Влияние 3

Тут я увидела девочку. Её тоже скрутило, как и меня, но она повисла на аппарате, вцепившись пальцами правой руки в один из экранов. Кисть сжалась так сильно, что удерживала вес всего её дрожащего тела. Ларс взял девочку под плечи. В этот миг спазм отпустил нас обеих. Девочка начала кашлять и делать громкие свистящие вдохи. Учёный сделал и ей укол.

Похоже, их эксперимент закончился. Все, кроме меня и девочки, всё это время сохраняли спокойствие, двигались уверенно и чётко. Они словно знали, что мы с ней будем делать. А может, они просто всегда готовы ко всему.

Глава 26

Когда я открыла глаза, снова увидела кабинет с приборами и себя, обвешанную проводами. Моя кровать сейчас больше походила на кресло, потому что спинка была достаточно хорошо приподнята, и моё положение было полусидящим. «Ну вот. Опять я здесь!», – подумала я и тяжело вздохнула. Получилось громче и трагичнее, чем мне хотелось. Сразу после моего вздоха кто-то из присутствующих направился ко мне. Я повернула голову в ту сторону, откуда слышались шаги, и увидела Ларса. Доктор подошёл слева, поставил рядом с моей кроватью табурет и сел лицом ко мне. Я опустила взгляд на одеяло.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Ларс, сохранив официальный тон.

«Что это значит?! Они меня не раскусили? Мне продолжать вести себя как Татьяна?», – растерялась я.

– У меня немного болит голова и левая рука, – недолго думая ответила я спокойным голосом.

– Расскажите, что с вами сегодня произошло? Начните с момента, как вы проснулись.

– Я проснулась, позавтракала и пошла собираться в больницу. Потом пришли вы, – я недовольно вздохнула и покосилась на доктора. На этом мой рассказ и завершился.

– Это было вчера утром, – ровным голосом поправил меня Ларс. – Сегодня утром вы проснулись здесь, в этой комнате.

– Что?! – удивилась я. – А что же я тогда делала вчера весь день?

– Вы спали, – доктор говорил вкрадчиво и негромко, – а мы тем временем провели вам обследование.

– Так. Получается, я должна была вчера вечером уже вернуться к сестре. Вы же сказали, что проведёте обследование и отпустите меня, – мой вопросительный взгляд поднялся на Ларса.

Я надеялась получить два ответа: почему меня до сих пор не отпустили, и с кем всё-таки сейчас разговаривает доктор – со мной или с Татьяной.

– Я сказал так: если выяснится, что всё хорошо, вечером вы уже будете дома. В результате аварии вы получили сотрясение мозга, которое спровоцировало серьёзное психическое расстройство. Вчерашнее обследование подтвердило это. Вы пробудете в нашей больнице до тех пор, пока мы не разберёмся, что именно с вами происходит и как это вылечить.

– Но со мной же всё в порядке!

Мой голос начал звучать выше, в нём послышалась нотка отчаяния. Я уже давно не смотрела на доктора. Его строгий и пронизывающий взгляд невозможно выдержать дольше секунды. Сейчас я смотрела на свою правую руку, которая, пока Ларс говорил, нервно теребила край одеяла.

– То, что произошло с вами сегодня утром, по мнению врачей, не нормально. Давайте, мы сейчас вспомним это событие. Расскажите подробно, что вы сегодня делали, после того как проснулись.

– Зачем мне рассказывать, если вы и так уже всё обследовали и решили, что я ненормальная? Сегодня вы и ваши аппараты делали со мной непонятно что. Мне от этого становилось нехорошо. Сейчас я вам расскажу, а вы потом используете мои слова против меня!

– Мы к вам не подключали ни одного аппарата, который может хоть как-то воздействовать на вас, – заявил Ларс, пристально глядя на меня. – Эти приборы нужны для того, чтобы следить за вашими сердечными ритмами, активностью мозга и так далее. Благодаря этому мы знаем, что происходит с вашим телом, но, что происходит с вами, – он указал рукой на меня, – знаете только вы. Для полного понимания ситуации нам нужно узнать, что вы чувствуете. Чем быстрее мы всё выясним, тем раньше вас отпустят домой.

Я нахмурилась и задумалась. Мне не хотелось ничего рассказывать, но как этого избежать – неизвестно. Просто наотрез отказаться? Тогда у меня уже точно не будет никаких шансов вернуться к Марии. Они ведь будут вынуждать рассказать всеми способами. Мне, а уж тем более Татьяне совсем не хотелось бы этого. Потребовать что-то взамен? Тогда к моим словам будут придираться, начнут выспрашивать всякие мелочи, придётся рассказывать всё, как есть. А так можно где-то и приврать или недосказать.

