Расколотый надвое

– Пошли, побудешь с нашими, – предложил Блейз. – Всё лучше, чем сидеть в этой вашей башне.

Драко только задумчиво кивнул, мельком бросив взгляд в сторону гриффиндорского стола. Грейнджер, видимо, приняла такое же решение, решив поддержать свой факультет в эти трудные времена. Им же так, блядь, тяжело. Ну и проследить за выполнением указания директора. Чтоб это тупое стадо не разбредалось. Грёбанная пастушка.

Поттер бросал недобрые взгляды на стремительно удаляющуюся чёрную спину. Он похоже так и не проникся к Снейпу симпатией, хотя Визенгамот и оправдал его по всем пунктам. Еще бы Орден Мерлина ему вручили, и у Поттера бы очко порвало от возмущения.

Всё-таки, если бы он умер, шрамоголовому было бы проще любить и уважать его. У него наверняка сразу же отложился бы какой-нибудь светлый образ благородного директора в голове. Просто смешно. Тошно и смешно.

В зале началось движение. Первыми сорвались с места красно-золотые. Вряд ли гриффиндорские киски обосрались от страха. Большая часть из них всё-таки присутствовала на битве за Хогвартс. В отличие от его однокурсников.

Драко потёр переносицу. Он просто посидит на диване и послушает дежурные ахи и вдохи. Все будут говорить, в каком они шоке, верят-не верят в вину Флинта и что-то подобное. А он будет хорошим старостой и добрым однокурсником, который участливо выслушает весь этот бред. Мусор для его мозга. Людям ведь так важно, чтобы их выслушивали. Сейчас все будут этим заниматься – чесать языками и слушать, чесать и слушать, слушать и чесать.

Предчувствие его не обмануло. Какое-то время все действительно сидели тихо. Затем Дафна всё-таки выразила всеобщее офигение ситуацией и это… Ну будто бы кто-то вывернул все краны в замке на полную. Мнения посыпались как из рога изобилия.

Драко расслаблено откинулся на спинку кресла, не особенно вслушиваясь. Измученный, требующий отдыха мозг вылавливал только какие-то отдельные фразы: "выглядел совсем потерянным", "да у них было несерьёзно", "Макгонагалл провела сканирование… её кровь на нём", "его могли заставить", "к нему не применяли запрещённых заклинаний".

Всё-таки кое-что занятное узнать удалось. Флинт действительно не был под каким-либо заклинанием. Получается, убил грязнокровку по своей воле, но совершенно ничего не помнил, был очень уставший и хотел спать. По слухам, когда ему рассказали об убийстве, тот пришёл в ужас. Об этом донесли вездесущие сплетники, дежурившие у кабинета Снейпа.

Бесстрашные сборщики падали.

Конечно, тот быстро всех разогнал, но опытные собиратели слухов никогда не возвращались без добычи.

Флинт не мог ответить ни на один вопрос, просто мотал головой и ушёл в несознанку. Профессора пытались добиться от него, почему он это сделал, и ещё всех очень интересовало, почему именно таким жутким магловским способом.

Люди так любят все эти жуткие, извращённые подробности…

В конце концов всё эмоциональное как-то постепенно стихло. Осторожно, на цыпочках, от слова к слову, они пришли к тому, что это слишком странная ситуация, чтобы так просто разрешиться.

Никому не хотелось озвучивать этого, но у всех почему-то было ощущение, что на этом всё не закончится.

У Малфоя такого предчувствия не было.

У него была уверенность.

…

Собственные эмоции иногда казались Драко фальшивыми нотами в мелодии. Они почему-то так редко… вписывались. Вообще куда-либо.

Девушку разобрали на составляющие посреди коридора Хогвартса. Ну и что? Раз. Фальшивая нота.

Его однокурсника схватили, полностью измазанного в её крови, вся школа в трепете и ужасе, а он испытывает только глухое раздражение от того, что ему не дали поспать. Два. Снова этот дребезжащий звук в голове.

А ещё ему скучно. Блядски скучно. Кажется, подобное бессердечие и полное отсутствие сопереживания к ближнем называется психопатия.

Малфою даже не нужно напрягать память, в голове отчётливо слышался её, грязнокровкин, голос. Звонкий. Осуждающий. Он назвал его так. От кого еще можно услышать подобную херню?

Психопат.

– Ты долбаный психопат, Малфой!

Брошенное в сердцах.

Питающее его ненависть.

