bannerbanner
Трибунал
Трибунал

Полная версия

Трибунал

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Писаки. – Помощник практически выплюнул это слово. – Знаешь, порой мне кажется, что Галарте – единственный приличный журналист. Хоть она и гадская кровопийца.

– Ага, не ты первый с такими выводами. – Йона помолчал, глядя в окно, а затем произнес довольно: – Все, похоже, цирк заканчивается. Ты жди, мало ли что… а я пошел.

Камаль указал на толпу журналистов, которая расползалась в тонкую шеренгу, провожая семейство магнатов в здание. Инспектор собирался выйти из машины и уже приоткрыл ее дверцу, как вдруг какой-то репортер подбежал и щелкнул фотоаппаратом.

Сука.

Вспышка ослепила. Перед глазами возникли два ярких желтых кольца. Выступили слезы.

– А, ч-черт. – Инспектор прикрыл лицо шляпой.

– Старший инспектор! – Тут же вся пишущая братия бросилась к нему. – Господин старший инспектор!

Если он сейчас прибавит шаг, то это будет выглядеть как бегство, а именно это им сейчас и надо.

– Что вы ответите на обвинение в халатном ведении следствия? – прокричала какая-то женщина-журналист.

– Без комментариев. – Йона шел, закрываясь от камер.

– Вам заплатили?

– Топор планирует захват логистического бизнеса?

– Что вы ответите на обвинение в запугивании свидетелей?

– Вы действительно угрожали сломать человеку лицо тростью?

– Сколько стоит совесть, инспектор?

Захотелось вызвать пару нарядов и с ребятами как следует пересчитать зубы этим уродам.

– Сколько стоит совесть? У вас хочу узнать! – огрызнулся Камаль. – Пишите что хотите, комментариев не будет!

Инспектор ворвался во дворец правосудия и почувствовал облегчение. Если он чему-то и научился на войне, так это блефовать и скрывать свои эмоции. Эверли, упокой господь его душу, хорошо натаскал Камаля в вопросах карт, блефа и наглости. Вообще, в каком-то смысле война была самым счастливым временем. Ну, в плане приятных знакомств и опыта – так уж точно.

Одна знакомая из тех времен вон до сих пор то в гости напросится, то к себе позовет. Кстати о ней.

Йона безошибочно уловил запах духов «Антураж» с оттенками сирени и ванили, так что внезапное появление любовницы не стало для него сюрпризом.

– Привет, ты тут по работе?

– Слишком мелко. Гордый зверь не бьется за объедки с падальщиками. – Казалось, что предположение инспектора ее задело.

– Прости, ляпнул не подумав.

Она смягчилась.

– Пришла оказать посильную моральную поддержку лучшему полицейскому империи, а заодно лучшему любовнику, что у меня был.

– А эти двое сейчас тоже здесь? Надо найти и застрелить ублюдков. Как тебя на нас только хватает?

В ответ на вторую шутку Ирма только улыбнулась уголками губ. Йоне нравилась такая ее улыбка.

– Ты, как всегда, умеешь заводить друзей, – с ехидцей произнесла Галарте. – Я не помню, когда все эти недоноски с блокнотами последний раз собирались вместе.

– Ну, я коммуникабельный, – постарался отшутиться Камаль. – У вас, похоже, настоящий террариум в отрасли.

– Ага. Бюджеты не резиновые, а гениальный автор хочет кушать больше других. Вот и приходят некоторые людишки на поклон к добрым дядям с миллионами. А что до твоей способности заводить друзей. – Ирма помрачнела. – Смотри, как бы она тебе не вышла боком. Не твоего размера зверя ты решил подразнить палкой, сержант.

В ответ Йона хмыкнул.

– Кто-то должен нанести по нему первый удар, иначе какой смысл загонной охоты.

– Уверен, что это мальчишка тот? Он на маньяка не сильно походит.

– А ты много маньяков видела? Я с десяток, все сплошь «положительные люди», и никто «никогда бы не подумал».

– Туше!

– Ан гард! Уверен. Этого урода половина участка хотела пристрелить.

– Смотри, как бы эта самая половина не слилась в самый последний момент. У меня очень дурное предчувствие. А ты меня знаешь.

– Не переживай. – Целовать ее на людях было не очень уместно, так что Камаль только улыбнулся и подмигнул. – Если ты у меня за спиной, то мне ничего не страшно.

– Как мило…

– Кроме тебя. Ты ж варра.

