О котах и людях: О маках и пижме. Книга 1

Эльфин поймал ее взгляд, и глаза у него немедленно заискрились. Он прижмурился, как кот, повернулся к епископу и чуть поклонился:

– Вижу, ваша беседа прошла успешно. Благодарю вас.

Епископ сморщился.

– Я смогу принять обеты, но без свидетелей по закону обряд будет недействителен.

– Почему без свидетелей? Флинн и миссис Бэрриган вполне подойдут.

– Но они… – заикнулся было епископ.

Эльфин поднял брови:

– Сын Адама, дочь Евы. Куда уж родовитей, если вы об этом.

– Хорошо, – сдался епископ. Пойдемте. Флинн, – покосился он на слугу. – Ну, вы поняли.

Флинн кивнул и исчез за дверью.

Епископ, шаркая тапочками, повел их в другую сторону.

Керидвен шла, изо всех сил пытаясь дышать ровно. Будто все внутренности расплавились в жидкое золото, и плескались внутри, как в кувшине, и себя приходилось нести так, чтобы не пролить. Эльфин неслышно ступал рядом, поддерживая ее за локоть, и улыбался. От него пахло чем-то солоноватым и сладким одновременно. Будто лунный свет над морем. Будто ее носило, носило по волнам и прибило к обломкам корабля, и она лежит на воде, вдыхая запах мокрого дерева и соли.

– Почему я ничего раньше не замечала? – спросила она шепотом. – Ты меня заколдовал?

– Не тебя. Себя. Это называется «вуаль».

– А зачем?

– Ну… разговаривать у нас бы тогда точно не получилось.

Да уж. Керидвен хихикнула.

– А почему епископ тебя не любит?

Эльфин сделал большие глаза:

– Вероятно, я не в его вкусе.

Керидвен пришлось прикусить щеку, чтобы не заржать в голос. Это было бы совсем непочтительно.

Епископ отошел к алтарю и принялся, бормоча себе под нос, зажигать свечи. На Эльфина он старательно не глядел. Потом залез в какой-то шкаф и принялся там шуршать, отгородившись дверцами. Керидвен показалось, что она слышит звяканье. Она покосилась на Эльфина.

– Так и должно быть?

Эльфин пожал плечами:

– Пусть его. Ему тоже нелегко.

В коридоре зашаркали шаги.

Это был Флинн, и рядом с ним – необъятных размеров старушенция, которая тут же начала кудахтать:

– Ах, мастер Эльфин! Сколько лет, сколько зим прошло!

Эльфин чуть поклонился:

– Здравствуй, Меган.

Толстушка принялась утирать глаза краем фартука:

– Вот и вы собрались! Ох, не думала, что доживу! Дайте посмотреть, на ком это вы! – она обернулась к Керидвен и тут же всплеснула руками, – Ах, да как же так! Да что же вы! Да как же так можно! Ни фаты, ни платья…

Эльфин повернулся к Керидвен:

– Платье? Хочешь платье?

Керидвен мотнула головой:

– Не надо. Буду как ряженая.

Но толстуха ее не слушала, уже спускаясь в сад:

– Ах, ну как же… как же без цветов… ну хоть веночек… Флинн! А ну иди сюда, помоги мне!

Керидвен нахмурилась – вся эта суета казалась ей исключительно дурацкой. Эльфин покачал головой и улыбнулся:

– Ты не так смотришь.

Он притянул ее к себе, положил ладонь на лоб, и опять все изменилось. Старуха не стала меньше, просто стало видно вшитую в нее, внутрь, маленькую детскую фигурку внутри необъятного тела, и вырезанное у нее изнутри сердце, криво приштопанное обратно, такое большое, что не вмещалось на прежнее место. От нее тоже расходились нити – к дому, к саду, к Флинну, к епископу, к Эльфину… к Эльфину? Керидвен недоуменно обернулась. Эльфин засмеялся ее удивлению.

– Я довольно давно тут был в последний раз, – сказал он.

– Тоже женился? – ехидно спросила Керидвен.

Улыбка Эльфина погасла:

– Нет.

