Дорога войны

Так и не обзаведясь за пару лет клиентами – и подобающей репутацией лекаря, Савьо решил попробовать себя в роли писаря. Переписывать чужие документы было не особо увлекательно, но позволяло продержаться на плаву: горожане не слишком доверяли юному неизвестному врачевателю, подозревая того в ведовстве. А далее последовали подложная сделка, обвинение в мошенничестве, долговая тюрьма и рабство у Дьюхаза. Головокружительное падение от лекаря до раба.

И вот теперь он… Савьо и сам бы не взялся сказать, кто он. Снова лекарь? Или по-прежнему нет? Человек с Даром, способный влиять на течение событий. Вот только как всё это применить, не упустив шансы и не растратив понапрасну дарованное богами? И правильный ли выбор он сделал, не оставшись с Кеаной, но отправившись с Иленом и Саламандром в призрачной надежде однажды пересечься с Айзеком, выбравшим войну взамен друзей? И не придётся ли теперь отказаться от поисков вовсе? Совсем непростые вопросы, от которых хотелось увильнуть, спрятаться. Но кроме самого Савьо ответ никто не даст.

Савьо вздохнул и, поймав внимательный взгляд Илена, поспешно отвернулся к своим бумагам. Среди них он спрятал список наёмников – вернее, его копию, которую сумел раздобыть Саламандр. Там, ближе к концу, значилось имя Пса. Разумеется, под ним мог скрываться кто угодно, но сердце Савьо точно знало – это Айзек. Желтоватый листок с корявыми, едва различимыми буквами – бумаженция не казалась чем-то, способным решить судьбу человека. Но именно им она и была – приговором всем чаяниям и надеждам Савьо.

Истёртый, не раз скомканный, а затем снова тщательно разглаженный листок вынимал душу из лекаря, но выкинуть его было превыше сил. Сколько раз Савьо доставал его из дорожной сумки и смотрел-смотрел-смотрел, бесконечно перечитывал знакомое имя, и всё равно порой ему казалось, что это – ошибка. Зачем Айзеку война? Что творилось в его голове – и душе – когда он ставил отпечаток в документе? Как он мог на такое решиться?

– Айзек действительно отправился на войну, – сказал ему тогда Саламандр, подавая проклятую копию, и положил руку на плечо, стараясь подбодрить. А Савьо в тот миг показалось, что на него рухнула вся тяжесть мира. – Мне жаль, но Айзек теперь недосягаем для нас. Его жизнь куплена герцогом, а за побег казнят свои же.

– Но мы можем уехать отсюда… – слабо возразил Савьо. – И никогда не возвращаться.

– Да, но для этого неплохо бы сначала скрыться незамеченными. А это совсем непросто, если не сказать невозможно, – с ищейками Мареуна и герцогским розыском. Это конец наших поисков, Савьо.

Тогда лекарь покорно кивнул в ответ. В душе твердя то ли фразу, то ли клятву самому себе: «Я найду тебя. И тогда тебе придётся объясниться, друг Айзек. Ты прав, мы встретимся на Дороге Войны».

Глава 6. Уловки

Они вгрызались в чужую территорию, словно кроты, прокладывающие себе подземную нору: извилистую, непонятную. Они шагали от деревни до деревни, от городка до разъезда. Если у этой войны и был единый план, Айзек его не понимал – да и не его, наёмника, это было дело. Иди, куда велено, делай, что приказано.

На днях они прошли деревеньку, жители которой радостно бросились к ним навстречу – была ли та радость искренней или вынужденной, Пёс не взялся бы сказать. Но она сработала: их отряд не слишком грабил и насильничал, и, уходя, они оставили поселение почти целым. Если это станет территорией герцога Эйре, ему с неё кормиться – незачем разрушать то, что окажется полезным после войны.