Звучащее почти вкусно.

Грязнокровка Грейнджер.

Раздражающая сука.

Он не помнил, что там за повод был. Наверняка она пыталась вовлечь его в какую-то очередную бессмысленную хуйню старостата. Заставить выполнять свои обязанности. Заставить, блять, его хотела! Вроде бы какие-то благотворительные проекты для студентов с ограниченными финансовыми возможностями.

Нищеёбов, иными словами.

Да, вроде бы так он и выразился. И это стало катализатором. Волны гнева грязнокровки, кинувшейся защищать очередную дискриминируемую группу.

Странно, ей давно пора бы к этому привыкнуть. Неужели она недостаточно хорошо знает его, чтобы не предугадать такую реакцию?

Но когда она обозвала его так, Малфой заинтересовался. Он редко испытывал эту эмоцию – как будто что-то внутри лениво всколыхнулось.

Интерес. Дзынь. Нота не показалась фальшивой.

Грязнокровке удалось его чем-то заинтересовать.

И он неожиданно мирно спросил, что это значит, а она так растерялась, что ему захотелось истерически рассмеяться. Вот оно, спокойный тон. Он прошибает её, как Петрификус.

Она принялась было объяснять, сбилась, разозлилась, заорала, что это он специально её отвлекает.

Малфой ухмыльнулся про себя. Ну тут уж ничего удивительного. Заучка есть заучка. Ей только дай повод поумничать.

Ему понравилось практически всё, что он услышал. Грейнджер так подробно и увлечённо рассказывала ему об этом понятии из магловской психологии, что он даже вознамерился изучить его получше сам.

В волшебном мире душевному состоянию магов не уделялось такое большое внимание. Считалось, что все проблемы с головой можно решить зельями. Но оказалось, что маглы лечат душевные недуги разговорами. Да-да, и такое тоже практикуется. И, как ни странно, помогает. Ебучие разговоры, ну надо же!

Когда все расползлись по своим спальням, Малфой решил, что пора возвращаться в башню. Вряд ли кто-то сочтёт его черствым сухарём, когда он два часа подряд слушал пиздецки скучный бубнёж парней и эмоциональные монологи девчонок, щедро разбавленные почти натуральными горестными всхлипами.

Драко молча хлопнул по плечу Забини. Мулат, не глядя на него, кивнул. Он крутил в руке бокал с огневиски. У Блейза всегда была в запасе бутылочка-другая. Но он хранил их для друзей. А сейчас решил поделиться со всеми однокурсниками. Всё-таки был повод чуть-чуть придушить свою жабу.

Пока Малфой шёл по тёмным коридорам, слишком пустым и тихим даже для этого времени суток, он раздумывал над тем, всегда ли он был таким. Психопатом в смысле.

Он попытался вспомнить детство. Сопереживал ли он кому-то в то время?

Почему-то на ум пришёл эпизод с птицами. Осенью, когда всё пространство вокруг Мэнора окрашивалось в ненавистные ему золотисто-красные тона, делая готический особняк менее мрачным, на деревьях собирались целые стаи ворон. Они поднимали страшный шум по утрам.

И пугали маленького Драко. Но постепенно он привык к птицам. Видимо потому, что никакой альтернативы не было. Какие-нибудь певчие соловушки не прилетали под окна Мэнора. Может быть, это была какая-то особая магия древнего поместья, а может, тут вся атмосфера была пропитана гнилью, разложением и какой-то высасывающей тоской. Будто вокруг их родового гнезда день и ночь кружили дементоры.

И только неприхотливые, всегда невозмутимые вороны могли это выносить.

Они собирались, оглушительно каркали. Спускались на землю и деловито прыгали туда-сюда в поисках какого-то корма.

Драко наблюдал за ними, и постепенно они начали ему нравится. Был в них какой-то неунывающий и абсолютно детский цинизм. Словно маленькие дети, бродившие по пепелищу ещё недавно сгоревшего дома и с восторгом хватающие нетронутые огнём игрушки.

Он не помнил когда его чокнутым отцу и деду пришла в голову идея практиковать на птицах запрещённые заклинания.

Однажды это произошло прямо при мальчике. Ухаживающая за ним эльфийка Поппи, всегда отчего-то была уверена, что ребёнок не доедает. В каком-то смысле она заменила Драко вечно хлопочущую бабушку, которой у него не было. Эльфийка всё время подсовывала ему какую-нибудь еду. Вредную, разумеется.

