Дорога войны

– Ну вот видишь! – Губы Илена искривила откровенно фальшивая улыбка.

– Я мало разбираюсь в этом, – заметил Саламандр, – но могу предположить, что твой Дар нашёл способ сделать то, чего ты так жаждешь, – нашёл Айзека.

– Да что толку! Если Айзек умрёт!

– Необязательно. Возможно, его спасут или он сам выберется. Айзек живуч как пёс.

– Илен прав. Мы не знаем – пока – что случится дальше. Ты сказал, что Вларика могла управлять такими видениями. А ты?

Савьо растерялся.

– Я не знаю… Я слишком удивился. Я просто… присутствовал там. Да, пожалуй, так сказать будет правильнее всего.

– Думаю, это стоит проверить. Вдруг Дар предоставит ещё шанс связаться с Айзеком.

– Но как мне это сделать?

– Хороший вопрос. – Саламандр задумался. – Кеана бы ответила на него лучше всех. Но её здесь нет. На чём основываются твои видения: звуки? запахи? ощущения? Возможно, стоит окунуться в то, что ты видел. Вспомни сон в малейших деталях, почувствуй жар. Но только помни, что не видение властно над тобой, но ты над ним, ты можешь и хочешь им управлять. Ты не обязан чувствовать страх или боль – они не твои, они – всего лишь вымысел.

Сказанное Саламандром звучало логично. И в то же время было слегка нелепо: магистр идущих учит его обращаться с Даром. Но он прав, Кеаны здесь нет, и лучше сделать хоть что-то, чем вовсе не пытаться.

– А если я не смогу?

– Тогда ровным счётом ничего не изменится, – резонно заметил Саламандр.

Савьо закусил губу и кивнул.

– Да, я попробую. Я хочу помочь Айзеку.

* * *

Падение было стремительным и болезненным. Удар о жёсткий пол выбил из груди весь воздух, кажется, он даже на мгновение потерял сознание, потому что увидел перед собой Савьо. Более того, он говорил с ним – находящимся за тысячи миль отсюда.

– …собственной глупости, – произнёс Айзек, и тут же жгучая боль вгрызлась в руку.

Пёс зашипел и открыл глаза – левый рукав был охвачен огнём. Сбив пламя, он подскочил с тлеющих обломков стропил и сбросил длинную куртку карателя – та занялась в нескольких местах. Тщательно затоптав огонь, Айзек осмотрел обожжённый локоть: кожа покраснела и покрылась волдырями. Он попытался убрать остатки обгоревшей ткани, но малейшее прикосновение отзывалось болью. Забросив это занятие, Пёс накинул на себя подпалённую куртку – хоть какая-то защита от плясавшего тут и там огня.

Пробираясь среди нагромождения вещей и лабиринта перегородок, Айзек пытался понять, в какой стороне находится выход. Окон здесь не было вовсе, похоже, он оказался в каком-то складе. С одной стороны, это на руку – огонь будет медленнее распространяться по зданию, а с другой – шансы выбраться наружу резко сокращались.

Пригибаясь к полу, где едкого дыма меньше, Айзек брёл наугад. Слезились глаза, каждый вдох когтями проходился по горлу. Ему быстро повезло, впереди показалась приоткрытая дверь – и покрытый чёрными хлопьями сажи снег за ней. Спасительный воздух был так близко!

Едва слышный среди рёва пламени звук остановил его. Пёс замер, прислушиваясь. Показалось или нет? Звук повторился: где-то в глубине дома заходился истошным воплем младенец. Бросив тоскливый взгляд на дверь, Айзек развернулся и пошёл на плач.

Рукав куртки, которым он прикрывал лицо, не слишком помогал: Пса забивал кашель, а в ушах стоял звон. Зачем он вообще полез сюда? Решил за раз смыть с себя былые грехи? Надрывный плач привёл его к охваченной огнём двери. Не соображая, что делает, Пёс схватился за ручку и тут же с криком отдёрнул руку: раскалившееся железо обожгло ему ладонь. Натянув рукав на другую руку, Айзек отошёл в сторону и рванул на себя дверь – та хрустнула, покосилась, но устояла, защитив от вырвавшегося из комнаты пламени.