Из сада вернулась старуха Меган. В руках у нее был венок из белых ночных фиалок.

– Вот! – гордо сказала она и протянула венок Керидвен и вдруг подмигнула. – Благих вам ночей в придачу к добрым дням, милочка!

Между фиалок блестели золотистые нити.

Это она всерьез, поняла Керидвен. Всерьез желает мне счастья, от всего сердца.

– Спасибо, – сказала она. – У вас… очень хороший шоколад, миссис Бэрриган.

Кухарка довольно засмеялась:

– А еще бы! Мастер Эльфин всегда до него охоч был, такой лакомка! А вот что я вам скажу, – она понизила голос. – корица и кардамон! Кардамон и корица!

– Я все слышу, – сказал Эльфин.

Кухарка повернулась и протянула и ему цветок:

– И вам, мастер Эльфин!

Эльфин с поклоном принял его, вставил себе в петлицу, и вдруг спохватился:

– Как же я забыл! Кольца!

Он сбежал в сад и тут же вернулся.

– Дай-ка руку!

Керидвен повиновалась.

Эльфин вынул тонкий стебелек папоротника и обернул ей вокруг пальца. Наклонился, шепнул что-то – и стебель заблестел металлом.

– Тебе… и мне, – Эльфин сделал то же самое, дунул на руку и показал ей результат.

– Ух ты! – восхитилась Керидвен. – А ты можешь колдовать в церкви?

Эльфин пожал плечами:

– Ты серьезно думаешь, что Единому до таких вещей есть дело?

– Я был бы вам благодарен, если бы все-таки занимались ими не здесь, – сварливо сказал епископ.

– Как только вы исполните свою часть, мы избавим вас от своего присутствия, – безмятежно ответил Эльфин.

И вскоре Керидвен уже повторяла:

– Я, Керидвен, пред Богом и людьми беру в мужья тебя, Эльфин, в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, чтобы любить и чтить, пока смерть не разлучит нас.

Слова выходили изо рта и тянулись ниточкой вверх, заплетая их в золотой кокон. Я правда имею это в виду? Я правда это хочу сказать?

Правда.

Ей вдруг показалось, что вокруг стены не из кирпичей, а из слов. Из песнопений, которые повторяли тут веками. Они не все были настоящие, от каких-то оставалось только одно слово или два… а от каких-то больше. А от каких-то ничего не оставалось.

Рядом, тоже завиваясь, как росток гороха, поползла вверх и к ней другая нить. Керидвен моргнула. Мир стал плотным. Нить превратилась в голос.

– Я, Эльфин, пред Богом и людьми беру в жены тебя, Керидвен, в горе и радости, в болезни и здравии, в богатстве и бедности, чтобы любить и чтить. – Он замолк.

– …пока смерть не разлучит нас, – подсказал епископ.

Эльфин поднял на него глаза.

– Этого я не могу повторить перед лицом Единого.

В зрачках у него стояли свечи. Керидвен вдруг стало жутко. Она взяла его за руку и поняла, что рука дрожит. Эльфин оглянулся на нее и тут же отвел глаза.

– Пожалуйста, – сказала Керидвен. – Разве это так важно?

Епископ тяжело вздохнул. На лице у него отразилось отвращение.

– Объявляю вас мужем и женой. – И пропадите вы оба пропадом, явно мелькнуло у него в глазах.

– Спасибо, – чуть слышно выдохнул Эльфин.

– Можете поцеловать невесту, – со вздохом сказал епископ.

Керидвен открыла глаза и увидела дощатый брус в своей спальне. Ее как холодной водой окатило – это что, все приснилось?! Она села и тут же выдохнула – в кресле у кровати сидел Эльфин, нарядный, как картинка, и глядел на нее, подперев щеку кулаком. Вид у него был мечтательный.

– У тебя волосы растут быстрее, когда ты спишь, ты знаешь? – сообщил он.

– Э… – выдавила Керидвен. – А у тебя не растут?

Эльфин поскреб гладкий подбородок.

– Нет.

– Ясно. – Керидвен вздохнула. – Ты что, не ложился?

