Прачечная, стирающая печали

– Я перевел деньги, – сказал Учхоль ровным тоном.

– М-м-м.

– Слушай… Насчет домашних расходов в этом месяце…

– Сама знаю. Придется затянуть пояса еще сильнее. Ложись спать, утром тебе на работу.

Они легли, повернувшись друг к другу спиной. Мира изо всех сил пыталась заснуть, зная, что впереди ее ждет еще один трудный день. Она уже засыпала, когда ее разбудил расстроенной голос Нахи.

– Мама… я описалась.

Мира почувствовала прилив сострадания к бедной девочке. Сегодня в детском саду Нахи впервые в жизни столкнулась с конфликтом. Должно быть, она сильно переживает… Мира пожалела, что почти ничем не может ей помочь. Она переодела Нахи в сухую одежду, унесла мокрое постельное белье в ванную и постелила свежее. Вскоре Нахи погрузилась в сон, и Мира вернулась в постель. Заснула она быстро, однако через несколько часов Нахи разбудила ее снова:

– Мама… просыпайся.

– Что такое?

– Я… я опять, – нерешительно сказала Нахи.

Мира резко села:

– Что опять? Ты снова описалась?..

– Мама, прости…

Мира крепко схватила Нахи за щупленькие плечи:

– Нахи, если тебе жаль, то просто прекрати писаться! Мама очень устала!

Нахи снова разрыдалась. Учхоль, почувствовав серьезность ситуации, встал и принялся ее успокаивать.

– Вы с Нахи ляжете здесь, – сказала Мира. – Чистого белья больше нет, поэтому я пойду в прачечную.

– Давай завтра, – сонно пробормотал Учхоль. – Уже поздно.

– Из-за дождя белье не высохнет, если я повешу его завтра!

Мира накинула на плечи серый кардиган, наспех прополоскала пропитанное мочой постельное белье, взяла его в охапку и вышла из дома. Кардиган отсырел, Мира чувствовала резкий запах мочи.

Быстро добравшись до прачечной «Бингуль-Бингуль», Мира засунула постельное белье в стиральную машину. Потом села за столик у окна и со скуки открыла зеленый ежедневник. Он был заполнен разными банальными записями. Мира небрежно пролистывала его, не особенно интересуясь содержанием, но через некоторое время ее внимание привлекла страница с надписью «Проходят весенние дни». Слезы покатились по щекам и упали на стол, подобные луже, в которую она наступила. Мира торопливо смахнула их и потерла лицо. Перелистывая страницы, она видела чужие тревоги и ответы на них. Мира схватила со стола ручку и быстро написала:

«Я не хочу жить. Почему жизнь такая трудная?»

Глядя на эти слова, она чувствовала себя бессильной, словно невидимка, и задумалась: есть ли в такой жизни хоть какая-то надежда? Мира старательно проживала каждый день, как бесконечно крутящийся барабан в стиральной машине. До замужества она была поглощена работой, потом погрузилась в заботу о дочке. Но сейчас она чувствовала себя старой, сломанной стиральной машиной – жалкой и ничтожной. Слезы не останавливались, даже когда она посмотрела в потолок. Глубокие вдохи и судорожные сглатывания тоже не помогли их сдержать.

* * *

Столкнувшись с проблемой в виде депозита размером в пятьдесят миллионов вон, Мира и Учхоль решили отказаться от Ённамдона и обратили свой взор на окраины Сеула. Они собирались отправиться осматривать дом в Кёнгидо, когда у Миры зазвонил телефон.

– Привет, мам. Я занята, перезвоню вечером…

На другом конце телефона послышались рыдания.

– Мама, ты плачешь?

– Мира, что нам делать с твоим отцом?

Мира, стоявшая в прихожей, сняла туфли, вернулась в гостиную и положила сумку на диван.

– Что случилось? Мам, ты так и будешь плакать? Расскажи уже, в чем дело!

Рыдания стали громче.

– Мама! Я начинаю волноваться. Говори уже, что случилось!

Увидев лицо Миры, Учхоль сразу понял, что произошло что-то серьезное.

– Папа попал в аварию?

– Нет, дело не в этом, твой отец… У него нашли рак желудка.

Мира рухнула на пол как подкошенная.

– Я приеду сегодня. Нет, сейчас же. Я выезжаю немедленно.

– Отца нужно срочно госпитализировать. Но какие-то правила изменились и в больницу пускают только одного посетителя.

– Значит, даже если я приеду, то не увижу папу до операции? Как так?! Я должна с ним повидаться!

