Я ненавижу вас, Доктор Робер!

– Удачи, – говорит она напоследок и выходит из лаборатории.

– Пока, – кидаю ей в спину и вновь утыкаюсь носом в отчеты.

На самом деле, мне сегодня больше нечем заняться. Журнал заполнила, начинать новый эксперимент уже поздно. Тяжело вздыхаю и решаю отвлечься на поиск свежих публикаций – хочется быть в курсе новостей. Папки «Литература» и «Прочитанное» я создала еще в первый день работы. С тех пор первая пугающе растет каждый день, а во второй на меня укоризненно смотрит единственный файл с обзором.

Параллельно смотрю на часы. Мне любопытно, позвонит ли Паша еще раз. Быть может, все-таки встретит? Мысли путаются в голове, как шерстяная нитка, закручиваясь в плотный узел. Я спрашиваю себя практически каждые пять минут: «Яна, что ты в нем нашла? Почему вы все еще вместе?» Но внятного ответа в созданном мной монологе почему-то не нахожу.

Наверное, мне так удобно. Я боюсь остаться одна, зарыться в статьях и стать чокнутой, повернутой на науке. Боюсь вновь обжечься, почувствовать вкус одиночества и ненужности. Горько плакать по ночам, а потом рано утром замазывать синяки консилером. Ощущать опустошенность под ребрами, отводить взгляд от счастливых пар в надежде, что не заплачу вновь.

Да. Мне так удобно. И я машинально даю Пашке очередной шанс. Постоянно. Лишь бы не чувствовать себя одинокой.

– Яна Андреевна, – вырывает меня из мыслей голос Марка, – вы не могли бы вздыхать потише?

Закатываю глаза. Кажется, я понимаю выражение Жени «он ходячая головная боль, но чертовски обаятелен». Ведь Марк серьезен по отношению к работе и сотрудникам, но в то же время чертовски обаятельно делает замечания. Это балансирование между «плохим» и «хорошим» выходит у него весьма недурно.

– Вас не учили, что подслушивать нехорошо?

Слышится скрип колесиков, и вот Марк уже смотрит на меня, возвышаясь над стенкой.

– Нас разделяет гипсокартонная перегородка. Ее пропускная способность составляет порядка двадцати децибел, а человеческий голос в помещении достигает тридцати децибел.

Я вновь закатываю глаза. Каким же нужно быть дотошным, чтобы на каждый вопрос Вселенной знать ответ?

– Вы это в «Википедии» вычитали?

– Я сам составлял там статью про уровень звукоизоляции и пропускного шума.

Что ж. С дотошностью я, кажется, погорячилась.

– В мире существует хоть одна тема, которую вы не знаете?

Марк театрально задумывается.

– Нет, не думаю.

Придвигаюсь чуть ближе к Марку, ощущая нарастающее напряжение в воздухе.

– А вы, случаем, не в доме Всезнайки родились?

Марк ехидничает:

– А у вас аргументы закончились?

– Вопросом на вопрос не отвечают.

– С чего это вдруг?

Я ничего не отвечаю. Пускай последнее слово останется за ним.

Не выдержав натиска тишины и разгорающейся внутри меня обиды, я привожу в порядок свой рабочий стол и, убедившись, что по чек-листу я все сделала правильно, выхожу из лаборатории, оставив Марка в давящей тишине. Все, как он любит.

Пока иду по коридору, проверяю телефон на наличие пропущенного звонка или сообщения. Но, к моему сожалению, там пусто. Даже на чертовой почте ничего нет.

Быстро переодевшись, поправив прическу и освежив макияж (хотя кого я обманываю, консилер и пудра не скроют моего разочарования в отношениях), выхожу из раздевалки, спускаюсь вниз и ищу пропуск. А потом вновь вспоминаю, что вход и выход – по биометрии. Я сегодня какая-то рассеянная. Тяжело вздохнув, даю возможность камере просканировать мое лицо, попутно натянув слабую улыбку, и, как только турникеты пропускают меня, выхожу.

