Брокингемская история. Том 18

– Замечательный метод! – согласился Доддс, – Полиции следует срочно взять его к себе на вооружение!

– «„Но ближе к делу!“ – Философ своим цепким взглядом окинул кабинет покойного нотариуса, – „Давайте подытожим то, что нам известно об обстоятельствах убийства Геллибранда…“ И он, вытащив из кармана газету, снова развернул её на странице с траурной фотографией…»

– Но он же оставил газету на скамейке! – непонятно кому напомнил Ротмилл.

– Значит, он предусмотрительно имел при себе сразу два экземпляра, – не затруднился с объяснением Маклуски.

– «„Итак, нотариус был обнаружен в своём рабочем кабинете, за запертой дверью, закрытыми окнами и занавешенными шторами“, – процитировал Философ газетную статью, – „Одна из пуль поразила покойного в сердце; другая была обнаружена застрявшей в боковой стене комнаты… На полу перед убитым лежала связка ключей, среди которых находился и ключ от его кабинета. Никакого огнестрельного оружия ни в самом кабинете, ни во всей нотариальной конторе полиции отыскать не удалось… Установлено также, что из кабинета покойного исчез его личный портфель, в котором он обычно носил свои наиболее важные документы…“»

– Боже мой, какая ахинея! – схватился за голову Ротмилл, – У Геллибранда отродясь не водилось никаких портфелей – а свои документы он всегда носил в небольшой папке чёрного цвета… И что ещё за вторая пуля в боковой стене? По-моему, этот Браун несёт сущую околесицу…

