Я вернусь к тебе, милая!

Мы вышли из машины и оказались в лесу, возле маленькой гостиницы. Солнце уже грело лучами верхушки деревьев, ослепляя меня. Вдохнув влажный и уже прохладный воздух, показалось, что пахнет грибами.

Илье предложили поужинать, и он посмотрел на меня.

– Я покачала головой.

– Нет, спасибо. Нам только номер. Моя … сестра устала, ей нужно быстрее. Можно я отнесу, а потом оформлю? Так можно?

Да, ему дали ключ, он подхватил меня на руки и понес в гостиницу,

И вот теперь я сидела в номере с двумя кроватями, у открытого окна, откуда доносился запах сосен и елей, и шашлыком тянуло…

Илья принес мои вещи, еду из машины,

– Мира, сказали, может быть прохладно. Вот еще одеяло. Всё хорошо?

– Да. Спасибо.

Молча, вышел и больше не вернулся.

Каким он был тогда? Как мог наброситься? А вдруг он … А вдруг это правда я??? Я же ничего не помню!! Вот зачем я на ночь подумала об этом, никогда не думала и тут… Он не похож на чудовище. Скорее на молчаливого спортсмена – дурачка.

В три часа ночи я проснулась.

Было прохладно, подошла и закрыла окно. Задумалась.

Взяла телефон и позвонила. С первого гудка Илья ответил страшным голосом:

– Что случилось? Тебе плохо? Я иду…

– Поговорить надо.

Пауза, дышит тяжело. Что он там делал, уже бежал что ли? Грелся?

– Я иду. Только потом не жалей, ладно?

– Жалею, что сразу в полицию не заявила!

– О чем?

– Как о чем? Что ты меня чуть не изнасиловал, дурак! Забыл?

–-Я тебя не насиловал. Я вообще не понимал совсем ничего. Только собачий лай услышал, и этот алкоголик с вилами прибежал.

Глава 6.

Ветер в сосновых ветвях убаюкивал, и я сейчас думала только о матери. Представила ее снова веселую и довольную, совсем не уставшую. Очень захотелось искупаться вместе с мамой в небольшом ручье возле дачи, прямо в летних платьях, опуститься в волшебную живую водичку, чтобы эту постоянную усталость, как рукой сняло.

Я лежала под открытым окном, слушала далекий гул проезжающих машин по шоссе и свое потревоженное сердце.

Но уже не ощущала себя почему-то раненой или больной, хотя шея всё еще была заклеена. И вдруг захотелось снять эту повязку, увидеть, что там. Как у меня останется…

Осторожный стук в дверь прервал мои мысли.

– Мира, я зайду?

– Заходи!

– Завтра в восемь утра мы с тобой должны выехать. – Илья нервно закрыл дверь за собой и зачем-то повернул ключ. – Твой врач еще будет на дежурстве и сможет тебя принять, осмотреть.

Я почувствовала дрожь в его голосе, но он старался говорить медленно, спокойно.

Не об этом хотела поговорить, поэтому ничего не ответила, только осторожно села на кровати.

Илья сделал несколько шагов, сел на вторую, застеленную темно-оранжевым покрывалом кровать. Напротив сел и оказался совсем близко ко мне. На его лицо падал свет из окна, мое же оставалось в тени. Посмотрела внимательно, но он не поднимал взгляда, повернулся как-то боком.

В полупрофиль его лицо показалось очень уставшим, как будто это молодой дядя Вася вернулся с работы и обиделся, что ему борща не налили.

Я испытала неведомое уже давно чувство неловкости. Как будто случайно увидела его усталость во всей красе, но не физическую, а жизненную.

– Замотался ты со мной, Илья. Тебя моя мама просит, а ты ей отказать не можешь. Скажи, в чем ты чувствуешь себя виноватым? Что ты сделал? Называй своими именами, я хочу знать, что ты думаешь обо мне, о нас.

Илья молчал. И ничего не говорил.