Сегодня пасмурно. Солнце давно скрылось за густыми налившимися тучами, будто не желая ласкать город теплыми лучами. Я оглядываюсь по сторонам в надежде, что увижу Пашу. В надежде, что он просто решил так пошутить надо мной. Но понимаю, что это неправда. Он забыл. Снова.

Обещания, срывающиеся с его уст, теперь равнозначны пустому звуку. Он не изменится, как бы мне этого ни хотелось. Как бы мне ни хотелось видеть в нем ответственного человека, с таким каши не сваришь. Тянуть на себе отношения за двоих у меня попросту нет сил, а значит, дальше наши дороги расходятся к разным полюсам.

Машинально достаю телефон и набираю его номер. Зачем я это делаю? Почему бы просто не поехать домой и не забыть его? Просто исчезнуть, заблокировав номер? Ведь Паша вряд ли вспомнит, что у него есть девушка, так и будет сидеть в очередном баре за просмотром футбола.

В трубке слышатся длинные гудки. Долгие. Протяжные. Нудные. Я хочу уже сбросить звонок, но тут Паша отвечает:

– Алло?

Едва сдерживая эмоции, я вдыхаю через нос и проглатываю всю обиду.

– Привет. А ты где?

– Ай, блин…

Где-то глубоко внутри меня до сих пор тлел уголек надежды, но теперь он потух.

– Забыл, да?

В трубке слышится мычание. Впрочем, Паша все равно ничего путного сказать не сможет.

– Прости, малыш…

– Нет, Паш! – повышаю голос, обхватив себя руками. – Не прощу! Никогда!

– Ну, малыш, я…

– Мне надоело нести отношения на себе.

– Я… просто забыл, милая… – продолжает оправдываться Паша.

Мне настолько грустно от осознания, что меня вновь променяли на какое-то более важное дело, что к глазам подступают слезы.

– Ты даже и не пытался вспомнить.

– Нет, я…

– Думаю, что на этом можно поставить жирную точку в наших отношениях.

– Яночка, милая моя… – скулит он в трубку, но я даже слышать не хочу его лживые оправдания.

– Пока, Паш.

Я сбрасываю вызов и закрываю глаза, чтобы полной грудью вдохнуть тяжелый воздух Москвы.

И тут вздрагиваю от голоса, который раздается позади меня:

– Ваши вздохи до добра не доводят.

Марк. Что он забыл возле меня?

Разворачиваюсь к нему и вижу, что на его лице застыло изумление, словно это я какое-то привидение, которое потревожило его, а не наоборот. Складываю руки на груди и выгибаю бровь, потому что меня жутко раздражают его глупые и неуместные замечания. Попутно пытаюсь сдержать слезы, которые вот-вот польются соленой рекой.

– У вас что, какая-то личная неприязнь к женским вздохам?

– Вы сейчас раздражены, – говорит Марк, обжигая ледяным взглядом.

– Послушайте, Марк… – специально делаю паузу, словно собираюсь с мыслями, – что вы ко мне прицепились?

– Даже и не пытался.

Врет. Иначе он не обращал бы на меня больше внимания, чем на других коллег. Ведь за эти дни, которые мы проработали с ним, я ни разу не заметила, чтобы Марк испытывал к кому-нибудь еще столь сильное желание поиздеваться.

– Если вы полагаете, что ваши неуместные шуточки и замечания в мой адрес всегда справедливы, то вы глубоко ошибаетесь.

– Правда?

Издевка прозвучала довольно убедительно.

– Марк Борисович…

– Я внимательно вас слушаю, Яна Андреевна.

Мы замолкаем. Где-то вдали воет сирена «Скорой помощи». Через секунду с другой стороны доносится рев выхлопной трубы мотоцикла… А мы все продолжаем стоять и буравить друг друга взглядами.