– «„Да, всё верно!“ – подтвердил Уиллиброрд», – продолжал доноситься из приёмника голос Брауна, – «„Исчезновение портфеля и пистолета – две самые главные загадки в этом деле. Вызывает удивление и тот факт, что дверь кабинета в итоге оказалась запертой…“ „Я уже размышлял над этими загадками!“ – поспешил похвастаться Лич, – „Исчезновение портфеля можно объяснить тем, что покойный сам вынес его из кабинета и отнёс в какое-то другое место, а потом вернулся обратно уже без него“. „А как вы объясните отсутствие пистолета?“ – не без сарказма осведомился у него Философ. „С пистолетом дело обстоит посложнее!“ – вздохнул Лич, – „Мог ли преступник застрелить покойного при запертой двери и закрытых окнах? Весьма сомнительно… Выпустить пулю через замочную скважину невозможно. (Её калибр превышает диаметр скважины.) Окно было заперто изнутри вместе со всеми своими форточками. Ни одного сквозного отверстия мы на нём не обнаружили – значит, этот путь тоже отпадает. Мог ли преступник выстрелить снизу, из-под двери, просунув пистолет в щель между дверью и полом? Но в этом случае одна из пуль никак не смогла бы угодить в боковую стену… Таким образом, мы приходим к единственно возможному решению – это было не убийство, а самоубийство!“ – заявил Лич с исключительно важным и гордым видом, – „Вы спросите: А куда же тогда делся пистолет, из которого застрелился покойный? Я нахожу этому парадоксу следующее объяснение: Перед тем, как совершить роковой выстрел, покойный привязал к пистолету длинную верёвочку, а другой её конец завёл под дверь кабинета и высунул в коридор. Затем он запер дверь и совершил самоубийство; пистолет выпал из его рук и упал на пол. Через какое-то время некое лицо подошло снаружи к кабинету, потянуло за верёвочку и вытянуло вместе с ней и сам пистолет… Вполне правдоподобная гипотеза; не так ли?“ „Да, пожалуй“, – согласился Уиллиброрд, не заметив нескрываемой иронии на лице Философа. „К сожалению, и в этом варианте перед нами встают неразрешимые загадки…“ – вздохнул Лич, – „Во-первых, кем было лицо, вытянувшее из-под двери пистолет? Во-вторых, зачем оно это сделало? В-третьих, почему оно до сих пор не явилось в полицию? В-четвёртых, с какой целью Геллибранд избрал такой замысловатый способ самоубийства? В-пятых, с какой стати он вообще решил застрелиться? И, наконец, в-шестых: Если это было самоубийство, то почему было сделано два выстрела и каким образом одна из пуль попала в стену? В общем, гипотеза о самоубийстве покойного тоже представляется мне довольно сомнительной…“ „Это напоминает мне какой-то заколдованный круг!“ – воскликнул в отчаянии Уиллиброрд, – „Я до сих пор не могу прийти в себя после вчерашних событий. Меня бросает в дрожь всякий раз, как я о них вспоминаю! Между прочим, вчера я неоднократно проходил по коридору мимо кабинета Геллибранда и неизменно обнаруживал, что он заперт. Мне и в голову не пришло, что мой начальник находится внутри кабинета! Раньше у него не было привычки запираться в одиночестве на рабочем месте. Я был уверен, что он отправился по каким-то важным делам за пределы нашей конторы и запер за собой кабинет… Но ближе к вечеру на меня вдруг нахлынули подозрения. Я отпер кабинет Геллибранда своими ключами и обнаружил его бездыханное тело на полу, рядом с его собственной связкой ключей…“ „А сколько комплектов ключей существует от этой двери?“ – уточнил Философ. „Только два“, – ответил Уиллиброрд, – „Один из них всегда находился у меня, а второй – у Геллибранда“. „Значит, тут возможны лишь два объяснения“, – снова вмешался в беседу Лич, – „Раз покойный был обнаружен застреленным в запертом кабинете, то либо его заперли снаружи вы, либо он заперся изнутри сам“. „Но я его снаружи не запирал!“ – воскликнул Уиллиброрд. „Выходит, он сам себя запер“, – пришёл к выводу Лич, – „Но куда тогда делся пистолет? Вот уж действительно квадратура круга!“ „Эх, инспектор, инспектор…“ – покачал головой Философ, – „Вы категорически неспособны к целенаправленной мыслительной деятельности… Куда делся пистолет – это вопрос второстепенный. Главное для нас сейчас – найти убийцу! Мы можем с большой долей уверенности предположить, что он пришёл к Геллибранду под видом обычного клиента… Кстати, вы уже изучили журнал его посетителей за последние дни?“ „Да, эта работа нами уже проделана!“ – с гордостью сообщил инспектор, – „Мы установили, что вчера к покойному не приходило вообще ни одного клиента; тех же, кто посещал его в течение предыдущего месяца, я добросовестно проверил. В итоге выяснилось, что все они заходили в нотариальную контору с целью оформления доверенностей или других документов. Стало быть, включать их в список подозреваемых у нас оснований нет“. „Иного вывода я от вас и не ожидал!“ – с грустной усмешкой ответил Философ, – „Конечно, вы исходите из того, что выслеживаемые вами преступники обладают ещё более низким интеллектом, чем вы сами. Вы предполагаете, что у них не хватило бы ума придумать правдоподобный предлог для визита в нотариальную контору…“ „А что ещё я должен был предположить?