Маша

– Привет, Катя. Как дела?

– Макс! – голос сестры выдавал такое жгучее восхищение, – Вот это неожиданность! Какими судьбами? Давно не видела тебя.

Щеки сестры покрылись румянцем, и она стояла, вся выгибаясь в призывную эротическую позу. Они были близки, пронеслось в моей голове.

– Я войду? – Максим даже не обратил на нее внимание. Его взгляд медленно скользнул вниз от моей макушки и встретился с моим взглядом. Я стояла, чуть дыша. В моем теле начинал свой дикий танец бешенный прилив адреналина, заставляя сердце сжиматься, и пуская по венам, вместо крови, раскаленную лаву.

– Конечно, проходи, – Катя шире распахнула дверь. Она вся сияла от того, кого видела перед собой.

"Нет! Стой там! А лучше развернись и уйди. Я не могу смотреть на эту холодную красоту без боли". Все эти мысли пронеслись и куда-то разом исчезли, оставив после себя лишь сильный привкус горечи и обреченности.

Сестра отошла в сторону, приглашая жестом войти его в дом.

Максим переступил порог, продолжая смотреть только лишь на меня. Первое, что мне тогда пришло на ум: она его знает. Он изнасиловал меня по ее просьбе. Знал, что ему за это ничего не будет. Знал, что моя семья палец об палец не ударит, чтобы постоять за мою честь. Знал, что я запуганный и затравленный зверек в этом доме среди гремучих змей. Но мои подозрения рассеялись, как дым на ветру.

Его голос звучал убийственно твердо:

– Я пришел не к тебе, родная, а к твоей младшей сестренке. Да, Маша? Нам ведь есть о чем поговорить? Вспомнить старое…

Переведя медленно взгляд с меня на сестру, а затем на мою маму, он строго добавил:

– Наедине.

Странно, но не слишком сговорчивая мама и буйная сестрица молча ушли, перешептываясь. Я осталась с ним один на один. В доме будто стало не чем дышать. Я стояла на том же самом месте, только повернулась вслед за его статной и высокой фигурой. Он прошел в середину зала, увеличивая между нами расстояние.

"Почему сейчас мое сердце обливается кровью, когда я на него смотрю? И почему никак не могу оторвать от него глаз? Зачем он здесь? Чего хочет?" Я серьезно верила, что он не станет насиловать меня в моем же собственном доме. Да даже если бы и стал, на мои крики никто бы не прибежал. И все равно я стояла на месте, пока он не сделал шаг вперед ко мне. Я в испуге отпрянула, часто задышав. Максим тут же остановился. Он снова изучал меня медленно и очень внимательно.

А я не могла отвести взгляда от его чувственных губ, вспоминая их вкус и сладость. И холод. И боль. Вот он, здесь, предо мной. И хотя он не сделал ни одной попытки дотронуться до меня, мне было очень страшно. Он понял, по моей реакции, что я его до жути боюсь, и больше не сделал ни шагу. Оглянувшись вокруг, он взял стул, поставил перед собой, и ударом ноги отправил его в мою сторону.

– Сядь, – последовал твердый приказ.

Продолжая неотрывно смотреть на него, я нащупала рукой стул и села. Максим взял еще один стул, развернул его передом к себе, и сел напротив меня, положив руки на спинку, и расставив длинные ноги по бокам.

Мы молча смотрели друг на друга минут пять. Он изучал меня, а я изучала его. Он был собран и спокоен, я же нервно сжимала и разжимала пальцы рук на коленях, стараясь в корне подавить нарастающее желание встать и броситься с криками прочь из дома. Куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого властного мужчины, который вызывал, и клянусь, будет вызывать бурю самых противоречивых и самых сильных ощущений и эмоций, каждый раз, когда я буду на него смотреть.

Его голос внезапно нарушил гробовую тишину, и я вздрогнула, часто заморгав:

– Почему не сказала? Там, в магазине?

Зачем он задает мне этот странный вопрос?

– Откуда Вам известно мое имя?

– Почему? – проигнорировал он мой вопрос.

– А что мне нужно было сказать? – Мой голос задрожал от волнения, и я проглотила застрявший ком в горле, – Здравствуйте, мой первый мужчина? Рада вас видеть. Спасибо, что подарили мне первый незабываемый опыт. Именно таким я его себе и представляла до встречи с Вами!

Максим тяжело вздохнул в ответ на мой чёрный юмор:

– Правду, что мы знакомы.

Я затрясла отрицательно головой:

– Мы не знакомились. Вам было не до знакомства. Ваш рот другим был занят, как в принципе и руки, и все остальные части Вашего тела.

"Маша, твою маму, остановись, – вопил мой внутренний голос, взывая к разуму, – Куда тебя словарный хер понес?"

Это было так необычно, но светло-карие глаза Максима стали менять свой цвет на жгучий черный. Глаза-хамелеоны. Я о таком слышала, но никогда еще не встречала людей с такой необычной способностью. Я поежилась.