Марк издевается. Решил, что нашел себе новую грушу для оттачивания остроумия и сарказма. Нет уж. Не сегодня, Марк Борисович. И никогда после. Я хочу высказать ему все, что накипело внутри.

– Я все никак не могу понять… – начинаю я с такой раздраженной интонацией, какую наш индюк совершенно не ожидал. – Вы настолько одиноки, что норовите каждого новичка извести, или у вас такое отношение ко всем, кто вам не ровня?

– Яна Андреевна, я…

– Подколы, издевки, унижения в адрес других молодых сотрудников… – перечисляю я, повысив тон. – Я даже не представляю, какой арсенал рычагов воздействия у вас в кармане. Вы самый недружелюбный коллега, с каким мне приходится работать.

– Очень польщен вашим комплиментом, – отвечает он и улыбается.

Улыбка натянута, от нее веет ложью. Она не настоящая. Он лишь скрывает свое настоящее «я» за ней. Я его раскусила.

– Вы неисправимы, – заявляю я.

Развернувшись, удаляюсь прочь. Не желаю его больше слышать. По крайней мере сегодня.

– И вам хорошего вечера.

Пропускаю мимо ушей его слова и из последних сил сдерживаюсь, чтобы не показать ему средний палец, прямо как в зарубежных фильмах.

Ну хам! Просто. Полнейший. Хам!

Остаток дня я провожу в гордом одиночестве. Паша так и не соизволил перезвонить, поэтому нашим отношениям явно конец. Немного расстроившись, что так глупо они закончились, я включаю какую-то мелодраму и беру большое ведро мороженого.

Скажу я вам, это отличное средство, чтобы выплакать то, что так долго копила в себе. Понять и осознать свои ошибки. Порадоваться за героев и расстроиться, что у тебя отношения не как в фильме (или не как в книге). Мелодрама плюс мороженое равно превосходный домашний психолог. Дешево и сердито. Как говорится, народный выбор женщин.

Завтра мне нужно явиться на встречу с директором по персоналу по случаю окончания первого месяца моей работы. Мы будем встречаться каждый месяц, пока не закончится испытательный срок, который длится три месяца, и меня окончательно не примут в штат.

Каждый день испытательного срока первой работы в лаборатории проходит волнительно. Мне кажется, что я что-то упускаю, недостаточно хорошо соблюдаю инструкции или же делаю совершенно все не так по технике безопасности. Легкое волнение иногда накатывает волной паники: а что, если меня не возьмут в штат? Что, если завтра мне скажут «вы нам не подходите»? Что тогда?

Когда меня завалили на английском при сдаче экзаменов в аспирантуру, мне показалось, что весь мир рухнул в одночасье. Практически то же самое я ощущаю сейчас, когда наши с Пашей отношения закончились. Но ведь всегда после бури наступает затишье, правда?

Откинувшись на спинку дивана, чешу Шелби за ушком. Мой питомец кладет голову мне на коленку и тяжело вздыхает.

– Да, ты прав, – говорю ему. – Ужасный день выдался.

Шелби смотрит на меня темными глазами с такой грустью, что мне сразу хочется затискать его. Но эта собачья «грусть» – лишь способ выклянчить у меня мороженое, оставшееся в пластмассовом ведерке.

– Ты это хочешь? – выгибаю бровь, продолжая наблюдать за Шелби.

Он радостно приподнимается, высунув язык и виляя хвостом.

– Вот прям это? – указываю на мороженое, и Шелби аккуратно дотрагивается лапой до моей руки, слегка поджимая когти. – А ты был хорошим мальчиком весь день?

Шелби крутится вокруг своей оси, издавая едва уловимое глухое рычание. Он настолько неуклюже радуется, что чуть не падает с дивана. Я грустно смеюсь.

– Ну ладно, – разрешаю я.

Зачерпываю последнюю ложку мороженого и… кладу ее себе в рот. Шелби неодобрительно наблюдает за мной, навострив уши.