“ – вскричал задетый за живое Лич. „Прежде всего, вы должны были установить ментальные обоснования, толкнувшие преступника на убийство – а не копошиться в каких-то мелочах вроде запертых дверей и исчезнувших портфелей“, – не без сарказма ответил Философ, – „Куда делся пистолет – это само собой выяснится в конце расследования, когда вы поймаете убийцу и хорошенько его допросите… А чтобы вычислить убийцу, вам прежде всего необходимо понять двигавшие им мотивы. Итак, с какой целью он убил нотариуса? Очевидно, что такой выдающийся человек, как Геллибранд, не мог погибнуть по какой-то банальной причине… Вспомните, каким непростым характером он обладал, как он любил говорить правду в глаза власть имущим, как гордо и независимо он перед ними держался! Сомнений быть не может: Именно этого и не смогли ему простить его коварные враги!“ „Теоретически с вашими рассуждениями поспорить сложно“, – пробурчал Лич, в глубине души признавая справедливость упрёков собеседника, – „Но как бы нам практически отыскать этих неуловимых преступников?“ „Нет ничего проще!“ – усмехнулся Философ, – „Мой дедуктивный метод – всегда со мной. С его помощью я в один момент выйду на след злоумышленников… А ну-ка дайте мне взглянуть на журнал посетителей Геллибранда!“ Сержанты Доддс и Маклуски вдвоём извлекли из стола покойного нотариуса некую большую тетрадку и едва ли не бегом доставили её Философу. „Лич, вы видели вот эту запись?“ – поинтересовался он, открыв журнал на нужной странице, – „Оказывается, две недели назад на приёме у Геллибранда побывал знаменитый генерал Питт…“ „Да, действительно!“ – припомнил Уиллиброрд, – „Начальник рассказывал мне о его визите… По его словам, генерал вроде бы собирался оформить какой-то нотариальный акт, но потом раздумал и ушёл от нас с пустыми руками“. „Вот это-то меня и настораживает!“ – произнёс Философ, погружаясь в напряжённые размышления, – „Пожалуй, нам следует лично навестить генерала Питта и уточнить у него кое-какие детали этой беседы!“ „Это невозможно!“ – возразил Лич, – „Его превосходительство проживает далеко за городом в особо охраняемой зоне. Нас с вами никто туда не допустит“. „Вы отстали от жизни, инспектор!“ – язвительно заметил Философ, – „На прошлой неделе я прочитал в одной бульварной газете, что генерал Питт на днях снял себе для временного проживания небольшой домик в Лондоне. На всякий случай я занёс этот адрес к себе в записную книжку… Между прочим, новые аппартаменты генерала расположены буквально в двух шагах от этой нотариальной конторы. Добраться до них нам с вами не составит труда… Я говорю: „нам с вами“, поскольку намерен посетить генерала Питта в сопровождении вас и ваших сержантов как официальных представителей полиции“, – позволил он себе прозрачный намёк. „Да-да!“ – оживился инспектор, – „Если вы согласны взять на себя беседу с его превосходительством, я и мои сержанты охотно сопроводим вас до его места жительства!“ Несколько минут спустя Философ привёл своих троих спутников в один из соседних, ничем не примечательных дворов. (Со стороны процессия выглядела весьма колоритно: стройный подтянутый Философ; толстоватый и лысоватый инспектор; два сержанта, один из которых был на две головы выше Лича, а другой – на две головы его ниже.) Дом, к которому они подошли, имел в вышину лишь два этажа, однако был построен с большой претензией на хороший вкус… Зайдя внутрь и поднявшись по лестнице на второй этаж, гости разыскали в глубине площадки дверь в квартиру генерала. Лич принял официальный вид и торжественно нажал на кнопку звонка… Через несколько секунд дверь приоткрылась, и глазам присутствующих предстал маленький пожилой тщедушный человечек в грязной майке и рваных тренировочных штанах, вытянутых на коленках. „Добрый день, ваше превосходительство!“ – воскликнул Лич, отдавая честь, – „Мы осмелились побеспокоить вас по поводу вчерашнего убийства нотариуса Геллибранда. Надеюсь, до вас уже дошла информация об этом ужасном происшествии?“ „Да, я слышал, что этого типа кто-то пристукнул“, – пренебрежительно ответил генерал, – „Но только при чём тут я? Разыскивать убийц – это скорее по вашей части, инспектор, чем по моей!“ „Мы уже приступили к расследованию, ваше превосходительство!“ – отрапортовал Лич, – „Мы надеемся, что ваши показания помогут нам напасть на след убийц. Две недели назад вы побывали в конторе покойного и теперь являетесь одним из основных свидетелей по этому делу…“ „Ладно, заходите!“ – без особой охоты разрешил генерал, – „Но учтите: На вас я могу потратить только пять минут своего драгоценного времени!“ Гости переступили порог генеральской квартиры и вслед за хозяином прошли в боковую комнату. Обстановка вокруг недвусмысленно напоминала всем входящим, что они попали в жилище военного человека: На стенах были развешаны военные награды и трофейное оружие; в коридоре висела армейская мишень для пулевой стрельбы, насквозь испещрённая вмятинами от точных попаданий. В двери напротив виднелись плохо замазанные отверстия – вероятно, оставшиеся от прошлых лет, когда генерал упражнялся на этой двери в меткости стрельбы из различного огнестрельного оружия…»

