Кто в армии служил, тот в цирке не смеется

Ошибиться было нельзя, и я уверенно постучал. Дверь распахнулась, волосатый и усатый Лёха, радостно матерясь, облапил меня и потащил внутрь. На столе исходила паром кастрюля картошки, тут же присутствовал кусок сала, банка маринованных огурцов, буханка хлеба, две граненые стопки и бутылка «Столичной». Я вытащил из карманов коньяк:

– Армянский. Ты выиграл!

Лёха жизнерадостно захохотал:

– Блин! Помнишь ведь!! Ну, давай, наливай тогда, водку на потом оставим!

Бутылка "Столичной" перекочевала в междуоконное пространство, где у Лёхи, судя по всему, находился холодильник. Янтарная влага ухнула внутрь и разлилась приятным теплом.

Лёха, как выяснилось, поступил в Академию художеств, подрабатывает дворником, посему получил ведомственную квартиру, в коей устроил мастерскую, где мы и расположились.

После третьей я не выдержал. Любопытство распирало:

– Лёха! Ну, как ты умудрился первым уйти? Я ведь позвонил через неделю после приказа в Смолянку, а тебя там и след простыл!..

Оказалось, Лёха был, помимо художника, еще и неплохим психологом. Краем уха услышал, что комдив, бывший родом из Ленинграда, как-то обмолвился при своем водителе, что он вырос в старом дворе на Васильевском острове. По счастливому стечению обстоятельств и паре упомянутых разомлевшим комдивом деталей, Лёха догадался, о каком дворе идет речь. Учась в институте, они частенько ходили на этюды в те края, посему вспомнить тамошние пейзажи Лёхе труда не составило. И на огромной картине во всю стену, украшавшей кабинет командующего в новой офицерской столовой, взгляду остолбеневшего комдива предстал залитый утренним солнцем и полыхающий осенним багрянцем кленов, до боли знакомый питерский дворик.

Комдив молча стоял, впившись взглядом в картину. После долгой паузы были произнесены всего три слова:

– Васильева уволить! Завтра!

Вот так Лёха и попал домой раньше всех. К концу второй бутылки разговор вновь повернул на тему Смолянки и Лёха поинтересовался:

– А ты в клуб железнодорожников после этого не заезжал?

В упомянутый клуб я заезжал. Уже ближе к собственному дембелю. Макарыч, которого я туда зачем-то отвозил, проходя мимо огромного панно, изображавшего Ленина в Октябре, вдруг резко остановился, потом отошел к противоположной стене, посмотрел на панно издалека, затем фыркнул, помотав головой, и подозвал меня:

– Видишь солдата рядом с Лениным?

Я вгляделся. С обожанием уставившись на вождя мирового пролетариата, держа в руке винтовку, с абсолютно идиотским выражением лица, на стене был изображен никто иной, как начальник политотдела дивизии полковник Пилипенко! Среди множества солдат и матросов Макарыч узнал немало знакомых лиц старшего офицерского состава и хохотал от души:

– От, зараза! Это ведь тот художник, который в Доме офицеров был! Ну, молодец!..

Лёха погиб, спустя несколько лет после нашей последней встречи. Долгое время у меня на стене висел небольшой акварельный этюд, подаренный им в тот памятный вечер – подернутые голубой дымкой приморские сопки и далеко за ними – бесконечное море…

* * *

Гуси-гуси…Га-Га-Га или По следам Паниковского.

Рассказывать о Макарыче можно бесконечно. По свежим следам, то бишь сразу после дембеля, воспоминаний было на хорошую книгу. За много лет, естественно, очень многое забылось, но самые яркие моменты, тем не менее, остались, и один из них я рискну предложить вашему вниманию:

– П-п-петрович!… От, я шо тебе кажу… У нас в Ужгороде…

– Иван! Т-ты до машины-то дойдешь?… Ик!… Давай пособлю…

– Всё нормально!.. Щас только встану…

Встать, однако, у Макарыча не получалось. Самогонка была отменной, и ум оставался в полной ясности, но ноги повиноваться явно отказывались. Собутыльник его, тоже прапор, но уже отставной, подозвал меня, и в четыре руки мы доволокли Макарыча до машины.