– Тепе нильфя фтолько флаткого, – говорю Шелби, пытаясь проглотить холодное мороженое. И как только мне это удается, я добавляю: – А вот облизать ведерко ты можешь.

Шелби едва может усидеть на месте и поскуливает от предвкушения. Я знаю, что нельзя давать собакам сладкое, да и кошкам тоже, но чуть-чуть изредка можно. Тем более сегодня такой ужасный день. Отдаю пустое ведерко из-под мороженого Шелби, и он моментально опускает в него голову и начинает тщательно вылизывать стенки.

Фильм продолжает идти, озаряя нас то белым светом, то зеленым, то красным. А я утыкаюсь в одну точку, ощущая, что в сердце вновь погасла звезда надежды. Но почему-то я чувствую и тяжесть расставания, и легкость будущей новой жизни. По крайней мере сейчас.

Эйчар завтра также познакомит меня с моим новым научным руководителем. Кто он, я не знаю. Знаю лишь, что мне нужно сегодня хорошенько выспаться перед таким «грандиозным» событием. В этот раз нужно подойти к диссертации куда серьезнее. И я верю, что во второй раз у меня все получится.

Шелби уже вылизал все ведерко из-под мороженого и теперь, вытащив мордочку из него, высунул язык и радостно посмотрел на меня. На мордочке осталось мороженое, и выглядит он очень забавно, поэтому я не удерживаюсь и смеюсь со слезами на глазах.

– Ну ты и грязнуля! – говорю ему, вытирая мороженое, а у самой капают горькие слезы. – Ну ничего… как-нибудь переживем, – произношу на автомате и спустя секунду понимаю, что эмоции сами рвутся наружу из груди.

Обида. Боль. Горечь. Весь спектр.

Задрав голову и шмыгнув носом, я пытаюсь оставить глупую идею поплакать. Лучше от этого мне явно не станет, а завтра важная встреча. Поэтому я кое-как пытаюсь вытереть слезы, которые предательски не хотят прекращаться. Ведерко из-под мороженого падает на пол, и Шелби сразу же залезает на меня и пытается успокоить, ловя шершавым языком спускающиеся по моим щекам слезы. В приступе нежности я крепко обхватываю собаку и прижимаю к себе. Шелби единственный, кто сейчас рядом. Единственный, кто показывает свою любовь без какой-либо выгоды для себя (выклянчивание вкусняшек не считается!). И от этой мысли я еще сильнее расстраиваюсь. Так мы сидим полчаса, пока я окончательно не успокаиваюсь, а потом ложимся спать вместе. Шелби всегда переживает, когда видит меня расстроенной, поэтому залезает на кровать, убеждается, что я уснула, и лишь потом засыпает сам.

Утром, выгуливая Шелби, я думаю о том, что, возможно, резка с Марком. Быть может, не стоило обзывать его индюком, тогда бы и он по-другому ко мне отнесся. Но что сделано, того не исправить.

Исполнив все обязанности хозяйки собаки, я собираюсь сама. Время – девять утра, а знакомство с научным руководителем назначено на одиннадцать. Я еще успею зайти в кофейню, взять свежесваренный кофе и дойти, не торопясь, наслаждаясь прелестью ранней и теплой, но такой переменчивой московской осени.

В метро, как всегда, час-пик, полнейшая давка, поэтому мне очень хочется побыстрее выйти на свежий воздух. Доехав до нужной станции, выхожу. До встречи полчаса, поэтому направляюсь в любимую кофейню, чтобы насладиться кофе. Заказав лавандовый раф, один из самых любимых видов, я выхожу из кофейни и направляюсь к работе. Машины гудят, птички поют, а молодежь гуляет, прижимаясь друг к другу.

Прикладываю пропуск и иду на третий этаж, где мне скажут, в какую группу я подхожу и кто мой руководитель. Остается всего лишь пара месяцев предельного нервного напряжения, но что поделать… Нужно было меньше развлекаться с Пашей.