Выждав немного, Пёс шагнул внутрь. И, споткнувшись обо что-то в густом дыму, полетел на пол. Перед лицом оказалась детская плетёная корзинка, порядком обгоревшая и покорежённая. С облегчением убедившись, что она пуста, Айзек принялся шарить вокруг, он никак не мог понять, откуда доносится плач. Задыхаясь, глотая обжигающий нутро воздух, он в отчаянии переворачивал всё подряд: горящие ящики, сундуки, какие-то тазы и вёдра. Он увидел его совершенно случайно: крошечный младенец, завёрнутый в уже тлеющее одеяльце, оказался под бадьёй.

Айзек схватил ребёнка и, прижав к себе, бросился к выходу. Но едва он прошёл с десяток шагов, как перед ними рухнула горящая доска, осыпав снопом искр. Пёс отпрянул: упавшая деревяшка надёжно перегораживала путь, в одиночку он, возможно, бы и рискнул пробраться, но с малышом на руках нечего и думать об этом, придётся искать обходной путь. Над головой затрещало, и Айзек успел только наклониться над ребёнком, защищая от осыпавших их горящих кусков, болезненно жалящих везде, где они прикасались к коже.

По ощущениям минула целая вечность, но Айзек так и не смог найти выхода – возможно, он и вовсе бродил кругами, Пёс не взялся бы сказать. Ещё недавно редкие очаги пламени всё разгорались; вдохи отдавались болью за грудиной, а от нестерпимого жара кожа, казалось, лопалась. Отчаяние постепенно сменялось безразличием и болезненным отупением. Запнувшись, Пёс упал и остался лежать, не в силах подняться. Куда идти? Да и зачем, если он всё равно блуждает наугад. Ребёнок рядом был пугающе тих и неподвижен.

– Айзек…

Лёгкий, словно дуновение ветерка, голос.

– Айзек? Ты меня слышишь?

Разумеется, Пёс слышал его. И, разумеется, никак не реагировал. Да и как можно реагировать на бред, на вызванные жаром и удушливым воздухом галлюцинации?

– Айзек… Посмотри на меня, пожалуйста!

– Не буду. Тебя здесь нет, ты всего лишь бред.

И всё же Пёс поднял голову. Перед ним, сотканный из воздуха и света, стоял Савьо и умоляюще протягивал к нему руки.

– Вставай, Айзек, я помогу тебе, я проведу вас к выходу.

Пёс отмахнулся от него.

– Я никуда не пойду за фантомом.

– Я не фантом! Айзек, не губи себя! Не дело гибнуть из-за доброго поступка.

– Исчезни. – Пёс тяжело поднялся, осторожно взял младенца и, растерянно оглядевшись, поплёлся обратно.

– Стой! Нет! Не в ту сторону! Иди за мной, Айзек! Я знаю, где выход. – Савьо попытался схватить его за плечо, но рука прошла сквозь Айзека, словно это он был бесплотным духом, а вовсе не лекарь.

– Ну говорю же, ты мой бред, – подытожил Пёс.

Савьо рассерженно нахмурил брови.

– Ладно, пусть я бред, но ведь я же фантом друга, а не врага. Так почему бы не поверить мне? Просто попробуй! Тебе нечего терять, не найдя выхода, ты сгоришь заживо вместе с малышкой. И что толку? Айзек, я ведь твой бред! Так поверь своему бреду. Идём за мной, друг. – Савьо шагнул к охваченной огнём комнате и оглянулся. – Знаю, это выглядит устрашающе, но там спасение. Я выведу вас, идём.

