Ромашка на баобабе

Георгий Кузнецов

Ромашка на баобабе

Георгий КУЗНЕЦОВ

«Ромашка на баобабе»

Африканские байки о Сенегале и Гамбии

Москва

2024 год

Г.Кузнецов

«Ромашка на баобабе». Африканские байки о Сенегале и Гамбии /

Георгий Кузнецов – М.: ООО «Сам Полиграфист», 2024. – 304 с.

ISBN 978-5-00227-321-8

Книга в лёгкой и ненавязчивой манере, местами с юмором повествует о работе молодого российского дипломата, его впечатлениях от первой длительной заграничной командировки и Африки.

Рассказчик предельно честен в своих оценках увиденного и пережитого. Читатели смогут почерпнуть для себя немало познавательного о Сенегале, Гамбии и вообще об африканцах. Возможно после прочтения данного фолианта некоторые их них захотят однажды лично побывать на Чёрном континенте.

Подписано в печать 11.09.2024.

Бумага офсетная. Печать цифровая.

Тираж 100 экз. Заказ № 37261

На обложке иллюстрация Натальи Матвиенко «Ромашка на баобабе»

Часть I

СЕНЕГАЛ

В АФРИКУ ЧЕРЕЗ МИД

Попасть на работу в Министерство иностранных дел было детской мечтой. Во времена моего глубокого детства престижнее считалось грезить космонавтикой, а после развала Союза все мысли устремились в сторону предпринимательства в виде владения палаткой, а затем юриспруденции, когда все стройными рядами пошли в юристы. Я же всегда хотел стать либо лётчиком, либо дипломатом. Путёвка в небо оказалась несбыточной мечтой из-за плохого зрения, зато с дипломатией всё сложилось более-менее удачно.

Ближе к окончанию Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), где я учился на факультете французского языка, т.е. из меня готовили преподавателя иностранных языков, мне вполне осознанно, по-взрослому захотелось попасть в МИД. На пятом курсе после обязательной педагогической практики я сумел сходить на стажировку в отдел письменных переводов Департамента лингвистического обеспечения (ДЛО) МИД России. Это было весьма специфическое подразделение, погрязшее в каких-то своих проблемах и дрязгах. По этой причине я абсолютно не впечатлился результатами этого опыта, зато, как ни парадоксально, «дозрел» до работы в Министерстве.

Блат у меня отсутствовал, но времена были такие, что на государственную службу ввиду крайне низких зарплат и непрестижности этого дела шли неохотно, поэтому шанс имелся. Я сходил на собеседование в ДЛО, хотя для себя решил, что работать там не хотелось бы: устного перевода у меня в институте не было, а к письменному особой, прежде всего духовной располо-женности не имелось. В тот год из МГЛУ туда брали довольно большую группу ребят, однако мне в моём юношеском задоре мечталось о чём-то более настоящем, «дипломатическом».

Отец нашёл одного знакомого, отца моей одноклассницы, который в тот момент был заместителем директора Департамента кадров. Я пришел к нему в небольшой кабинет на 16 этаже высотки на Смоленской площади. Он медленно задумчиво окинул меня взглядом и пробормотал под нос что-то типа: «Ну, и что мне с тобой делать?» Начал задавать какие-то вопросы, интересовался успехами в учёбе, уровнем владения языками, удивился наличию красного диплома (видимо по рассказам дочери ему виделся тот ещё лоботряс). Вдруг лицо его озарилось, глаза весело заискрились: «А не хотел бы ты поехать в Сенегал? У меня как раз коллега ищет себе молодого сотрудника с французским, лучше из числа выпускников». Мне стыдно было признаться, что я не имел ни малейшего понятия о Сенегале, даже приблизительно не представлял, где он находится, и уж тем более не знал, хочу ли я туда. Меж тем мой собеседник подскочил, бросил мне через плечо «Посиди тут» и умчался в коридор. Я слегка опешил от такого поворота событий. Примостившись на стуле, начал пробовать непривычное слово «Сенегал» на вкус. Неторопливо гонял его во рту туда и сюда. Постепенно как-то свыкся с ним, оно даже начало в определённой степени нравиться.