– Каких прошлых лет? – удивился Ротмилл, – Он же снял этот домик всего несколько дней назад!

– «Едва зайдя в боковую комнату, генерал тут же уселся в большое роскошное кресло», – продолжал читать Браун, – «а оробевшие сержанты и благоговеющий инспектор скромно устроились на каких-то табуретках. В этот момент в комнате раздался спокойный и невозмутимый голос Философа: „Какая досада! Мне как раз пришло время принимать лекарство, прописанное врачом… Надеюсь, радушный хозяин позволит мне на пару минут воспользоваться его ванной комнатой?“ „Валяйте!“ – усмехнулся генерал. „Благодарю вас!“ – произнёс Философ, с достоинством выходя из комнаты куда-то в коридор. „Ну, я вас слушаю!“ – обратился генерал к инспектору, – „Вас интересуют мои показания? Но мне почти нечего вам рассказать! Я действительно побывал в конторе этого Геллибранда пару недель назад, чтобы оформить один небольшой нотариальный акт. Увы, нам не удалось сойтись с нотариусом в вопросе о цене… (Этот Геллибранд оказался слишком высокого мнения о себе и своих услугах.) Больше я ничего вам сообщить не могу… Инспектор, у вас имеются ко мне ещё какие вопросы?“ – он грозно посмотрел на Лича. „Нет-нет, ваше превосходительство!“ – испуганно пролепетал тот, – „Прошу извинить, что мы вас побеспокоили! На этот визит нас подбил Философ, будь он неладен!“ „Можете считать наш разговор завершённым“, – угрожающим тоном произнёс Питт, – „и немедленно отчаливать туда, откуда вы сюда припёрлись!“ „Сию же минуту, ваше превосходительство!“ – воскликнул Лич, вскакивая с табуретки и едва не сталкиваясь со своими сержантами, уже вскочившими с двух других. „Но постойте!“ – удивился вдруг генерал, – „Что ещё за шум доносится из соседней комнаты?“ Он резко выпрыгнул из кресла и выбежал в коридор. И тут…»

– И тут я вынужден вас прервать! – раздался в эфире жизнерадостный голос Хогарта, – К сожалению, на нашей радиостанции опять пришло время этой ужасной рекламы… Мы просим наших дорогих слушателей оставаться на той же волне! Через несколько минут мы вернёмся в эфир и продолжим слушать увлекательный рассказ нашего замечательного гостя…

Из транзистора начали раздаваться уже знакомые восторженные отзывы о каких-то таблетках и шампунях… Впрочем, Ротмилл успел протянуть руку и быстро повернуть ручку громкости до минимального уровня.

– Ну, как вам этот детективчик? – поинтересовался он у коллег.

– А вам как? – переадресовал вопрос обратно Маклуски, сидящий на подоконнике.

– Как говорят дипломаты, у меня складывается о нём крайне неоднозначное впечатление, – вздохнул Ротмилл, – Сперва я ещё пытался воспринимать этот рассказ всерьёз – но потом махнул рукой и перестал удивляться всем его нелепостям. Похоже, автор совершенно ничего не понимает в теме, за которую взялся…

– Ну да, разумеется! – поддержал его Доддс, – Основные сведения об убийстве Геллибранда он почерпнул из бульварных газет, а всё остальное домыслил сам. Собственно, ничего другого мы от нашего Брауна и не ожидали!

– Он в корне неверно описал здание, в котором располагалась контора Геллибранда, – продолжал Ротмилл, – Он не имеет никакого понятия об охраннике Метчифе и секретарше мисс Кьюэл; он не знает, что в момент убийства в конторе находились посетители Бойс, Хантер и Манди – зато он изобрёл какого-то помощника с идиотской фамилией и приплёл к этому делу какого-то генерала. Ко всему прочему, и сам главный герой, как выясняется, тоже был близким знакомым и даже другом покойного нотариуса… Будем называть вещи своими именами: Это – просто бред разгорячённого поэтического воображения!

– Именно таким образом вам и следует расценивать этот рассказ! – охотно согласился с ним Маклуски, – Придуманный Брауном Геллибранд не имеет ничего общего со своим реальным прототипом – за исключением того, что оба они были нотариусами и оба были застрелены в своих рабочих кабинетах. Я бы сказал, что этот рассказ имеет примерно такое же отношение к убийству настоящего Геллибранда, как фильм по мотивам другого произведения Брауна («Брильянты герцогини») к самому этому произведению… Между прочим, в газетах приводились подлинные подробности убийства нашего нотариуса – но Браун их почему-то проигнорировал. Возможно, они показались ему банальными и неживописными… Вот он и придумал взамен другие, более яркие и красочные! Если можно так выразиться, он решил укокошить нашего Геллибранда повторно – гораздо более изощрённым и поучительным образом…

– Итак, перед нами – откровенная выдумка, никак не связанная с реальностью, – подытожил Доддс, – Будем считать, что Браун загадал нам логическую загадку – а наша задача состоит в том, чтобы её решить… Ротмилл, что скажете? Вы уже догадались, кто и как убил этого второго Геллибранда?