Я ждала, ждала, ждала. Мама говорила, что он молчун. Зачем тогда на разговор пришел? Безотказный молчун. Что попросишь, то и сделает.

«Захотела телевизор, кольцо, цветы и всё притащил».

Не выдержала, опять рассердилась:

– Да что с тобой такое? Сказал, что тоже живой человек, а сейчас сидишь, как неживой, в стену смотришь. Почему на вопросы не отвечаешь? Для меня это важные вопросы, судьба моя дальнейшая от них зависит!

Опять молчит.

– Тебе всё равно на мою жизнь.

– Нет. Не всё равно мне на твою жизнь.

– Тогда не молчи!

Он всё равно молчит..

Я начала говорить успокаивающим тоном:

– Ты хочешь, чтобы я мучилась и не спала, устраивала истерики, кричала на тебя? Я тебе благодарна, и больше не чувствую ненависти. Ты меня везешь домой к матери, я благодарна, честно.

– Хоть что-то Мира. Хоть что-то. Не надо меня всю ночь ненавидеть. Нам с тобой ехать еще четыре часа завтра. И потом… Давай… попробуем встречаться? Недолго, хотя бы несколько дней. Это для тебя будет лучше. И для матери моей. Я бы не просил, но выхода другого не вижу. – Парень запустил пальцы в волосы и провел по ним

– Я не пойму, что ты хочешь!

– Мирослава, обещаю, что буду тебе старшим братом. Ты девушка моего брата, значит моя сестра, я привык к тебе. То, что сказал в больнице, забудь. Думал, что ты…

Я перебила, потому, что всё уже и так поняла:

– Думал, что я умираю и поэтому мне все равно, с кем под конец жизни любовничать.

– Нет! Думал, что ты поймешь меня, ведь сама любишь… Ты умеешь любить и поймешь, что так бывает.

Я покачала головой.

– Не готова обсуждать с тобой это. Дай мне понять тебя, и ответь, наконец, на вопрос, который я задала. Могу повторить!

– Не надо, помню.

– Тогда ответь.

– Я чувствую себя виноватым, потому, что промолчал. Никому ничего не сказал в тот день и после.

– Правильно, тебя бы посадили за попытку изнасилования.

– Лучше бы посадили, чем ты здоровье потеряла. – Он покачал головой и был заметно расстроен.

– Я еще чуть жизни под поездом не лишилась, быстро и надежно. Только матери моей смотри не скажи, она мне даже мысли такой не простит.

Всё.

Из Ильи мне было невозможно вытянуть ни слова. Он заметно устал, и я предложила лечь здесь, чтобы завтра довез и не заснул за рулем. Раз он мой брат десятиюродный. Надеялась выпытать, что обо мне будут в городе добрые самаритяне говорить теперь.

Решительно улеглась, накрылась одеялом и сказала:

– Ладно, я соглашусь с тобой повстречаться, если ты мне всё расскажешь. Только без рук, мы будем … словами встречаться.

– Я своему брату правду сказал, клялся, что ничего у нас такого не было, весь год ты ждала, не встречались мы с тобой. А что было в тот единственный день – не помню.

– Не ври! Расскажи, что помнишь, потому, что я второй раз в жизни пила, первый на Никиткины проводы.

– Хорошо, расскажу, что помню. Твоя Наталья позвонила и пригласила к тебе домой. Я отказался. Тогда она мне еще раз, позже позвонила и сказала, что тебе плохо, а она не знает, что делать. Вы вдвоем в доме сильно напились. Я сразу подумал о братишке, как бы ничего с тобой не случилось. А когда приехал, увидел, что ты спишь, Мирослава.

Он вдруг замолчал и глаза стали яркими. Еще немного и выдаст всю правду.

Фонарь за окном работает, как лампа в лицо в кабинете у следователя. Я там один раз была, когда у нас с мамой воры украли мешок муки и мешок сахара, тогда еще мешками покупали. Больше взять было нечего, кроме вилок, ложек и мешков.

Ждала маму и спросила у следователя: «А где лампа?»

Он меня не понял: «Что и лампу у вас украли?»

«Нет, лампа, которая нужна для допросов. Где она? Почему вы на меня не светите в лицо?» – с любопытством спрашивала я.

Он позвал еще одного следователя и попросил задать этот вопрос ему. Мне было девять лет, дяденька был добродушный и я с удовольствием спросила. А они сначала засмеялись оба, а потом принесли мне чай с обалденно вкусными шоколадными батончиками «Рот-Фронт», целых шесть штук.

Долго я про этот случай вспоминала, а он все сидел, молчал, поэтому снова начала «подгонять»:

– Я лежала, ты зашел. Это понятно. Что дальше было?

– А дальше она ко мне стала не только на шею кидаться, но и раздеваться. Блузку при мне снимать и юбку задирать. Я думал, что она совсем пьяная, как и ты. Отвел за руку подальше и сказал, что с пьющими девчонками не общаюсь и не буду. У меня принцип.

– Хороший принцип. И когда же ты от него избавился?

Илья проигнорировал мой ответ и продолжил, с таким видом, будто я ему не даю слова сказать.

– Она призналась, что притворяется, а на самом деле трезвая. Потому, что тоже не любит это дело. И сказала, что готова пройти любой тест на трезвость. Предложила прочитать что-нибудь интересное. Неважно что, но быстро, четко и внятно. У неё мать так отца проверяет, когда он с мужиками засидится.

– И прочитала?

– Да. Сказала, что сейчас твое письмо для меня прочитает. Не для Никиточки, а для меня написанное, и залитое слезами. Потому, что Никита, как мужчина не устраивает, а в меня ты будто с детства влюблена, с первого класса. Это я хорошо помню. Она сказала: «Как ты думаешь, из-за кого Мирка так напилась?»

И меня переклинило. Она читает, а я из рук выхватил, не поверил.

– Потом поверил. Ты мой почерк знаешь, я за Никиту домашки делала…

– Да, знаю. Сидел и читал, несколько раз. Зачем ты это мне написала?

– Уже неважно. А потом ты решил на меня залезть и разбудить?

– Не совсем. Ты … Мира, точно хочешь, чтобы я сказал?

– Точно. Я же не помню ничего.

– А мне поверишь?

– Не знаю. Никита уже тебе поверил, может, и я поверю!

– А я ему ничего такого не говорил. – Он вскинул голову с гордым видом.

– Илья, ты что, не понимаешь, что мне сейчас не нужно лгать? Я все равно ничего и никогда не докажу! Дядя Миша умер, Наташка уехала, Никита ко мне не вернулся. Дом наш уже продан и разрушен, на его месте другой построили. А я неверная, нечистая, и все об этом узнают. Признайся лучше и забудем. Или ты думаешь, твои слова что-то могут изменить?

– Если поверишь, могут.

– Что?

– Думаю, мы с тобой подружимся, – сказал он, грустно усмехнувшись, – Я лучше пойду, не могу остаться. Спокойной ночи.

– Нет, Илья. Кровать для тебя есть, нам завтра ехать долго. Ложись и расскажи мне дальше свою сказку…

– Да не хочу я вспоминать! Какая разница сейчас? Тебе успокоиться надо, домой к матери вернуться живой и здоровой.

Я начала его просить:

– Очень волнуюсь из-за этого, Илья. Не сходится у меня, понимаешь?

– Мира, я встречался с твоей Наташкой, недолго, несерьёзно. И в вашем доме встречался после этого. Она давно за мной бегала, замуж хотела.

– Этого не может быть!

– Я встречался с ней, Мира. Пришлось. Угрожала родителям и брату рассказать о том, что мы с тобой там… лежали…

– Но … она мне ничего не сказала… Пока Никита мой был в армии ты встречался с ней? После того, что сделал со мной? Не сказала…

– Ничего я с тобой не сделал. Я с ней встречался, пока был жив ваш сосед, свидетель, которого она привела. Ничего не знал о фотографиях и не думал, что она их отправит моему братишке. Больше не угрожала, поэтому я бросил её. А ты уже была больна.

– Опять врешь.

– Зачем мне это делать? Чтобы мать подставлять? Как ты думаешь? …Я же подлецом на всю жизнь останусь. Ты – невеста моего брата. Как я мог тебя силой взять в беспомощном состоянии … увести у него… это не в моих принципах!

– Как ты мог силой на меня залезть! Это в твоих принципах?

– Никого я не насиловал. Я – живой человек. Как думаешь, сколько живой человек может держаться в близости от девушки, если она сама его обнимает?

– Илья, если ты обо мне, то я спала. Не ври! Ты ужасный человек, за такие слова опять начинаю ненавидеть! – Я усмехнулась, забылась и попыталась повернуть голову, охнула.

– Вот и я подумал, что лучше молчать. Тебе эта правда не понравится, мне доказать нечем. Наталья обещала, что если я буду с ней, она тоже будет молчать, а ты не помнишь ничего. Алкашу вообще деньги на бутылки носил, когда требовал за молчание.

– А когда Никита с армии вернулся, почему не сказал-то?

Я, кажется, начала что-то понимать. Ответ Ильи только подтвердил мои мысли.

– Он так решил… И матери и отцу заранее сообщил, что привезёт новую невесту знакомиться, жениться хочет. Она – медсестра в части, поэтому Никита остается по контракту. Что я ему скажу? Да и зачем?… Я не раз звонил, говорил, чтобы не верил. Когда ты заболела, брату всё про тебя потом рассказывали, и мать просила с тобой связаться, хоть как-то помочь, словами, а он … Матери сказал – надежды, что вы сойдетесь – нет. В общем, не поверил.

– Во что хотел, поверил.

– Не расстраивайся. Всё в жизни наладится. Главное – здоровье. Мне он и сейчас тоже не поверил, Мира. Пришлось сказать, что у нас было, но несерьезно. Что ты не виновата, я сам дурак, напился этой дряни, и не понял, как она действует.

– Ты тоже напился? Как так? – я очень сильно удивилась, даже больше, чем то, что Наташка оказалась трезвой после сидра.

– Да что-то переклинило, говорю же. И выпил-то немного, а как пьяный. Тебя решил разбудить, спросить, правда, это или нет про письмо. Заодно проверить, как ты себя чувствуешь, не нужно ли под холодную воду засунуть… Меня самого бы кто окатил. Да хоть бы и ты пощечину влепила… Мира, я должен был спросить, зачем письмо писала и когда это ты за мной шла? Когда звонила, я помню…

– Илья, я тебе звонила в пятом классе! В пятом, господи!

– В пятом классе ты меня не волновала, и никаких шуток не понимала.

– Я и сейчас не понимаю. Никита пошутил с невестой, Наташка пошутила с фотографией, я пошутила с письмом, а ты…

– А я серьезно оказался не в то время не в том месте.

– Да! А зачем ты лег-то рядом? – Я даже слов не могла найти.

Не в том месте. Мало того оказался, еще лег не на тот диван!

– Откуда я знаю, зачем. Сам не понял. Я сначала сел рядом. Наташка куда-то ушла… Я и сидел, потом тебя потряс немного за плечо…

– И я тебя схватила и уложила? Ты здоровый дурак! Фотографию видел, что на ней?

– Нет, не видел!

– А мой Никита тебе не показывал?

– А твой Никита сразу порвал и сжег.

– Но ты-то помнишь, как мы лежали?

– Помню. Я бы никого не изнасиловал. Это не в моих принципах. А мать теперь знает, что ты из-за меня заболела, а не из-за Никиты. Поэтому, прошу, давай подружимся хотя бы.

– Это неправильно. Нечестно. Как ты думаешь, долго мы с тобой дружиться будем?

Молчит.

– А когда мама узнала, Илья? – я осторожно легла на бочок и посмотрела на него.

Он сидел в той же позе, руки огромные в замок сцепил, голову склонил.

– Как узнала, к тебе в больницу я сразу пришел. Скандал был, мать плакала, сказала, что я убил не только любовь, я Милочку убил. Она в ночь узнала, и я пошел… Брат считает, что у нас всё было, и ты из-за меня заболела, потому что я не женился. Мать тоже. Жаль её.

– А дядя Вася?

– Отец … он другой. Спросил у меня хотя бы. Не мог сразу поверить, что мы с тобой вместе были.

Я вспомнила дядю Васю и на глаза навернулись слезы. Очень мне хотелось, чтобы мы с Никиткой поженились, и он наших деток нянчил. Такой человек тихий, спокойный, добрый, веселый… Я бы его папой тогда могла называть…

Сказала осторожно, догадалась:

– Это отец тебе сказал ко мне в больницу явиться…

– Я сам решился прийти к твоей маме и потом в больницу. – Ответил серьезно Илья и кивнул. – Поделился с ним, и он сказал, что надо тебе не только деньгами помочь.

Тут меня будто бес за бока ущипнул.

– А давай. Давай повстречаемся, – прошептала я, и у меня даже похолодело под ложечкой. – Ты ухаживал за мной и почувствовал, что вот теперь, когда я могу вылечиться, готов жениться. Так скажем? Или не готов?

– Мне нужно предложение тебе сделать? – сказал Илья. – Я согласен.

– Прекрасно. Понимаю, что тебя мучает совесть из-за матери. Ты не хочешь быть сыном -подлецом, – заключила я снова уставившись в потолок.

– Скажешь, что простила меня, Мирослава? Потерпишь, хотя бы немного?

– Честно сказать, мне было год назад плевать за кого замуж выходить. Готова была за первого встречного. – Я перевела дыхание, посмотрела на фонарь за окном. – У меня будет старший брат, который встречается со мной только словами, да, Илья?

– Да. Я пойду, прогуляюсь.

– Куда? Ты там бегал что ли?

– Гулял по лесу. Спи, Мирослава. Отдыхай.

– Зови меня Милка. Как звал в детстве, как все в вашей семье, кроме дяди Васи. Спокойной ночи.

***

Утром перед Ильей распахнули тяжелую дверь, и он вынес меня на светлую веранду. Усадил за столик, пошел за нашим завтраком. Яичница глазунья, посыпанная зеленью, треугольная булочка с сыром и ветчиной, чай с лимоном.

Конечно же, только мне, Илья сказал, что уже позавтракал.

Мы благополучно выехали на трассу и погнали по загруженной машинами дороге. Он иногда пил воду из большой бутылки, я из маленькой. Спрашивал меня, не хочу ли остановиться, но я мечтала домой поскорее…

Открыла свою сумочку и, кинув осторожный взгляд на Илью, достала следующее по дате письмо.

Разорвала запечатанный конверт.

«Здравствуй, мой любимый.

Тебя нет так долго, когда же ты вернешься ко мне? Ты же вернешься, к своей милой?

Я встречала поезда, Никита, весь месяц я ходила и сидела там, на перроне, на большой скамейке, читала и ждала тебя. Ночной поезд третий и последний приходил, тогда я брела домой, надеясь, что завтра ты приедешь обязательно.

Каждый день раскладывала карты в пасьянс на желание, чтобы ты приехал. Ты бы смеялся надо мной, а я верила. Садилась перед зеркалом, зажигала ночью свечу и смотрела за свое отражение, просила, чтобы ты мне показался, называла суженным.

Когда я это делала, чувствовала себя такой наивной, но все равно … верила, что это поможет. Сегодня я впервые в жизни поняла, что не хочу больше ничего. Ни есть, ни пить, ни даже дышать. И видеть никого не хочу».

– Мира, тебе плохо? От кого это письмо? – Перебил мое чтение Илья.

Я подняла голову и почувствовала ветер, он полностью открыл окно.

– От меня это письмо. Не подглядывай, на дорогу смотри. Я домой хочу, а не на тот свет.

И вновь продолжила читать, остались последние строчки:

«Никита, если ты вернешься ко мне, я перестану подходить близко к рельсам и смотреть на них. Буду смотреть только на тебя, любимый. Вернись…».

– Смотри вперед, так не укачает.

– Он не писал, не звонил, не отвечал, и не вернулся ко мне. Где он сейчас, Илья?

– Мой брат уехал, я же сказал.

– Куда?

– Точно не знаю адрес, хочешь написать? Могу у матери спросить. Или сама спросишь. Она уже ждет возле больницы вместе с твоей.

– И что мы с тобой должны им говорить?

– Чтобы прекратить эти слухи, будто ты ко мне приставала и брату рога наставляла, скажем, что я поддерживал тебя и один раз поцеловал. А сейчас ты лечишься, я тебе помог доехать. И у нас не только дружба. Мы решили встречаться с тобой.

– А у тебя разве нет девушки?

– Нет. У меня только собака.

– Большая?

– Белая, самоед. Тебе понравится.

– А как ее зовут?

– Варя.

– Илья, ты думаешь, он меня специально бросил?

Я задала этот вопрос, находясь в глухой задумчивости, совершенно неосознанно и сама испугалась услышать его ответ.

– Я не знаю, Мила… Не знаю, правда. Даже если бы я разлюбил… Для меня главное – здоровье.

Глава 7.

В душе были какие-то смешанные чувства – за эту несчастную неделю снова привыкла к Илье. Я же знала его с детского сада, только он был намного старше, на целых пять лет. Или, если быть точными, на пять лет и восемь месяцев.

Иногда Илья забирал нас с Никитой из садика и отводил домой. В памяти остался и день моего признания – мы шли уже из школы в первом классе и он купил нам с Никиткой по стаканчику фруктового мороженого. Себе не купил, а нам купил. Я ела и думала, какой же у Никиты добрый и хороший старший брат. Он тоже учится в нашей школе, и такой симпатичный. Не удержала свои чувства – честно сказала это, когда меня уже подвели к дому.

Сказала что-то детское, но серьезное, вроде: «Спасибо большое за вкусное мороженое! Ты очень симпатичный!»

Никита, мой лучший и любимый друг, на это обиделся, подумал, что я влюбилась в его симпатичного брата, и на следующий день в школе не обращал на меня внимания. Я заплакала, мы поссорились, а потом долго мирились.

Наверное, Никита поверил в измену в ту же секунду, как увидел нашу фотографию, потому, что его брата я знала так же долго, как и его самого. А еще, на проводах в армию, когда Никита смеялся, а я плакала, Илья с чувством сказал, что если бы его так девушка провожала, он бы не ушёл, а вместе с ней сбежал.

Никита уходил служить с гордостью и весельем, а я жизни без него не представляла.

Снова посмотрела на Илью – машину он вёл так, будто за нами гонятся преступники. Тоже, наверное, домой хочет. Какой же он был всегда? Самостоятельный? Да, часто уезжал один на соревнования. Надолго уезжал, все лето в спортивных лагерях. Забота о младшем брате была открытой и понятной – Илья отдавал нам лучшие конфеты в детстве и следил, чтобы у брата не было врагов в школе и во дворе. Бывало, они ссорились, но и сами же шли на примирение, а ненависти между братьями не было никогда.

Но вот Никита побывал в армии, и всё изменилось.

Мне почему-то стало так грустно…

Мы уже подъехали к городу, когда я попросила Илью остановиться.

– Что случилось? Не потерпишь? Десять минут всего осталось.

– Надо решить, что говорить будем. А то я про свадьбу, ты про дружбу, или наоборот.