– Будь я проклят… – Айзек обернул младенца полой куртки и шагнул следом за едва различимым силуэтом Савьо в наполненную жаром и густым дымом комнату. – Я верю химере…

Но, несмотря на нелепость происходящего, Савьо уверенно провёл задыхающегося и спотыкающегося Айзека к выходу, выбирая наименее опасный путь среди стонущих под огнём стен. Оказавшись на улице, Пёс рухнул на колени и опёрся рукой о снег, второй продолжая прижимать к груди крошечное неподвижное тельце. Хриплый кашель душил его, а голова шла кругом.

– Куртка! Куртка! – голос Савьо ввинчивался в сознание.

– Что? – Пёс бессильно уронил голову.

– Она горит! Айзек!

Наконец, Пёс понял, чего хочет Савьо, и сдёрнул с себя занявшуюся куртку. Отшвырнув её в сторону, он с трудом заставил себя поднять младенца и отойти от готового в любой миг рухнуть дома. Вновь упав на колени в снег, он смотрел на полыхающее здание и не верил, что сумел выбраться оттуда, дышал и не мог надышаться.

Пронзительный женский визг смешался с гулом пожара.

«Привлекла внимание карателей, надо уходить», – машинально отметил Айзек.

– Моя дитка! Моя доча! Исполати богам, ты спас ейну! – Незнакомка опустилась в снег возле Айзека и осторожно забрала у него крошечный свёрток.

– Ты кто? – хрипло поинтересовался Пёс.

– Лайна. Я укрылася здесека, но наймиты сыскали нас. Они подп’лили склад, а мя свели c собой… Они… Они… – Женщина запнулась. – Я утекла, но боялася, што моя дитка сгорела. Тя боги послали. Не знамо, как и оплатити!

Айзек посмотрел на избитую женщину в порванной одежде, она, рыдая, склонилась над девочкой. Сбежать от карателей – это было поистине чудом. Видимо, в своей самоуверенности те решили, что всё равно никуда ей не деться. А быть может, хотели, чтобы перед смертью она узнала, что сталось с заживо сгоревшей дочкой.

– Просто помни, что не все мужчины – сволочи.

– Исполати, – прошептала Лайна, прижимая к себе пугающе тихую малышку. – Исполати…

Пёс кивнул и попытался встать, но тело отказалось подчиняться, и он повалился на покрытый сажей снег. Лёжа на спине и глядя в затянутое дымной мутью небо, Айзек слушал, как женщина колдует над младенцем, пытаясь привести того в чувство. И едва он закрыл глаза, как раннее утро огласил обиженный, громкий крик спасённой им девочки.

– Жива, – прошептал Пёс, не открывая глаз. – И я, кажется, жив. Спасибо, Савьо.

– Пожалуйста, друг, – шепнул мгновенно унёсшийся вдаль ветер.

Глава 10. Зов

– Во-о так. – Лайна закончила перевязывать обожжённую ладонь Айзека и покачала головой. – Уж я вовек не забуду, што ты сделал для мя. Сунуцца в пожар за малой. Я в долгу пред тя, Айзек. Ты жи спослан богами до нас.

– Тоже мне, нашли спасителя, – проворчал Пёс, осторожно шевеля пальцами пострадавшей руки. – Я сделал, что считал нужным.

– И п’шёл поперёк карателям. Не всяк решицца. – Женщина сжала его плечо и улыбнулась. – Исполати!

– В кладовой сыскалися травы. Они поменьшат боль. – Гельда принялась толочь в деревянной чаше резко пахнущие листья.

– Сильно? – Айзек постарался задать вопрос как можно небрежней. Но голос оставался хриплым от дыма, а кожа на лице зудела и чесалась.

– Што сильна? – не поняла Гельда.

– Всё сильно плохо? Лайна твердит одно и то же – якобы ничего страшного, всего пара ожогов. Но я вижу, как на меня смотрят люди в церкви. Особенно дети.

Гельда неуверенно улыбнулась и отвела глаза.

– Со времям всё сойдёт. Ты дюже спалил волоса да брови. – Она наложила истолчённые травы на покрытый волдырями локоть Айзека и принялась бинтовать. – Терпи чутка. Знамо, што больна, но надобно.