Совсем другое дело – крепости. Их наёмники уничтожали полностью: оставлять за спиной врага опасно. Вот и вчера они расправились с фортом у перекрестья торговых путей. Укрепление продержалось несколько дней, но теперь внутри пировали вояки герцога Эйре. А купцы, которым новоявленные хозяева не чинили препятствий, равнодушно поглядывали на украшенные трупами башни: командир крепости и парочка самых рьяных защитников. Война войной, а торговля промедлений не терпит.

Стоя на крепостной стене, Айзек изучал звёздное небо над головой. Где-то там равнодушные боги наблюдали за тем, как их же создания бессмысленно и жестоко убивают друг друга – и не было небожителям до этого дела. Пёс зябко поёжился: декабрь, тёмные духи его побери, приближался неумолимо. А зима в этих краях, как говорили бывалые наёмники, всегда снежная и суровая, не сравнить с изнеженными Южными Землями. Да и с Вольными Островами тоже, как подозревал Айзек.

Нельзя сказать, что он привык к новому образу жизни: изматывающие броски на новое место, отравляющие душу бои и бесконечные осады у стен непокорных фортов. Но он смирился – пожалуй, так. Личина наёмника села крепко, погребя под очередной маской тоску по прошлому и страх перед будущим. Жить теми мгновениями, которые есть в настоящем, – какими бы они ни были. Вот сейчас у него есть ветер в лицо, игра света и тени на сидящих внизу, во дворе, наёмниках, и задиристая песня, которую выводил старый вояка. Его голос, чуть с хрипотцой и надрывом, плыл в ночи, помогая забыть то, что ложилось тяжким грузом на душу. Айзек оглядел завернувшийся в одеяло темноты мир и зашагал вдоль стены. Скоро закончится их смена, и он сможет поспать.

Тень метнулась к зубцам, и Пёс выхватил меч.

– Эй! Дейм? Всё в порядке?

Из темноты появился напарник: неуверенная, заплетающаяся походка. Издав сиплый звук, он вскинул руку и повалился вперёд. И тут же печальная, тягучая песня во дворе оборвалась на полуслове.

– Тревога! Враги! – заорал Айзек.

Похоже, враги пробрались на стену, но темнота надёжно укрывала их. Выругавшись, Пёс бросился к факелу – и тут же кто-то налетел на него со спины, опрокинув. Меч откатился в сторону, но сейчас орудовать им всё равно несподручно. Перехватив руку нападающего, Айзек вывернул запястье, хрустнул сустав, мужчина взвыл и выпустил кинжал. А в следующее мгновение Пёс свернул лазутчику шею.

Бросившись к перилам, Айзек глянул вниз. Во дворе царило подлинное безумие: наёмники в панике вскакивали и хватались за мечи, но большая часть падала на землю, не успев оказать сопротивления, сражённая стрелами. А по другую сторону стены, где пересекались широкие дороги, один за другим вспыхивали факелы – все те, кто так усердно притворялся торговцами днём, ночью взялись за оружие. Хитрость, которую командиры даже не заподозрили, слишком уверенные в собственной силе.

Вдалеке пропели трубы, возвещая о подкреплении, – но кто это был, Айзек не знал. Свистнувшая возле головы стрела ударилась о стену позади и упала. Пёс нырнул за парапет, подхватил меч и поспешил к двери. Торчать на стене живой мишенью не было ни малейшего желания. Оставалось надеяться, что коридоры башни не кишат врагами.

Во дворе кипел бой. Наёмники успели прийти в себя и дёшево отдавать свои жизни не собирались.

– Всем в строй! Строиться! – властный голос командира на миг заглушил галдёж. Высоченный крупный мужчина на коне казался лёгкой мишенью для лучников, но стрелы миновали его, словно заговорённого. – Кто не подчинится, самолично шкуру спущу! Немедленно ко мне!

И наёмники привычно повиновались. Подобрав чужой шлем и щит, Айзек встал в строй. Что-что, а подчиняться старшим он умел отлично, и сейчас было самое время вспомнить, что простая исполнительность порой может сохранить жизнь.