Найдя кабинет, я стучусь в него.

– Добрый день, Алена Семеновна, – приветствую эйчара, спрятавшуюся за кипой бумаг.

Ей лет пятьдесят, у нее кудрявые белые волосы. Она смотрит на меня из-за огромной прозрачной оправы очков. Сколько я тут хожу, она всегда в этом образе. Никогда его не меняет.

– А-а-а, – протяжно произносит она, – привет, Яночка! Заходи, заходи…

Я прохожу и сажусь на стул напротив ее стола.

– Так, Максима Дмитриевича еще нет. Я лично ему напоминала о тебе!

– Ага…

На Алене Семеновне расписная зеленая кофта. Она достаточно плотного телосложения, но любит носить слегка обтягивающие юбки, балетки и расписные кофты. Сколько у нее этих кофт, вообразить невозможно. Мне кажется, все цвета радуги собраны в ее гардеробе.

– Так-с… – говорит она и что-то листает в телефоне. – Ага, нашла!

Она нажимает на кнопку, включает громкую связь, и раздаются гудки. Видимо, Алена Семеновна решила, что Максим Дмитриевич должен присутствовать любой ценой, даже если это будет виртуально.

– Алло, – спустя довольно долгое время отвечает запыхавшийся женский голос.

– Здравствуйте! А где Максим Дмитриевич? Мы тут ждем его на совещании… – растерянно говорит Алена Семеновна.

Я немного выпрямляюсь, поняв, что что-то произошло.

– Никакого совещания! – выпаливает женщина – ей явно хочется выговориться. – Этого идиота сейчас пакует «Скорая»! У нас сегодня годовщина свадьбы, и муж решил показать, что умеет готовить. Он швырнул заморозку на сковороду, на кипящее масло! Сам обжегся, да еще пожар устроил! Химик, блин!

Алена Семеновна изо всех сил пытается держать лицо, пока я мечусь между жутким чувством неловкости и желанием рассмеяться в голос.

– Ой… – только и отвечает Алена Семеновна и что-то быстро печатает в мессенджере. – Пусть не забудет оформить больничный… То есть пусть лечится! – Она сбрасывает вызов. – Кажется, Максим Дмитриевич не придет.

– Это точно!

– Но я могу вас поздравить с успешным прохождением первого месяца. По задумке, Максим Дмитриевич должен был привести вашего руководителя сюда. Пойдемте, я вас сама с ним познакомлю.

Алена Семеновна встает, поправляет юбку и прихорашивается в небольшом круглом зеркале. Я встаю вслед за ней, и мы выходим из кабинета. Она что-то напевает себе под нос, какую-то несуразную мелодию. Мы проходим к переговорной, Алена Семеновна стучит несколько раз и заходит внутрь.

– Входите, – доносится из-за закрытых дверей голос мужчины.

– Я привела вам вашу… подопытную, – ехидно говорит Алена Семеновна, пока я закрываю дверь за собой.

Обернувшись, я вижу перед собой… Марка Борисовича!

Укусите меня дважды! Он что, мой новый научный руководитель?!

Глава 6

Марк

Яна округляет глаза до такой степени, что они вот-вот выпадут из глазниц. Ее удивлению нет предела. Впрочем, я и сам не меньше удивлен.

– Яна Аланина, – представляет мне девушку Алена Семеновна, – очень выдающийся молодой специалист.

– Поэтому уважаемая Яна завалила первое же задание по такой легкой теме?

Складываю руки на груди, облокотившись на край большого овального стола. Я щурюсь. Естественно, никому не нравится, когда его тычут носом в собственные промахи. Но эта ситуация комична тем, что с Яной мы уже знакомы. И мне чертовски любопытно, что она предпримет, оказавшись в таком нелепом положении.

– Марк Борисович… знаете… – начинает Алена Семеновна, но я ее прерываю:

– Быть может, Яне просто не нужна биология?