Что за праздник у них был, неясно… Скорее всего, очередной гешефт обмывали, причем, на выпивку и закуску Петрович не поскупился. К самогону был подан огромный жареный гусь, от коего щедротами хозяйки и мне перепал кусок. Макарыч, как заботливый командир, сразу попросил:

– Галочка, ты моего шофера покорми, будь ласка!..

– Покормим, Иван Макарыч! Голодный не останется!..

– Только, смотри, ни грамма ему!..

Я с тоской проводил глазами бутыль, которую хозяйка вытащила из холодильника… Литра два там было точно, и, судя по чистоте содержимого, первач был качественный…

Забравшись в кабину, Макарыч нахлобучил на голову фуражку, удовлетворенно кивнул хозяину:

– Завтра подъезжай в часть, пошукаем…

Что именно они собирались пошукать, мне знать было не дано, но, судя по довольной роже Петровича, стороны пришли к консенсусу…

Происходило это всё недалеко от Уссурийска, в селе под названием Черниговка. Центральная улица села, как водится, носила имя Ленина, и в самом центре ее, прямо между магазином и сельсоветом располагалась огромных размеров лужа. Лужа была необъятна! Засыпать ее, судя по всему, никто никогда не собирался. Справа и слева уже давно были наезжены колеи, по которым двигался транспорт, а саму лужу облюбовали свиньи, с удовольствием валявшиеся в грязи по краям. В центре же, на более глубоких местах, гоготало многочисленное гусиное стадо.

Невольно вспомнился Гоголь с его Миргородом и тамошней лужей… Я медленно, стараясь не задавить какую-нибудь свинью, объехал лужу, Макарыч внимательным взглядом проводил ковылявшего гуся…

– Точно, что-то придумал! – подумал я, и не ошибся…

Утром Макарыч, как я и предполагал, отправился в Черниговку. С собой был взят спиннинг. Зная Макарыча, я уже ничему не удивлялся, только восхищался смекалкой нашего хитрого командира. Заставив меня заглушить машину метрах в тридцати от лужи, Макарыч забрался в кузов, отцепил блесну, прицепил кусок свинцовой оплетки кабеля в качестве грузила, затем привязал весьма солидных размеров крючок, извлеченный из вещмешка. Оттуда же была вытащена жестянка с червяками, и, наживив извивающегося червяка на крючок, Макарыч забросил наживку в самую середину гусиного стада. Произошло всё быстро, и никто из сельчан, которых было предостаточно, ничего не заметил… Через некоторое время леска дернулась…

– Есть! Теперь я медленно буду подтаскивать его к машине. Как только подтяну к кабине, ты сразу крути ему башку и кидай в кузов! – Тащ прапорщик! Я не умею! Я этим на гражданке не занимался!..

– А чем ты занимался там!? Шо ты вообще умеешь делать!? Гусю голову не можешь отвернуть!..

– Не могу, тащ прапорщик!

– Лезь тогда в кузов! Спиннинг-то кидать умеешь?!

– Умею!

– Смотри мне! Не дай бог бороду запутаешь!!!

Я забрался в кузов. Макарыч передал дергающийся спиннинг, и я начал медленно, как было приказано, сматывать катушку. От стада, вытянув шею и хлопая крыльями, отделился гусь и как-то странно двигаясь, направился к стоящему в стороне ЗиЛу. Подойдя к кабине, он был грубо схвачен Макарычем, еще мгновение, и тушка гуся со свернутой шеей уже была заброшена в кузов. Никто ничего не заметил. Я, положив спиннинг, уже занес ногу над бортом, намереваясь выскочить:

– Ты куда?!