– Я собиралась рассказать тебе обо всем после операции, но испугалась и позвонила…

– Я приеду завтра. Нет, сегодня.

– Мира… оставайся в Сеуле. Мне не следовало тебе звонить. Твой муж рано уходит на работу. Кто будет отводить Нахи в детский сад? Оставайся дома.

Мире хотелось все бросить и отправиться в аэропорт. Или сесть на первый поезд до Пусана, чтобы быть со своим отцом. Она вспомнила, что сказал отец, увидев ее в свадебном платье: «Дочка, прости, что я не мог одевать тебя так же красиво, как одевали других девочек. Ты – настоящая красавица, Мира». Ей хотелось держать его за руку так же, как он держал за руку ее, когда вел к алтарю.

– Разве его работа сейчас имеет первостепенное значение?

Мира купила билет на самолет. Даже если ее не пустят к отцу в палату после операции, ей хотелось быть поближе к нему. Учхоль решил взять отпуск, чтобы присмотреть за Нахи, обнял Миру и попросил не волноваться.

Вечером того же дня им позвонили и сообщили, что интересующий их дом в Кёнгидо, который они должны были посмотреть, уже арендовали. Ее отец болен, а стиральная машина продолжает издавать жуткие стоны. Сплошные беды… Глубоко вздохнув, Мира решила взять себя в руки и оставаться сильной. Она сложила в корзину для белья полотенца, пижаму Нахи с клубничным узором, рабочую одежду Учхоля, свой серый кардиган и вышла из дома.

Мира начала получать удовольствие от одиноких походов в прачечную после того, как все заснут. Она чувствовала себя свободной, просто наблюдая за людьми в повседневной одежде, которые отдыхают и развлекаются, наслаждаются своей молодостью.

Уже собираясь открыть дверь прачечной «Бингуль-Бингуль», Мира заметила пожилого господина, который стоял у стола. Она немного помедлила, прежде чем войти. Ей показалось, что обращение «пожилой господин» подходит ему больше, чем «старичок». Его хорошо выглаженная темно-синяя рубашка в клетку, серые хлопчатобумажные брюки и уютный внешний вид в сочетании с густыми с проседью волосами производили приятное впечатление. Мира осторожно обошла пса чиндо, сидевшего у двери, и вошла внутрь. Взяв поводок, пожилой господин неторопливо вышел из прачечной.

Интересно, видел ли он ее запись в ежедневнике? В любом случае Миру это не слишком беспокоило, ведь она писала анонимно. Ей было любопытно, ответил ли ей кто-нибудь, но она не решалась проверить, пока пожилой мужчина оставался в поле зрения. Она небрежно выглянула в окно, ожидая, пока пес скроется из виду, и только потом села за стол, на котором стояла большая бутылка витаминного тоника.

Ежедневник был открыт на той странице, где она сделала свою запись. Кто-то оставил ответ. Мог ли это сделать пожилой мужчина, который только что вышел из прачечной? Изысканный почерк соответствовал его благородному облику. Мира была благодарна тому, кто нашел время откликнуться на ее слова, – ей казалось, кто-то наконец-то прислушался к ее голосу, который до этого звучал только в ее собственных ушах.

Мира глубоко задумалась над советом вырастить цветок, чтобы попробовать ухаживать за чем-то, что, в свою очередь, будет подпитывать ее силы. Потом она открутила крышку бутылки. Щелчок – и воздух наполнился терпким запахом, характерным для тонизирующих напитков. Мира задумалась о том, какой цветок выбрать, написала благодарственную записку и упомянула, что скоро ей придется уехать.

* * *

Прошло две недели с тех пор, как Мира вернулась из Пусана. Операция ее отца прошла без осложнений. К ее облегчению, при обследовании выяснилось, что его состояние не настолько серьезно, как опасались. Теперь ему предстоял курс химиотерапии. Поскольку дата переезда стремительно приближалась, Мира, занятая поиском новой квартиры, не могла найти время, чтобы сходить в прачечную. К счастью, в последнее время Нахи писалась все меньше и меньше.

Прочитав о том, что Мира не хочет жить, господин Чан не мог перестать беспокоиться о ней. Из головы не шел ее пустой взгляд и темные круги под глазами…

– Интересно, выпила ли она этот тоник? Возможно, одной бутылки было слишком мало. Надо было купить коробку, чтобы она взяла несколько бутылок домой… – заговорил сам с собой господин Чан, глядя, как Чиндоль виляет хвостом.

Он решил, что в следующий раз купит целую коробку тоника, и разложил на полу недавно высушенный матрас, который еще сохранял остатки тепла. Чиндоль с довольным видом свернулся калачиком рядом с господином Чаном. Его тепло в сочетании с фирменным ароматом прачечной «Бингуль-Бингуль» сделали весеннюю ночь еще теплее.

Господин Чан похлопал по нагретой весенним солнцем почве руками и довольно посмотрел на помидоры черри, которые начали быстро вытягиваться и расти. Еще на прошлой неделе они были зелеными, но теперь стали ярко-красными. Господин Чан сорвал небольшой помидор со стебля и отправил его в рот.

– Как же вкусно! Сладкий, как сахар.

Чиндоль с любопытством понюхал руку господина Чана.

– Что, тоже хочешь? Нет, тебе нельзя. Но я приготовлю тебе кое-что особенное! Как насчет куриной грудки?

Чиндоль энергично завилял хвостом и залаял. Господин Чан снял соломенную шляпу. Небо было чистым, без единого облачка. Он положил кусок куриной грудки в кипящую кастрюлю на газовой плите. Мясо быстро побелело, пена всплыла на поверхность, и господин Чан ловко зачерпнул ее шумовкой.

– Это твое любимое лакомство, да, Чиндоль? Подожди, я приготовлю его для тебя.

Чиндоль обычно равнодушно проходил мимо магазинных лакомств, однако очень любил домашнюю курочку. Тихо напевая, господин Чан предвкушал, как Чиндоль обрадуется любимой еде. Близилось время обеда, поэтому он достал из холодильника замороженные пельмени и суп из говяжьих костей, хранившиеся в одноразовых контейнерах. Сегодня на обед будет суп с пельменями.

Бах!

Вдруг с улицы донесся вой – пронзительный, высокий. Господин Чан торопливо выключил газ и побежал во двор. Чиндоль лежал перед воротами, не в силах встать, и протяжно выл, как волк.

– Что случилось?

Во двор вошли сын и невестка. Открывая ворота, они ударили Чиндоля, который стоял прямо за ними. Судя по всему, его задняя лапа была вывихнута. Дыхание господина Чана участилось, руки вспотели, а в голове билась одна-единственная мысль: нужно срочно отвезти Чиндоля к ветеринару!

– Отец, мы приехали, – сказала невестка.

– Почему ворота плохо открываются? – удивился сын. – В этом вся беда частных домов – они требуют много ухода. Пора подумать о переезде в квартиру…

– Снова ты об этой проклятой квартире! Замолчи! – крикнул господин Чан на своего сына, державшего в руках большой конверт с названием строительной конторы.

Господин Чан с жалостью посмотрел на Чиндоля, который попытался встать на передние лапы, но завалился на бок, а потом снова попытался подняться.

– Тихо, Чиндоль. Не пытайся встать, лежи. Нам нужно в больницу! Вы ведь на машине?

– Да… Надо же было псу оказаться именно там! Он сильно пострадал? Папа, ты планируешь посадить его в салон? – уточнил сын, глядя на поскуливающего Чиндоля.

– Заведи машину. Я сейчас выйду.

– Но машина совсем новая… Я вызову тебе такси. Скорее всего, у него простой перелом. Это ерунда, ничего серьезного. В наши дни собаки прекрасно живут с протезами и на инвалидных колясках.

Чиндоль снова заскулил.

Господин Чан ударил своего сына по голове. Он не мог слушать, как сын говорит так равнодушно, пока Чиндоль страдает от боли.

– Папа!

– Ты правда врач? К своим пациентам ты относишься так же? Будто у них «ничего серьезного»? Ты не достоин считаться врачом! Подумать только! Я гордился тем, что называю тебя своим сыном! Мне стыдно, так стыдно, что я хвастался тем, что ты – врач!

– Отец, вы слишком суровы…

– Дорогая, не вмешивайся. Папа, почему ты так расстроился? Это всего лишь пес, подумаешь…

– Замолчи, если не хочешь, чтобы я снова тебя ударил!

У господина Чана на виске запульсировала венка. Он схватил бумажник и телефон, осторожно взял на руки Чиндоля и вышел за ворота. Пожелтевшие, засохшие сорняки, облепившие живот пса, сдуло ветром, и они упали обратно на землю. Господин Чан направился вдоль улицы. У него на лбу выступил пот.