– Не советую использовать в мой адрес такой тон. Это тебе на будущее, – это самая спокойная и безболезненная угроза с его стороны.

– А что будет? Вы меня накажите?

– Приятного будет мало. Я могу быть очень изобретательным, когда мне это нужно.

От его мягкого бархатного, с нотками хрипотцы, голоса, моя кожа покрылась мурашками. Максим это заметил, но ничего не сказал, лишь сжал пальцы в кулаки. Он видел, как реагирует от страха на него мое тело, как маленькая грудь ходит ходуном под тканью облегающего платья. Он понимал свое превосходство, но не злорадствовал. И даже не усмехался, смакуя победу сильного над слабым. Просто констатировал факт.

Горькая усмешка коснулась моих губ:

– У вас совсем нет совести? Как Вы, после всего, можете сейчас смотреть мне прямо в глаза?

– Если ты ждешь от меня извинений, то ты их не услышишь, – его голос доходил до моего слуха мягкими чарующими волнами, вливаясь в сознание и обволакивая его. Такой знакомый, как будто я его уже где-то слышала. Нет, не четыре года назад, в ту роковую ночь, а позже. Но вытягивать из памяти где и когда, у меня в тот момент времени не было.

В доме царила полнейшая тишина. Было слышно только мое и его дыхание. Его – спокойное, и мое – прерывающееся.

– Я и не жду от Вас извинений. Они не вернут мне то главное, что у меня было, и что Вы силой отняли. Это всего лишь пустые слова, ничего не выражающие. Такое чудовище не может ни о чем сожалеть, а вот упиваться этим способно. Вы настоящий мужчина! С настоящими мужскими поступками! Я аплодирую Вам стоя!

Его лицо не выражало никаких эмоций на мою гневную саркастическую тираду.

– Ты закончила? – спокойно спросил он.

– А вы кончили от распирающего Вас удовольствия, когда терзали невинную девушку? Меня!

– А ты как думаешь? – с вызовом спросил он.

– Я не думаю, я знаю. А если бы в этом доме сейчас находился плод Ваших трудов и стараний? Если бы я от Вас родила?

– А ты родила?

– Нет, – тихо ответила я, качая головой, – Бог уберег от Вашего ублюдка.

– Тогда и нет смысла задавать мне этот вопрос.

Почему он такой спокойный и не пробиваемый? Мне бы хоть каплю такого открытого равнодушия. Интересно, хоть что-то на свете может задеть этого человека? Хоть что-то тронет его сердце? Я была уверена, что если приложу руку к его твердой груди, то услышу ровный четкий ритм, когда мое выскакивает с того самого момента, как только я подошла к двери и увидела его. Такого холодного, безразличного и до безумия красивого.

– Почему ты так боишься? – его взгляд был глубоким. Создавалось впечатление, что он смотрит глубоко внутрь меня, выискивая ответы на те вопросы, на которые он хочет знать ответ, но не хочет об этом спрашивать, – Это всего лишь акт. Не я, так другой был бы. Может быть это было бы в более ласковой форме, но суть от этого не меняется. Через такое проходят все женщины.

Он ещё спрашивает! Господи, что это за хладнокровный монстр?

От воспоминаний меня начало тихонько трясти. Сердце забило быстрый ритм, а тело покрыл холодный пот.

– Вы издеваетесь? Всего лишь акт? Для Вас может быть и так.

"Он тебя распаляет, специально", – зашептал мне разум.

– А для тебя?

– Вы действительно хотите это услышать?

– Если бы я не хотел, я бы не спрашивал. Тебе нужно об этом поговорить со мной. И ты перестанешь дрожать.

– Поговорить о чем? О том, что я была восемнадцатилетней девушкой, которая в таком юном возрасте испытала на себе всю силу изувера? Ему никогда не понять того, что он натворил. Мой первый поцелуй должен был быть не таким, когда мои губы используют, оставляя кровоподтеки. Большой и сильный мужчина делал со мной то, что он хотел, не слушая меня, не слыша моей мольбы. Превращая мое тело в грязь, – я стала плакать, но продолжала говорить, словно меня прорвало. Как-будто передо мной сидел не мой насильник, а просто молчаливый слушатель. – Я была невинной! До него у меня никого не было. Я вообще об этом даже не имела ни малейшего представления. Я не знала, как выглядит обнаженный мужчина, и уж тем более каким будет это вторжение. Это унизительно и больно! Настолько больно, что каждый его толчок был подобен лезвию ножа.

Он мягко меня перебил:

– Успокойся. Не нужно сейчас плакать. Задержи дыхание, и снова медленно начни дышать. Не говори о действии. Говори об эмоциях. Ты боишься не самого акта, ты боишься конкретно меня!

Я сделала, как он сказал, понимая, что больше слез нет, и ком в горле исчез и не мешает говорить. Но виду я не подала, что действительно он мне помог успокоится и собраться с мыслями. Я просто задала следующий вопрос:

– С чего Вы взяли, что я не боюсь акта?