Минут через двадцать вернулся хозяин кабинета, он был явно раздосадован. «Слушай, – говорит, – не смог я поймать своего коллегу, который собирается послом в Сенегал ехать. Но ты не расстраивайся, мы тебе ещё чего-нибудь подберём. Пока езжай домой. Папе привет». Я, честно говоря, реально расстроился, привыкнув за непродолжительное время к мысли о направлении меня в новую, загадочную страну.

Вернувшись домой, я и думать забыл об этой встрече, погрузившись в пучину сдачи государственных экзаменов и защиты диплома. Через некоторое время раздался звонок: «Здравствуйте, меня зовут Роман Олегович Манов, оформляюсь послом в Республику Сенегал. Мне Вас порекомендовали, хотел бы лично познакомиться. Можете подъехать в МИД?»

Уже на следующий день я стоял перед дверью с табличкой «Р.О.Манов». Не знаю, насколько я ему приглянулся на первой встрече, но его явно удовлетворил мой французский и довольно смышленый, как мне тогда казалось, вид. Посол общался со мной долго, обстоятельно, с любопытством и доброже-лательно изучал весёлыми, озорными и очень молодыми глазами. Тогда же Манов задал мне вопрос, ответ на который вошёл в историю.

– Что у тебя с семейным положением?

– Не женат, – гордо отрапортовал я.

– А девушка есть? Жениться не собираешься?

– Что Вы, Бог миловал! И в мыслях нет! – ничуть не смутившись, заявил я.

На дворе стоял июнь месяц, мне всего 23 года. Я ни капельки не соврал будущему начальнику ни про положение, ни про отсутствие отношений, ни про матримониальные планы. Ошибся лишь относительно милости Божией, ибо ровно через месяц познакомился с девушкой, а в декабре женился, из-за чего моё оформление в командировку задержалось на несколько месяцев, и в Дакар я прибыл не в декабре, как планировалось изначально, а 1 апреля, в качестве своеобразной «первоапрельской шутки».

Мой «финт ушами» немало расстроил оформлявшего меня кадровика, которому в связи со сменой ближайшего родственника в виде супруги пришлось срочно переделывать лишь накануне полученное согласование на командировку. На супругу новое пришло буквально через пару недель, видать настолько она всем понравилась в Кадрах и никаких дополнительных вопросов не вызывала. А в отношении меня ожидание переподтверждения затянулось на довольно продолжительные три с лишним месяца. Что касается посла, то он просто ушам своим не поверил, когда его известили о причине задержки. С тех пор он мне при каждом удобном случае вспоминает ту ситуацию, подмигивает и бросает: «Ну, что, Бог миловал?» И смеется.

Первые семь месяцев карьеры в МИД России были связаны с Департаментом Африки, что навечно закрепило за мной звание «африканиста». Меня до отъезда в командировку временно определили туда на должность референта. Зарплата оказалась меньше, чем повышенная стипендия в институте. Работал я в отделе Северо-Западной Африки, который курировал не только Сенегал и Гамбию, где мне предстояло трудиться, но также Мали, Нигер, Кабо-Верде, Гвинею, Гвинею-Бисау и Сьерра-Леоне. Повезло лишь в том плане, что я хотя бы начал понимать структуру Министерства и увидел, как функционирует Центральный аппарат, что происходит с бумагами, поступающими из посольств. Ребята, которые после институтов сразу уезжали в длительные загранкомандировки (ДЗК), были лишены этого удовольствия и не имели ни малейшего понятия, зачем и кому они направляют тот или иной документ.

В Департаменте я наслушался от коллег массу баек про работу и непростые условия жизни в Африке, про чудачества и даже самодурство отдельных послов, про коллег, которые не выдерживали и в ужасе сбегали из региона, досрочно прерывая командировки. Меня окружали люди, уже имевшие за плечами опыт «загранки», поэтому казавшиеся мне прожжёнными специалистами. Со многими из них потом не единожды пересекался в разных ипостасях.

Именно благодаря своим «сокамерникам» мне удалось вовремя получить первый дипломатический ранг атташе. Дело в том, что в тот год на работу в МИД приняли много выпускников, в том числе около дюжины из МГЛУ. Мы все между собой общались, иногда вместе обедали. После Нового года ребята, работавшие в Департаменте лингвистического обеспечения и в азиатских департаментах, похвастались, что начальство направляет ходатайства на присвоение им первых дипломатических рангов, которые сродни воинским званиям в армии. Я подошёл к помощнику директора, который заведовал кадровыми вопросами, и спросил, могу ли я претендовать на нечто подобное. Тот замахал на меня руками: «Старик, зачем тебе начинать это сейчас? Вот приедешь в посольство, твой посол сразу напишет и на ранг, и на должность». Не будучи сильно искушенным в подобных делах, я пожал плечами и вернулся в кабинет. Когда об этом узнали сотрудники отдела, они меня высмеяли, справедливо рассудив, что посол не будет ничего писать на малознакомого ему молодого специалиста, пока он не сможет себя зарекомендовать. По этой причине как минимум в первый год ни на что рассчитывать нельзя. С учётом времени работы в ДАФ я мог легко потерять полтора-два года.

В итоге меня посадили за компьютер, дали образец отзыва, заставили заполнить на себя пакет документов и вместе пошли ругаться с кадровиком. Против подобного напора тому устоять было сложно. Ранг атташе догнал меня в Сенегале, придя с очередной диппочтой буквально через несколько месяцев после моего там появления, немало удивив посла.

В ДАФе я впервые столкнулся с МИДом как явлением, с его типажами. Первым моим директором стал М.А.Каренко, который, казалось, никого и ничего вокруг себя не замечал, уж тем более не видел мелких сошек типа меня. Но, как показала жизнь, это впечат-ление было ошибочным и обманчивым: он всё замечал и запоминал. Именно он записал меня в «африканисты» и потом всегда и везде с гордостью подчеркивал, что я – выходец именно из Департамента Африки. Подобное отношение было приятным. Моё африканское прошлое «аукалось» мне потом везде, где бы я ни трудился.

Следующая иерархическая ступень нашей системы – заместители директора. Их я насмотрелся в ДАФе великое множество, ибо замов действительно было немало, и наш отдел за несколько месяцев моей работы в департаменте многократно оказывался под большинст-вом из них. Была пара откровенных пофигистов, один из которых досиживал последние годы перед пенсией, а второй – ждал назначение послом. Другой оказался излишне придирчив и любил до умопомрачения править документы, постепенно полностью «вымывая» изначаль-ный текст исполнителя. Третий слыл жутким педантом и трудоголиком, поэтому первым делом, получая очеред-ной проект документа, брал линейку и методично зачеркивал в нём практически всё, отбивая у исполнителя желание впредь даже попытаться что-либо написать.

Начальники отделов тоже попадались разные. Мне с моим повезло, т.к. им оказался тихий, скромный и вдумчивый человек. Но однажды меня сдали «в аренду» на несколько дней в отдел общеафриканских проблем будущему послу и директору департамента, умнейшему человеку, от которого сбежали все подчиненные. Его чуть ли не маниакальная увлеченность работой, бешеный динамизм, неистовый напор на окружающих и высочайшая требовательность вкупе с не самыми высокими человеческими качествами отпугивали от него всех в тихом ДАФе. Тогда-то я и оценил счастье иметь начальником вменяемого человека.

Тем не менее, общими усилиями меня морально и теоретически подготовили к ответственной миссии на африканский континент. Уезжал я, будучи полным надежд, на приличную, как тогда казалась, зарплату в долларах США. Мне вручили синий служебный паспорт (зелёный дипломатический я тогда ещё не заработал), билет на самолёт, сенегальскую визу в виде ноты из местного министерства иностранных дел с жирной печатью с изображением баобаба, точно такого как красуется на обложке этой книги, и первый в жизни расчёт-аттестат, который надлежало сдать бухгалтеру посольства. Под лопатку вкололи вакцину от жёлтой лихорадки – единственную обязательную прививку при поездке в эту часть африканского континента и снабдили соответствующим сертификатом, действительным аж на десять лет. Ехал я один, так как жена оставалась до лета в Москве заканчивать четвёртый курс института и сдавать сессию. Передо мной стояла задача не только освоиться с профессией, но и подготовить плацдарм для существования молодой семьи.

НАЧАЛО

Как сказал знаменитый американский писатель Эрнест Хемингуэй, человек в своей жизни не может забыть три вещи: молодость, первую любовь и… Африку. На самом деле, я имею определенные сомнения относительно авторства данной сентенции и не уверен, что Хемингуэй когда-либо действительно озвучивал нечто подобное, хотя бывал в нескольких африканских странах и имел возможность сполна ими проникнуться. Тем не менее, я много лет совершенно беззастенчиво данную фразу эксплуатирую. И это романтическое высказывание всем моим знакомым, особенно африканцам, невероятно льстит.