– Пока не совсем, – не стал преувеличивать следователь по уголовным делам, – Я так и не понял, с какой стати он оказался внутри запертого кабинета… Версия о выстреле из-под двери представляется мне полным абсурдом. Но гипотеза о самоубийстве выглядит вряд ли намного лучше… Инспектор был прав: Если Геллибранд решил покончить с собой, то откуда тогда на боковой стене появилась вмятина от пули?

– Возможно, наш нотариус не слишком виртуозно владел огнестрельным оружием, – высказал предположение Маклуски, – Стреляя сам в себя, он вполне мог сперва промахнуться и лишь со второй попытки прострелить себе сердце… Кстати, вариант с пистолетом, вытащенным из-под двери за верёвочку, выглядит весьма свежо и остроумно, – признал он.

– Странно, что Лич прошёл мимо другого, ещё более очевидного варианта, – заметил Доддс, – Если щель под дверью настолько велика, что в неё пролезает пистолет, там наверняка пролезет и связка ключей… Тогда мы можем предположить, что убийца, застрелив нотариуса, вышел из кабинета, запер его снаружи и затем закинул связку с ключами обратно в кабинет через эту самую щель. В итоге ключи и оказались на полу возле тела покойного, лежащего под своим столом…

– У нас недостаточно информации, чтобы строить подобные гипотезы, – возразил Ротмилл, – Мы не знаем, в каком месте кабинета был обнаружен убитый Геллибранд и с какой стороны от своего стола он лежал. Возможно, стол находился между ним и дверью – но тогда связку ключей было бы невозможно закинуть по полу от двери к его телу. (Этому помешал бы стол.)

– Я готов согласиться с Философом: Всё это – вопросы второстепенные, – махнул рукой Маклуски, – Давайте лучше поразмыслим над личностью убийцы…

– А тут и думать нечего! – моментально откликнулся Доддс, – Ротмилл, сколько времени осталось до конца передачи?

– Минут двадцать, – прикинул Ротмилл, взглянув на часы.

– Тогда с убийцей всё уже ясно! – обрадовался Доддс, – За оставшееся время персонажи вряд ли успеют посетить ещё какого-либо подозреваемого – значит, Геллибранда угрохал наш генерал Питт! Сейчас Философ должен его разоблачить и объяснить читателям все сопутствующие обстоятельства. Мне думается, двадцати минут на это как раз хватит – и даже останется ещё немножко на ещё один рекламный блок…

– Полностью с вами согласен, – кивнул головой Маклуски, – Генерал ведёт себя слишком нагло и развязно; он с пренебрежением отозвался о покойном нотариусе и без должного почтения встретил нашего Философа. Он уже вызвал антипатию у всей слушательской аудитории… Очевидно, именно его автор и собирается объявить убийцей Геллибранда, – выразил уверенность он.

– А каков тогда мотив убийства? – задумался Ротмилл.

– Да мало ли какой! – не затруднился с ответом Доддс, – Мы знаем, что две недели назад Питт приходил в нотариальную контору и ушёл оттуда ни с чем. Возможно, именно тогда они с Геллибрандом и поссорились…

– К сожалению, нам неизвестно, какими тёмными делишками занимался этот Геллибранд в своей конторе, – принялся рассуждать Маклуски, – Его помощник обмолвился, что весь мир будто бы приходил в восторг от виртуозных проделок его начальника… Судя по всему, Геллибранд проводил какие-то изощрённые махинации со своими нотариальными актами. По поводу одной из них они с Питтом, скорее всего, и не сошлись в цене. Ну а поскольку оба они обладали непростыми характерами, это ссора вполне закономерно завершилась трагически – в итоге один из персонажей и прикончил другого…

– А вот сейчас и проверим ваши догадки! – пообещал Ротмилл, поворачивая ручку громкости на транзисторе, – Похоже, рекламная пауза наконец закончилась…

– Прошу вас, мистер Браун! – донёсся из эфира голос Хогарта, – Миллионы слушателей с нетерпением дожидаются развязки вашего замечательного рассказа!