– Ой, да иди ты! Опять своими шуточками такой момент испортил. Мужлан!

– Ты меня за это и любишь.

Незаметно они дошли до зала заседания. Пристав у входа смерил их обоих спокойным оценивающим взглядом и пропустил Ирму в зал для публики. Йона же проводил подругу долгим и теплым, и поспешил в ту часть зала, где размещались свидетели. Явился инспектор последним, едва не опоздав. Он быстро пожал руки всем, до кого мог достать, и сел на жесткую и неудобную скамью.

Заседание должно было начаться через несколько минут.


Кузнечик стоял в переулке и молча наблюдал со стороны на представление у здания суда. Смотрел на то, как цель уходит в здание, и просто молчал. Снять ублюдка можно было одним хорошим выстрелом. Толстяк бы справился на ура: лег на крыше, четыре секунды, и все – можно вызывать труповозку.

Друзей ему не хватало сейчас больше всего.

Сторонние мысли отвлекли Кузнечика, и он не заметил, как к нему подошел его второй номер. Хорист ему с первого взгляда не понравился. Бывает любовь с первого взгляда, а тут такая же ненависть. Они как-то сразу не сошлись характерами и теперь вели себя, как две сторожевые собаки на цепях. Слишком короткая привязь, чтобы сорваться и разорвать соперника, но слишком высокий соблазн поступить именно так.

– Объект? – спросил мужчина своим хриплым голосом.

– Вошел в здание суда, – спокойно произнес Кузнечик, не глядя на него.

– Хорошо, наблюдай дальше. В контакт не вступай. Помнишь?

– Я не идиот.

– Не был бы идиотом, здесь бы не оказался, Водомерка.

– Кузнечик.

– Да мне пох… Хоть таракан, хоть блоха. Обосрешься, и я лично тебе кишку перед Полковником выпущу. Уяснил?

– Кристально.

Ну, он сам нарвался.

Удар локтем в живот Кузнечик провел просто великолепно. Выбил из урода воздух, так что тот согнулся пополам. Поймал голову противника на противоходе и впечатал с силой в ближайшую стену. Второй удар локтем пришелся в нос.

Хрустнуло.

Хорист собирался ударить в ответ, но щелчок взводимого курка остановил его. Кузнечик зажал горло локтем, а второй рукой приставил револьвер к виску.

– Знаешь, что я понял, Хорист? – Голос Кузнечика был холоден и спокоен.

– Ну? – С пережатым горлом не потреплешься, оставалось только хрипеть что-то односложное.

– Колебаться вредно.

Нажим стал чуть сильнее, и Хорист задрыгался в захвате, стараясь вырваться. Парень строго взглянул напарнику в глаза и отпустил.

– Если попробуешь меня достать, то не удивляйся, когда не увидишь, что тебя убило. Понял меня?

Хорист растирал горло и хрипел.

– Ты. Понял. Меня? – чеканя каждое слово, произнес парень и поправил слетевший в драке капюшон. Шрам слишком приметен, вдруг кто-то заметит его.

– П-п-понял. – Мужчина откашлялся и сплюнул на землю. Постарался дышать ровнее, не обращая внимания на хрипы в гортани.

– Мне не надо будет повторять эту беседу?

– Нет.

– Кивни.

В ответ последовала недовольная гримаса и короткий кивок. Дальше Кузнечик не смотрел, все его внимание захватил странный мужчина в длинном плаще и шляпе. Фигура казалась ему смутно знакомой. Тип расталкивал толпу журналистов и направлялся в здание суда.

Вокруг него кричали люди, но не было слышно, что именно. Наблюдатель напряг слух, стараясь расслышать хоть что-то, но чертово расстояние и шум улицы помешали.

– Вам заплатили?

Снова что-то неразборчивое от какого-то картавого недоноска. Мимо пронесся грузовик и не дал понять ответ.

– Сколько стоит совесть, инспектор? – Вот это Кузнечик точно разобрал. Верещала какая-то наглая баба, так что ее бы расслышал и глухой в Хайгардене.

Неприятная сволочь.

Коп, к которому обратилась журналистка, остановился. Даже с другой стороны улицы Кузнечик почувствовал жажду убийства. Крайне знакомое ощущение.

– Сколько стоит совесть? У вас хочу узнать! – огрызнулся Дырокол. – Пишите что хотите, комментариев не будет!

Кузнечик смотрел молча за тем, как немного постаревший и хорошо обросший волосами сержант удаляется внутрь здания суда.