Ларс ждал. Он посмотрел на монитор, потом снова на меня. Спокойно и неторопливо. Его испытующий взгляд не давал усомниться в том, что меня не оставят в покое. Я решила пойти по пути наименьшего сопротивления: «приврать и недосказать». Набрала в грудь воздух и начала вещать, стараясь сделать голос ровным:

– Сегодня я проснулась здесь и просто долго лежала и ждала. Потом меня отвели в комнату с каким-то аппаратом. Там мне дали листок, мелок и сказали обводить линии. Я обвела. Листок забрали и положили взамен такой же, чистый. Сказали снова обводить. Второй раз у меня уже стало плохо получаться.

– Что вы почувствовали? – уточнил Ларс.

Я задумалась. «Как ему лучше объяснить? Чтобы не рассказать лишнего, и чтоб понятно было».

– Холод по спине и… дрожь. От этого чувства мне стало нехорошо, и у меня вдруг сломался мелок. А этот… доктор, наверное, он на меня так смотрел, – я подняла взгляд на Ларса и воскликнула: – Ему было смешно! Он надсмехался надо мной, а мне было плохо!

– Что было дальше? – проигнорировав возмущение, перенаправил мой рассказ Ларс.

– Я продолжила рисовать половинкой мелка, она потом тоже сломалась. Доктор хотел дать мне новый мелок, но я уже не стала его брать. У меня сильно кружилась голова, всё тело дрожало. Потом из носа даже кровь пошла. Доктор дал мне платок, я вытерла нос и, кажется, отключилась. Очнулась, когда уже вы появились в кабинете, и девочка сидела напротив меня. Вы попросили её вспомнить меня, она не смогла. Когда девочка чуть не заплакала, я… у меня всё внутри как будто сжалось.

– Вы разозлились? – спросил доктор то, что я пыталась умолчать.

– Наверное, – нехотя пробубнила я и поспешно продолжила рассказ: – Девочка посмотрела на меня, и я…

– Перед этим вы закричали «замолчи» и схватились за голову. Кто должен был замолчать? – перебил меня Ларс очередным уточнением.

– Я не знаю, – сразу выпалила я, не успев придумать другого ответа.

– То есть вы закричали это просто так?

Ларс хотел получить ответ. Его лицо сейчас выражало опасную смесь строгости и настойчивости. Я растерялась. Потому что не сразу вспомнила, кому я тогда кричала. А когда вспомнила, поняла, что не смогу рассказать об этом Ларсу. Из уст Татьяны странно прозвучала бы фраза: «У меня в голове хохотала сущность и говорила про Искру».

– Я закричала это вам, – наконец, выкрутилась я из ситуации. – Вы просили девочку вспомнить меня, но она не могла. Вы опять начали просить. Я почувствовала в голове сильную вибрацию и дальше уже не могла контролировать себя. Всё происходило очень быстро. Мои руки почему-то начали сами рисовать, потом писать, кажется. Мне было не видно, мои глаза смотрели только в глаза девочки. Руки сами всё делали, – тут я замялась и осторожно глянула на Ларса: – А что я там написала?

Ларс смерил меня внимательным взглядом, затем поднялся с табурета и отошёл вглубь кабинета. Там он выдвинул ящик тумбочки под одним из столов и что-то достал. Оно лежало сверху. Доктор развернулся и направился ко мне. В его руках был лист бумаги.

– Вот то, что вы написали, – вернувшись на свой табурет, сказал он и протянул мне лист.

Я осторожно взяла его, с недоверием. Это было так странно, что он дал мне этот рисунок. Получается, выполнил мою просьбу, причём сразу.

С одной стороны на листке были красные заковыристые линии, из-под них выглядывали пунктирные зигзаги. Они совсем не совпадали. Красный мелок рисовал изящные завитки, а пунктир шёл своим угловатым путём.

«Странно, я думала, что рисую всё ровно, как надо. А получилось вообще что-то другое. Просто узоры какие-то», – меня удивило это.

Когда я перевернула листок, увидела небольшой текст: «Мощный хищник на охоту, ходит, словно на работу. Хитрый хищник, настоящий, часто пищу ищет в чаще. Хищник в хижину не вхож, хоть на кошку и похож. Он и мягок, он и хитр, знает много разных игр». Текст был написан крупным чётким почерком, печатными буквами. На русском языке. Я прочитала снова и снова.