– Так, тащ прапорщик, крючок ведь не извлечь, это же не щука, он червя заглотил…

Макарыч смерил меня взглядом, хмыкнул, и, запрыгнув в кузов, вытащенным из кармана ножом отхватил торчащую из клюва леску. Затем из кармана был извлечен новый кусок свинца, крючок, насажен очередной червяк, и Макарыч, ухмыльнувшись, глянул на меня:

– Всё понял?

За полчаса, таким образом, было наловлено штук шесть гусей, и я уже начал нервничать, как бы не повязали нас, но Макарыч, выловив седьмого гуся, наконец, приказал сворачиваться.

С видимым облегчением я спрыгнул на землю. Гуси были укрыты брезентом, спиннинг валялся в кузове.

– Чему вас только в школе учили! Всё самому делать приходится! Гусю башку не может свернуть… Эх!.. Ладно, хоть машину водишь неплохо… Но в сельском хозяйстве тоже немного разбираться уметь надо!..

Макарыч негромко ворчал себе под нос, двигатель ровно гудел, унося нас от гусей, свиней и прочих прелестей сельского хозяйства…

– Тащ прапорщик! А если бы свинья попалась, что тогда?..

– Если бы у бабушки были яйца, это был бы дедушка! Вопросы есть?

Вопросов не было…

* * *

Бобик

-Ну, Семен! Ну, спасибо!.. – Макарыч от переизбытка чувств аж подпрыгивал на переднем сидении – Пусть старый, так на ходу ведь! И главное – два моста! На рыбалку можно будет ездить!..

– Иван! – посмеивался в усы Семен, выруливая со двора – у тебя права-то хоть есть?

– Да какие вопросы? Права будут! Все схвачено! И потом, мне же не по городу на нем ездить! На дачку, на рыбалку, живу на окраине, движения там нет.… Попрактикуюсь – буду не хуже тебя руль крутить, не сомневайся!

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь! Ты у нас мужик способный – на лету все схватишь.

– Семен, а ты что на третьей-то едешь? Переключаться не пора? – блеснул познаниями Макарыч.

– Ух, ты! – восхитился Семен – Все-то ты заметишь! Да не пора еще, не стоит двигатель нагружать. Вкладыши провернет или пальцы загремят – сыпал он специфическими терминами, – мы уж не торопясь, не разгоняясь…

– Это правильно! – в Макарыче проснулся собственник – Машину надо жалеть…

Проехали еще немного, вырулили на трассу.

– Семен, а сейчас-то что? Сейчас почему на третьей идешь?.. – Макарыч с подозрением посмотрел на Семена.

– Да, понимаешь, Иван, ты извини меня, конечно, но там четвертая того… барахлит.

– Нет, ты не волнуйся, все решаемо! – заторопился он успокоить сразу же насупившегося Макарыча, – У меня в рембате свояк – заедем, договоримся, все сделают, все наладят… Правда, придется им за это шила поставить – без этого никак.

– Шила???!!! Это я еще и шило должен проставлять???!!!.

– Иван, теперь ты хозяин. Я только перегонщик… Мог бы вообще, кстати, не ехать! Твоя машина – сам и отгоняй. И потом – за такие копейки вездеход купить и еще торговаться насчет шила?!. Ты меня оскорбляешь!..

Макарыч недовольно нахмурился, однако, ненадолго. Радость от обладания автомобилем оказалась сильнее. Проезжая склад ракетно-технического вооружения, он велел Семену остановиться, шустро выскочил и бодрой рысью направился к неторопливо покуривающему у ворот ангара прапорщику. После короткого разговора оба скрылись в недрах склада и через несколько минут Макарыч вышел уже один, бережно прижимая к груди полную литровую банку. Устроившись на сидении, он с третьего раза захлопнул дверцу:

– Давай, вперед к свояку твоему! Сейчас сразу и договоримся!.. И дверцу пусть тоже сделают, а то не закрыть ни хрена!

– Иван, все будет в ажуре! Сделают в лучшем виде, не сомневайся!.. – повеселевший Семен воткнул передачу и, разбрызгивая лужи, погнал к выезду из города, к покосившимся домишкам окраины.

Затормозив у щелястого забора, окутанного буйными зарослями какого-то кустарника, он длинно посигналил. Через пару минут из открывшейся со скрипом калитки вышел небольшого роста мужичок в майке, галифе и тапочках на босу ногу:

– О!.. Семен!.. – радостно приветствовал он – Не продал, гляжу, еще свою бурбухайку?!

– Здорово, Коля! – выскочил из машины Семен – Продал уже. Вот ему! – он кивнул на осторожно вылезающего Макарыча, по-прежнему прижимающему к груди ценную банку, – Только вот проблема у нас, помоги решить!

– Что за проблема? – деловито осведомился свояк, – Будем знакомы! Николай! – он энергично тряхнул руку Макарыча.

– Да вот четвертая не втыкается! – сокрушенно поник головой Семен – Ты же у нас в этом деле мастак, любую коробку с закрытыми глазами разберешь-соберешь.… Помоги, будь другом!.. А мы в долгу не останемся! – он красноречиво скосил глаза на Макарыча. Тот с готовностью протянул Николаю банку.

– Ну-у-у… – протянул Николай, покосившись на банку, – попробовать можно, конечно, только сразу предупреждаю – одной банкой может и не ограничится. У меня ведь запчастей нет, я ремонтник, а на складе тоже люди. Им тоже выпить хочется… да вы давайте, загоняйте во двор! Сейчас мы за знакомство это дело употребим, завтра я ее в ремзону поставлю, через недельку все будет в ажуре!..

– Через неделю?.. А раньше никак?.. – упал духом Макарыч

– Ну, а как раньше? Пока я с начальством договорюсь, – загибал пальцы Николай, – Пока запчасти найду, пока коробку сниму-разберу.… У меня же, кроме этого, еще дел хватает…

Так что – раньше никак! – подытожил он, – Давай, загоняй – и прошу к столу!..

– Иван, а ты откуда сам?.. – Николай разлил шило по стопкам, банка была уже наполовину пуста, в жиру тарелок застыли обглоданные кости. Хозяйка, недовольно хмурясь, нарезала очередную порцию закуски.

– Из Ужгоро…да! – Макарыч насадил на вилку, наконец, пойманный маринованный огурчик – А ты?..

– Да ну?! – восхитился Николай – А я полтавский! А Семен из-под Харькова! Ну-ка, д-д-давай! За Ридну Неньку! Ще-е-е нэ вмэрла У-у-украины…

Дня через три Макарыч заехал в рембат поинтересоваться ходом работ. Николай в комбезе, вытирая руки ветошью, вышел из бокса.

– Ну, как дела? – Макарыч с надеждой уставился на Николая.

– Иван, ты понимаешь, какое дело…– тот виновато опустил глаза – Я же говорил, что литра мало будет. Там синхронизатор нужно новый ставить… Короче – на складе нету, могут достать, но – сам понимаешь – не за так…

– Сколько? – Макарыч обреченно вздохнул

– Ну,… литр… пока… Я, конечно, постараюсь, чтобы литром все и ограничилось. Но ничего обещать не могу… Иван, ну ты пойми, там же такие живоглоты сидят! – заторопился оправдаться Николай – Хрен, что на сухую сделают!..

– Да понимаю я!.. – Макарыч, похоже, уже начал жалеть о приобретении автомобиля, но перспектива вскоре гордо проехаться на собственном авто все же взяла верх, и он, потребовав у Николая тару, вновь направился за шилом.

Литровая фляжка, бережно принятая Николаем, должна была сделать свое дело, но через два дня Макарыча вновь ждало разочарование:

– Иван, ты только спокойно!..

– Что теперь?! – Макарыч начал медленно закипать.

– Да эти бляди не тот синхрон дали. Не от такой коробки. Они похожи, но внутренний диаметр немного больше. Я им назад его отдал и велел нужный найти, но… ты понимаешь… Они ведь зажравшись, суки!..

Макарыч, скрипнув зубами, развернулся и пошел к выходу. Через плечо бросил:

– Пол-литра! И все! И больше – хрен!.. – он притормозил – Ладно, синхрон… или как его.… А дверцу ты сделал???!!

Николай расцвел:

– Иван! Да я ее на следующий же день сделал! Там и делов-то было два болта прикрутить! Все работает, лучше, чем в мерсе!..

– Ну, хоть это радует… Короче! Через три дня прихожу и радостно удивляюсь!..

– Иван! Да все будет хоккей! Не сомневайся! Если шило будет – я из них этот синхрон зубами выгрызу! Пусть только попробуют не дать!.. – Николай виновато заглядывал в глаза Макарычу. Получив пол-литровую бутылку, шила, он проводил его долгим взглядом, развернулся и, не торопясь, пошел к ангару…

Через два дня Макарыч заявился в рембат. Походив по боксам и не обнаружив Николая, он обратился к ковыряющемуся в разобранном стартере сержанту:

– Слушай, а Николай где?

– Какой Николай, тащ прапорщик? – поднял голову сержант

– Ну, командир ваш, Ващук…

– Так в отпуске он.… Со вчерашнего дня!..

Макарыч побледнел:

– А машина?.. Машину он делал здесь?!

– Какую машину, тащ прапорщик? – с недоумением уставился сержант.

– Мою машину!!! Делал??? Чинил???!!! – взревел Макарыч.

– Да нет, тащ прапорщик, свой «Москвич» делал, вчера и закончил, на нем и уехал…

Макарыч резко развернулся и почти бегом направился к воротам. Забравшись в кабину, скомандовал:

– На Садовую!..

Я молча воткнул передачу и, развернувшись, выехал на шоссе.

-Ну, Сема, сейчас я тебе покажу!.. И тебе и своячку твоему гребаному! Специалист, бля! Мастер херов!!! – Макарыч, казалось, сейчас лопнет от злости.

В таком состоянии мне его наблюдать еще не приходилось, поэтому от вопросов я воздержался. Но, видимо, поделиться переполнявшими эмоциями ему с кем-то было нужно, и из отдельных фраз, густо перемежающихся матерщиной и обещаниями жестоких кар, я понял лишь то, что Макарыч купил машину, расплатился шилом за ремонт, а с ремонтом его надули.

Затормозив у одноэтажного домика, я заглушил двигатель и с интересом прислушался. Скандалить с хозяйкой Макарыч не стал, и полным яда сладким голосом поинтересовался у ней, где можно найти Семена.

– Так он со свояком его, Николаем, вчера на рыбалку уехал. Кета в речки пошла, недели через две, не раньше, вернутся. А вы за машиной? Николай пригнал, сказал, чтобы вам ключи отдала, как придете. Вот, возьмите, – она протянула Макарычу пару ключей на колечке – Сейчас забирать будете? Ворота открыть?..

– Вечером заберу!.. После семи! – Макарыч в сердцах хлопнул калиткой…

– Ты вечером со мной пойдешь. Надо машину мою отсюда забрать и ко мне перегнать. Вопросы есть?.. Никак нет!..

Вечером мы с Макарычем подошли к знакомой калитке. Он нажал кнопку звонка, лязгнула щеколда, выглянула хозяйка:

– А!.. За машиной пришли!.. Проходите. Я сейчас ворота открою…

Мы прошли во двор. В глубине его, уставившись на мир круглыми глазами на добродушной морде, стоял старенький «Бобик» ГАЗ-69 с брезентовым верхом. Макарыч, протянув мне ключи, вздохнул, пнул покрышку, открыл-закрыл пассажирскую дверь, подергал за ручку:

– Хоть тут не обманул… Мастер, бля!..

Я завел двигатель. Макарыч устроился рядом:

– Семену привет передавайте! – с сарказмом обратился он к хозяйке, – И свояку его тоже… Пламенный!..

Он смачно хлопнул дверцей и скомандовал: – Вперед!

– Тащ прапорщик, а что тут ремонта требует? Вроде движок нормально работает, ничего не стучит нигде…

– Ага!.. Все нормально!!.. Конечно!!!– Макарыч вновь начал закипать – А то, что четвертую не воткнуть – это, по-твоему, нормально?!!

Я с недоумением посмотрел на Макарыча, стараясь понять – серьезно он говорит или это какая-то новая шутка.

– Что ты на меня уставился?! На дорогу смотри! А то уедем сейчас в канаву!..

– Так, тащ прапорщик, это же «Бобик»

– Кто Бобик?

– Ну, машина, ГАЗ-69, «Бобиком» его звали.

– И что?..

– А на нем только три скорости и задний ход. И все…

Выражение лица Макарыча после этого открытия не поддавалось никакому описанию. Такой гаммы чувств не выразил бы даже знаменитый французский мим Марсель Марсо. Когда к нему пришла способность говорить – словоизвержение хлынуло огромным матерным потоком и не прекращалось вплоть до двора, где Макарыч велел поставить машину у забора и многозначительно уставился на меня.

– Ну, ты языком молоть не будешь об этом в части, конечно?..

– А о чем, тащ прапорщик? Съездили, пригнали машину. Все отремонтировано, все нормально… Третья скорость не работала – так ее починили. Так ведь?..

Макарыч пристально посмотрел мне в глаза и скрылся в глубине подъезда. Я, закурив, неторопливо двинулся к белому домику КПП…

Видимо, поостыв, Макарыч и сам потом посмеялся над собой, ибо мужик был не злопамятный, шутку наверняка оценил и, думаю, не замедлил с каким-нибудь ответным ходом. Потому что в обществе и Семена и Николая, я его потом наблюдал не раз. Но слово, данное ему, я сдержал и в части так никто тогда и не узнал об этой истории.

Хотя, срок давности у нее давно истек, поэтому, я думаю, Макарыч вряд ли обиделся бы на меня сейчас…

* * *

О военной медицине. (Воспоминания о санбате)

Что такое полигон, думаю, известно каждому служившему… Ну, или почти каждому. И вот, нас тоже не минула чаша сия – в количестве пяти машин под командованием Макарыча отправили помогать обеспечивать развертывание какой-то там дивизии. Видимо мало машин было, а может, из каких других соображений – не знаю. Партизан понагнали туеву хучу народу, и техники немеряно…

По мнению Макарыча, кто-то там, в верхах, сильно проворовался и под партизан и учения списывали все, что только можно. Ну, ему виднее, конечно, но нам от этого легче не было, потому что постоянно приходилось что-то возить от железнодорожной станции (названия за давностью лет уже не упомню) до места дислокации.

Как обычно, толкового руководства не было, куча начальников отдавала приказы, абсолютно противоречивые друг другу, брызжа слюной и топая ногами, грозили сгноить на губе нас, посадить Макарыча и все такое прочее. Единственные более-менее рабочие машины были наши, и мотались мы по маршруту Станция – Полигон практически круглосуточно, жили в кабинах, спали не раздеваясь. После того, как кто-то из бойцов заснул за рулем и заехал в болотину, из которой его пришлось вытаскивать ГТТ-шкой, Макарыч озлобившись, дозвонился до части и в категорических выражениях потребовал замены.

Долго ли, коротко ли, но, наконец, все же привезли подмену, а мы отправились в свою часть.

Отправиться- то отправились, но прибыли не все. Я, волею судьбы, поехал знакомиться с военно-полевой медициной. Случилось так, что где-то неслабо приложился голенью, еще в самом начале этой эпопеи. Нога тупо болела, значения этому я особо не придавал – в футбол играли, еще сильнее попадало, но перед отъездом сапог снялся с большим трудом, штанину же пришлось разрезать. Правая нога ниже колена чудовищно распухла, место, которым приложился, представляло собой неправильной формы кружок размером с пятикопеечную монету, под которым нащупывалась какая-то жидкая субстанция. Такое впечатление – накачали шприцем какой-то дряни туда.

Встревоженный Макарыч связался с автобатом, дислоцировавшимся поблизости, обрисовал ситуацию и попросил помочь. Оттуда ответили, что санчасть у них общая с пехотным полком, своей нет, но машину пришлют и содействие окажут. Часа через полтора пришла "санитарка" и я отбыл к военным медикам, встречаться с коими за прошедший год службы еще не доводилось.

Скрежеща раздолбанной коробкой передач, уазик-буханка доставил меня в санчасть.

В приемной важно восседал какой-то краснопогонник с «тещами» в петлицах и погонами младшего сержанта, но с таким самодовольным и спесивым видом, какой бывает не у всякого генерала. Лоснящиеся щеки закрывали и без того узкие глазки, не меняя позы, он небрежно процедил:

– Чито прышол?

– Нога болит

– Гиде балыт? Давай нага сматреть буду, – с важным видом он, взяв пинцетом тампон, окунул его в банку с йодом, намазал ногу и откинулся на стул. – Все, иды. Иды к сибе в част. Скора прайдет!

Я всегда поражался, почему всегда на самых теплых местах хлеборезов, поваров, санинструкторов, каптерщиков, кладовщиков и прочая, прочая, прочая, почти неизменно оказывались представители "братских" среднеазиатских и кавказских республик. Ни черта не умеющие, с трудом говорящие по-русски, они плотно оккупировали всю эту синекуру. Не везде, правда, но в процентах девяноста частей, в которых приходилось бывать, это присутствовало.

Поняв, что медицинской помощи, равно как и сочувствия, получу не больше, чем получает его окурок, плавающий в унитазе, я похромал к выходу. Дойти, правда, не успел. Дверь распахнулась, в приемную ввалился здоровенный дядька в майорских погонах и той же самой «тещей» в петлицах. Подскочивший на стуле санинструктор, такое впечатление, сдулся, как шарик и угодливо подбежал с докладом к майору. Тот, небрежно махнув на него рукой, уставился на мою ногу:

– Что случилось?

– Болит, тащ майор! Ударил где-то.

– Давно?

– Неделя уже. С полигона привезли только сейчас.

Майор повернулся к краснопогонному эскулапу:

– Где журнал регистрации?

Узкие глазки забегали:

– Нэ успел писат таварищ майор!

– А куда ты его отправил тогда?! Писатель!!.. Еще скажи мне, что писать умеешь!!! Ты зачем здесь сидишь, ишак самаркандский?!! – взревел майор – Фельдшер, блядь!!! Какой ты, к хуям, фельдшер?!! Купил диплом за пять баранов, сам шестой!!! Ты в своем кишлаке коз сношал и ишакам хвосты крутил!!! Фельдшер он!!! Забудь это слово, ты не фельдшер, ты – гандон!!! Повторяю, чтобы запомнил ГАН – ДОН!!!!

Развернувшись, он бросил мне: – Иди сюда!

Выйдя из приемной, майор, пинком отворив дверь кабинета начальника санчасти в звании прапора, принял рапорт, затем скомандовал зайти.

– Это что?! – сурово вопросил он прапора, указав пальцем на мою ногу

Прапор наклонился к ноге: – Флегмона вроде… – неуверенно проговорил он.