Размяк.

Йона определенно размяк. Десять лет назад он один переломал бы этим острословам пальцы. А тут…

– Колебаться вредно, старик. Колебаться вредно, – прошептал Кузнечик и пошел прочь.

Глава 3

Мари просто до невозможного устала.

Став самым молодым полицейским инспектором в городе, она полностью ощутила, что такое – жизнь бешеной собаки. Сейчас, год спустя, ее первые робкие шаги в должности напоминали обычную детскую возню. А вот когда она стала полноценным членом команды, проблемы стали куда крупнее. Например, одной была та, что день у нее теперь не нормированный, а точного времени отпуска нет.

В любой момент дня и ночи ей можно было позвонить, и будьте добры, госпожа инспектор, явиться конно, людно и оружно на место очередного побоища или резонансного убийства. И совершенно не важно, она с температурой, просто спит или на мужике.

За год Мари забыла еще и по такие вещи, как личная жизнь и приватность. Журналисты нашли нового перспективного персонажа и теперь отрывались по полной.

Репортеры криминальных хроник следили за ней, как за звездой первой величины. Устраивали «облавы», караулили под окнами, в надежде поймать в объектив очередного проходного любовника. Кажется, что потому они и не задерживались дольше двух-трех недель.

Частная жизнь? Приватность? Это что, мадмуазель?

Простите, но мы не говорим не по-геройски. Вы же герой, госпожа д’Алтон?

Герой!

Вот и не нойте о том, что ваши любовные похождения интересуют наших читательниц ничуть не меньше оторванной головы вот того бедняги.

Фото, пожалуйста. А встаньте вот так? А, пожалуйста, у вашего мотоцикла. Всего минуту. Ну хорошо, десять. Офицер, вы куда?

Постоянные брюзжание Камаля и споры на любые темы стали теперь куда понятнее. Они с д’эви просто задолбались вкрай от постоянных переработок и всеобщего внимания – вот и все. Мари вытянула вверх руки, и позвоночник щелкнул, расслабляясь.

Хорошо.

После долгих часов, которые Мари просидела не разгибаясь, короткая передышка была глотком свежего воздуха. Девушка прикрыла глаза и сосчитала до ста.

– Простите, где я могу найти инспектора д’Алтон? – прозвучал знакомый голос из коридора.

Первой мыслью было: «Да быть такого не может». Но затем инспектор услышала голос снова, и теперь тот звучал еще громче.

– Ну нет, – прошептала девушка и помолилась, в надежде на то, что у нее просто галлюцинации на фоне стресса и переработок.

Мари вскочила со стула и высунулась в коридор. И это было точно не сумасшествие. Мама стояла у проходной и требовала пропустить ее внутрь.

– Простите, но вы по какому делу? – спокойный Талли все еще пытался понять, что именно эта странная мадам в дорогущем платье забыла тут у них?

– Талли, пропусти. Она ко мне. – Д’Алтон буквально пролетела весь коридор и едва ли не просунулась в окошко к дежурному.

– Куколка, так не положено, – попытался возражать Талли, но ответ прилетел, откуда не ждали.

– Не Куколка, а инспектор, – вдруг вызверилась на нем женщина. – Имейте понятие о субординации, молодой человек.

«Молодой человек» был младше мамы на каких-то пятнадцать лет, но врожденная субтильность и низкий рост еще со школы играли с ним злую шутку.

– Мама, хватит! – цыкнула на мать Мари и с мольбой взглянула на дежурного. Она придвинулась к стеклу и прошептала: – Под мою ответственность.

– Радд мне башку открутит и в футбол ею сыграет, – так же тихо произнес Талли.

– Ну пожалуйста.

– С тебя шоколад.

Турникет пропустил Патрисию д’Алтон на закрытую территорию.

– Рекомендовала бы вам клянчить не шоколад, а пить побольше молока, молодой человек, иначе таким и останетесь, – холодно произнесла мама, проходя мимо открытой двери дежурки. Не ждавший такого Талли так и замер, а старшая д’Алтон с видом победителя прошла вслед за дочкой.

Мари завела маму в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.

– Как у вас тут пыльно, Марианна, доченька, вам бы нужно тут убраться.

– Мам.

– Вся эта пыль, дым. Ты же этим дышишь.

– Ты по делу?