– Что это значит? – спросил Ларс.

– Я не знаю, – честно ответила я, глядя в листок. Потом меня вдруг осенило, точнее из памяти Татьяны всплыл факт: – Это просто детские скороговорки.

– Вы их раньше где-то слышали?

– Ну, да, наверное. В школе или ещё в детском саду. Я уже не помню.

– Это действительно две детские скороговорки. Только вторая в оригинальной версии заканчивается так: «Он и мягок, он и хитр, потому что это тигр», – Ларс проговорил скороговорку чётко, на английском языке.

– Ну, может быть. Я не знаю, как правильно, – я пожала плечами. – Я же когда писала, даже не знала, что пишу. Моей рукой управлял кто-то другой.

– Что ж, хорошо, – сказал Ларс и забрал у меня листок. – Рассказывайте, что было дальше, после того, как вы дописали этот текст.

– Девочка перевернула на меня стол, я под него прыгнула. Потом она начала что-то нажимать на том аппарате. Доктор хотел помешать ей, но я… должна была его толкнуть. А вы схватили меня и бросили на пол. Я встала и схватилась за стул, но потом что-то произошло, и у меня всё тело как будто резко сжалось. Стало больно, и невозможно дышать. Потом мне сделали укол, и я заснула. Всё. Сейчас, получается, вечер уже наступил.

– Хорошо, – повернувшись к мониторам, сказал Ларс.

На пару минут в комнате воцарилось молчание.

– А когда вы отпустите меня домой? – робко поинтересовалась я.

Ларс резко повернулся и пристально посмотрел мне в глаза.

– Когда мы закончим обследование, – проговаривая каждое слово, сказал он строгим голосом.

Я сразу насупилась и отвернулась от него. Доктор поднялся с табурета и вышел из кабинета. Я осталась с двумя медиками, которые всё время тихо сидели за компьютерами у стены слева. Что они там делали и зачем, оставалось для меня загадкой.

«Мощный хищник на охоту, ходит, словно на работу. Хитрый хищник, настоящий, часто пищу ищет в чаще. Хищник в хижину не вхож, хоть на кошку и похож. Он и мягок, он и хитр, знает много разных игр», – прокрутила я в голове текст, который написала под влиянием Искры.

«Может, это что-то значит? Вдруг загадка какая-то или подсказка?» – задумалась я. – «Да, речь идёт о хищнике, но о моём ли? А причём тут чаща, хижина, кошка и игры? Может, просто эти скороговорки, это то, что может быть в памяти и у меня и у Татьяны? Она ведь тоже из России, как и я. Могла ли я слышать эти скороговорки? Могла, просто уже не помню где и когда. Татьяна тоже могла. Вот Искра и написала на листке то, что не выдаст меня. Но говорится о хищнике не просто так…».

Дверь открылась, в кабинет вернулся Ларс. Следом за ним зашли два медика. Они втроём направились ко мне. Доктор остановился у компьютера слева и принялся там что-то быстро печатать на клавиатуре. Медики начали отсоединять проводки от датчиков на моём теле. Они управились очень быстро, после чего Ларс повернулся ко мне и сказал:

– Вставайте и идите за мной.

Я осторожно поднялась, свесила с кровати ноги и встала на пол. Тут у меня резко заболел живот. Наверное, моё лицо перекосилось от неприятных ощущений, потому что Ларс вопросительно посмотрел на меня.

– Мне надо в туалет, – смущённо сказала я, глядя в пол.

– Я отведу вас, – сказал доктор и направился к выходу.

Мне пришлось собраться с силами и шагать за ним. «Это ужасно! Я тут уже два дня, получается, и ни разу за это время не сходила в туалет. Они вообще не думают о моём самочувствии? Я уже не говорю о том, что меня за это время ни разу не покормили. Но мне правда есть и не хочется, почему-то. Зато обследование то они провели и эксперимент свой дурацкий! А обо мне никто не подумал. А если бы я во сне описалась или ещё чего хуже?!», – мысленно возмущалась я.

Мы с доктором вышли в коридор. Он подвёл меня ко второй двери слева и указал на неё рукой.

– Туалет здесь.

– Спасибо, – тихо процедила я и поспешила зайти в помещение, стараясь поскорее скрыться от пронизывающего взгляда.