В моём случае всё действительно сконцентри-ровалось в одном: и молодость, и любовь, и новый континент. По прошествии времени многое плохое стирается из памяти, бытовые неурядицы, тяжёлый климат, рабочие сложности растворяются в прошлом, остаются лишь самые приятные моменты.

Мне повезло попасть хотя бы в не самую плохую часть континента. Вернее сказать, по мнению «матёрых» африканистов, я вообще столкнулся с «пародией на Африку». Мол, подлинная гораздо брутальнее и ярче, такая, что дух перехватывает от экзотики. В моей же судьбе 1 апреля 2002 года появились Сенегал и Гамбия, которую расположенная в Дакаре российская дипло-матическая миссия курировала по совместительству.

В любом случае это был Чёрный континент, чёрные люди, свои плюсы и минусы. Когда оглядываюсь назад, чего-то действительно яркого и незабываемого вспоминается немного. В основном была тягостная рутина, маршрут дом-работа-дом, грязь, отсутствие развлечений, достопримечательностей, магазинов, недостаток общения с семьёй и друзьями. Порой обидно, что долгие три года и три месяца пришлось провести не в лощёной Европе, как многим моим более удачливым знакомым-дипломатам, а в африканской действи-тельности. С другой стороны, я благодарен судьбе за то, что львиной доле своих дипломатических умений я обязан именно сенегальскому этапу жизни, замечательному начальнику, который многому меня научил, коллегам, с которыми довелось работать.

Повезло избежать серьёзных болезней в виде «обязательной» малярии, гепатита или какого-нибудь брюшного тифа. В этом плане сказалась закалка четырёх лет жизни, проведённых с родителями в Индии, и выработанная тогда привычка всё мыть. За время командировки даже умудрился ни разу нигде серьёзно не отравиться. Достигнутый максимум желудочного дискомфорта проявлялся в виде изжоги от тёплого пива или слишком большого количества поглощенного под то же пиво арахиса.

Больше всего пострадала голова. Однажды в Дакаре она у меня заболела и не проходила больше двух месяцев, день и ночь напоминая о себе тупой, ноющей болью. А потом вдруг резко всё прошло. Как-будто кто-то повернул выключатель и отключил боль. Африка никогда не проходит бесследно.

ПРИБЫТИЕ

Первое впечатление, впрочем, было отнюдь не радостным. Незадолго до моей командировки родной «Аэрофлот» закрыл прямой рейс Москва-Дакар, летавший туда раз в неделю. Я успел лишь застать офис нашей авиакомпании и познакомиться с её представителем, который ещё года полтора сидел там, завершая дела и распродавая собственность. Поэтому добирались с пересадкой в Париже, Риме, Лиссабоне или Брюсселе. Мне взяли билет через Париж.

С тоской посмотрел я с высоты на столь дорогую сердцу французскую столицу, где весьма насыщенно и бурно провёл несколько месяцев стажировки в Университете Париж Х Нантерр. Туда же мы с женой лишь несколько месяцев назад летали в свадебное путешествие. Во время посадки самолёт аккуратно, как бы дразня меня, облетел город с севера. В иллюминатор были видны Монмартр с Сакре-Кёр, Нотр-Дам, Эйфелева башня, квартал Дефанс, за которым находился мой университетский кампус. Всё до боли знакомое и узнаваемое, хоженное-перехоженное. Поехать работать туда согласился бы, не задумываясь. Но никто не подошёл к трапу самолёта и не предложил остаться в российском посольстве. Мол, зачем тебе, дорогой друг, с твоим прекрасным французским лететь дальше? Увы, город моей юности пока меня не ждал, оставшись несбыточной мечтой.

Впереди ожидал рейс на Дакар, весёлый, шумный, чёрный, «ароматный». В аэропорту «Шарль де Голль» под африканские направления выделен отдельный угол, куда стекается весьма колоритная толпа с большим количеством ручной клади.