– «И тут», – возобновил чтение Браун, – «события в квартире генерала неожиданно начали приобретать чрезвычайно драматичный оборот, как в лучших рассказах Артура Конан Дойла или Агаты Кристи… Из коридора донёсся истошный крик Питта: „Как это понимать? Что вы делаете в моей спальне, вы, так называемый Философ?“ Инспектор Лич и оба сержанта, приоткрыв рты от изумления, выскочили из комнаты вслед за генералом. Они обнаружили, что Философ в этот момент выходит из спальни с большим красивым портфелем в руках. „Я отвечу вам словами бессмертного Шерлока Холмса“, – невозмутимо произнёс он, – „Генерал, что это за портфель и что он делает в вашей квартире?“ „Невероятно!“ – ахнул ошарашенный Лич, – „Этот портфель очень похож по описанию на тот, который исчез из кабинета покойного Геллибранда…“ „Отставить!“ – рявкнул генерал, – „Откуда в моей спальне мог взяться портфель этого сопливого нотариуса?“ „Вас никто ни в чём не подозревает, ваше превосходительство!“ – заверил Лич, – „Конечно, этот портфель только похож на тот…“ „Генерал, вам бесполезно отпираться!“ – суровым голосом произнёс Философ, – „В этом портфеле я обнаружил личные документы покойного Геллибранда, которые вы по своему высокоумию не посчитали нужным из него выложить!“»

– Вот ведь осёл! – не смог сдержать эмоций Маклуски.

– «Генерал в растерянности остановился посереди коридора», – продолжал читать Браун, – «Впрочем, и прочие участники этой сцены, за исключением Философа, были застигнуты врасплох неожиданным поворотом событий… Внезапно к генералу вернулась присущая ему решимость. Он вдруг вытащил из кармана брюк новенький лакированный пистолет и с криком „Ты слишком далеко суёшь свой нос, философишка!“ направил его на Философа…»

– Пистолет в кармане тренировочных брюк? – удивился Доддс, – Ну и пижон этот генерал!

– «Инспектор застыл на месте с перекошенным лицом и как загипнотизированный наблюдал за происходящим. Великан Доддс испустил полный отчаяния возглас, напоминавший гудок паровоза; коротышка Маклуски прибавил к нему тоненький пронзительный писк… И лишь один Философ не потерял присутствия духа: Точно рассчитанным движением он применил против генерала приём из арсенала джиу-джитсу. Лакированный пистолет, вырвавшись из цепких генеральских пальцев, бессильно упал на ковёр».

– Вот это он молодец! – одобрительно кивнул головой Ротмилл, – Таким генералам давно пора давать по морде!

– Генералу нужно скорее бежать за следующим пистолетом! – не смог удержаться от полезного совета Маклуски, – Мы знаем, что по всей квартире развешано трофейное оружие. Сдаётся мне, этот лакированный пистолет был у него не последним…

– Боюсь, огнестрельное оружие ему уже не поможет, – высказал предчувствие Доддс, – Наш Философ слишком хорошо владеет приёмами джиу-джитсу…

– «Оставшись безоружным», – читал тем временем Браун, – «генерал на какой-то миг растерялся, но затем быстро нашёл удачный выход: прошмыгнув мимо остолбеневшего инспектора, он выскочил через открытую входную дверь на лестничную площадку. Следом за ним метнулся Философ, выкрикивая на ходу: „Инспектор, не упустите!“ А генерал уже подбегал к лифту. Он успел запрыгнуть в него и захлопнуть дверь буквально перед носом у преследователя…»

– Лифт в двухэтажном доме? – высказал сомнение Маклуски, – На мой взгляд, это – откровенное излишество!

– «„Мы опоздали!“ – воскликнул в отчаянии Лич, подбегая к лифту следом за Философом, – „Он уже уехал на первый этаж! Через несколько секунд он улизнёт из дома и скроется в неизвестном направлении…“ „Прекратите панику, инспектор!“ – невозмутимо ответил Философ и резко рванул на себя стоп-кран».