– Выход! Отсюда есть выход! – В закуток, где они устроились, вбежал жрец и с порога затараторил: – Ходили слухи, что из храма в лес ведёт подземный ход. Но им так давно не пользовались, что никто не знал, где именно он находится, да и вообще не сказка ли это. – Он победно улыбнулся. – И мы нашли его!

– И даже никакого «но»? – уточнил Пёс.

– Но там решётка, – признал жрец. – Она закрыта на замок, так что выход перегорожен намертво. Её не сломать и не протиснуться между прутьями.

Три пары глаз с надеждой уставились на Пса, и он усмехнулся в ответ.

– А что же, служители божьи не обучены вскрывать замки?

Жрец возвёл очи горе и плутовато улыбнулся.

– Не вышло. Уж больно хитрый замок. Может, ты попробуешь?

Заныла, словно предчувствуя кропотливое, не слишком посильное сейчас дело, обожжённая рука.

– Ладно, идём. Поглядим на твой хитрый замок.

Замок для Пса был делом плёвым – не такой уж он и хитрый. Вероятно, служители богов в основном вскрывали крестьянские халупы да амбары. Другое дело рука: пальцы не хотели сгибаться, выполняя мелкую, требующую точности работу. Вспомнив все известные ругательства, Айзек всё же победил окаянный механизм. Решётка с режущим ухо скрипом распахнулась, открыв путь в сырой, пропахший плесенью тоннель.

– Готово.

Жрец с благоговением смотрел на Айзека.

– Ты посланник добрых духов.

– Один из карателей, – напомнил Пёс, и жрец вскинул руки в отгоняющем зло жесте. – Приведём остальных. Надо убираться отсюда, пока не поздно.

Собравшиеся в храме селяне встретили их мёртвой тишиной. Чувствуя, как нехорошее подозрение закрадывается в душу, Айзек вышел вперёд.

– Что случилось?

Сухонький старик поднял на него глаза.

– Приходил главнючий ихний. Желат, штоб мы отдали тя.

– Меня? – Пёс удивлённо вскинул брови, кожу на лбу дёрнуло болью. – Неужели я кажусь им таким ценным трофеем?

– Как знати. – Одна из женщин прижала к себе сынишку и опустила глаза к полу. – Они сбещали пустити всех, ежли отдадим тя. А инакши запалят храм и переубьют всех.

– Кажется, ты знатно их разозлил, парень. – Главный жрец пристально изучал его. – Заполучить тебя им важнее, чем прирезать стадо перепуганных селян. Вот почти дословно, что он сказал.

– Ясно. – Пёс кивнул, стараясь удержать под контролем полыхнувший в душе страх.

– Они дали нам времени на помыслити. – Лайна подошла к нему. – Но нам не надобно времени, мы уж всё порешили. Мы не дадим тя.

Изумление Айзека было неподдельным.

– Не выдадите? Но… Но как же вы сами, ваши дети?

– Айзек, – вмешалась Гельда, – да ежли б не ты, и наши дитки, и мы сами были б убивты. Все как един. Мож, здесека и отыщицца хто, не обязанный те житкой, – но то навряд. Ты ж не помышлял, што после всего, што ты делал, мы дадим спасителя палачам на расправу?

– Но я ведь сам один из них. И вам это прекрасно известно.

– Был! – Одноногий калека стукнул костылём по мраморному полу, и удар гулко разнёсся под высокими сводами. – Был, да уплыл, – уверенно повторил он.

– Ты искупил свои проступки. – Голос верховного жреца был полон спокойной уверенности – веские слова человека при власти. – Даже боги прощают злодеяния людей, так почему же мы не должны?

Селяне согласно закивали. Пёс смотрел на них и не знал, что ответить, он давно привык, что человек первым делом спасает свою шкуру – за небольшим исключением, а толпе, ведомой минутным порывом, и вовсе не стоит доверять. Но сейчас он видел вокруг благодарные, полные решимости лица – и не находил слов. Привычное Айзеку представление о мире рушилось, снова и снова.