Продолжаю буравить ее своим взглядом, от которого девушке не по себе. Она принимает такую же позу – складывает руки на груди. Смыкает губы, будто боясь, что с ее уст сорвутся очередные обидные высказывания.

– А… хм… – мычит Алена Семеновна.

– У всех бывают взлеты и падения, – практически выдавливает из себя Яна. – Поэтому, если у меня не получилось в прошлый раз…

– То и в следующий тоже может не получиться, – заканчиваю за нее фразу.

В переговорной повисает тишина. Алена Семеновна не знает, что еще добавить, Яна продолжает хмуриться и злиться, а меня эта ситуация лишь забавляет. Я-то знаю, что все придет при должном усердии.

Пока я витаю в своих же мыслях, Яна продолжает пристально смотреть на меня карими глазами. А Алена Семеновна и вовсе не знает, куда себя деть.

– Ну, Марк Борисович… – тревожно вздыхает Алена Семеновна, – при всем уважении…

– При всем уважении – я надеюсь, что Яна не будет самовольничать, а будет с уважением относиться к своему руководителю…

Яна сглатывает. Встаю, засовываю руки в карманы брюк и медленным шагом подхожу к ней. Девушка внимательно наблюдает за мной. И сдается мне, что, если бы не Алена Семеновна, Яна выпустила бы на волю всех своих язвительных демонов, лишь бы выйти из ситуации с победой. Ну ничего. Мы перевоспитаем ее.

– …и не станет доводить его до белого каления.

Застываю в двух метрах от нее. Мы смотрим друг другу в глаза, как боксеры перед схваткой. Девушка злится. Вернее, закипает одновременно от ярости и… стыда. На ее лице появляется маленький румянец, губы искривляются в неестественной улыбке.

– Да ну, бросьте! – тараторит Алена Семеновна. – Там была очень скользкая ситуация. Вы не знаете, что там было!..

– Знаю. Знаю, Алена Семеновна. Научный мир тесен.

– Ну-у… тогда вы должны понимать, что…

– Я все прекрасно понимаю, – снова обрываю ее, не переставая смотреть в глаза девушке. – И верю, что Яна усвоила прошлый урок жизни.

Яна медленно закипает. Румянец на щеках становится более заметен, а взгляд хищной кошки должен нагонять страх или волнение. Но мне почему-то смешно. Едва сдержав смех, я добавляю:

– Думаю, мы поняли друг друга.

Она чуть заметно кивает.

– Ну и славно, – расплываюсь в улыбке, переводя глаза на женщину. – Видите, Алена Семеновна?

– Да уж… – произносит она с ноткой грусти. – В смысле, я рада, что все мы друг друга поняли!

– Ага, – хмыкает Яна.

– Я уже отправил на согласование тему Максиму Дмитриевичу, и ответ пришел положительный.

– Почему мы меняем тему? – удивленно спрашивает девушка.

– Потому что я так решил. Мне ваша тема показалась скучной и заезженной. А вы можете куда лучше выполнить проект.

Мы встречаемся взглядами. Вновь. Как будто в переговорной больше не на что посмотреть.

– Но ведь меня брали на другой проект!

Язвительно улыбаюсь ей.

– Ничего страшного. Ваша академическая успеваемость впечатляет. Вам не составит труда начать все сначала и сделать из нового проекта конфетку. Глобально ведь тема остается, не зря же у лаборатории есть такое направление. Просто углубимся в другой объект.

– Спасибо, – практически выдавливает из себя Яна, словно ее заставили высказать благодарность.

– Ну-с, – натужно произносит Алена Семеновна, – если будут какие-то спорные моменты, то…

– Спасибо, Алена Семеновна. Вы свободны.

Женщина в замешательстве. Ее рот приоткрыт, будто она хочет что-то сказать, но не решается.

– Спасибо, – повторяю я, – вы свободны. Всю документацию я принесу чуть позже.