Справив нужду, живот стал болеть немного меньше, но он всё ещё ныл, ведь ему пришлось терпеть очень долго. Я вымыла руки и, когда потянулась к полотенцу, заметила небольшое зеркало над раковиной. Моё отражение огорчило меня. Лицо не умытое, волосы не расчёсанные и спутанные. Коса, которую я заплела ещё вчера утром, сейчас была похожа на паклю.

Я включила снова кран и начала старательно умываться, потом несколько раз прополоскала рот. «Зубной щётки, пасты и расчёски тут, конечно же, нет. Придётся без них выкручиваться. Ну, вообще условия!», – негодовала я.

Высушив об полотенце руки, я принялась быстро расплетать косу. Волосы сильно спутались, их пришлось «разбирать» руками. Я торопилась, потому что за дверью стоял Ларс и ждал. Насколько ещё хватит его терпения – неизвестно, он может войти в любую секунду. Я быстро распутала волосы, кое-как «расчесала» их пальцами и принялась заплетать обратно в косу. Получилось не ровно, но зато теперь ничего не торчало. Я перестала быть похожей на кикимору или на пугало.

Когда я вышла в коридор, Ларс стоял в пяти метрах от двери в туалет и разговаривал с каким-то мужчиной в белом халате. С очередным доктором или учёным. Увидев меня, Ларс завершил беседу и подошёл ко мне.

– Идёмте, – сказал он и зашагал по коридору.

Я последовала за ним. Мы шли всё время прямо и остановились в тупике у раздвижных железных дверей. Спустя пару секунд они сами разъехались в стороны и пропустили нас в просторную кабинку лифта. Здесь Ларс тоже не нажимал на кнопки, хотя они тут были. Лифт сам закрыл двери и поехал, куда надо.

«Мы движемся вниз. Здесь чувствуется. А вот в той больнице на острове не понятно было, куда едет лифт. Интересно, мы сейчас на острове или нет? Но это точно какая-то другая больница. Или просто здание другое. Оно выглядит более старым, что ли. И потолки здесь повыше, кажется», – рассуждала я, озираясь по сторонам.

Лифт высадил нас в огромном длинном коридоре. Здесь было темновато и прохладно. Как будто на весь этот коридорище просто не хватало тепла и света.

Ларс повёл меня вперёд. Идти долго не пришлось, наша дверь оказалась совсем рядом. Мы повернули направо и вошли в пустую комнату. Мне в глаза сразу бросилось огромное окно во всю стену. За ним было ещё одно помещение. Знакомая планировка.

В самой комнате свет не горел, а в помещении по ту сторону окна были включены яркие лампы. Они хорошо освещали пространство и там и тут. Я во все глаза глядела туда.

Мы остановились у стекла. Ларс сказал:

– Посмотрите внимательно в ту комнату и скажите, что вы там видите.

Я к этому моменту уже всё просмотрела, но ничего не увидела. Пустое помещение и всё. Но я знала, что меня привели сюда не просто так. Когда я последний раз была в подобном месте, увидела за стеклом Хищника.

«Он должен там быть. Почему я ничего не вижу? Глаза Татьяны не могут видеть Хищника? А я ведь могу его видеть и чувствовать! Или стекло мне не даёт это сделать? Как понять, есть он там или нет?», – я продолжала внимательно всматриваться и изучать глазами каждый уголок.

– Там ничего нет, – это прозвучало как-то тоскливо и неуверенно.

Я всё ещё смотрела туда и искала хоть что-то. Мне пришлось даже прижаться лбом к стеклу, чтобы лучше рассмотреть. Ларс стоял в двух шагах от меня и ждал.

– Нет, ничего, – спустя пару минут сказала я и шагнула назад от стекла.

– Хорошо. Идёмте, – сказал доктор и повёл меня прочь из комнаты.

До самой двери я шла, постоянно оборачиваясь на окно. Там была лишь освещённая пустота.

Ларс тем же путём повел меня обратно. Я плелась за ним в расстроенных чувствах. Меня не отпускали мысли о том, что у меня сейчас был шанс увидеть Хищника, будь я в своём теле. Может, шанса и не было, но вдруг. Когда мы вышли из лифта, из моих глаз потекли слёзы. Я начала торопливо вытирать их, чтобы не привлекать к себе не нужное внимание.

Меня вернули в медкабинет, велели ложиться на кровать, навешали обратно датчики. Я больше не обращала внимания на происходящее вокруг. Мне хотелось лишь одного – увидеться с Хищником. Моя тоска вскоре переросла в усталость, и я не заметила, как заснула.