– Сомкнуть ряды! – Командир тронул поводья и выехал вперёд. Оглянувшись на поредевшее войско, он поднял меч и скорее сказал, чем приказал: – Дадим им бой.

Воины заулюлюкали в ответ, потрясая мечами. Умирать для них – дело привычное, но умирать без боя – на это они согласны не были.

Они даже сумели пробиться прочь из замкнутой ловушки двора. Снаружи врагов оказалось не так много, но внезапность и хитрость нападения сыграли роковую роль, их окружили. Наёмник, сражавшийся рядом с Айзеком, рухнул на землю с пробитым черепом, а в следующее мгновение Пёс едва успел закрыться щитом от стрелы. Похоже, живым из этой бойни выйти невозможно.

Пёс окинул взглядом их погибающее войско, израненного капитана, сжимающих кольцо противников и поморщился от боли. Не так давно он пропустил удар, и рубаха на боку промокла от тёплой крови, которая нипочём не желала останавливаться. Айзек терял силы, ему было всё сложнее сосредотачиваться на противниках. Краем глаза он заметил, как нападавшие стащили-таки с коня их командира, – и тут же, потеряв из виду того, кто своим примером вдохновлял их, многие наёмники побросали оружие, сдаваясь на милость победителя. Но враг не собирался никого щадить.

«Заботься только о себе. Думай только о себе», – так учили Айзека долгие годы. И сейчас было самое время спасать собственную шкуру. Пёс отбросил щит, шагнул к ближайшему воину и, отбив удар, воткнул меч во врага. А затем рухнул вместе с ним в груду тел под ногами. Оставалось надеяться, что в этой мешанине трупов никто не заметит его хитрости и не решит добить наверняка. Крови на одежде вполне хватало, чтобы убедить любого в том, что Пёс мёртв, а противник, что лежал сверху, послужит щитом от случайной стрелы или меча.

Айзек не знал, сколько времени прошло. Из-за раны он несколько раз погружался в болезненное забытьё, а потом снова приходил в себя. В одно из таких пробуждений он обнаружил, что бой кипит с новой силой, а враги, так внезапно напавшие на них, отступают, теснимые хорошо вооружёнными воинами без знамён. Кем было это внезапно появившееся подкрепление, Айзек понятия не имел, да и какая разница. Пёс закрыл глаза и вновь провалился в темноту.

– Эй, здесь живой! Сюда! Этот дышит!

Кто-то снял с него тяжёлого врага, Пса подняли и куда-то понесли. Айзек хотел открыть глаза или хотя бы поблагодарить за спасение, но сил на это не осталось. Недолгий путь, и его уложили на твёрдую поверхность. Чьи-то руки без лишних церемоний рванули рубаху, отрывая присохшую к ране ткань, и Айзек застонал.

– Ишь, в сознании… Живучий, однако. Как пёс.

Айзек с трудом разлепил глаза. Над ним был полог палатки, ярко освещённой факелами. Здесь было душно и жарко, а от отвратительных запахов замутило.

– Мы уж думали, ты спровадишься на тот свет. – Хмурый мужчина склонился над ним. – Я даже сомневался, стоит ли тратить на тебя время. Но ты не так-то прост, выкарабкаешься. Нам нужны те, кто смогут рассказать, что случилось. – Он коснулся раны в боку, и Пса накрыла жгучая боль. – Лекарств нет, всю провизию пожгли. Хочешь жить – терпи.

Пёс попытался ответить, но губы не послушались.

– Он ещё и разговаривать пытается! С эдакой дырой в боку! – Лекарь вытащил из кармана обструганную ветку и протянул своему помощнику. – На-ка, пусть зажмёт меж зубами. Да, надолго ты запомнишь сегодняшний день. Тебе повезло, вовремя нашли – ещё немного, и точно б загостил у предков. – Мужчина снова глянул на рану, покачал головой и пробормотал: – Надо бы привязать его.