– Да у них там и лифт со стоп-краном? – поразился Доддс, – А потайного аэродрома в подвале дома случайно нет?

– «Послышался надрывный лязг и скрежет тормозов. Лифт экстренно остановился на полпути между вторым и первым этажами. В наступившей тишине из застрявшей кабины лифта донёсся полный горечи голос генерала: „Похоже, на этот раз я всё-таки проиграл…“ „Вы верно оценили ситуацию, генерал!“ – ответил Философ, нисколько не потерявший присутствия духа, – „Сейчас мы вызовем сюда работников прокуратуры, чтобы они осуществили ваш арест – а заодно и лифтовых диспетчеров, дабы они вытащили вас из шахты. Можете не беспокоиться: Вам уже недолго осталось томиться в одиночестве!“ „О, как бы я хотел пустить пулю в твой слишком умный лоб!“ – в полном бессилии завопил Питт из лифта. „К сожалению, генерал“, – невозмутимо парировал Философ, – „далеко не все свои желания вы способны самостоятельно удовлетворить!“»

– Положим, вызвать диспетчера генерал может и без посторонней помощи, – заметил Маклуски, – На кнопочной панели в кабине лифта наверняка имеется соответствующая кнопочка…

– «Несколько дней спустя», – продолжал доноситься из транзистора голос Брауна, – «возле здания главного следственного изолятора Лондона можно было заметить двоих на редкость решительных и напористых джентльменов со значками „пресса“ на лацканах пиджаков. Они вот уже несколько часов подряд терпеливо расхаживали возле парадного входа в изолятор, с надеждой устремляя взгляды на каждого выходящего… Наконец, из дверей показался тот, кого они так долго дожидались. Это был наш главный герой, стройный и элегантный Философ… Представители прессы наперегонки кинулись к нему и в один момент окружили со всех сторон. „Вы обещали дать нам эксклюзивное интервью!“ – воскликнул один из них. „И нам тоже!“ – вскричал другой. „Я прекрасно помню все свои обещания“, – успокоил их Философ, – „Итак, вы представляете газеты „Таймс“ и „Гардиан“… Я охотно дам вам интервью и расскажу, чем закончилось следствие по делу об убийстве нотариуса Геллибранда. Однако сперва я должен напомнить, что и за вами числится один должок…“ Журналисты в недоумении переглянулись. „Какой должок?“ – переспросил репортёр „Таймс“, – „Разве мы брали у вас что-то в долг?“ „Речь идёт о долге не материальном, а моральном“, – уточнил Философ, – „Некоторое время назад вы в своих газетах подробно освещали ход конфликта вокруг литературного салона „Горациус“, который какая-то посторонняя секретная организация бесцеремонно выгнала из его собственного здания. Но затем публикации на эту тему в ваших изданиях прекратились… Между тем, справедливость до сих пор не восстановлена, и „Горациус“ всё ещё не может вернуться в свои законные владения. В этом есть доля вины и ваших газет! Если бы вы не прекратили свои разоблачающие публикации, гонителям культуры было бы гораздо сложнее обделывать свои тёмные делишки…“ „Да, это – наша недоработка!“ – признал репортёр „Гардиан“, – „Мы допустили досадные пробелы в освещении этого конфликта. Мы обещаем немедленно устранить это упущение!“ „Прямо сегодня это и сделаем!“ – поддержал его журналист „Таймс“, – „Как только вернусь в редакцию, сразу напишу очередной репортаж и положу на стол редактору…“ „Вот и славно!“ – кивнул головой Философ, – „Долг свободной демократической прессы состоит в том, чтобы помочь восстановлению справедливости – особенно, если дело касается беззащитных культурных салонов… Ну а я со своей стороны спешу поделиться с вами самой свежей информацией: Несколько минут назад генерал Питт перед лицом неопровержимых улик был вынужден сознаться в убийстве нотариуса Геллибранда“. „Вот это сенсация!