Разбудили меня уже, наверное, на следующее утро. Хотя, кто знает, сколько времени я спала. Никто же не скажет, а окна в этом здании мне ни разу ещё не встречались. Время суток даже приблизительно определить невозможно.

Медики приподняли спинку моей кровати и начали снимать с меня проводки. Потом принесли завтрак – тарелку жидкой молочной каши. Мне поставили прямо на одеяло специальный столик в форме буквы «П» с короткими ножками. За ним и пришлось завтракать. Я спросонья ещё была не голодной, но не стала отказываться и всё съела. Порция то была детская.

После завтрака медики повели меня в другой кабинет, где уложили на кушетку и надели на голову какую-то странную маску-шлем. Так я была примерно на час лишена возможности видеть происходящее и потому просто лежала с закрытыми глазами, скучала, думала о чём-то отстранённом.

Звуки маска тоже приглушала. Я понимала, что в кабинете есть кто-то из докторов или медиков. Периодически они подходили и что-то подсоединяли к моему шлему и к датчикам на руках и шее.

Я не была пристёгнута к кушетке ничем и никак. Можно было просто встать, снять с себя маску-шлем и разбить её об пол, а дальше действовать по ситуации. Будь я сейчас в своём теле, так бы и поступила, но от лица Татьяны этого делать не стоило. Да и как-то злости не хватало, что ли. Эта девушка довольно-таки спокойная по характеру. У неё как будто вообще не вырабатываются эмоции на всякие акции протеста. Эта черта немного приглушала мои буйные порывы и сглаживала душевные возмущения.

***

Волтер сел на край кровати, где лежала девочка. Сегодня утром её долго не могли разбудить. До конца она так и не проснулась. Общая слабость, отказ от воды, изнурённое выражение лица, тревожные показатели на мониторах. Всё это говорило о том, что девочка, а точнее душа Татьяны, не может дальше оставаться в этом теле. Либо оно устало носить её и хочет «сбросить», либо сама Татьяна устала от жизни в таком непростом теле с Искрой.

Начальник решил лично оценить ситуацию.

– Ты меня слышишь? – спросил он, взял девочку за подбородок и повернул её лицо к себе.

– Да, – почти шёпотом ответила Татьяна.

– У тебя что-нибудь болит?

– Рука, – девочка нахмурилась и пропищала плаксивым голосом: – И голова. Почему она не проходит?

– Мы дали тебе обезболивающее, оно скоро подействует, потерпи немножко, – мягким голосом пообещал Волтер. – Когда у тебя начала болеть рука?

– Я не помню. Я уже ничего не помню, – из глаз девочки потекли слёзы, она начала дрожать.

Волтер аккуратно расстегнул систему фиксации на левой руке девочки. Один из медиков подошёл к начальнику, чтобы помочь, но Волтер остановил его, подняв указательный палец вверх. Помощник замер на месте в ожидании распоряжений.

Начальник ощупал больную конечность, поглядывая на реакцию девочки. Она резко перестала плакать и теперь наблюдала за доктором уставшими глазами.

– Пошевели пальцами, – попросил Волтер.

Мизинец, безымянный и средний пальцы девочки слегка согнулись.

– Молодец, – начальник довольно улыбнулся, – а теперь сожми кулак как можно сильнее.

Те же самые пальцы дважды дёрнулись в попытке сжаться.

– Не получается, – захныкала девочка. – Я не могу.

– Всё хорошо, у тебя отлично получается, – сказал Волтер, повернулся к ожидавшему рядом медику и кивнул ему.

Помощник подошёл и принялся собирать фиксацию руки в исходное положение. Начальник тем временем продолжил беседовать с девочкой:

– Ты сейчас видишь своего кота?

Девочка перевела взгляд со своей больной руки на одеяло. В её глазах мелькнула теплота и тоскливость.

– Вижу, – ответила она.

– Как он себя чувствует?

– Не знаю, – девочка судорожно вздохнула. – Он просто сидит у меня на животе и смотрит на вас.

– Вчера он тоже был с тобой? – спросил Волтер.

– Я не помню, что было вчера. Я же сказала, что ничего не помню, – голос девочки снова начал пищать, в её глазах появились слёзы. – Я устала! Я хочу спать!

– Тебе надо следить за своим котом, чтобы он не убежал. Спать нельзя, – наставительно сказал начальник.

Девочка снова вздохнула, борясь с подкатившим к горлу плачем, потянулась правой рукой к своей сущности и погладила по голове. Медик к этому времени закончил с системой фиксации и отошёл на своё место. Рыжик от прикосновений девочки умиротворённо замурчал, отчего его хозяйка скоро успокоилась и начала медленнее моргать. Вдруг её рука ослабла и легла в сторону на одеяло.