Нарцисса иногда ворчала на неё, без особой, впрочем, злобы. А Люциус не обратил бы внимания, даже если бы Драко ходил и хрустел сырыми лягушачьими лапками. Лишь бы от него подальше держался.

Люциус придерживался золотого правила английской магической аристократии: чистокровный волшебник касается своего сына лишь дважды в жизни: когда берёт на руки при рождении и когда пожимает ему руку после окончания Хогвартса. С идеальными оценками, разумеется.

Одно прикосновение в его жизни уже было, которое Драко, конечно, не помнил, поэтому с нетерпением ждал момента поступления в Хогвартс. Он надеялся, что если станет учиться лучше всех, отец наконец заметит его, и начнёт проводить с ним больше времени.

Мальчик лениво бросал птицам крошки очередной, подсунутой ему Поппи, гигантской булки. Крупная наглая и толстая ворона бочком подпрыгивала к нему, косясь чёрным глянцевым глазом. Она принимала у него крошки с таким видом, слово делала огромное одолжение.

И Драко невольно улыбнулся её наглости. Она вела себя как-то… аристократично что ли. У маленького аристократа и питомцы ему под стать.

Питомцы… Драко пока не разрешали завести даже сову. Своя ему была без надобности. Кому ему письма отсылать? Эльфам на кухню? К тому же в Мэноре было слишком много древней антикварной мебели, которая не перенесла бы соседство с животными.

Внезапно птица неестественно вывернула шею, завалилась на бок и начала судорожно сучить лапками, сжимать их с небольшими паузами и издавать болезненное карканье.

Остальные птицы насторожились, замерли на секунду и кинулись врассыпную, ужасающе каркая.

Драко отпрянул и через пару секунд догадался оглядеться.

Слева от небольшого озерца, привалившись к дереву, стоял дед. Направив палочку на птицу. А смотрел на внука. И улыбался как-то безмятежно, даже по-доброму. От этого его взгляда и приклеенной улыбки было жутко. Ранняя тёплая осень резко сменила температуру, пробираясь холодом под одежду, застывая ледяной коркой вдоль позвоночника.

Он не слышал, но догадался, что губы деда беззвучно прошептали «Круцио».

И птица продолжала неестественно изгибаться. Кажется, все её маленькие кости и суставы ломались под давлением непростительного.

А Драко стоял там, без волшебной палочки, совершенно беспомощный, он ничего не мог сделать. Просто таращился.

Он ведь мог применить непростительное и к нему…

Уверенно двигаясь по тёмным коридорам школы, он силился вспомнить, испытывал ли тогда какое-то сочувствие к птице. Или может быть, это был просто ледяной ужас от собственной беспомощности. Ведь его сумасшедший дед вполне мог провернуть что-то подобное с ним. И на выбросы стихийной магии надежды особенно не было.

Но он совершенно точно не хотел, чтобы другому существу было больно. По крайней мере, ему чужие страдания не доставляли никакого удовольствия.

Это была просто констатация факта.

Драко даже не мог похвалить себя за это. Глупость же. Как радоваться тому, что ты не ссышь мимо унитаза. Хотя такие ребята, как Крэбб и Гойл, вполне могли бы гордиться своей меткостью. Может быть, даже внесли бы это отдельной строчкой в своё будущее резюме. Если бы знали, что это.

Виски начало сдавливать. Да грёбанный ты ж Салазар! Сходить что ли к Помфри? Головные боли, сонливость эта, раздражительность… обычное его состояние. С которым он живёт много лет.

Интересно, грязнокровка уже вернулась?

Глава 4

Авроры обшарили каждый уголок, пытались сунуть нос под каждый кирпич.

Две недели прошло. И вроде бы разговоры поутихли. Обсуждать это надоело, ничего нового. История стала обрастать слухами. Некоторые сплетни передавали таким громким шепотом, что от них невозможно было отвернуться.

Разумеется, его вызывали на допрос. И не раз.

– Где вы были в момент инцидента?

– А с кем вы были?

– А что вы делали?

– Случались ли у вас последнее время конфликты с маглорождёнными?

– Вы всё ещё придерживаетесь взглядов вашего отца касательно нечистокровных волшебников?

Конфликты с маглорождёнными. На этом вопросе он едва не фыркнул. Да он находился в состоянии перманентного конфликта с одной конкретной… грязнокровкой.

Пожиратель смерти.

Предвзятость.