Лекарь не обманул его, Айзек мог поклясться, что и у гробовой доски будет помнить эти бесконечные минуты, когда его зашивали по живому, а он выл и рычал от боли. Накрепко привязанный к столу, Айзек рвался и метался в путах, но не мог ничего поделать и лишь проклинал свою безграничную выносливость, которая никак не давала ему потерять сознание. И почему бы врачу просто не оглушить его? Пёс не знал ответа на этот вопрос.

* * *

– Айзек совсем не научил тебя обращаться с оружием? – с удивлением поинтересовался Илен однажды. – Ну, когда вы сбежали от работорговца?

Кеана помогала Савьо освоиться с Даром, когда на порог заявились Илен и Саламандр с просьбой погостить. Как подозревал Савьо, идущие активно скрывались от кого-то, да и свежая рана Илена была тому лишним подтверждением. Но Кеана разрешила им обоим остаться – и не Савьо было оспаривать её решение.

Тогда-то Саламандр, от нечего делать, и решил преподать Савьо несколько уроков фехтования, которые очень скоро превратились в практически ежедневную обязаловку – с молчаливого одобрения всё той же Кеаны. С каждой такой тренировки Савьо возвращался смертельно усталым и злым, но никто не хотел слушать возражений лекаря. Магистр считал, что защитить себя должен уметь каждый мужчина – и с этим сложно было не согласиться. А противопоставить одно стойкое нежелание учиться логичным доводам Саламандра у Савьо получалось плохо.

И вот, словно мало было изнуряющих тренировок, Илен решил зачем-то поворошить прошлое, так некстати помянув Айзека, о котором лекарь почти научился не думать. Савьо недовольно наморщил лоб.

– Я не хочу ничего слышать о нём.

– Как хочешь. – Илен пожал плечами.

– Он пытался… Но, видимо, ученик из меня никудышный.

– Просто надо время. Сражаться – не так просто, как кажется.

– Ну да, кому, как не вам, знать это. – Савьо прикусил язык, но было уже поздно – слова сорвались с губ, и обратно их не возьмёшь.

Илен горько усмехнулся.

– Я не просил себе такой судьбы. Да и Айзек тоже.

– Но судьба и сама угадала всё верно, – проворчал Савьо.

– О чём это ты?

– Об Айзеке, разумеется. И его страстной любви к убийствам и Ордену – обожаемому, родному дому! – Слишком долго он молчал. Затаившаяся в душе обида, которой ему не с кем было поделиться, вырвалась на свободу. – О том, какие вы опасные и умелые. Палачи и короли этого мира. Властители наших жалких жизней. Испытывающие восторг и опьянение от своего могущества – и вседозволенности.

– Это откуда такие мысли? – осторожно поинтересовался Илен.

– Из первых уст. От убийцы из Ордена.

– Айзек наплёл?

– Да, – тихо ответил Савьо. Порыв прошёл, и он жалел о сказанном.

– И когда же он поведал тебе подобные откровения?

– Перед уходом.

– Ясно. – Илен кивнул. – Старая, как мир, уловка. Но работает безотказно.

– Что ещё за уловка? – кисло поинтересовался Савьо.

– О, великая уловка под названием «Как заставить друга обидеться на себя». Похоже, Айзек отлично овладел ей. Но ты ведь, кажется, совершенно не желаешь о нём слышать, – поддел Илен. – Ну или только краем уха?

Савьо нахмурился и опустился на стул.

– Расскажи. Пожалуйста?

Илен покачал головой.

– А знаешь, что самое смешное? Твой первоклассный убийца Айзек даже не был посвящён в Орден.

– Как это не был? Но он же идущий по Дороге Крови.

– Номинально. Вместо того чтобы из ученика, как и положено, стать мастером, он стал предателем. Довольно неожиданный поворот, учитывая, какое будущее ему прочили в Ордене.

Савьо вопросительно смотрел на Илена.

– Это давняя и запутанная история. Я не всё знаю – мы с учителем в то время были далеко от Вольных Островов, но слухи дошли и до нас. Айзек, самый верный и ловкий ученик, гордость и любимец Мареуна, кумир половины мальчишек в Ордене, стал преступником.