Эльфин покачал головой.

– Ты заснула вчера в повозке на пути обратно. День был трудный. Я подумал, что тебе будет легче, если ты проснешься в каком-нибудь знакомом месте.

Керидвен огляделась. Она была в ночной рубашке. Одежда ее висела, расправленная, на стуле. Керидвен наморщила лоб:

– Это ты меня переодел?

Эльфин сделал невинные глаза:

– Ну чем-то же в брачную ночь надо было мне заняться?

– Зараза! – Керидвен кинула в него подушкой.

Эльфин сделал вид, что заслоняется.

– Тебе помочь одеться?

Керидвен представила, как чистит зубы под его умиленным взглядом и содрогнулась.

– Н-нет, спасибо, я сама.

– Хорошо, я буду на кухне.

Он вышел, мимоходом мазнув ладонью по кувшину с водой для умывания напоследок. Стоило двери захлопнуться, Керидвен подскочила и сунулась к кувшину.

Вода внутри была теплая.

Когда Керидвен спустилась вниз, то с удивлением обнаружила, что печка уже растоплена и завтрак уже готов. Как Эльфин умудрился это провернуть, не оставив на своем наряде ни пятнышка – было непонятно.

– Ты и готовить умеешь? – поразилась Керидвен.

Эльфин ухмыльнулся, придвигая ей тарелку с яичницей и беконом:

– За столько времени было бы странно не научиться. Кстати, – добавил он, облизывая ложку, – у тебя отличный джем, ты сама рецепт придумала?

– Да, тут самое главное – не переварить… Ты какую банку взял?

Эльфин ткнул черенком в шкаф:

– Вон оттуда.

– А! Это нынешнего года. – Керидвен быстро подставила табуретку к шкафу и вспорхнула наверх. – Вот я тебе прошлогоднее достану, земляника в меду, тогда мед отличный уродился…

– Мед – это я люблю, – сказал Эльфин, задирая голову и весело окидывая ее взглядом. Керидвен опять захотелось чем-нибудь в него кинуть:

– Не смеши меня, а то я свалюсь!

Тут она правда чуть не свалилась – распахнулась входная дверь. На пороге возник Блейз и застыл, как замороженный.

– Здравствуй… те, – выдавил он.

Керидвен спрыгнула с табуретки и положила подбородок Эльфину на плечо.

– Братик, а ты знаешь, кто к нам пришел? Не знаешь! Это мой муууууж! – пропела она.

Раздался грохот – Блейз выронил ведро, с которым с утра ушел по грибы, и они покатились по полу.

Керидвен засмеялась. Блейз засопел и принялся подбирать рассыпанное.

– Вам помочь? – со своего места осведомился Эльфин.

– Нет, спасибо, – буркнул Блейз.

Он закончил, сунул корзину в угол и принялся снимать плащ, путаясь в полах. Потом повесил шляпу на гвоздь и пробормотал:

– Не ожидал я, Керри, такого от тебя.

Керидвен моментально ощерилась:

– Конечно, братик, это только тебе по холмам можно шастать с кем попало!

Лицо у Блейза исказилось:

– И ты знаешь, чем это кончилось! И вот он, – Блейз мотнул подбородком в сторону Эльфина, – тоже знает! – он повернулся к Эльфину. – Зачем вам моя сестра?

Эльфин раздвинул губы в улыбке:

– Зачем вступают в брак, как вы думаете?

Блейз хлопнул ртом, как рыба.

Эльфин поднялся. В домике будто потемнело. Эльфин шагнул к Блейзу.

– Нас обвенчал епископ Кентерберийский. Я дал слово именем Единого, что буду хранить ее. Если вы знаете еще что-то, что я могу сделать перед Богом и человеком – говорите.

Блейз вздохнул.

– Вы… любите мою сестру?

Эльфин взялся за кольцо на пальце.

– Люди очень разные вещи понимают под словом «любить». Уточните.

Керидвен, переводившая взгляд с одного на другого, не выдержала.