Это было неудивительно. Он сын Пожирателя смерти. И сам бывший Пожиратель. Оправданный, но видимо не в той же степени, как тот же Снейп, например.

Если бы не запрет директора, они бы влили в него литр сыворотки правды.

Драко бесился и предлагал им притащить омут памяти, чтобы полюбовались, как он дрых на диване в гостиной все эти несколько часов.

Авроры, седой мужчина и высоченная, худая как палка, тётка с манерами старухи Макгонагалл, вежливо качали головами и говорили, что в этом пока нет необходимости.

Пока нет необходимости.

Пока!

Что ещё вы хотите? Вы же уже нашли убийцу. Узнать, не помогал ли ему кто-нибудь кромсать грязнокровку на части и художественно раскладывать их на полу?

Кто-нибудь с уродской чёрной меткой на коже.

– К слову, ваша метка… она…, – седой аврор поднял на него взгляд мутных голубых глаз и твёрдо продолжил. – Можно взглянуть на неё?

Прямо-таки к слову.

– Нет, – нагло ответил Малфой, тоже не отводя взгляд. – Если вам интересно, эта вульгарная безвкусная картинка всё ещё на месте. Разве что немного поблёкла. К сожалению, со смертью Лорда она никуда не делась.

– Всё ещё называете его лордом?

В парня тут же упёрся цепкий взгляд тёмных глаз. Ведьма прищурилась, посылая ручейки морщин к вискам.

Драко пожал плечами.

Это была привычка. Но, чёрт возьми, он не собирался оправдываться перед этими уёбками.

Некоторые Пожиратели, чтобы обелить свою репутацию, после войны проклинали Волан-де-Морта последними словами.

Малфою не хотелось всего этого. Он неизменно кривился, читая в «Пророке» откровения очередной "жертвы обстоятельств". Он бы назвал Реддла безносым лысым хреном в лицо. И был готов к тому, что это будут его последние слова.

Если бы не Нарцисса. Близкие делают людей слабыми, привязывают к этому миру, заставляют терпеть все его несовершенства и всю боль, которую он несёт.

Метка.

Блядская уродская отметина, бесившая его. Каждую грёбаную секунду, стоило взгляду лишь мазнуть по ней.

Он пытался от неё избавиться. Он перепробовал ёбаную кучу способов. Срезал слоями кожу тонким лезвием.

Но она появлялась вновь. Словно издеваясь – прямо поверх оголенного мяса и мышц. Однажды он чуть было не дошёл до кости, убирая слой за слоем. Зажав в зубах собственную волшебную палочку, снова и снова заносил опасную бритву. Но череп продолжал равнодушно глядеть на него пустыми глазницами.

Выжигание. Он привык к боли, уже практически равнодушно смотрел, как кожа краснела, натягивалась, пузырилась и лопалась. Хоть Поппи никогда и не жаловалась, но это был менее кровавый способ. Так что меньше уборки для его эльфийки. Разве что мерзкий запах горелой плоти по всей комнате, который не выветривался. Но метка всё равно проступала поверх ожога.

Салазар! Он даже попробовал магловский способ. Лазер или что-то в этом духе. Так маглы сводили свои неудачные тату.

Но уже через пару минут после выхода из салона руку снова обожгло тупой болью. Ему даже не нужно было закатывать рукав, чтобы убедиться. Проклятая метка снова была на месте.

Он знал, что метка – нечто большее, чем просто картинка под кожей. Это была отравленная магия в его теле. С которой он ничего не мог поделать. Как бы ни старался.

Казалось, он чувствовал, как она снова и снова отравляет его кровь расползаясь, а сердце услужливо перекачивает её по всему телу. И, возможно, внутри него тёк один лишь проклятый яд. Гораздо хуже, чем то, что Малфой видел под кожей грязнокровок. Гораздо опаснее.

– Почему хотите избавиться от неё? – черноволосая девчонка, у которой даже овал лица обрамляли какие-то цветочные узоры, с любопытством посмотрела на него, когда он устроился в кресле и закатал рукав чёрной рубашки. – У вас такая идеальная кожа, – она аккуратно взяла его руку и провела татуированным пальцем по центру метки, заставив его напрячься. – Такая бледная. Чёрная однотонная картинка смотрится на ней просто шикарно. Минималистичные тату сейчас в моде. Если хотите, можем добавить к ней что-нибудь. Например, имя вашей девушки. У вас есть девушка?