– Но почему?

– Ещё раз повторю: это лишь дошедшие до нас слухи и сплетни. Айзек провалил посвящение в Орден, не выполнив задания. Ему нужно было пробраться в дом и прикончить его обитателей – старика и внучку.

– Ребёнка, – повторил Савьо севшим голосом. В памяти тут же всплыл давний разговор с Псом на рынке. Тогда упоминание об убийстве ребёнка повергло Айзека в ступор, похоже, теперь Савьо подбирался к пониманию той странной реакции.

– Уж не знаю, что там произошло, но Айзек никого не убил. Он просто взял и отпустил старика и малышку. Они не сбежали, не спаслись случайно – что бы они могли противопоставить убийце? Нет, Айзек отпустил их намеренно. После чего убил трёх соглядатаев из Ордена, видевших его ошибку. И исчез сам. – Илен развёл руками. – Это было простое задание, даже новичку было под силу выполнить его. Жертвы, которые не могут сопротивляться…

Савьо вскочил, затем снова сел и вцепился в край сиденья. Айзек – предатель, сбежавший из Ордена. У лекаря кружилась голова. Всё, что сказал ему друг, было ложью. А если и не всё, то значительная часть. Раскаявшийся убийца действительно раскаивался, сбившийся с пути – действительно его потерял. Вмиг исчезла та злость на Айзека, что помогала держаться и хоть немного убаюкивать тоску и грусть, теперь даже за неё он не мог ухватиться. Айзек не был монстром, как и шептало Савьо сердце, он соврал ему, потому что… Почему? Этого Савьо пока не мог объяснить. Чтобы защитить от чего-то, вероятно.

– Но как такое произошло? – пролепетал Савьо. – Почему он пошёл против целого Ордена?

– Я не берусь судить. Саламандр, который видел Айзека ещё мальчишкой, говорил, что не удивлён тем поступком – рано или поздно это бы всё равно случилось. А я… А я, честно говоря, был в недоумении. Магистр забрал меня из Ордена и обучал в другом месте, так что я мало знаком с прочими учениками, но я видел пару раз Айзека. Он показался мне заносчивым, эгоистичным, жестоким. Да и слава о нём шла та ещё. Надежда всего Ордена – и такая оплошность! Великодушие было не свойственно тогдашнему Айзеку. – Илен помолчал, словно взвешивая, утаить ещё кусочек правды или сказать. Решившись, он продолжил: – Знаешь, когда Саламандр решил помочь вам, я был против, я испытывал неприязнь к Айзеку. А теперь признаю: ты сильно изменил его. Он сильно изменил себя.

– Но почему же он врал мне? – прошептал Савьо. – Зачем наговорил все эти страшные слова?

– Преследовал свои цели. А что это за цели – знает только он сам.

– Я должен найти его. Я должен понять, что произошло в тот день.

– Возможно, я говорю лишнее. Возможно, мне не стоит в это вмешиваться. Но… – Илен пристально посмотрел на Савьо. – Если действительно хочешь знать, спроси Кеану. Возможно, Айзек – только исполнитель плана. А его составитель – кто-то другой, желающий тебе добра не меньше.

Савьо потёр виски.

– Неужели Кеана что-то знала и столько времени молчала?

– Мотивы людей неисповедимы.

– Спасибо, Илен, – горячо прошептал Савьо. – Я нипочём не скажу, что это ты рассказал правду.

Ученик Саламандра рассмеялся.

– Они сами это поймут. Слишком простая задачка – найти источник утечки. Но я верю, что правду полезнее знать, даже если порой она кажется чрезмерной.

Тот давнишний разговор Савьо и сейчас отчётливо помнил, будто он произошёл вчера. Как и последовавшее за ним объяснение с Кеаной: целительница рассказала ученику всё без утайки – тот чудовищный план, что они затеяли с Айзеком ради спасения Савьо. Тогда лекарь жутко рассердился на старуху и своего друга и ушёл в ночь, никому не сказавшись и не захватив даже денег. Городок, в котором обосновалась Кеана на время обучения Савьо, был крохотным, затеряться в нём невозможно. Но лекарь знал, что мудрая предсказательница не пойдёт его искать, а магистр не позволит этого сделать Илену. Савьо нужно было время, чтобы побыть одному. Чтобы подумать и разобраться в своих чувствах, чтобы смириться с мыслью, что ради него Кеана пожертвовала Айзеком. Пусть это решение и далось обоим нелегко, но факт оставался фактом: Кеана отдала на растерзание жестокой, самовлюблённой сестре жизнь и даже саму душу Пса. А тот согласился и вряд ли долго раздумывал.

Савьо спрашивал себя, а поступили бы они так же, не будь он рождён с Даром? И ответ пугал его: Айзек бы сделал это в любом случае – тот настоящий Айзек, что обнаружился под слоями масок и обмана. Но Кеана – совсем другое дело. Савьо не был уверен, что целительница стала бы помогать или вовсе озаботилась бы его безопасностью, будь он обычным лекарем. Но у него был Дар, и это меняло многое. Савьо было не по нутру такое отношение, он не хотел, чтобы из-за него гибли и страдали.

Печальные размышления постепенно потушили злость, и Савьо начал задумываться о будущем. Он не сможет принять жертву Айзека и продолжить жить как ни в чём не бывало. Кеана говорила, что только рождённый с Даром способен убить Вларику, значит, Савьо сделает это, он вырвет друга из лап ведьмы и не успокоится, пока не добьётся своего. А для этого неплохо бы научиться сражаться – кто знает, какие препятствия и опасности встретятся на пути. На занятиях с Саламандром Савьо, чего уж таить, не слишком выкладывался, но теперь он возьмётся за это дело всерьёз. Савьо отплатит Айзеку верностью за преданность, благодарностью за доброту, он будет готов ко встрече с Вларикой.

С тех пор минул уже год. Жизнь Савьо заполнила важная цель, которая вела путеводной ниточкой вперёд и не позволяла отступать перед сомнениями. Он сделал выбор в пользу данного себе обещания, когда присоединился к Саламандру и Илену, а не остался с Кеаной. Савьо нужен был наставник, который научил бы преодолевать сложности и добиваться своего: магистр Ордена идущих по Дороге Крови казался идеален для этого. Разумеется, Савьо не мог считаться учеником Саламандра – да и боги его упаси стать одним из клана убийц! Савьо помнил предсказание Кеаны, что Дар может покинуть его, если душа зачерствеет и отвернётся от света. Но ещё лучше он помнил урок, преподнесённый рабством: нельзя делить мир на чёрное и белое, между ними – множество оттенков и нюансов, бесконечная игра света. Нет зла и добра, возведённых в абсолют, как ему хотелось видеть прежде. И каждый волен избрать путь по себе – где-то проявляя гибкость, а где-то отстаивая свои принципы до конца. Порой в шутку Саламандр говорил, что им в команде хватает двух головорезов, должен кто-то выступать и в роли совести, хотя этой самой совести порой становилось стыдно за свои поступки – прежний Савьо ни за что бы не решился на такое. Но прежний Савьо умер: не тогда, когда Уник пронзил ему грудь пыточным ножом, хотя эта рана всё ещё время от времени ныла, а когда Кеана рассказала ему правду.