– Прекратите! Братик, нос в мою постель не совал – и поздненько начинать! – Она повернулась к Эльфину и запнулась – как его называть? Господин Гаттамелата? Эльфин? «Дорогой муженек»? – Пожалуйста, не ссорьтесь. Блейз добра желает.

Эльфин опустил ресницы и чуть усмехнулся:

– Я понимаю. Сестра выскочила за падшего духа – я бы тоже волновался.

– Я бы спросил у человека то же самое, – тихо сказал Блейз.

– И что человек бы вам ответил? – бросил Эльфин. – Что значили бы слова человека через двадцать лет, через десять… через год? Вы хотите, чтобы я просеял ваш ум, словно сито, и нашел там слова, которые вас успокоят, и вернул их вам, как эхо? Этого не будет. Я сделаю, что смогу. На этом все.

Он развернулся и вышел.

Керидвен глазам своим не поверила.

– Ты его обидел!

– Его обидишь, – буркнул Блейз.

– Он тебя спас! Мог бы быть поблагодарней! И это… это была моя свадьба, в конце концов! Мог бы и поздравить!

– Поздравляю, – кисло сказал Блейз. – Ты вышла замуж за инкуба.

Керидвен залепила ему пощечину.

Блейз взялся за щеку. Глаза у него были, как у щенка.

Керидвен чертыхнулась и выбежала прочь.

Эльфин стоял в саду, оперевшись о яблоню, и общипывал лепестки с сорванной розы. Они летели вниз и терялись в траве.

Керидвен подошла и сложила руки на груди.

– Извини его, пожалуйста.

Эльфин поднял голову. Окончательно скомкал цветок и досадливо отбросил его прочь.

– Твой брат прав. Я… неразумно себя повел. – Он поморщился. – Я мог бы заговорить его, я умею, просто… я подумал, что он твой брат и достоин того, чтобы я говорил с ним честно. Мне не стоило этого делать.

Керидвен оскалилась:

– Еще чего. Не маленький.

Но она вдруг поняла, что вот так ей придется объясняться теперь со всеми, и в животе у нее похолодело. Всех бить – кулаков не напасешься…

– На днях весь Ллангатен будет знать, – пробормотала она.

Эльфин кивнул.

– Мы можем уехать, – сказал он. – Хочешь уехать в Камелот? Или в Кармартен?

Керидвен прикусила губу.

– Но ведь там будет то же самое? Люди, которые тебя боятся, или презирают, или ненавидят… если их не заговаривать?

Эльфин бегло усмехнулся:

– Или любят слишком сильно. Да. Никто из нас не ходит среди людей без «вуали». Но это мелочи.

Керидвен топнула ногой.

– Но для меня не мелочи! Я так не могу! И не хочу! – Она обхватила его руками, прижалась щекой к плечу. – Давай уедем куда-нибудь, где не нужно притворяться. Давай уедем к тебе. Ты можешь забрать меня к себе?

– На Авалон? – Эльфин быстро поднял ее за подбородок. По лицу у него бежали выражения – как рябь по воде. – Могу. Конечно, могу. Только… там нет людей.

– Да и пускай нет, – зло сказала Керидвен.

Эльфин прижал ее к себе.

– Хорошо. Хорошо.

[1x06] ДВОРЕЦ

– Ты спишь на полу? – изумилась Керидвен.

– Да, – сказал Эльфин. – А что?

Глаза у него смеялись.

Керидвен еще раз огляделась вокруг. Это была большая квадратная комната – и почти пустая. В глубине были полки от пола до потолка, заставленные какими-то штуками. Из одной стены выходила и торчала в бок доска из темного дерева – видимо, стол. В углу лежал матрас и ворох подушек. А одной стены вовсе не было, и от этого дом походил на пещеру, только очень благоустроенную.

Керидвен как-то совершенно не ожидала от Эльфина такого аскетизма. Не то, чтоб сама она как-то особо за роскошью гонялась, не жила в богатстве – так чего и начинать, но хотя бы кровати-то у них дома были!