– Сейчас принесут завтрак, – сказал Волтер, внимательно глядя на девочку. – Съешь хотя бы три ложки каши, хорошо?

Девочка никак не отреагировала на эти слова. Она продолжала смотреть на кота, только её взгляд становился всё тускнее, а веки открывались всё реже.

– Фаби! – резко окликнул начальник и похлопал девочку по щекам.

Её голова безвольно перекатилась набок. Глаза закрылись.

Волтер повернулся к мониторам. Какие-то показатели его явно не удовлетворили. Приказным тоном он что-то громко сказал на французском языке, после чего резко встал и вышел из кабинета. К девочке тут же подскочили два медика. Один поставил ей капельницу, второй начал что-то быстро настраивать на компьютере.

Глава 27

Когда с моей головы сняли ту странную маску-шлем, я долго жмурилась, стараясь привыкнуть к яркому свету. Сразу после этого открылась дверь, и кто-то уверенно вошёл. Я начала тереть глаза, чтобы поскорее вернуть себе возможность видеть.

– Поднимайтесь, – послышался голос Ларса. В его интонации звучали собранность и решимость.

Я медленно поднялась и встала на пол. Доктор открыл дверь и обернулся, приглашая меня пойти за ним. Не раздумывая, я зашагала туда, куда ведут.

Мы дошли до конца коридора и спустились на лифте на несколько этажей. Я думала, что меня как обычно отправят в комнату, уложат на кровать, нацепляют проводков. Но мне, очевидно, предстояло пройти ещё какое-то исследование. После лифта мы снова долго шли по коридору. Наш путь закончился за высокими дверями.

Ларс привёл меня в большой полутёмный зал. Сразу напротив входа у дальней стены здесь стоял огромный гудящий компьютер, шириной метра четыре, а высотой почти до потолка. Этот «шкаф» состоял из множества кнопок, экранов, рычагов, антенн и проводов. Прямо перед ним стояли три кушетки, ногами к двери. У каждой койки в изголовье были какие-то свои небольшие приборы с «щупальцами» из проводов и трубочек.

От увиденного меня передёрнуло. Гудение «шкафа» напоминало звук цистерны, стоящей в зале, где мне проводили процедуру по переливанию энергии Искры. Стало страшно. Я остановилась в шаге от двери и начала озираться по сторонам. Люди в белых костюмах медиков суетились у большого компьютера и столов вдоль стен. Их тут было человек десять, не меньше. Они явно к чему-то готовились. Ларс подошёл к средней койке, остановился и повернулся ко мне.

– Сюда проходите, – спокойно пригласил он и указал рукой на кушетку.

Я нехотя поплелась к нему, продолжая озираться. Меня терпеливо ждали.

– А что это? – приблизившись к доктору, спросила я. – Что вы будете делать? – мой голос дрожал от волнения.

– Всё будет хорошо, – заверил меня Ларс, глядя в глаза. – Ложитесь.

Как же мне этого не хотелось делать! Но я всё равно забралась на кушетку и легла. То ли уверенный и спокойный тон доктора заставили меня поверить ему и повиноваться, то ли смирный характер Татьяны так повлиял на меня. Не знаю.

Как только я заняла горизонтальное положение, подошли два ближайших медика и начали пристёгивать меня ремнями к кушетке. Они ловко затягивали ремни на моих руках, ногах и поясе. Ларс просто стоял рядом и внимательно наблюдал за процессом. Наверное, следил за мной, чтобы я резко не передумала и не начала буянить. Мне, конечно же, это всё не нравилось, но что я могла поделать?! Начни я сейчас сопротивляться, они бы наверняка нашли способ усмирить меня. Тем более сам Ларс стоит и всё контролирует.

Открылась дверь, послышались шаги двоих или троих людей. Мне было не видно, кто вошёл, пока они не приблизились. Это оказались Волтер и Вернер. Начальник остановился, не дойдя до моей кушетки пару шагов, и, глядя на мониторы большого компьютера, начал что-то громко и чётко говорить на французском языке. Наверное, раздавал задачи своим подчинённым. А Вернер нёс на руках моё тело на кушетку справа от меня. Оно спало, точнее, очень старалось это делать. Глаза девочки изредка медленно открывались и сразу закрывались. Увидев эту картину, я начала мысленно негодовать: