, словно он что-то выглядывал за моей спиной.
–Ну что там еще? – повернулся я.
Зависшее под потолком облако черного дыма вытянулось в столб и с тихим бульканьем всосалось обратно в собаку. Та клацнула зубами и, нахально глядя на меня кроваво-красными глазами, по-человечески ухмыльнулась.
Не понял?! Это что за хамство?!
За моей спиною кто-то хихикнул. Я резко обернулся. Гостья, сжав губы, нервно потирала пальцы. Рогаткий преданно поедал меня взглядом.
Я ласково улыбнулся ему в ответ, одновременно в красках представляя, как вырываю ему сердце.
Вероятно, на лице что-то все-таки отразилось, потому что менеджер ощутимо побледнел. Впрочем, сказать я ему ничего не успел, дама вмешалась первой:
–Простите, так вы точно управляющий?!
А может, мальчишка и телепат…
–А вы претендуете на эту почетную должность? – не выдержал я. – Напишите резюме, сверните его трубочкой, и засуньте в… – воротник рубашки крайне неприятно пережал горло, -… в любую темную щель. Мы с вами свяжемся.
–Я не претендую! – возмутилась гостья. – Но мой муж вернется через полчаса! И в него должен вселиться демон! У нас это было прописано в договоре!
–Услуга по одержимости выполнена, – кисло откликнулся я. Рогаткому повезло, что демон не хочет изгоняться – не придется за свой счет повторять. – Никто не виноват, что он выбрал вашу собаку.
–Но это не моя собака! – взвилась посетительница. – Она привязалась ко мне у входа, поднялась со мной наверх… Я думала, она принадлежит кому-то из обслуги!
Час от часу не легче.
От ее воплей у меня начинала болеть голова. Не дожидаясь, продолжения ее пламенной речи, я шагнул к кровати и, схватив мелкое чудовище за шкирку, сунул его в боковой карман пиджака. Существо задергалось, пытаясь выбраться на свободу, потом рыкнуло что-то похожее на «Ну и черт с тобой» и, свернувшись калачиком, захрапело, выпуская мелкие клубочки дыма.
–Тогда обратитесь к менеджеру за повторной услугой, – сухо обронил я и, не дожидаясь, пока мне кто-нибудь ответит, вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Глаза б мои их всех не видели.
У самой лестницы меня настиг отчаянный вопль, донесшийся из травмпункта. Я замер, оглянулся. Новый крик распорол воздух, всколыхнул шторы, лохмотьями висевшие на окнах…
А какого, собственно, черта? Почему я должен бежать куда-то там, выяснять, нет ли в «Волчьем солнышке» новых проблем? В конце концов, у меня есть право на отдых!
Дождавшись, когда смолкнет крик, я шагнул к нужной комнате, распахнул дверь…
Травмпункт можно было бы назвать мечтой маньяка. Белоснежные панели стен. Аккуратно висящие шкафчики на стенах, за прозрачными стеклами которых виднелись выстроившиеся в рядок непонятные приборы. Один я все-таки опознал. Бензопила. Сверкающая чистота рабочего стола, на котором лежали разложенные чуть ли не по линеечке блестящие скальпели – казалось, порезаться об них можно от одного лишь взгляда. Металлические трубочки, на которых держалась медицинская ширма, отполированы так, что в них можно смотреться как в зеркало.
И забытая кем-то стеклянная банка с плавающим в формалине глазом.
Глаз моргнул и строго уставился на меня. За ширмой показалось какое-то шевеление.
–Доктор, вы здесь? – окликнул я.
–Сейчас! – рявкнул знакомый голос из-за ширмы. – Две минуты!
Я на миг задумался, а затем рухнул на стоящую у входа кушетку, закинув руки за голову и уставившись пустым взглядом в потолок.
Как же мне все это надоело.
Простыня на кушетке была настолько хрусткой от крахмала, что казалось, ее прямо из него и сделали. Из-за ширмы раздался дикий, внезапно оборвавшийся вопль.
–О! Ервандыч! А ты тут какими судьбами? – весело пробасил знакомый голос.
Я сел.
Пожалуй, единственным, с кем я нашел общий язык в этом проклятом отеле, был доктор Андрис Покроффски. Высокий, под два метра ростом, шкафообразный, в белоснежном халате, видавшем виды кожаном фартуке, покрытом засохшей кровью, и с вечной, никогда не снимаемой, медицинской маской, из-под которой торчала борода лопатой. Гладко выбритую голову руководителя травмпункта венчала неизменная крошечная шапочка с вышитым красным крестом, состоящим из множества покрытых трещинами костей.
–Да так, клиентка недовольна была. А у вас что тут за вопли, доктор?
–А, – отмахнулся он, – труп один лечиться не хотел.
–Труп? – нахмурился я. Даже нашему бармену лечение не нужно.
–Уже да.
Бывает.
–Чо-т ты какой-то зеленый, Ервандыч. Случилось что? Или клиентка злобная попалась?
–Да меня весь этот отель задолбал! – не выдержал я. – Еще немного – и я его по камешкам разнесу. И пусть Куака сам как хочет, так потом и собирает, старый хрыч.
Покроффски – отчества я его за два месяца так и не выяснил – насмешливо фыркнул и распахнул дверцу стоящего неподалеку и резко выбивающегося из общей хрустальной чистоты холодильника: на дверце виднелись следы от ударов – причем, судя по всему, стучали изнутри.
Из глубины рефрижератора вылетела подхваченная порывом ветра стайка снежинок и закружилась по комнате.
–Давай сюда, – буркнул доктор, доставая из глубины холодильника темную бутылку. Я чуть склонился набок, пытаясь разглядеть, с кем он там разговаривает.
За дверцей рефрижератора обнаружилась бескрайняя ледяная пустыня. Высились огромные торосы, вдали виднелась вмерзшая в лед шхуна с едва различимой надписью на борту: «Fr…», а перед самой дверью стоял, судорожно похлопывая себя по плечам и переступая от холода с ноги на ногу, мужчина в теплой меховой шубе.
Покроффски качнул бутылку в руке и мрачно спросил:
–Все выжрал?
–Drasvi, gammel god venn på moja! – хрипло обронил его собеседник, выдохнув облачко пара. – Moja på ander kantor, nokka vin drikkom1…
–Какой «немного»?! – огрызнулся доктор, взвешивая бутыль в руке. – Тут половины нет, не меньше! – и буркнув: – алкоголик! – захлопнул дверцу холодильника, добавив себе под нос: – вот так и охлаждай у них… – после чего вытащил из шкафа лабораторный стакан, вдумчиво наполнил его до краев и протянул мне.
–Выпей, легче будет.
Я недоверчиво принюхался к содержимому и уточнил:
–И что это?
–Аскорбинка, глюкоза, физраствор и спирт. Как раз тебе для поправки здоровья.
–Мне еще целый день работать, – хмуро откликнулся я.
–И что? Тебе кто-то мешает?
–Нет, но…
–Доктор сказал пить – значит, пить, – нравоучительно сообщил Покроффски, – Доктор лучше знает.
Я вздохнул, покосился на стакан, который все еще держал в руке, и, боясь, что передумаю, резко выдохнул и залпом влил в себя его содержимое.
–А. Еще чуть-чуть царской водки, – невинно добавил доктор.
Дьявольский коктейль обжег легкие, я хватанул ртом воздух, чувствуя, что не могу дышать, закашлялся:
–Доктор, вы охренели?!
–Да ладно, тебе, Ервандыч. От пары капель соляной кислоты вреда не будет.
Я принюхался к стакану: запаха хлорки не чувствовалось. А вот привкус острого перца во рту ощущался.
Брешет ведь небось, насчет царской водки. Смотрит, как я отреагирую.
–А налейте-ка еще, доктор…
Тот хохотнул и потянулся за бутылкой.
Дверь травмпункта оглушительно скрипнула, и в комнату влетел, придерживая левое запястье правой рукою, бледный молодой человек в черном фраке. Я ощутил острый приступ зависти – почему каким-то экскортникам выдают нормальную форменную одежду, а я как идиот в лиловом пиджаке должен ходить?!
–Доктор! Помогите! – провыл вбежавший. Плюхнулся на кушетку рядом со мной и протянул дрожащую руку почти под самый нос Покроффски.
Доктор мягко отстранился, плавным движением пряча бутылку за спину, и пробасил:
–В чем дело, любезнейший?!
–Вот! – всхлипнул юноша. – Рука! – Указательный палец у него действительно был как-то странно изогнут.
–Что – «рука»?
–Палец! Вывихнул! Шел из… Ну… От подружки, запнулся о ковер, ударился рукою… Теперь палец! А я… А у меня….
Покроффски насмешливо фыркнул и, скользнув презрительным взглядом по смазливому личику инкуба, сообщил:
–Резать. По локоть.
–Как резать?! – взвился парнишка. – Почему резать?! Это просто вывих! Вы же врач! Сделайте что-нибудь!
Адский коктейльчик доктора постепенно начинал постепенно действовать. Мозг затуманила легкая пелена…
Покроффски страдальчески закатил глаза:
–Ты читать умеешь?
С другой стороны, учитывая объемы выпитого – удивительно, что я вообще еще функлици… фунцини… держусь в вертикальном положении.
От неожиданности инкуб запнулся на полуслове, а потом осторожно кивнул:
–Д-да…
–На двери что написано?
–Травмпункт…
–Во-о-от. Здесь – травмы. Лечение – в медицинском.
–Да, – жалобно проскулил парнишка, – но вы же…
Уже мало соображая, что я делаю, я перехватил пострадавшую кисть инкуба – пару раз, правда, промахнувшись и хватанув рукою воздух – и, прежде чем он успел отстраниться, резко дернул неправильно выгнутый палец, вытягивая сустав и добавив чуть-чуть чистой энергии для быстрого заживления. Парнишка истошно взвизгнул:
–Вы… вы что делаете?! – и шарахнулся в сторону, прижимая руку к груди.
–Не болит? – хрипло поинтересовался я.
Тот замер, прислушиваясь к собственным ощущениям, а затем тихонько протянул:
– Н-нет… Ой… Спасибо…
Сфокусировав взгляд на лице пострадавшего, я попытался сообщить, что ему дальше делать. В том числе и с его «спасибо». К сожалению, все подходящие формулировки были хоть и мало цензурны, но слишком длинны, и язык их произносить напрочь отказывался, так что все, что я смог, это выдохнуть:
–П-шел вон!
Инкуба как ветром сдуло.
Чувствую и мне пора идти.
С трудом поднявшись с кушетки, я шагнул к двери – едва-едва устоял на ногах, когда меня резко повело в сторону, смачно приложив плечом о стену. Собака в кармане сдавленно пискнула. Совсем про нее забыл…
–Да, Ервандыч, – задумчиво протянул доктор. – Неслабо ты наклюкался…
И даже не помог мне на ногах устоять, гад ползучий. Можно подумать, я не знаю, что он под маской прячет.
Я уже даже в коридор вышел и за ручку двери держался, когда взгляд упал на ту самую злосчастную табличку.
–Кстати, доктор…
–Ну? – оглянулся тот.
–А почему у нас… – я почувствовал, что язык слишком уж сильно заплетается, с трудом сгреб мозги в кучу и попытался снова: – Почему у нас травп… травм… трап…
–Травмпункт, – мягко подсказали мне.
–Он самый! Мы же не санаторий?..
–Можно подумать, ты в этом разбираешься, – кисло откликнулся доктор и, высунувшись из-за двери, стукнул желтым обкусанным ногтем по табличке. Та подернулась легким туманом, и сменилась на золотистые буквы «Медицинский пункт».
А Покроффски смерил меня долгим взглядом и, буркнув что-то вроде: «Разучилась пить молодежь», спрятался обратно в кабинет, осторожно прикрыв за собою дверь.
Ох… как же мне нехорошо…
Как я добрался до своего кабинета, помню смутно. Мрачные коридоры отеля со скалящимися из темных углов черепами, заляпанные кровью портьеры, кривые изгибы подпространства, пронизавшие разные этажи – все смешалось и перепуталось перед глазами.
Я шагнул в ласковую, непроглядную тьму офиса, наощупь добрался до стола, стянул пиджак и, небрежно бросив его на свободный стул – в кармане протестующе квакнула собачонка – рухнул в мягкое глубокое кресло.
Теплый бархат подлокотника мазнул по ладоням. Я откинулся на спинку, чувствуя, как перед глазами все плывет, смежил веки…
Лунная дорожка протянулась к моим ногам. Я на миг наклонился, коснулся ее ладонью – на пальцах осталась светящаяся во тьме пыльца…
Подняться с кресла. Привычно встать на серебристую полосу, чувствуя, как она обретает плотность под твоею ногою…
Лунная пыль брызнула в разные стороны, осела на брюках, закружилась, поднимаясь все выше, пачкая все вокруг. Казалось, тонкие, чуть прохладные пальцы касаются моего лица, скользят по коже, зовут и манят вперед…
Я потянулся навстречу луне. Шаг. Еще один. Звезды, вы слышите меня? Я иду к вам, звезды…
Зов ночного светила набатным колоколом звенел в ушах. Протяни руку – и дотронешься. Поймаешь крошечный шарик на ладонь, прокатишь между пальцами, оставляя дорожку светящейся пыльцы…
–И долго мне еще ждать?
Я вздрогнул и открыл глаза.
У входа в кабинет замер невысокий силуэт, четко очерченный на светлом фоне дверного проема.
Я с трудом разлепил спекшиеся губы:
–Ч-что?
–Ждать говорю, долго? Я давно уже пришла, – отчеканил знакомый голосок. Кукла шагнула через порог и чуть склонив голову набок – ленточки-змеи зашевелились и недовольно зашипели – звонко поинтересовалась: – А ты всегда светишься в темноте?
Я медленно поднял руку: осевшая на ладони лунная пыль слабо мерцала. На подлокотнике, там, где пальцы прикасались к бархату, остались флуоресцентные следы. У ножек кресла валялись щедро рассыпанные гнилушки…
Это было! Это не приснилось! Значит, у меня все-таки есть шанс выйти отсюда?!
Ага. Ногами вперед.
Стоило чуть повести глазами, и замерший на проходе силуэт куклы дрожал и искажался: то вытягивался до самой притолоки, то сжимался до невысокой фигурки в платьице, а то и вовсе дробился на два: темный – крошечный и полупрозрачный – высокий, с зажатым тесаком в кулаке.
Хороший у доктора коктейль, ничего не скажешь.
–Может, ты радиоактивный? – беззаботно поинтересовалась кукла, так и не дождавшись ответа.
–Фосфора в организме много, – огрызнулся я.
–А, рыбы переел, – понятливо кивнула Чайка. Подумала и предложила: – Может, все-таки свет включишь? Дышать не видно.
Скривившись, я поднял тяжелую руку и щелкнул пальцами. В тот же миг лампочки в тяжелой хрустальной люстре над головой разом вспыхнули и взорвались, осыпав меня осколками.
–Да твою ж!.. – только и смог выдохнуть я.
Вот что значит – не рассчитать приложение силы.
Чайка испуганно взвизгнула, шарахнувшись назад. Через мгновение, правда, приоткрыла один глаз, прошептала:
–Классный фейерверк! – и вновь зажмурилась.
Собачонка, мирно спавшая до этого в кармане пиджака, разразилась ожесточенным тявканьем, перемежаемым ругательствами на семи мертвых языках. Я уверенно смог опознать только аккадский – причем, судя по всему, его средневавилонский диалект – и шумерский.
Кукла, только что застывшая неподвижной статуэточкой, отмерла, шагнула вперед, чуть склонив голову набок:
–Кто там у тебя?
Мне было не до нее: осколки запутались в волосах, и я безуспешно пытался их вытрясти, успев до крови расцарапать ладонь.
А, к черту. Перед сном душ приму. Может, что-нибудь и смою.
Если не забуду.
–Так что там у тебя?! – все не успокаивалась кукла. Ответа не дождалась, вздохнула и уверенно направилась к стулу. Стащила пиджак за свисающий рукав на пол и потыкала носочком крохотной туфли во вздувшийся бугор в кармане:
–Эй, ты кто там? Вылазь?
Лежащая неопрятной грудой ткань зашевелилась… И на волю выползло давешнее одержимое создание. За прошедшее время оно стало только страшнее: рыжая шерсть вылезла клочьями, клыки в пасти торчали в разные стороны, а на макушке появилась парочка витых бараньих рогов.
–Ой, какая пре-е-е-е-елесть! – всплеснув руками, радостно взвизгнула Чайка (причем, по-моему, совершенно искренне) и, обхватив пухленькими фарфоровыми ручками собачонку, обняла ее за шею.
Одержимая псина испуганно задергалась в крепкой хватке куклы, но ту было не остановить.
– Какая милая собачка!
Я хмыкнул:
–Это не собачка, а какая-то пакость.
–Собачка – собачка, – отрезала Чайка. – Просто она помесь.
–С чем? – Хмуро поинтересовался я. – С радиоактивным пеплом?
Кукла только отмахнулась:
–Не слушай его, рыбонька… Да моя ж ты заинька! Да моя ж ты лапочка! Да какой ты у меня красотулечка! – звучно чмокнув пса в ярко-красный нос, Чайка на миг отстранилась от уродца, рассматривая, а затем вновь прижалась как к родному.
Тот сдавленно пискнул и протестующе заскреб когтистыми лапами по полу, оставляя длинные глубокие царапины.
–Испортите паркет, убью! – возмутился я. – Я за него из своей зарплаты отвечаю!
Кукла на миг замерла, чуть отстранилась от пса – не выпуская его, впрочем, из крепкой хватки – и ковырнула носочком пол:
–Древесина Иггдрасиля? – и, не дожидаясь ответа, вновь прижалась к отчаянно отбивавшей собаке: – Да мое ж ты солнышко!
Меня передернуло.
Серебристая пыль на ладони постепенно смешивалась с выступившей кровью, темнела и блекла. Еще немного, и в комнате вновь наступит темнота… Это ж сколько я проспал? Солнце часов в девять вечера заходит…
Мрак медленно наступал из темных углов. Выпускал длинные щупальца, клубился у самых ног, жадно сжирая блекнущие гнилушки и гася лунную пыльцу. Мгла уже спрятала стол, стулья, почти проглотила куклу, все так и не выпустившую вяло отбивавшуюся, полузадушенную в объятьях, собачонку. Исходившее от меня бледное мерцание почти погасло.
Я представил, как мне придется блуждать в темноте комнаты, биясь головой о стены – то, как я ловко прошел здесь раньше, не в счет, я был под наркозом – и скривился. Только этого мне для полного счастья не хватало.
Потерев ладонь об ладонь, я скатал подсохшую кровь, смешавшуюся с пыльцой, в небольшой комок и, тихо зашипев от боли, когда стеклянная крошка, оставшаяся на руке, вновь впилась в кожу, подбросил получившуюся субстанцию в воздух, щелкнув по ней ногтем. Та взмыла под самый потолок, рванулась к люстре, осела на взорвавшихся лампочках и бусинах хрустальной люстры… И те засветились мягким теплым светом, разгоняющим мрак, укутывающим, подобно теплому шерстяному платку…
–Ой, – тихонько выдохнула Чайка, поднимая лицо от шерсти собачонки: – Как тут красиво…
Приглушенный, слабый свет, шедший от люстры, выхватил из темноты затянутый сукном стол с зеленой лампой, разделенные резными пилястрами гладкие дубовые панели на стенах; мельком показал оскалившиеся пасти тонущих во мраке выточенных из дерева чудовищ, притаившихся в углах; заблудился – запутался в тяжелых бархатных шторах на окнах. Я поймал на ладонь выстреливший от хрустальной бусины отблеск, сжал кулак, чувствуя холодное прикосновение к коже и пытаясь сообразить, становится ли мне от этого лучше или, наоборот, только сильнее кружится голова.
Кукла зажала шею отчаянно извивающейся собачонки локтем и шагнула вперед, зачарованно оглядываясь по сторонам и крутя головой на триста шестьдесят градусов.
–Прелесть какая…
Одержимый демоном пес сдавленно хрипел и дергал лапками, предусмотрительно держа их на весу, чтоб не поцарапать паркет.
Я раздавил отблеск в кулаке, разжал ладонь и поднял тяжелый взгляд на куклу:
–И зачем ты пришла?
–Так ты сам меня позвал! – возмутилась она.
–Когда?!
–В архиве! Сказал в семь прийти. Я пришла, уже пару часов жду, когда ты проснешься…
А, точно, было такое.
Сладко потянувшись, я на миг свел лопатки, выпрямляя спину, и потянулся за бумагой. Огляделся в поисках ручки, не нашел и, вздохнув, вытащил из воздуха чернильницу и украшенное металлическим наконечником гусиное перо. Чувствую, я за сегодня израсходую весь лимит на чары.
Ну и черт с ним.
Я все равно выберусь отсюда.
А часы я уже уничтожил.
Поставив чернильницу на стол, я написал несколько строчек и, ковырнув острым концом пера палец, коснулся бумаги. Кровавая отметина впиталась в лист, мгновенно засохнув в форме печати. Приглядевшись, в бурых очертаниях можно было рассмотреть силуэт воющего на луну волка и шедшие по периметру ИНН и ОГРН «Волчьего солнышка». Первый состоял из одних шестерок, второй – из девяток.
–Держи.
Придерживая все еще слабо дергающую собачонку локтем за шею, Чайка шагнула вперед. Вытянулась на цыпочки и, подхватив фарфоровой ручкой бумагу, нахмурилась, пытаясь разобрать мой почерк:
–Это чего?
–Приказ на закупку новой пищалки. Отдашь в бухгалтерию.
Кукла потрясенно опустила руки. Собака выпала на пол и попыталась отползти в сторону.
–Новая пищалка?! Мне??? Правда?!
–Там все написано, – скривился я. От визга Чайки у меня опять начинала болеть голова.
–Пищалка… – пораженно повторила кукла. – Новая… Мне…
Одержимая собачонка, по-пластунски прижимаясь к полу, уже доползла до двери. Чайка выронила бумагу и рванулась за своей живой игрушкой. Перехватила за выщипанный хвост и сорвав с волос одну из ленточек – змей, завязала ее на шее у пса вместо поводка. Несчастный демон тоскливо взвыл, а кукла, не обращая никакого внимания на его слабое сопротивление, потащила его обратно к столу. Подняла бумагу и, пискнув:
–Спасибо! – устремилась к двери, волоча на по буксире слабо отбрыкивающегося демона.
Я отложил в сторону перо и устало откинулся на спинку кресла. Пьяным я себя не чувствовал, но стоило только чуть-чуть повести глазами, и комната начинала сдвигаться в сторону вслед за фокусом зрения. Пора это все заканчивать.
Точнее, пора идти спать, раз уж я доковылял до кабинета и черт знает сколько времени провел здесь.
Нет, конечно, рабочий день у меня еще не окончен, до полуночи еще далеко, но я же свихнусь, если, как полагается, займусь делами. Ну, там – вечерний обход, проверка холла, проверка автостоянки… Да ну это все в болото.
А кому не нравится, может сам прийти сюда и рассказать все, что обо мне думает.
Я поднял голову к потолку:
–Куака? Я даю тебе шанс!
Тишина.
Кто б сомневался.
С трудом встав, я направился к выходу из коридора, умудрившись по дороге пару раз впечататься плечом во внезапно выросшую рядом стенку.
И чтоб я еще раз послушал доктора?! Да я лучше удавлюсь. Или в холодильник к нему залезу.
Кстати, а к слову о холодильнике. Интересно, у Покроффски там действительно портал на север или просто небольшой карман в подпространстве? Надо будет при случае уточнить. Главное при этом не пить. Ни грамма.
С трудом, практически на автопилоте, доковыляв до выхода из кабинета, я рывком распахнул дверь и шагнул из такого родного и безопасного помещения в темный мрак коридора. Родного и безопасного потому, что в первый же день после попадания в эту клоаку, я закрыл офис и свою спальню от внезапных посещений: теперь туда могли попасть лишь те, кому я сам разрешил или кого позвал – это, кстати, послужило причиной для первого обнуления срока. Разумеется, после такого «щита», стоящего над обеими комнатами, Куака на мой призыв откликнуться не мог.
Но проверить стоило.
Впрочем, лирические размышления следовало отбросить едва я шагнул в коридор – навстречу мне тут же двинулась полупрозрачная фигура с угрожающе вскинутыми руками. Что-то такое белое, растекшееся – напоминающее привидение из старого детского мультфильма. Заунывно завывая, существо плыло ко мне, угрожающе моргая черными дырами глаз.