– Но почему? – растерянно спросила она. – Несложно сколотить же. Вон тут сосны какие – она кивнула на пейзаж, открывавшийся из пещеры. Тут у нее мелькнуло в голове, что Эльфин дану, а у дану может быть совсем другое отношение к природе. – А рубить не хочешь, так они ж все равно сами собой падают? В грозу и все такое…

– Несложно, – согласился Эльфин. – Но на полу можно в любой форме спать.

– Это как?

Эльфин потянулся – Керидвен не успела заметить, что он сделал, только что стоял рядом – и вот леопард сидит на полу и смотрит на нее светлыми, широко расставленными глазами.

Ой, сказала Керидвен.

Гигантский кот потянулся ближе и ткнулся носом ей в шею. Керидвен засмеялась и зарылась лицом в густой мех.

– Ага, попалась! – шепнул над ухом уже человеческий голос.

Ой, мамочки мои, успела подумать Керидвен. Ой, мамочки.

Закат растекался над соснами, заливая небеса золотым, розовым и фиолетовым. Большая сиреневая туча рвалась клочками, подсвеченными снизу – и все небо было в пятнах, как распластанная леопардовая шкура. Это было первое, что Керидвен увидела, когда смогла открыть глаза – смогла смотреть по сторонам.

– Ох, – выдохнула она.

Эльфин тихо засмеялся.

– Да, – наконец, сказала Керидвен. – С твоего пола отличный вид.

– А серьезно, чего ты ожидала?

– Ну… – Керидвен потерлась носом о его плечо. – Я думала, ты живешь во дворце. Таком, раззолоченном. C мраморными лестницами, колоннами… И кровать у тебя такая… высокая, и с балдахином. – Она засмеялась. – Кажется, у Каммингса в лавке была книжка про «Спящую красавицу» с картинками. Это оттуда.

Эльфин приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.

– Да, – серьезно сказал он. – Ты же попала в сказку, в конце концов.

Он наклонился, горячее дыхание скользнуло по ключицам вниз, вниз, вниз, и ответить она уже не смогла.

Керидвен проснулась от чувства, что она одна, холодного, как лезвие. Она села. Ночь затопляла комнату-пещеру почти непроглядно – и от этого только острее становились все остальные чувства. Где-то далеко внизу шумел водопад. Пол был теплый, будто нагретый. Холодноватый ночной воздух скользил по коже, и от этого только горячее было тепло, собиравшееся под складками ткани. На ней остался эльфиновский запах – сладкий и соленый одновременно – но его самого не было. Керидвен закуталась в одеяло – тонкое, как платок – и подошла к краю.

За краем стояло небо в незнакомых звездах, и тихо дышал лес до самого горизонта.

Такой большой мир…

Камелот остался далеко позади, как берег.

Авалон плыл в ночи, беззвучно омываемый морем огней, и, беззвучно покачиваясь, плыла внутри нее самой наполненная звездами ночь. Они сходились, изнутри и снаружи, как две ладони, и тонкая пленка между ними и была она, Керидвен.

Впереди была непроглядная, как ночь, неизвестность, но сейчас весь мир обступал ее, приникая к самой коже, и при этом – расступаясь, оставляя место для нее самой.

С нами ничего не может случиться.

Это была не мысль – чувство, возникшее где-то под вздохом, всплывшее вверх и разлившееся по коже изнутри, до самых кончиков пальцев.

За спиной возник Эльфин – она ощутила это раньше, чем увидела или услышала. Подошел и поцеловал ее в открытое плечо.

– Ты уходил.

– Нужно было… Все хорошо?

Керидвен кивнула.

– Тут так тихо… у тебя даже стены нет. Ты не боишься, что кто-нибудь заглянет… не вовремя?

– Никого нет на день пути вокруг. Только мы с тобой.

Темнота вокруг него чуть расходилась, и зрачки поблескивали лунным.

– Это твоя земля?

Эльфин покачал головой.

– Я не… не она. Не эта земля. Не эти деревья, не эти травы, не эти птицы, не эти звери… я живу здесь, они живут здесь, я знаю, что здесь творится, никто не придет сюда без моего ведома… но я не они. Они не я. Таков был уговор. Это было правильно. – Он шагнул к ней и обнял за пояс. – Ты как будто в тоге. Такая красивая…

Керидвен повернулась в его руках.

– Да и ты, милый, тоже ничего!

Целоваться, смеясь, сложно. Но можно приноровиться.

Лес был дикий, то темный от высоких сосен, то светлый от березовых стволов, с густыми разлапистыми папоротниками, зарослями доцветающего шиповника и то и дело возникающими кругами рыжих волнушек – но дело было не в нем. Дело было в Эльфине.

Он, вроде бы, ничего не делал – но вокруг не зудела мошкара, не попадались под ноги камни и корни, и даже кусты, кажется, сами расступались. От этого все казалось слегка ненастоящим. Слегка чересчур. Керидвен не выдержала, остановилась, оперлась о сосну и незаметно поскребла пальцами кору. Под ногтями осталась темная полоска. Это ее успокоило. Не может же такое сниться, верно?

– Что-то не так? – спросил Эльфин. – Мы почти пришли.

Выглядел он как открытка. Из тех, что продают из-под полы.

– Все так, – сказала Керидвен. – Первый раз только по лесу гуляю, так, чтоб репьев на себя не насажать.

Эльфин засмеялся, наклонился куда-то вбок, сорвал один и посадил ей на ворот, словно брошь.

– Так лучше?

Хуже, хотела сказать Керидвен, но не смогла, конечно.

– А вот отсюда неплохой вид, посмотри, – сказал Эльфин.

Деревья расступились. Гладкий зеленый склон скатывался вниз, как ковер. По нему шли пологие мраморные ступени, обсаженные кустами. Лестница упиралась в лабиринт из живой изгороди, а за ним, по ту сторону, возвышался замок – точь-в-точь как разворот в книжке. Над ним уже поднималось вдали полудневное марево – и Керидвен показалось, что она ощущает под пальцами папиросную бумагу – такую тонкую, что ее приходилось сдувать, чтобы открыть лежащую под ней глянцевую картинку.

Денег у нее, конечно, не было, но Каммингс был добрый и не возражал, когда она приходила, и, замирая, просила посмотреть. Не очень часто. Не каждый день.

Керидвен прижала руку ко рту.

Эльфин наблюдал за ней молча, пряча улыбку в ворот.

– Это… это, наверное, сложно было? – наконец, выговорила Керидвен.

– Ммм… нет. Не очень, – Эльфин блеснул зубами. – Иллюстратора звали Ричардс, он был придворным художником одно время. Рисовал одну из королевских пассий во всех видах, «Спящая красавица» – это один из вариантов. И интерьеры для рисунков брал замковые. Аннуин… мир, вселенная… ничего не забывает. Я заглянул в его память – и срисовал замок таким, каким он был в то лето, когда Ричардс взялся за работу.

– То есть, это копия? – попыталась понять Керидвен. – Он ненастоящий?

Она представила, как Эльфин берет дворец, как ребенок игрушку, вытряхивает из него жильцов, и переставляет на нужное ему место. Ей стало жутковато.

Эльфин покачал головой:

– В Камелоте его такого давно уже нет. С фавориткой король расстался, в казне не хватало денег, и дворец пошел с аукциона. Его выкупил один из церковных орденов и устроил там госпиталь для умалишенных. Там хороший воздух, и сады, говорят, очень способствуют…

– Однако, – только и смогла сказать Керидвен.

– Я тебя не расстроил этой историей? – спохватился Эльфин. – Если что, ты всегда можешь что-нибудь переделать. Или вообще снести можно, в общем-то…

Керидвен взяла его под руку.

– Не надо. Лучше покажи мне, что там внутри еще есть.

Внутри оказалась еще масса всего. И кровать с балдахином в том числе.

Человек привыкает ко всему. Я привыкну, сказала себе Керидвен, я привыкну. В залах, открывавшихся друг за другом, стояли тишина и свет от высоких окон. Стук каблуков звонко отдавался по паркету.

Вдруг Керидвен увидела белый силуэт в конце коридора. Так вот кто еду приносит, мелькнуло у нее.