Найти такси в жилом районе было непросто. На тех немногих, что попадались по пути, светился зеленый знак с надписью «Зарезервировано». Господин Чан горько пожалел о том, что перестал водить машину. После того как они с Чиндолем съездили на Западное море в свое последнее путешествие, он сдал водительские права, которыми владел почти шестьдесят лет. Зная, что общество с опаской смотрит на пожилых водителей, и периодически переживая приступы холодного пота, он не испытывал особых сожалений. Только обиду на беспощадное время, что лишило его возможности управлять автомобилем.

В такие моменты, как сейчас, господин Чан жалел об утрате прав. Он скучал по поездкам – на пассажирском сиденье сидит Чиндоль, из динамиков льется спокойная музыка… – и чувствовал разочарование из-за того, что не может съездить в пригород, чтобы подышать свежим воздухом и отдохнуть. Теперь ему приходилось просить сына об одолжении, иначе единственным шансом насладиться свежим воздухом были прогулки, организованные общественным центром для престарелых.

Около пяти минут господин Чан ходил туда-сюда по переулку перед своим домом. Чиндоль скулил все громче. Не в силах больше ждать, господин Чан решил пойти пешком, но стоило ему немного пройти вперед, как раздался гудок и перед ним остановилось такси со знаком «Не работает». Господин Чан был озадачен, увидев номерные знаки Пусана, и подумал, что водитель хочет спросить дорогу.

В эту секунду пассажирское окно опустилось, и женщина, которой на вид было около шестидесяти лет, сказала:

– Садитесь, пожалуйста. Мы ездили кругами, пытаясь найти дом нашей дочери, и заметили, что вы тоже ходите кругами. Садитесь. Отвезти вас в ветеринарную клинику?

Мужчина за рулем, ее ровесник, поддакнул:

– Да-да, садитесь. Мы вас отвезем.

У господина Чана мелькнула мысль, что это может быть уловкой, чтобы его похитить. Он на мгновение заколебался, но, увидев, что Чиндоль обмяк и перестал скулить, решительно сел на заднее сиденье.

– Прошу прощения за беспокойство. Если вы съедете в следующий переулок, то окажетесь на главной дороге. Оттуда прямо в направлении Синчхона.

– Хорошо.

Приветливый мужчина ловко нажал кнопку голосового поиска на своем телефоне и произнес название ветеринарной клиники, о которой говорил господин Чан. Благодаря навигатору, который вел их по самому быстрому маршруту по переулкам, они добрались до места назначения быстрее чем за десять минут. Господин Чан потянулся за бумажником, однако и водитель, и женщина на пассажирском сиденье стали возражать:

– Нет-нет, все в порядке. Сегодня у меня выходной.

– Но все же…

– Я даже не включил счетчик. Пожалуйста, поторопитесь.

Поблагодарив любезную пару, господин Чан вышел из машины с Чиндолем на руках и поклонился. После того как такси отъехало, он открыл дверь больницы плечом и вошел внутрь.

Несмотря на будний день, ветеринарная клиника была полна больных животных и их взволнованных хозяев. Господин Чан регулярно приводил Чиндоля на осмотр, поэтому медсестра их узнала и, увидев, в каком состоянии находится Чиндоль, занесла его в список срочных пациентов, чтобы бедняге поскорее оказали первую помощь. Оказавшись в смотровой, Чиндоль вздрогнул, но при виде своего постоянного ветеринара вяло вильнул хвостом.

Первым делом ветеринар ощупал его, а затем сказал, что для более точного диагноза необходимо сделать рентген. Господин Чан сидел в приемной и волновался. Вся краска схлынула с его лица, и оно сделалось мертвенно-бледным. Господин Чан вспомнил о том, как однажды в парке видел собаку в инвалидной коляске…

– Чиндоль… Прости меня…

Через некоторое время ветеринар подошел к господину Чану и накрыл его руку своей.

– Не волнуйтесь слишком сильно. Понадобится срочная операция, но я сделаю все, что в моих силах. Вы ведь мне доверяете? Да и Чиндоль меня любит.

Господин Чан сжал руку ветеринара. Она была шершавой, вероятно из-за частого использования дезинфицирующего средства, но очень теплой.

– Пожалуйста, позаботьтесь о нем.

Ветеринар вошел в операционную, и, когда дверь за ним закрывалась, господин Чан мельком увидел Чиндоля, лежавшего на холодном операционном столе. Господин Чан не двигался с места в течение двух часов, что шла операция. Даже в туалет не отходил. Только молился о том, чтобы Чиндоль и дальше мог наслаждаться прогулками в своем любимом парке.

Через некоторое время медсестра позвала:

– Господин Чан, пожалуйста, пройдите в смотровую.