Малфой едва не закатил глаза. Если бы ей удалось… Если бы она избавила его от метки, то он бы, возможно, пригласил её на свидание. И даже трахнул бы потом. Просто, чтобы посмотреть, где заканчивается эта виноградная лоза, оплетающая её руку, переходящая на грудь и ныряющая в декольте.

Но чуда не случилось.

– Минималистичные тату в моде! – передразнил Малфой девчонку, сидя в гостиной Слизерина и рассказывая Забини об очередной неудачной попытке. – Знаешь тех девок, которые не знают, что означает эта картинка, такое заводят.

– Ага, тебе бы ещё железяку в бровь, кожаную куртку и мотоцикл, – задумчивого поддакнул Блейз, оценивая на свет содержимое своего бокала с огневиски. – Только вот череп со змеёй – это как-то банально. Было бы прикольнее, если бы череп держал в зубах откушенный член, например.

– По-моему, это как-то по-гейски, – ответил Драко, закидывая длинные ноги на кофейный столик. – Или что это, по-твоему, должно означать?

– Ну, типа как знак "не входи, убьёт!", – мулат с наслаждением сделал большой глоток горячительного.

– Наглядно, – лениво согласился блондин.

Тщеславный ублюдок Реддл выбрал себе довольно стильный символ. Было бы забавно, если бы в качестве предупреждения о появлении тёмного Лорда и его приспешников, в небе появлялись две слипшиеся ебущиеся собаки. Интересно, многие бы захотели себе такую картинку на руку?

Блять. Она так часто болела и зудела, что большую часть времени Малфой испытывал глухое раздражение. И ещё это ощущение коробки со сдвигающимися стенами. В которой он чувствовал себя насекомым. Тупым и беспомощным.

Злость на Грейнджер была единственной живой эмоцией, да и та со знаком минус. А единственный плюс в том, что они жили в соседних комнатах – всегда можно было сорваться на грязнокровку.

Поэтому его дико раздражало, если она шлялась непонятно где, и у него не было возможности на неё наорать.

Но в последнее время её было много.

После того, как арестовали Флинта, грязнокровка торчала в гостиной до позднего вечера, литрами поглощая приторно-сладкий кофе и щедро разливая по всему первому этажу тревогу. Почему она не могла бояться в своей комнате? Неужели надеялась на его, Малфоя, защиту? Смешно.

Если убийца каким-то чудом слиняет из заботливых ручек авроров, то вряд ли станет возвращаться сюда. Хотя кто их, убийц, знает. Реддл вон маниакально преследовал Поттера. А ему следовало усвоить ещё в первый раз, что делать этого не стоит. Самому, по крайней мере.

Драко не ассоциировал Флинта с происходящим.

Убийца.

Просто безликий убийца.

Вроде бы всё говорило о его виновности, но это могла быть искусная подстава. Слишком искусная…

Как же она достала!

Выкурить её не получалось. Он пробовал. Верный способ. Специально выбрал самый блевотный вкус сигарет. Горелые ветки и тлеющий мокрый картон. Кто это, блядь, придумывает?! На голову больной ублюдок.

Но если обычно она морщила свой маленький вздёрнутый нос и рассерженной пикси летела наверх, не забыв хлопнуть дверью, то сейчас лишь хмурилась и недовольно поглядывала на него.

"Давай, Грейнджер, сделай мне замечание. Открой свой маленький злой рот. Дай мне только повод размазать тебя тонким слоем по полу".

Но она молчала, отлично научившись чувствовать его настроение. Весь вид девчонки будто бы говорил "Я не доставлю тебе такого удовольствия".

Ничего, я могу подождать.

Вот сейчас.

Сейчас.

Она сидела на диване, завернувшись целиком в пушистый серый плед. Только голова и руки с книгой торчали.

– Малфой, это варварство! – всё-таки чирикнула она из своего кокона, когда он затушил остатки сигареты о лакировку подоконника.

Попалась.

Ему бы забить на неё. Игнорировать. Так ведь проще. Но желание доставать её зудело под кожей не хуже чёрной метки.

– Грейнджер, – обманчиво лениво протянул он и спрыгнул с подоконника. Не спрыгнул даже, а стёк на пол, как разнеженный кот. Плавно. – У нас для мелкого ремонта есть слуги. Личный домовой эльф, помнишь? Но если ты не хочешь напрягать его, можешь всё поправить сама.

– Знаешь что! – девчонка вытянулась в одну сплошную возмущенную струну.