“ – воскликнул репортёр из „Таймс“. „Завтра утром мы поместим материал об этом на первую полосу“, – пообещал репортёр из „Гардиан“. „Следствию, не без моей скромной помощи, удалось прояснить все обстоятельства этого дела“, – продолжал Философ, – „Увы, наш дорогой Геллибранд пал жертвой собственного великодушия… Все мы помним, каким гордым и независимым характером он обладал. Он любил делать людям добро, но не мог пройти мимо произвола власть имущих. В разговорах со мной (да и не только со мной) он не раз высказывал своё возмущение по поводу наглого бесцеремонного выселения салона „Горациус“ с законно занимаемой им площади. (Да и по другим вопросам он отнюдь не считал допустимым держать своё мнение при себе.) Моё сердце уже давно сжимало недоброе предчувствие, что враги Геллибранда не простят ему столь независимого поведения. Мои опасения, увы, оправдались… Орудием сатаны в данном случае выступил пресловутый генерал Питт. Нашему культурному обществу давно знакомы его диктаторские замашки и нетерпимость к чужому мнению. Волею судьбы пути-дороги Геллибранда и Питта пересеклись… Некоторое время назад генерал захотел составить себе некий нотариальный акт. Он позвонил Геллибранду в контору и в приказном порядке потребовал, чтобы тот явился к нему на дом для оформления документа. Он был уверен, что нотариус со всех ног бросится исполнять его приказ, польщённый вниманием столь высокопоставленной особы… Однако прямодушный Геллибранд решительно отклонил его развязное приглашение и предложил Питту самому зайти к нему в контору, как это делали сотни прочих посетителей. Питт, непривычный к такому поведению нотариусов, пришёл в ярость. С тех пор Геллибранд превратился для него в злейшего врага… Несколько дней подряд генерал не мог думать ни о чём другом – только о том, как бы ему отомстить несговорчивому нотариусу. Две недели назад Питт самолично явился к Геллибранду в контору и повторил своё приглашение с глазу на глаз. Он грозился, что если нотариус откажется явиться к нему на дом для оформления документа, то его будут поджидать весьма серьёзные неприятности. Однако гордый неподкупный Геллибранд не поддался на шантаж и снова решительно отклонил домогательства генерала. Питт покинул нотариальную контору в состоянии бешенства… Он был готов отдать немедленное распоряжение об аресте Геллибранда по обвинению в государственной измене; его остановило лишь то соображение, что в глазах культурной общественности гордый нотариус и после ареста останется моральным победителем. И тогда Питт придумал другой план, полный изощрённого коварства: Он в спешном порядке снял себе домик в двух шагах от конторы своего недруга. Позвонив оттуда Геллибранду изменённым голосом, он представился несчастным инвалидом, который не может выйти из дому по состоянию здоровья. Он слёзно умолял его зайти к нему домой, чтобы оформить какой-то документ. Прямодушный Геллибранд откликнулся на его призыв, так и не заподозрив подвоха. Заперев свой рабочий кабинет, он поспешил на помощь мнимому инвалиду, прихватив с собой портфель с наиболее важными документами. (Он даже не стал извещать об этом своего помощника, ибо привык творить добро ненапоказ.) Явившись по указанному адресу, Геллибранд обнаружил, что попал в квартиру генерала Питта… Торжествующий генерал воскликнул: „Ну вот, Геллибранд, я всё-таки добился своего: Ты явился ко мне домой для оформления нотариального акта! Мне наконец удалось сломить твоё непостижимое упрямство!“ Негодующий нотариус, приняв полный достоинства вид, ответил: „Но я не намерен молчать! Завтра вся наша культурная общественность узнает, к каким недостойным хитростям прибегаете вы для достижения своих корыстных целей!“ Увы, наш благородный и прямодушный Геллибранд своими искренними бесхитростными словами сам навлёк на себя беду… Генерал не смог стерпеть его дерзкого ответа: Схватив свой лакированный пистолет, он в порыве гнева выстрелил несчастному прямо в сердце. Меткий выстрел сразил его насмерть… Чтобы отвести от себя подозрения в убийстве, генерал решил отнести тело убитого обратно в нотариальную контору. Обхватив его за шею, он выволок его из дома и потащил по безлюдным улицам. У немногочисленных прохожих создавалось полное впечатление, будто два загулявших забулдыги возвращаются домой после весёлой попойки… К счастью для Питта, его новый дом был расположен всего в двух кварталах от конторы Геллибранда, а народу на улицах в тот час было на редкость немного ввиду удушающей жары…“»