– Ты не рада мне? – прозвучали холодные нотки. Мама умела надавить на жалость. Только ближе к семнадцати Марианна смогла понять, как именно мама играет на ее чувстве вины. Понять, конечно, поняла, вот только противостоять ей было просто невозможно.

– Рада. – Девушка плюхнулась в кресло и указала на гору документов. – Просто много работы, которую никто не сделает за меня.

– Почему не возьмете четвертого в кабинет? У вас вон и стол есть.

Патрисия отодвинула кресло и собиралась усесться, как вдруг ее оборвал голос Мари.

– Не сюда!

– Да я просто посижу.

– Не. Сюда. Пожалуйста.

– Да что за муха тебя укусила, дочка?

– Мама, пожалуйста, поставь все как было и сядь на любой другой стул. Этот не трогай.

– Я не хотела тебя обидеть…

– Просто сделай, как я прошу. И скандала не будет.

– Это его место, да? Того мальчика.

Мари кивнула. Слезы сами подступили к глазам, она пару раз шмыгнула носом, как в детстве, чтобы не расплакаться. Вот как мамы так легко и походя умудряются делать больно. И сами ведь того не замечают. Все, что касалось Кенни, было для нее под запретом. Мари старательно о нем не думала, а вот теперь… мама потревожила ее алтарь.

Трудно жить, когда твой мозг с дефектом и не может ничего забыть.

Первого мая, когда его хоронили, она впервые в жизни напилась. Даже не так – натурально нажралась. Надеялась, что забудет заплаканное лицо госпожи Оберин, превратившееся в каменную маску. Эта маленькая сгорбленная женщина не проронила ни слова и промолчала всю церемонию прощания с сыном.

Через месяц она повесится.

Тело найдут на четвертый день соседи, когда запах дойдет до них.

Но тогда, первого мая, Мари хотела допиться до органического поражения мозга. Она выбрала самый дешевый и грязный бар в районе. Именно оттуда каждую пятницу к ним в КПЗ привозили самых «теплых» гостей на постой. Д'Алтон завалилась туда и принялась заливать бельма в одиночку. Она выдула три своих обычные нормы, проблевалась в самом грязном сортире, который только видела, вышла и догналась еще двумя своими «я все, девчонки».

Забвения даже не намечалось. А вот приключений захотелось сильнее обычного. Захотелось снять какого-то «счастливчика», вот только проклятые швы на животе еще не сняли, как и полный половой запрет. До его снятия было еще два месяца.

Заигрывать с мужчинами это, правда, Мари не мешало.

В конце вечера она даже почти ответила взаимностью на ухаживания какого-то парня, но то слишком настойчиво пытался затащить ее в свой номер.

Лысый тип так часто повторял про номера, что нервы у д’Алтон просто сдали. Тремя ударами его головой о барную стойку она избавила этого хмыря от целой надбровной дуги, верхнего золотого клыка и кратковременной памяти.

Приехавшая полиция собиралась вязать ее «тепленькой», но кто-то из офицеров – цепкий и внимательный – опознал в побитом ею мужчине разыскиваемого сутенера. Пьетро Вулл или как-то так. Марианне было наплевать на его имя, так что она не очень внимательно слушала.

Искали господина Вулла начали семь лет назад, сразу после того, как он спалил одной своей девочке кислотой все лицо. Красотка собиралась завязать, уйти из бизнеса или найти себе «папика» – черт его знает, что она придумала. Так или иначе, но Пьетро должен был забыть о деньгах, которые она приносила. А на такое он точно не был согласен.

Взять быстро эту скотину не получилось, а вот теперь, благодаря везению Марианны, смогли.

Урод явно думал, что срок давности по его делу вышел. Вернулся. Вот только он не узнал, что бедняжка умерла в больнице и дело переквалифицировали в «убийство с отягчающими». А оно бессрочное. Следующее утро Мари встретила с похмельем и своим угрюмым лицом на фото под заголовком Стальная Роза не сбавляет темп – молодая перспективная полицейская задерживает опасного преступника сразу после похорон коллеги».

Затем было еще три случая.

Марианна даже вывела странное умозаключение, что как только она вспоминает об Оберине, то тут же провидение решает ее показательно наказать всеобщей похвалой. Наказание через синдром самозванца. Что ж, похоже, мама сейчас невольно затронула какую-то очередную кармическую нить и скоро в почетном уголке их с отцом дома появится еще одна передовица в рамке.

Патрисия ухватила один из стульев и придвинула к столу дочери.

– Тебя давно не было в гостях, – произнесла мать с легкой обидой.