Когда он вошел, ветеринар, который провел операцию, уже ждал его с рентгеновскими снимками Чиндоля, которые были выведены на экран компьютера.

– Спасибо вам за заботу о Чиндоле. Как он?

– Операция прошла благополучно.

– Ему понадобится инвалидная коляска или что-нибудь еще? Он сможет нормально ходить?

– Да, сможет. Трудностей возникнуть не должно.

Услышав «да», господин Чан облегченно вздохнул:

– Спасибо вам. Большое спасибо.

– Чиндоль крепкий. Его пульс оставался стабильным на протяжении всей операции, поэтому мы смогли закончить побыстрее.

Показывая на экране рентгеновские снимки, ветеринар подробно рассказал о состоянии Чиндоля и добавил, что сейчас Чиндоль находится в послеоперационной и навестить его можно будет, только когда его переведут в стационар. Перед тем как выйти из кабинета, господин Чан снова поклонился, выражая благодарность, и ветеринар ответил ему тем же.

– Наверное, тебе очень больно… – сказал господин Чан, когда его пустили к Чиндолю.

К этому времени действие анестезии закончилось и боль начала давать о себе знать. Чиндоль дрожал, однако при виде хозяина попытался встать и тут же снова сел. Его левая задняя лапа была в зеленом гипсе.

– Чиндоль, не двигайся. Ты поранишься. Лежи.

Успокоенный ласковым голосом господина Чана, пес положил подбородок на передние лапы и закатил глаза. После того как медсестра сообщила, что Чиндолю необходимо пробыть в клинике не менее недели, господин Чан пообещал вернуться на следующий день и направился домой. Он доехал на автобусе до остановки «Университет Хонгук», а дальше пошел пешком. Он вытер выступивший на лбу пот и только тогда понял, что его рубашка насквозь мокрая.

– Фух, ну и дела.

У входа в парк Ённамдон стоял ряд электроскутеров. Господин Чан направился вдоль дорожки, по обеим сторонам которой росли деревья. Почки на ветвях уже начали набухать, и казалось, что вишни скоро зацветут. Господин Чан надеялся, что Чиндоль до этого времени поправится и они вместе смогут прогуляться под цветущей вишней, которую Чиндоль очень любил.

Подойдя к своему дому, господин Чан увидел припаркованный перед ним блестящий порше и понял, что сын еще не уехал. Он не хотел его видеть, но идти ему было некуда: центр для пожилых людей закроется совсем скоро, в четыре часа, а подходящего кафе, куда можно было бы пойти, в округе не водилось. Выбора не было, поэтому он нехотя вошел в дом.

Невестка подскочила, стоило ему переступить порог.

– С вами все в порядке, отец? Ой, да вы весь мокрый!

Сын многозначительно кашлянул, и она замолчала.

– Я решил тебя дождаться, потому что не знаю, когда еще смогу выкроить время. Вот, взгляни.

Он указал на разложенный в гостиной чертеж, на котором стоял адрес участка господина Чана: округ Мапхогу, район Ённамдон, дом 22. Рядом с адресом жирным шрифтом были указаны коэффициент полезной площади, коэффициент использования территории, соотношение площади дома к площади участка…

– Ты что, не слышишь ни слова из того, что я говорю?!

– Пап, не реагируй так эмоционально, а просто выслушай! Одни только чертежи обошлись нам в триста тысяч вон! И это еще со скидкой, потому что у моего друга архитектурное бюро. Мы вложили много времени и сил, поэтому, пожалуйста, давай поговорим!

– Я никогда не просил вас «вкладывать силы». Почему ты так отчаянно нуждаешься в деньгах? Неужели врачам в больнице так мало платят? Тогда продай свою квартиру и делай с деньгами все, что душе угодно! Мою пенсию ты тоже хочешь забрать?!

Господин Чан почувствовал, как внутри разгорается огонь, поднимаясь к горлу. Его лицо покраснело, а на шее вздулись вены.

– Отец… – начала было невестка.

– Пап, не надо упрямиться! Думаешь, я делаю это только ради денег? Если сейчас мы перестроим дом и сдадим в аренду, то потом сможем удачно его продать. В противном случае это верный убыток! Кроме того, арендная плата здесь высокая, поэтому многие заведения уже переезжают в районы Ыльчжиро и Мулледон. Нужно будет успеть продать дома, пока не станет слишком поздно. Иначе без потерь не обойтись.

– Я не считаю, что мои воспоминания – это потеря. Коэффициент полезной площади, коэффициент использования территории, все эти термины… Деревья и клумбы, которые мы с твоей матерью сажали и за которыми ухаживали, – неужели ты думаешь, что я стану счастлив, если их продам? Мне восемьдесят лет. Восемьдесят! Прошу тебя, дай мне жить так, как я хочу!

Видя непреклонность господина Чана, сын решил временно отступить. В сердцах скомкав чертежи, он направился к двери:

– Дорогая, пойдем!

И невестка поспешила за ним.

Пытаясь открыть ворота, сын опрокинул коричневый горшок с красными помидорами черри, который стоял на клумбе. Горшок разбился, и земля рассыпалась. Сын отряхнул костюм и был таков.

Господин Чан наблюдал за этой сценой через окно гостиной, но у него не осталось сил отругать сына. Он чувствовал себя совершенно истощенным – то ли потому, что ездил в ветеринарную клинику, то ли просто выдохся после ссоры. Он сел на диван, закрыл глаза и откинул голову назад.

– Ах, наконец-то…

Шли дни. Сын не звонил и не приезжал. Господин Чан тоже не хотел идти на попятную. Даже в эпоху, когда дожить до ста лет не считается чем-то необычным, нет никакой гарантии, что господин Чан проживет так долго, и он не хотел продавать этот дом, за которым с любовью ухаживал на протяжении многих лет. Кроме того, если он переедет в квартиру, как предлагает сын, то как быть с Чиндолем? Соседи почти наверняка будут жаловаться на лай или вой, и Чиндолю придется делать операцию на голосовых связках. Он навсегда лишится голоса и будет вынужден выражать свои чувства только с помощью хвоста. Господину Чану очень этого не хотелось.

Ровно через две недели после того, как Чиндоль оказался в ветклинике, оттуда позвонили.

– Господин Чан! – радостно воскликнула медсестра с дружелюбным голосом.

– Да, слушаю.

– Пожалуйста, приезжайте. Мы готовы выписать Чиндоля. Врач сказал, что Чиндоль готов отправиться домой. Пожалуйста, возьмите с собой поводок, пакеты для фекалий и воду, этого должно быть достаточно.

Господин Чан был счастлив, что может забрать Чиндоля домой, а не просто навестить в ветклинике. Несмотря на то что из-за весеннего дождя цветы вишни уже опали, он предвкушал, как они с Чиндолем снова прогуляются по улицам Ённамдона.

– Да-да, я все привезу. Его точно можно выписывать?

– Абсолютно. О, Чиндоль завилял хвостом – похоже, он уже знает, что скоро отправится домой!

На заднем фоне послышался радостный лай.

«Ах, наконец-то он приободрился…»

Положив трубку, господин Чан решил на скорую руку приготовить обед, прежде чем отправиться за Чиндолем. Он достал хрустящий рис, которым на прошлой неделе угостила его госпожа Хон из досугового центра. Налил в кастрюлю воды, добавил несколько кусочков хрустящего риса и довел до сильного кипения. Потом достал из холодильника кимчхи, чесночные черенки, сушеные анчоусы и тушеный корень лотоса и выложил на тарелку.

* * *

Не успела Мира насладиться цветением, как весна уже подходила к концу. А ведь она твердо намеревалась прогуляться с мужем и дочерью по улице Юнчжунро, которая славилась своими вишневыми деревьями, и даже потратила почти шестьдесят тысяч вон на белое хлопковое платье, подол которого был украшен перфорацией и красной цветочной вышивкой. Однако за время поиска дома в окрестностях Ильсана цветение быстро сошло на нет. Мира почувствовала привкус горечи, увидев в шкафу ни разу не надетое платье, на котором все еще красовался ценник. «Я даже пропустила срок возврата. Может, продать его на „Кэрроте“?»[4]

Готовясь к предстоящему переезду, она решила заранее перебрать одежду, которую больше не носит, и принялась вытаскивать ее из шкафа. Вот одежда, которую она хранила с мыслью «надену, когда похудею», но так и не похудела. Вот красивая одежда, которую она хранила для особого случая, например чьей-нибудь свадьбы или тольджанчхи[5], стала ненужной из-за экономического спада. У матери и домохозяйки, воспитывающей семилетнюю дочь, почти нет поводов надевать официальные наряды. Мира решительно убрала их в коробку и открыла комод, рассматривая серьги, ожерелья и браслеты, которые носила во времена работы в дьюти-фри. Подумать только! Когда-то она носила такие экстравагантные аксессуары…