Экономкласс для неподготовленного «тубаба» (белого человека) при многочасовом перелёте – то ещё испытание. Самолёт был битком. Я оказался одним из немногих европейцев на борту и к концу полёта слегка ошалел от царившего в салоне гама, бегающих детей, падавших на меня баулов, непривычных запахов и специфического амбрэ, исходившего от некоторых соседей по салону. Стюардессы-француженки, видя мои страдания и украдкой смахивая слезу, несколько раз сердобольно в инициативном порядке подливали красное вино в мой бокал, проявляя удивительную щедрость, на которую в «Эр Франс» на обычном рейсе рассчитывать не приходилось.

В аэропорту сенегальской столицы меня встречали двое коллег: будущий сосед по кабинету, физик-ядерщик по образованию Миша и старший товарищ, опытный африканист, имевший за плечами «ходку» в Гвинею, Андрей. В то время в Москве посольство Сенегала отсутствовало, поэтому новым сотрудникам визы в паспорт не проставлялись. При этом на границе необходимо было предъявить оригинал разрешающего въезд письма из МИД страны с жирной красной печатью в виде национального символа – баобаба.

С учетом малого количества развлечений прилёт «свежего» человека с «большой земли» всегда становился событием. Новичка надо было вычислить на выходе из самолёта и успеть перехватить до момента пограничного контроля. Обычно мы устраивали «аттракцион», выходя на поле и пытаясь определить «нашего» ещё на трапе, при спуске на грешную сенегальскую землю. Надо сказать, что в толпе, в темноте (рейс из Парижа прибывал поздно вечером) сделать это было нелегко, поэтому задача была увлекательной. Тем более в те времена смартфонов и соцсетей ещё не было, а с копии паспорта, пересылаемой из Центра по факсу, на нас вместо фотографии обычно смотрел чёрный квадрат. В моём случае всё было несколько проще, т.к. с Андреем мы успели познакомиться в Москве.

Но вот я выхожу из самолёта в ночном Дакаре. Первое ощущение – как будто тебя со всего размаха ударили по лицу мокрой горячей подушкой. Сначала думаешь, что это потоки воздуха от работающих авиационных двигателей. Ан нет, это липкая влажность и тягучий жар моего нового места службы. Добро пожаловать в Африку!

Андрея и Мишу я увидел издалека. Они стояли на поле и играли в тот самый «аттракцион». В этот момент я ещё не догадывался, скольких людей мне самому предстоит встречать и провожать в Дакарском аэропорту за время командировки, что это поле станет родным, что я полюблю вид стоящих на краю аэродрома холмов Маммель, напоминающих женскую грудь, буду с удовольствием вдыхать запах авиационного керосина, пить местное пиво в аэропортовой забегаловке. Это всё было в будущем. А пока меня подхватили коллеги, мы ловко миновали толпу на паспортном контроле, попутно проштамповав все бумаги, забрали мой скромный багаж и довольно быстро погрузились в порядком раздол-банный «Форд Эскорт», который станет моим первым служебным автомобилем.

«Тебя надо покормить, – тоном, не терпящим возражений, заявил «бывалый» Андрей, – Сейчас поедем в один из лучших ресторанов города, где любит бывать сам посол». Я робко попытался возразить, что с дороги и, вероятно, не слишком прилично одет для столь ответственного похода, но от меня отмахнулись.

И вот мы уже мчим от аэропорта по тёмным улицам. Время от времени дорогу перебегают белые кроссовки, обладателей которых в ночи категорически не видно. Я тщетно пытался вглядеться в пейзаж за окном, но кроме редких горящих окошек разглядеть толком ничего не удалось. Тем временем автомобиль ловко подруливает к какой-то хибаре, на которой светится неоновая надпись «Arc-en-ciel» («Радуга»), мы гурьбой заваливаемся внутрь помещения, сильно смахивающего на придорожную «тошниловку», плюхаемся за видавший виды столик. «Вот! – торжественно объявляет Андрей, – То самое место, про которое мы тебе говорили! Шикарно! Всем здесь очень нравится!» Я тоскливо осмотрелся ещё раз. Грязь, мухи, лениво работающие вентиляторы, плохо прокрашенные стены. Сюда любит приезжать посол… Боже, куда я попал?!