Сейчас, скитаясь с Иленом и Саламандром по Северному Королевству, Савьо видел следы войны, они оказывалась то ближе, то дальше от неё. Когда они попадали в глухие районы, где жители даже не подозревали, что два брата не поделили земли, так легко было поверить, что война – лишь слухи. Но потом они снова встречали разорённые крепости, виселицы вдоль дорог, деревни, где жители хватались за вилы, завидев вооружённых людей, – такие места Саламандр предпочитал обходить стороной, избегая столкновений. Пару раз дорогу им преграждали сколоченные наспех шлагбаумы: кусок герцогства Эйре, ставший вдруг вражеской территорией, и воины, что хозяйничали там, не слишком жаловали бредущих невесть куда трёх мужчин при мечах. Война была везде – и словно нигде одновременно. Герцогство Эйре продолжало своё ежедневное, размеренное существование: зажиточным горожанам ещё не скоро придётся затянуть пояса – если вообще придётся, для бедняков же происходящее и вовсе не имело значения, лишь бы не мешало готовиться к зиме.

Вот и городишко, где они остановились, совсем недавно перешёл под контроль герцога Биргельнфелла – Савьо потребовалось время, чтобы запомнить сложно выговариваемое имя брата герцога Эйре. Улицы полнились мужчинами в непривычной пёстрой форме – но на том различия и кончались. По-прежнему были открыты таверны, горожане толпились на улицах, судача о том, какая теперь начнётся жизнь и изменится ли она к лучшему. Даже рынок работал – торговцы пару дней опасались выставлять товары, но вскоре убедились, что и вражеские наёмники любят сорить деньжатами, полученными за победу.

Савьо коротал вечер в зале таверны. Илен и Саламандр ушли, и лекарь не желал знать подробностей: пусть останется при них, кого они там выслеживают и убивают. Отодвинув в сторону кружку с разбавленным пивом, Савьо жевал подгоревшие овощи и вполуха слушал сплетни наёмников – разумеется, все они были про войну. Хаяли герцога Эйре, хвалили своего – всё как обычно, и бесконечно кичились тем, скольких убили, в какой заварушке поучаствовали. Савьо было тошно от их бахвальств, ведь за каждым таким «трофеем» стоял некогда живой человек. Да ещё внутренний голос подливал масла в огонь, твердя, что Айзек вполне мог оказаться одним из убитых.

Савьо сжал ручку кружки так, что полыхнули болью уже зажившие суставы. Нельзя об этом думать: начнёт – и не будет спасения. Совесть изведёт и загрызёт за то, что сдался, поверил Саламандру, что среди круговерти войны не отыскать одного наёмника. И пока Айзек там, среди смертей и убийств, Савьо не занят ровным счётом ничем. На что он спускал свою жизнь? На то чтобы страдать от бессилия и бесполезным грузом таскаться за Иленом и Саламандром?

На стул напротив рухнул запыхавшийся Илен, и Савьо от неожиданности едва не опрокинул кружку.

– Небольшие проблемы, – оскалился ученик Саламандра. Сердце Савьо пропустило удар: он никогда ещё не видел Илена таким, проявилось в нём что-то опасно-кровожадное, он сейчас был до ужаса похож на Айзека.

– К-какие проблемы? – уточнил Савьо, непроизвольно отодвигаясь.

– Небольшие. Если уйдём тихо. Саламандр выводит лошадей.

– Вещи…

Илен потёр ссадину на лбу и поднялся.

– Лучше потерять вещи, чем жизнь. За мной. Быстро, но без суеты.

* * *

Последующие дни Айзек помнил плохо. Он либо мучился от грызущей нутро боли, либо проваливался в вызванный маковой настойкой сон: тяжёлый и тревожный. Он не бредил, но и не спал как следует, а окончательно проснуться тоже не получалось. Словно сквозь толщу воды он видел, даже скорее смутно ощущал, как кто-то проверяет и меняет повязку, поит его, порой что-то говорит. А в голове раз за разом вставали картинки ночного нападения: хитрая маскировка, незаметно проникшие в сердце укрепления враги… Уж слишком знакома была эта тактика. Разумная часть силилась пробиться сквозь туман боли и макового опьянения: это не могли быть идущие – не стали бы матёрые убийцы размениваться на то, чтобы освобождать форты, просто хорошие лазутчики, отлично натасканные, умелые. И всё же в полубреду ему снова и снова мерещились идущие – и приходили они по его душу.