– Спасибо… – прошептал он, чувствуя, как признательность к селянам сдавливает горло. Пёс прокашлялся. – Спасибо. Исполати. Я привык, что люди охотно подставят ближнего ради выгоды.

– Значицца, те не свезло на добрых людёв в житке. Надобно то выправити. Ты сломал замок?

Айзек кивнул. Гельда улыбнулась ему и обернулась к остальным.

– Збирайтесся, мы уходим в лес. Подальшее от противобогих карателей. Ежли хочют, пущай запалят пустый храм. Нас здесека уже не буит!

Гул одобрительных голосов был ей ответом.

Они шли по тоннелю, узкому и холодному. Пар от дыхания стыл в воздухе, эхо шагов гуляло по каменному нутру, отражалось от стен, умирая вдалеке.

– Он выводит в лес. Мы могём утечь отсель, но кудыть подацца опосля? В лесу кой-то время мы проволочим. Но не всю ж зимку, да с дитятями.

Вопрос повис в воздухе, никто не знал, что делать дальше. Лес вокруг деревни был им знаком и привычен: кормилец, помощник, а порой и спаситель. Но все понимали, что зимой это не самое гостеприимное место для детей, калек и женщин – без припасов, без оружия, почти без тёплых вещей.

– Пошагам к самому близкому постою, – предложил кто-то.

– Они могут не дать вам убежища, – предупредил Пёс, останавливаясь на мгновение: виски пульсировали болью. – Все боятся гнева карателей.

– Твоя правда.

За очередным поворотом забрезжил свет, и вскоре беглецы упёрлись в решётку: в отличие от первой, она была не заперта. И слава всем богам, Айзек был совсем не уверен, что справился бы с замком сейчас.

Селяне, оказавшись в выстуженном, заметённом лесу, остановились, не зная, как поступить дальше. Пёс вышел последним. Блестящий под солнцем снег резал глаза до боли; прикрыв лицо ладонью, Айзек добрёл до ближайшего дерева и прислонился к шершавому стволу. Ещё в тоннеле он начал задыхаться, тогда он решил, что виновата духота, но сейчас, в лесу, ему всё так же не хватало воздуха – словно невидимая рука схватила за горло и не хотела отпускать. Пёс постарался вдохнуть поглубже – и не смог. Лайна встревоженно тронула за плечо, но Айзек лишь кивнул в ответ, пытаясь удержать на лице непослушную улыбку.

За следующие часы их отряд не продвинулся далеко. Дети быстро замёрзли и начали капризничать, да и взрослым было не укрыться от холода: они взяли всю тёплую одежду, что смогли раздобыть, но её оказалось недостаточно. Еда тоже скоро станет проблемой.

– Нам не уйти, – прошептал Айзек бредущей рядом с ним Гельде. – Каратели всё равно найдут нас. Мы оставляем столько следов, что выследит и младенец.

– Но у нас есци ты! Есци мужики. Да и мы могём отбивацци.

– Ничем не вооружённые люди против обученных наёмников? Селяне и жрецы против карателей?

– И што ж нам делати?

– Возвращаться, – выдохнул Айзек и потёр горло.

– Мне треба покумекати с другими.

Пёс кивнул и оступился.

– У тя порядок? – Гельда поддержала его и с тревогой заглянула в лицо.

– Да.

– Ты выглядишь неважнецки – серый весь такой, а губы синюшши. Тя б к лекарю…

– Неплохая идея, как только набредём в лесу на его дом, сразу обращусь!

Женщина обиженно поджала губы.

– Извини.

– Твоя правда, нам треба вертацца. Инакше наш побег прикончит тя…

Айзек хотел возразить, но кашель помешал ему.

– Я дойду до других, а ты покаместь бывай здесека. – Гельда помогла Псу опуститься на снег.