– Что-то о том, какой я мерзкий дегенерат? – припомнил он самые часто употребляемые ею оскорбления.

Начало так себе, грязнокровка. Давай, я знаю, ты можешь лучше.

– Я просто не понимаю, зачем ты это делаешь.

Её голос внезапно стал спокойным. Видимо, решила сменить тактику. Малфой заинтересованно замер, сложив руки на груди.

– Нам всем сейчас тяжело… Флинт, он твой… Однокурсник. И, наверное, тебе…

– Ооо, да плевать я хотел на Флинта! – разочарованно огрызнулся Драко.

Она это серьёзно? Пытается свою рубашку на него примерить. Нащупать в нём что-то… Чтобы начать ему сочувствовать. Нет, блин, только этого ему не хватало.

– Тогда чего ты такой нервный всё это время?

– Может, потому что тебя слишком много? Какого хера ты сама вечно торчишь в гостиной? Хочешь поговорить со мной по душам? Чтобы мы вместе поохали над ужасной судьбой убитой грязнокровки? Или, может быть, ты хочешь порыдать у меня на плече?

Его голос звучал тягуче и обманчиво мягко, как стекающий с ложки мёд, пока он надвигался на неё.

Грейнджер неуютно завозилась в своём укрытии. Вероятно, пыталась нащупать палочку. Одна её рука нырнула куда-то под плед.

– Вдруг убийца всё-таки не он, а настоящий сейчас где-то…

Так-так. Она таки поделилась с ним своими мыслями. Странно, что грязнокровка не ухватилась за самую удобную версию. Но она не была бы «умнейшей ведьмой своего поколения», или как там её величали газетные жополизы, если бы всегда и во всём не сомневалась.

– Охотно поделюсь с ним паролем, если он решит намотать твой внутренний мир на кулак, а затем украсить им нашу гостиную.

Плед пушистым дымчатым облаком опустился на пол. С пылающими щеками она вскочила перед ним.

И выглядела бы внушительнее, если бы он не был почти на целую голову выше. Хотя в грудь ему была нацелена её палочка, а он знал, что она могла творить с её помощью.

И всё равно упивался ситуацией. Вот только… взгляд опустился на пришедшую в движение от частого дыхания грудь девушки.

Он мельком глянул на шею, но под тонкой кожей не видел привычных грязно-черных линий. Только изящные ключицы и…

– Мерлин, Грейнджер, что за дебильная пижама?

На короткой белой футболке была изображена утка. С бантиком на голове.

Разве можно качественно посраться с человеком, у которого на футболке утка с бантом? Вообще разве можно разговаривать серьезно, когда где-то рядом утка?

Эта тряпка была настоящим плевком в чистую кристаллизующуюся под его кожей ненависть. Почему всё получается так тупо?

А затем взгляд скользнул вниз – к полоске голой кожи между футболкой и резинкой шорт.

Родинка. Прямо возле маленькой выемки пупка. Аккуратная коричневая точка.

Он не знал, что у неё есть там родинка.

Да и с чего бы ему это знать? Он же не Поттер с Уизелом, они, наверное, уже изучили её тело вдоль и поперёк. Один из них точно.

Почему-то это зрелище показалось ему более интимным, чем если бы он увидел её голую грудь.

– Знаешь, я каждый раз пытаюсь … сделать наше совместное существование… ну, более комфортным что ли. Пытаюсь тебя понять. Убедить саму себя, что всё это дерьмо в тебя кто-то заложил. Твое воспитание, давление со всех сторон, предопределенность судьбы, несвобода …

Она, забывшись, взмахнула руками, чуть открывшись и отклонив в сторону палочку, дав ему возможность приблизиться ещё на шаг.

Заметив это, она тут же резко вернула руку обратно. И чуть наклонилась вперёд, заставив его злобно выдохнуть. Ткань футболки поползла вниз, прикрывая собой родинку.

– Жаль, что моя очередная попытка разглядеть в тебе человека провалилась!

Он медленно поднимает взгляд.

Шоколадные радужки чуть сужаются. О чём она вообще? О чём они говорили?

Пока он смотрел на эту родинку, ощущение схлопывающейся коробки пропало. Зудящая боль в руке от метки тоже будто бы стала слабее.

Словно эта чертова точка всасывала все эти чувства, как гребаная чёрная дыра. Коричневая. Шоколадная. Такая маленькая и такая могущественная. Забирающая всё его внимание. Забирающая всю его ненависть.