«Да, потому что ты душишь меня заботой», – хотелось произнести в ответ, но вместо этого Мари снова указала на гору бумаг.

– Сама видишь, чем я занимаюсь. Каждое дело – это чья-то смерть или горе. Лучше я потрачу три часа на них…

– Чем на нас?

Ну, приехали. Похоже, что мать решила научить манерам не только Талли, но и ее.

– Чем на дорогу до Хайгардена и обратно, – объяснила ей Мари, как маленькой.

– Ты могла бы перевестись в отделение поближе к нам.

– Нет, мам, я нужна здесь.

– Ага, чтобы разъезжать на этом своем монстре в компании странных личностей.

Марианна побагровела. Мать уловила этот момент и максимально быстро решила сменить тему.

– Так когда у тебя выходной?

– Когда у меня будет выходной, то я буду спать. Мам, ну без обид. Я реально не могу.

– Ты превращаешься в своего отца.

– Мам, не начинай. – Голос девушки дрогнул. – Я просто очень занята.

– Мне нужна была бы твоя помощь и компания на этих выходных.

– Где?

– Клиника «Палстеро».

Ну просто отлично! Еще одна клиника, где ее разденут, осмотрят, а потом скажут с умным видом: «Знаете, мадам, у вашей дочери, экстренная гистерэктомия была проведена. Медицина здесь бессильна. У вас никогда не будет внуков».

Мама раскиснет, пустит слезу и вывалил чуть ли не половину своей жизни. Врачи будут слушать, кивать, а иногда, в нужные моменты, тяжело вздыхать.

Дальше будут волшебные слова, произнесенные заговорщическим тоном: «Но есть одно непроверенное средство. Нам нельзя его назначать кому попало, но вам мы пойдем на уступку. Да еще и за сущие гроши».

Доктора эти будут смотреть так жалостливо и участливо, что смогут выклянчить немного денег на «лечебные процедуры». Толку от них не будет, и все закончится тем, что маму просто облапошит очередное «светило медицины».

Мать дойдет до этого через месяц или два, когда отец заметит выписки по чекам и закатит допрос с пристрастием.

Уже три раза это происходило как по алгоритму. Так что сейчас, на условной своей территории, Мари решила взбрыкнуть:

– Мама!

– Что – мама?

– Я. Туда. Не. Поеду, – произнесла четко д’Алтон. – Точка.

– Но я…

– То-о-очка!

Женщина надулась, словно мышь на крупу. Взгляд ее был каким-то жалостливым и полным боли. Казалось, она собиралась о чем-то попросить, но внезапно передумала.

– Мама, ты говорила, что по делу, – произнесла Марианна, успокоившись. – Переходи к нему. Ты в кабинете инспектора имперского сыска, а не в комнате у своей дочурки. Я на работе, от которой ты меня уже двадцать минут отвлекаешь! Так что, если ты сейчас начнешь говорить про мой мотоцикл, мой образ жизни, моих мужчин, мой дом, да про что угодно, кроме дела, то, господь свидетель, я тебя выведу из здания сама, посажу в машину к Альберту и прикажу никогда больше тебя сюда не привозить.

– Ну хорошо. – Женщина вдруг стала серьезной. – Го-о-оспожа инспектор, я бы хотела заявить о незаконном проникновении в жилище.

– Чье? – Мамино утверждение д’Алтон встретила без особенного трепета.

– Наше! Наше с твоим отцом. В чье же еще?

– Ты сейчас не шутишь?

– Нет. Серьезна, как инфаркт.

– Так. – Дочь протянула ручку и лист бумаги. – Пиши вот тут в бланке свои данные, а затем…

– А ты за меня не можешь?

– Мама, черт, это – официальный документ! Он должен быть заполнен тобой, только твоей рукой и тушью одного цвета. Ты про Кабинет Бдительности вообще никогда не слышала?

– Могут арестовать? – Женщина впервые взглянула на дочь с испугом и уважением.

– Мне, как медиатору первого ранга, могут дать до трех лет, если решат, что я мухлюю с раскрываемостью.

Челюсть у женщины отвисла.

– И потому твое дело я вести не смогу. Конфликт интересов.

– Каких?

– Таких. Если кто-то решит, что я пользуюсь своим служебным положением, чтобы помочь тебе, то я получу по голове, и это еще в лучшем случае. А как вариант – увольнение и запрет на профессию. На обе, чтобы ты понимала.