Прислонившись спиной к дереву, он наблюдал, как взволнованно переговариваются селяне, о чём-то спорят и отчаянно жестикулируют. Гельда, демоны её побери, права – в лесу у него не слишком много шансов выжить, он отравился дымом куда сильнее, чем предполагал. Горло нещадно саднило, будто оно было разодрано до крови невидимыми лапами дыма, его тошнило, а зрение нипочём не желало обретать чёткость, да и кожа на лице, казалось, до сих пор продолжает гореть. Но больше всего страшило не это: ему всё труднее становилось дышать. С каждым часом. С каждой минутой. С каждым шагом. Айзек закашлялся и сплюнул на снег кровь.

«Вларика», – внезапно мелькнула мысль. Среди неразберихи войны ведьме было не дотянуться до сбежавшего любовника, но если Пёс сам позовёт её, возможно, она услышит?

– И окажется за тысячи миль отсюда… – пробормотал он вполголоса.

Айзек отчаянно не хотел умирать, жизнь, со всеми неприятностями и сложностями, – слишком ценна, чтобы расстаться с ней без борьбы. И тем более обидно погибнуть из-за доброго дела, из-за того, что спас из горящего дома малышку.

– Вларика, – прошептал Пёс, прикрывая глаза, – я прошу, услышь меня. Мне очень нужно исцеление. Я заживо горю изнутри.

Он честно старался вызвать в памяти образ ведьмы: рыжие волосы, синие глаза, её прикосновения, поцелуи. То, как она раз за разом выкачивала из него жизнь… Не пойдёт, так ему вовсе не хотелось вспоминать о ведьме. Лучше представить, как Вларика спасла Савьо – она вернула друга с того света, её магия связала их на время, позволив обмениваться силами, дав разделить боль.

– Вларика! Я не протяну долго…

* * *

– Я не протяну долго…

Словно отзвук на грани слышимости, тень далёкого эха, принесённого ветром. Савьо замер, напряжённо обратившись в слух, – ничего.

– Савьо? – знакомый голос, но он не смог вспомнить его сразу.

Лекарь обернулся к говорящему, и тут на него обрушился ворох картинок: заснеженный лес, перемотанная окровавленной тряпкой рука, плачущие дети, толпа одетых во что попало людей, кровь на снегу, невероятно бледный Айзек…

– Савьо!

Кто-то встряхнул его за плечо, круговерть картинок замерла – и почти тут же лопнула, словно мыльный пузырь. Мгновение Савьо таращился на стену перед собой, ничего не понимая.

– Савьо?

Тот же голос, и на этот раз лекарь узнал его: магистр. Савьо прикрыл глаза, пытаясь ухватить за хвост видение, – бесполезно.

– Что с тобой?

Он с трудом заставил себя разлепить глаза. Усталость целой жизни опутала душу: так ощущался истощённый Дар – пустота внутри, которую нечем заполнить. Савьо потёр лицо, взгляд наткнулся на карту на столе.

– Я видел Айзека.

Лекарь посмотрел на Илена и Саламандра. И если магистр, отлично владеющий собой, выглядел чуть встревоженным, то ученик побледнел, а на лице застыл страх.

– Ты… ты словно в беспамятство впал, – пролепетал Илен.

– У меня было видение, – признался Савьо.

– Но ты же не спал. Такое возможно? – уточнил Саламандр.

– Нет. Вернее, раньше было нет, – поправился Савьо. – Но сейчас видение просто обрушилось на меня, и я забыл, где я нахожусь и что правда, а что – его часть.

– И что с Айзеком?

– Ему плохо. Он зовёт Вларику, просит отыскать и исцелить,

– Видно, дела у него неважно, – проворчал вновь овладевший собой Илен.

– Он умирает.

Комната ответила тишиной.

Вскочив с кресла, Савьо бросился к окну, сквозь которое пробивался мутный свет. Прислонившись лбом к холодной слюде, он задыхался от бессилия и тревоги. Картинки видения не хотели отпускать: искалеченная ладонь, надрывный кашель, холод и суровая тишина заметённого леса… Савьо не мог отделаться от мысли, что сам бы он давно позволил панике взять верх и просто сдался – Айзек же умудрялся искать пути к спасению. Может ли навык выживать быть даром – сродни его? Или проклятием, которое даётся вкупе с жестокой судьбой?