Он, молча, съехал с дороги на обочину, вышел, потянулся. Я смотрела на парня, который не мог признаться в чем-то плохом или не делал этого никогда, но мне было неважно. Сейчас именно он привез меня домой и жил там, несколько дней в машине, ждал, пока вынесет на руках из больницы и вернёт матери.

Вышла очень осторожно, на травку захотелось сразу лечь, потому что всё тело дрожало от напряжения и усталости, но сердце билось не так быстро из-за лекарства.

Почувствовала прикосновение на своей талии, и он снова поднял меня в на руки.

– Илья, что будет? Что мы скажем?

– Я скажу, что сделал тебе предложение.

– Это будет ошибкой. Я же люблю не тебя, а твоего брата. До сих пор люблю.

– Знаю. Но если он узнает, может вернуться к тебе.

Я грустно усмехнулась:

– Ты же сам в это не веришь. И я уже не прошу, чтобы вернулся. Но … разлюбить не смогу.

– Я понимаю, Мила.

– Так что нам сказать?

– Скажем правду, что ты любишь моего брата, а я тебя. Так бывает.

– Ты меня не любишь, тебе меня жалко.

– А разве это не одно и то же?

Он все еще держал меня на руках. Я чувствовала, как изменился его голос. Усмехнулась и сказала то, что думала:

– Нет, совсем нет. Если любишь, хочется целовать и обнимать всегда, каждый день мечтаешь увидеть…. жалость любовь убивает.

– А что еще … убивает любовь?

– Не знаю. Мою, похоже, не убьет. Я хочу его разлюбить, но не могу.

– Тогда пожалей его. Он такой несчастный.

– Почему?

– Потому, что ты выходишь замуж его за родного брата.

– Илья, так нельзя.

– Я знаю. Хорошо, тогда он несчастный, потому, что его невеста стала моей невестой.

– Ладно, давай так. Я стану тебе сестрой. Будем дружить с тобой.

Мы доехали до здания больницы, и я увидела маму и тетю Наташу – мать Ильи и Никиты стояла рядом с цветами.

Когда мы вышли из машины, они уже совсем близко подошли.

Мама сначала заплакала – увидела повязку, но сразу и улыбнулась счастливо.

– Доченька, доченька! Я знала, верила, что все будет хорошо, Мирослава моя, солнышко ясное. Осторожно, дочка, не могу тебя пока целовать, только обниму, боюсь заразить, а у тебя там горлышко после операции… Доченька, я верила!

Илью обняла его мать и погладила по груди и волосам.

– Ты прости меня сынок, я не хотела тебя так обидеть, Милочка, девочка наша родная, хорошая, я не знала, что вы … Если вы полюбили друг друга,… Я так рада …

Она отдала мне букет, обняла и снова заговорила:

– Выздоравливай, дорогая. Ты умница, справишься. Главное все живы и все будут здоровы.. Сын мой младший … Никита сначала семью у девушки разбил, женился, и теперь развелся. Потому, что понял – ты ему очень дорога, и не простая подруга детства, а любимая и единственная. Но он опоздал, я его предупреждала, что опоздает. Сколько раз ему говорила… Не надо было путать настоящую любовь с чем-то другим. – Она посмотрела на Илью и добавила – Дети, вы хорошо подумали? Мы ведь с отцом не понимали сначала, а потом … Ну как решите, так и будет!

Сказать, что я в была в шоке – это ничего не сказать. Я ног и рук не чувствовала, а в груди пульсировал жар.

Илья притянул меня к себе и поднял на руки, наклонившись, прошептал.

– Успокойся, я с тобой. Никакая ты мне не сестра.

По моим щекам текли слезы. Я сейчас смотрела только на Илью и начала осознавать, что эта Лия была настоящая невеста, и настоящая жена. Неужели он мог меня так обмануть? Только не это! Если его мама сказала, что развел, разбил семью Лии, значит, он женился на ней, а не просто сделал вид, что она невеста. Он жил два года с медсестрой из части. Всего за месяц до возвращения, узнал про меня и начал с ней встречаться, а потом женился!