– Эй! – крикнула она. – Эй!

Голос запрыгал между полом и потолком, как мяч.

– Да погоди же! – Керидвен подхватила юбки и побежала. Женщина ринулась навстречу – и Керидвен едва успела выставить руки перед собой. Ладони уперлись в зеркало.

Керидвен сплюнула. Отражение сделало то же самое и перестало походить на духа.

Себя не узнала, вот дурища-то.

Хотя немудрено, конечно.

Зеркало было во всю стену, и коридор продолжался за ним – совершенно неотличимый.

Керидвен покрутилась вправо-влево и провела руками по платью. Ткань при каждом шаге переливалась и шуршала. Складок на ней было немеряно, и по всему подолу были насажены шелковые цветочки – землянички, анютины глазки, шиповник, совсем как настоящие, выпуклые под пальцами. В зеркале была просто принцесса – и это было очень приятно и очень неуютно. Керидвен вдруг всей кожей ощутила зазор между собой и тканью. У принцесски в зеркале вытянулась физиономия. Керидвен передернула плечами и показала отражению язык.

Эльфин полусидел, полулежал на софе и черкал что-то, уперев табличку в колено. Керидвен заглянула ему через плечо. Внутри деревянной рамки был, кажется, воск – но знаки тонули в нем, и он опять разглаживался сам собой.

– А что ты за столом никогда не пишешь?

Эльфин поднял на нее глаза:

– Старая привычка, – он бегло усмехнулся. – Еще с Атлантиды.

Керидвен села рядом и положила подбородок ему на колено.

– А что было в Атлантиде?

– Много чего… – он поморщился. – Долгая история.

– Ты ведь почти все про меня знаешь, – сказала Керидвен. – А я про тебя – почти ничего. Так что давай рассказывай! – Она ткнула его пальцем под ребро. Эльфин сделал вид, что падает. – Давай-давай! – Она устроилась поудобней, не давая себя отвлечь.

Эльфин со вздохом отложил таблички.

– Ну хорошо, спрашивай. Что тебе интересно?

– Что ты там делал? Чем ты занимался?

Эльфин вздохнул.

– Я был богом плодородия, – неохотно сказал он.

– Кем-кем? – изумилась Керидвен.

– Большого культа у меня никогда не было, – сказал он, будто защищаясь. – Ну, тысячи полторы максимум, если со всеми послушниками считать. Я больше разом не удерживаю.

Керидвен уставилась на него и захохотала.

– Дда, – выдавила она, с трудом восстанавливая дыхание. – Недооценил тебя епископ.

– Господин епископ, при всем уважении, – раздраженно сказал Эльфин, – совершенно ничего не понимает в таких вещах. Он, например, никогда несколько месяцев кряду не пировал, и поэтому искренне считает, что это весело… Он, знаешь ли, думает, что быть богом – это такое беззаботное занятие, когда ты сидишь на троне и тебя осыпают золотом и девицами. А на самом деле, – Эльфин прикусил губу, – на самом деле – это как жонглировать огненными шарами. Ты не можешь брать слишком мало, потому что иначе тебе будет нечем делать свою работу; ты не можешь брать слишком много, потому что иначе огонь погаснет; ты не можешь ничего удержать надолго, потому что это невозможно; и ты не можешь остановиться, потому что иначе все рухнет. И если у тебя получается – то есть, ты успешно удерживаешь круговорот, то земля становится плодородней и людей становится больше. И начинают осыпать тебя чем попало, и вот тогда становится по-настоящему сложно. То есть, это можно как-то решать до поры до времени, можно что-то перепоручить, можно сделать храмовую структуру – но чем лучше ты справляешься, тем быстрее упираешься в предел. – Он встряхнул головой, будто отгоняя мрачные мысли, сделал усилие и улыбнулся. – В общем, именно поэтому «был». Никто, кроме Единого, не может быть богом людей и не сломаться. Это Завет Авалона с Единым с тех пор, как пала Атлантида. Как это у вас говорят в Ллангатене… «я в завязке», – он сверкнул зубами.