– Савьо. – Голос Саламандра выдернул его из бесконечного круга, по которому неслись мысли – словно закусившие удила лошади. Бесполезные, но и остановить их никак не получалось. – Ты можешь сказать, что это было за место: посёлок? город? военный лагерь? Это было уже после пожара?

– Какое-то селение на краю леса, я не знаю названия. Где может быть отряд карателей?

– Карателей? – переспросил Илен, уставившись на лекаря. Савьо мог поклясться, что ему не почудился прозвучавший в голосе идущего ужас.

– Да. Это слово постоянно вертелось в мыслях Айзека – так он называл и себя, и тех, кто преследовал их.

Саламандр присвистнул.

– Эвон куда его занесло…

– Я понял, что это – не очень хороший отряд.

– Это – очень нехороший отряд, Савьо. Он ломает людей похуже рабства и тюрьмы. Ты либо подчиняешься, становясь тем, с кем лучше не встречаться вовсе, либо… Я не знаю, каковы шансы воспротивиться карателям и остаться в живых. Я бы сказал, что их попросту нет.

Саламандр отошёл к печурке, с минуту он смотрел на пламя, размышляя. Илен излишне пристально изучал карту, не поднимая глаз. Тишина казалась осязаемо тяжёлой. Савьо отчаянно хотелось нарушить её, сказать, что Айзека не так просто сломать, – но он не смел. Чутьё, неуловимое, неосознанное, подсказывало, что Айзек вляпался во что-то действительно мерзкое. Наконец, Саламандр повернулся к лекарю.

– Савьо, я скажу жестокую вещь, но таково моё мнение. – Он покрутил кольцо на пальце, словно оттягивая момент, когда придётся облечь в слова мысли, а затем поднял прямой, спокойный, как и всегда, взгляд на лекаря. – Я бы не советовал тебе дальше искать Айзека.

В душе Савьо вскипело негодование.

– Вы уже ошиблись в Айзеке однажды, магистр. Он оказался сильнее, чем вы могли предположить.

– Ты хочешь идти за ним? – уточнил Илен.

Савьо ощутил, как жар приливает к лицу, – как же он ненавидел свою дурацкую манеру краснеть каждый раз, как нужно сделать важный шаг.

– Хочу. Я верю в… – Он прервался на полуслове и вскинул голову, прислушиваясь. Где-то на краю сознания прозвучал вылинявший, но по-прежнему пропитанный сладкой отравой голос Вларики, который обещал спасение. И вместе с этим пришло знание того, где находился Айзек. Так просто: словно оно всегда было внутри, а Савьо раньше не замечал его.

– Вларика откликнулась. Я знаю, где Айзек. – Савьо бросился в карте и принялся водить пальцем по незнакомым названиям, выискивая нужное. Крошечная точка, всего лишь чернильная капелька на краю бесконечного леса. – Здесь. – Он оторвался от карты и посмотрел Саламандру в глаза. – Айзек здесь, он жив, и я намерен его отыскать. Или хотя бы попытаться.

Магистр оставался невозмутим.

– Как я и говорил: ты волен идти к своей цели. Только помни, что в пути она может измениться. В таком случае позволь этому случиться – и постарайся вовремя свернуть на новую дорогу.

* * *

Вдали послышалось ржание лошадей и голоса. Айзек вскинул голову.

– В круг! Держите детей, чтобы не попали под копыта! Те, кто слабее, – в центр, кто может сражаться – по краям. – Пёс с усилием поднялся. – Прекратить истерику! Иначе погибнут все.

Кое-как сбившись в перепуганную, ощетинившуюся самодельным оружием кучу, люди замерли, всхлипывая и едва слышно переговариваясь. Айзек держался чуть на расстоянии, готовый встретить командира карателей. Ожидание было томительным.