Так ничего и не ответив, Алена Семеновна разворачивается, как мне кажется, в смешанных чувствах, выходит из переговорной и закрывает за собой дверь. Яна тяжело вздыхает и тоже делает пару шагов к выходу.

– А вас я никуда не отпускал, – произношу как можно тверже.

Яна замирает на месте.

– Вы не хотите поинтересоваться, какой проект будет у вас?

Девушка разворачивается ко мне, снова складывает руки на груди и буравит своим взглядом.

– Я поверить не могу, что вы мой руководитель!

– Это хорошо или плохо?

– Это… это…

Яна сдерживается. Точнее, держится из последних сил, чтобы не нахамить мне.

– «Это» – частица речи, которая может как подчеркивать какой-либо член предложения, так и усиливать значение предшествующего местоимения или наречия в вопросительном предложении.

– Вы редкостный зануда!

– Спасибо, я польщен.

– Вы специально стали моим научным руководителем?

– Нет, так сложились обстоятельства.

– Я вам не верю! – Девушка тычет в мою сторону указательным пальцем. – Вы это сделали специально, Марк Борисович! Специально! Я в этом уверена!

– Ваши причинно-следственные связи нелогичны.

– Для вас все, что не совпадает с вашим мнением, нелогично, неправильно, вызывающе, глупо или вульгарно!

– Вот с последним бы я поспорил.

– Я сейчас же пойду и попрошу перевести меня в другую группу!

Я застываю в изумлении. Нет, ну нахалка какая! Лучше меня она не найдет никого!

– Давайте, давайте.

– Вот и пойду!

– Вот и идите.

– Вот и пойду!

Она разворачивается и идет к двери.

– А как же посидеть на дорожку? – спрашиваю с издевкой и наблюдаю веселую картину.

Яна, краснеющая как помидор, оборачивается и сверлит меня своим взглядом. Ее зеленые глаза, наполненные гневом, становятся похожими на темные озера, в которых мерцают искры ярости, готовые вспыхнуть в любой момент. Только всевышняя бактерия знает, почему я не смеюсь в этот момент. Давясь смехом, стараюсь сохранять невозмутимый вид. Ну не всегда же мне быть серьезным ученым!

– Не думайте, что вы выиграли.

– Выиграл что?

Яна фыркает, сощурив глаза. То ли ей нечего ответить, то ли она готовит армагеддон. Девушка резко открывает дверь и вылетает из аудитории. Не сдержавшись, я наконец смеюсь.

По наблюдениям, ученые с ее знаниями больше походят на зануд или же очень важных людей с принципами. Но Яна Аланина перечеркивает все стереотипы. Яркая, дерзкая, импульсивная. Ей палец в рот не клади – она его откусит. Ей нужно всегда доказывать свою точку зрения, постоянно. А когда у Яны заканчиваются аргументы, в ход идут угрозы. Я даже впечатлен, как умело она выкручивается из ситуаций, в которые попадает. Браво!

Еще раз мотнув головой и улыбнувшись сам себе, иду в лабораторию. Нужно еще заполнить кое-какие документы. Бумажная волокита не нравится ни одному ученому. Мы впустую тратим свое время на заполнение бланков, таблиц, различных журналов… Каждый ученый мечтает, чтобы из его головы автоматом брали все выводы и заключения и сразу же переносили их на нужную бумагу, как в научно-фантастических фильмах. Это бы помогало не только не отвлекаться на ненужные действия, но и уделять как можно больше внимания экспериментам.

Закончив с одной из скучных частей моего рабочего дня (кстати, сюда я отношу и сон), сверяюсь с расписанием в календаре. Больше запланированных мероприятий на сегодня нет. А вот завтра одна лекция для студентов.

Ненавижу студентов! Они глупы, ничего не смыслят в науке, лишь хвастаются названием своей будущей профессии перед такими же глупыми друзьями. Ненавижу глупых людей!