Окончательно меня добила квартира, куда меня после ресторана, где мы что-то съели и выпили по паре пива, доставили коллеги. На одной из основных улиц старого Дакара, бульваре Республики, на котором располагаются Президентский дворец, главный католический собор, чуть ли не единственный в стране театр и Музей вооруженных сил Сенегала, стоят две небольшие, весьма скромные, когда-то белоснежные двухэтажные виллы в колониальном стиле постройки 1940-х годов. В одной из них располагается резиденция советника-посланника российской дипмиссии, а во второй – консульский отдел и над ним три маленьких квартирки. Здания старые и видавшие виды, с щелями в палец толщиной везде, мебель убитая, коричневатая африканская пыль толстым слоем повсюду, а из шкафов выбегают огромные тараканы-кукарачи.

Сел я среди всей этой «красоты», с трудом выцепив взглядом более-менее чистый угол дивана, и весьма сильно закручинился, наконец-то сполна ощутив глубину своего отрыва от цивилизации, привычной жизни, семьи. Правильно ли я поступил, согласившись на эту авантюру?

Так начиналась моя работа в Сенегале.

Здание Посольства России в Сенегале

МЕСЬЕ ДАКАР

Местные чётко мониторили жизнь российского посольства и отслеживали появление каждого нового обитателя. Наше здание находится в центре довольно бойкого квартала, каждый обитатель которого, включая бездомных собак и кошек, нас «срисовывал» при первом же появлении за воротами.

Вокруг хватало занимательных личностей, формировавших наше окружение. Охранял нас сенегальский ЧОП в виде нескольких стариков различной степени дряхлости, которые работали лет по тридцать и от которых не имелось совершенно никакой возможности избавиться. У нас работал донельзя наглый, ленивый и разбалованный сенегальский водитель Махтар. Трудился добродушный, вечно улыбающийся и довольно стеснительный садовник по имени Мамаду, не очень умело, но добросовестно выполнявший функции разнорабочего. На углу разместился мальчишка-зеленщик, продававший нам овощи и фрукты. Он очень переживал, что у него жесткие африканские волосы, поэтому зимой и летом ходил в плотной вязаной шапочке в надежде таким образом размягчить шевелюру. Посольских обитателей знали ближайший торговец арахисом, владелец продуктовой лавки, сапожник на углу, хозяин маленькой столовки, где мы иногда столовались, управляющая маленькой кондитерской, ливанцы из магазина женского белья, мавританец–поставщик туарегских украшений, чистильщики обуви, охранники всех окрестных домов, квартальные нищие и побирушки, «несуны» – мелкие торговцы всякой сезонной всячиной с рук, маршруты которых проходили мимо посольства, и т.д.

Первое испытание, через которое всегда проходили новички на первую-вторую неделю пребывания, – «подход друга», который увязывался за тобой, совал в руки какой-нибудь сувенир (естественно от чистого сердца и совершенно бескорыстно, т.е. даром), часто в этой роли выступала якобы золотая подвеска в виде баобаба, потом долго шёл нога в ногу, пытаясь говорить обо всём на свете. Если объект внимания имел неосто-рожность обозначить знание французского языка, то отвязаться вообще было крайне непросто. В конце пути «друг» настоятельно требовал ответный подарок, лучше деньгами. Мол, в Сенегале такая традиция – радовать друзей подарками.

Второе испытание – выдержать, что как минимум первые месяца три тебя в твоём районе будут называть не иначе как «месье Дакар» (женщин – «мадам Дакар») (по-русски в обоих вариантах «свежий лох») и вечно пытаться надуть и обсчитать. Этим титулом, на самом деле, награждали всех незнакомых иностранцев, подсоз-нательно помещая их в категорию потенциальных жертв «развода». Набравшись опыта, понял, что если тебя так обозвали, то стоит резко возмутиться, а ещё лучше – гордо заявить в ответ «Je suis sénégalais!» («Я – сенегалец!»). С одной стороны местных это забавляло, с другой – они сразу понимали, что перед ними не абы кто, а «бывалый» тубаб.

Для пар бледнолицых существовало другое «погоняло» – «жён марье» («молодожёны»). Оно тоже ничего хорошего не сулило, ибо обозначало лишь, что тебя идентифицировали как туриста и наметили в жертву на предмет бессовестного отъёма денежных средств или нескончаемого мотания твоих нервов. Купировать подобное посягательство приходилось максимально жёстко, без шуток, доходчиво, иначе потом не отвяжешься. Для этого освоил несколько фраз на самом распространенном в Дакаре местном языке волоф. Со временем «отбривать» научился за секунду.