– Да господи, что у вас все так строго?

– Мама, просто расскажи, что случилось. А я уже решу, к кому тебя направить.

– Ну, ладно. – Женщина отодвинула от себя лист бланка и перо. – Все началось…

Все началось пару недель назад. Тогда они с отцом вернулись из длительной поездки, и мать заметила, что некоторые вещи не на своих местах. Кое-где они передвинуты, чего-то просто не было, как старинной игрушки Яни. Собственную возрастную забывчивость Патрисия признавать отказывалась. Отгоняла она эту мысль так настойчиво, что дочь не могла не поверить.

Да и какая нормальная женщина признает, что у ее мамы, как это называл Нелин, «фляга начала свистеть»?

Список странностей пополнялся: пропавшие яблоки у соседей, шумы на чердаке. Женщина так и продолжила бы перечислять, если бы Марианна ее не остановила.

– Так, – судя по тому, с каким видом мать говорила, версию она уже придумала, – ну и твои мысли?

– Мне кажется… – она придвинулась к дочери ближе, почти согнулась над столом и прошептала: – что в нашем доме скрывается этот самый Джек-прыгун.

Ну… Внутри девушки все оборвалось. Мать до последнего тянула интригу, и младшая д’Алтон верила в серьезность проблемы. А выходило так, что это еще один случай массовой истерии. Двадцатый за месяц. Не было ни дня, когда кто-то не увидел бы этого монстра в каком-нибудь районе города.

– Мам, Камаль его поймал три недели назад, – как полной дуре, объясняла полицейская.

– Он взял не того. Я читала про все нестыковки. Мартин – приличный мальчик и не смог бы… нет. Он точно ложно обвинен.

– В газетах?

– Что «в газетах»? Говори нормально, я не понимаю!

– Прочла ты про нестыковки в газетах?

– Да-а-а. – Мать взглянула на дочь, словно на умалишенную. – А где бы я еще это прочла.

– Не из материалов следствия? А газеты не принадлежат ли случаем «Дуарте логистикс»?

– И что это меняет? Как это меняет тот факт, что у нас на чердаке кто-то живет. Какой-то рукокрылый монстр, который уже покалечил семерых, залег над моей постелью, а ты…

Мари захотелось заорать: «Мама, какие монстры? У тебя соседка – варра, ей за сотню, а она выглядит лучше меня. Очнись – монстры уже давно живут вокруг тебя. Зачем ты веришь в эту чушь?»

Но вместо этого она только проводила маму до двери, старательно убеждая вызвать на денек дератизатора или дезинсектора. Талли пропустил женщину без возражений и, судя по жестам, осенил себя защитным знаком. Все – лишь бы не встречаться с вот такой мамашей снова.

Д’Алтон усадила мать в машину, напоследок повторив речь про совпадение, и велела водителю ехать домой. Мост в это время еще свободен. Если они выедут сейчас, то без проблем прибудут к вечерней радиопостановке. Аргумент Марианны возымел действие, и автомобиль умчался в направлении дома.

Когда машина скрылась из виду, Мари вытащила тонкую сигарету и закурила. Новость, что она теперь еще и курит, девушка решила придержать до лучшего дня. К счастью, Патрисия так и не просекла, что в почти пустом кабинете сигаретный дым мог исходить только от одного человека.

В три длинные затяжки она выкурила свой тонкий «гвоздик для гроба» до самого фильтра, и пошла обратно на работу.

– Инспектор, – помахал ей Талли.

– Да, прости за маму. Она…

– Плевать. Работа появилась.

– Что там? – Инспектор д’Алтон напряглась. Раз дежурный остановил ее, то там минимум есть труп, или дело просто сложнее, чем обычный гоп-стоп.

– Малкей и Стаур семнадцать.

– Это где?

– У самой границы участков. Там длинный угловой дом, который разделен между нашим округом и восьмым.

– А. – Мари кивнула. Она не помнила точный адрес, а вот сам дом вспомнила. Всем он был известен, как «половинка». Граница между участками прошла в этом месте так, что одна половина длиннющего доходного дома была прикреплена к ним, а половина – к восьмому участку.

Чем только руководствовались люди, когда так нарезали округа? Наверно, им просто было плевать.

– Ну и что там? Тебе сказали.

– Труп. Может, криминал. Убит на нашей половине дома.

– Давно?

– Говорят, что слышали борьбу, крик и после только стук часов.

На страницу:
2 из 5