Он в нетерпении наклонил голову, сжав пухлые и четко очерченные губы, и посмотрел прямо на мою грудь. Она часто и сильно вздымалась от нахлынувших воспоминаний. Соски под взглядом его карих глаз отвердели, и касаясь ткани платья, начали разливать по телу теплую волну жара. Сердце на мгновение сжалось и тут же учащенно забилось, посылая волны вниз, заканчивающиеся покалыванием где-то в самой сердцевине средоточия моей женственности. Я крепко сжала колени, действуя по инерции. Губы пересохли, и я их облизала, приоткрыв рот, из которого вырывалось прерывающееся дыхание. Его взгляд медленно вернулся к моим глазам. Максим улыбался.

– Вы сейчас получаете от этого удовольствие? Вам лечиться надо. Вы извращенец! – мне с трудом давалось каждое слово от новых накативших ощущений.

– Я хочу тебе помочь, – был тихий и спокойный ответ.

– Неужели? Мне уже никто не поможет. И уж тем более Вы! Чтоб понять всю глубину, представьте, что на моем месте могла быть Ваша дочь! Что бы она чувствовала, и как бы Вы ей потом "помогли"?

– Какие эмоции ты испытывала в ту ночь? – настойчиво повторил он, снова игнорируя мой вопрос.

Я столько всего чувствовала в ту роковую встречу с ним, но почему-то именно сейчас все слова вылетели из головы, и я не могла дать полное описание всего кошмара, который пережила. Будто бы и не чувствовала ничего вовсе. Будто бы это все мне приснилось.

Я посмотрела прямо в его глаза:

– Беспомощность, боль, унижение, стыд. Мне хотелось сдохнуть!

– Нет! Ко мне! Что ты чувствовала ко мне?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Я старательно пыталась воскресить в памяти хоть что-то, чтобы понять, что я к нему испытывала. Я снова вернулась на аллею парка, снова вспомнила его горящие дьявольским светом глаза, вспомнила, как грубо он меня целовал, а потом ударил и потащил за деревья. Я чувствовала, что он будет делать со мной ужасные вещи, но не понимала еще какие. Я уже не могла кричать и брыкаться, потому что меня с головой парализовал страх. Этот мужчина был сильнее меня физически, и если бы я продолжила дальше сопротивляться, применил бы еще более грубую силу, и не рассчитав удара, мог бы меня убить. От его движений глубоко в моем теле, я чувствовала только боль от толчков, но не страх перед ними. Я боялась не самого акта, меня страшил человек, который проникал в мое тело все глубже и глубже. Я боялась того, что он может сделать со мной после, а не того, что он был во мне.

Я вернулась в реальность, и тихо проговорила:

– Я чувствовала, что боюсь Вас. Вашего тела, губ и рук. Ваших дальнейших действий. Больше ничего.

– А сейчас что ты чувствуешь?

Я выпалила, не раздумывая:

– Ненависть!

Он удовлетворительно кивнул. Я же сконфужено опустила глаза, осознавая, что страха больше нет. Руки перестали дрожать и сердце стучало ровно, отбивая тихий ритм.

– Дотронься до меня, – он протянул ко мне свою сильную руку, с длинными, красивой формы пальцами. Такие руки у музыкантов.

Он находился на недостаточно близком расстоянии, и чтобы его коснуться, мне нужно было встать и сделать два шага в его сторону. Но ноги были будто не мои и не могли сдвинуться с места. Нет, не от страха, а от других ощущений, которые мне было сложно описать и уж тем более, объяснить.

Я покачала головой, издав два коротких звука, означающих отрицание. Он положил ладонь обратно на спинку стула и улыбка появилась на его губах, сразу меняя черты лица. Красивый мужчина на моих глазах стал великолепным и притягательным.

"Господи, какая улыбка, как она ему идет! Выкалите мне глаза, иначе они заплачут кровью. Сердце уже плачет. Я представляю, сколько уже женщин было у его ног, как они его боготворили и как им не хотелось жить, осознавая, что они его не зацепили, и он ушел. Они ненавидели ту, что когда-то покорит его и заставит смотреть только на нее одну".

Появись он в моей жизни в первый раз только сейчас, и не храни я глубоко в сердце любовь к Димке, меня бы насиловать не пришлось. Я была бы согласна всего лишь на одну ночь. Просто чтобы прикоснуться к совершенству. И вспоминать с замиранием сердца каждую минуту. Гордиться тем, что он выбрал меня! Подарил часть своих эмоций, кусочек любви и ласки.

Я знаю, это всего лишь внешность. Чарующая, притягивающая… Внутри этого человека не все так прекрасно. Его душа – омерзительное существо, с уродливым ликом. "Я ненавижу его! Он не имеет право на жизнь. Он должен корчиться в муках, в агонии адского пламени. Я хочу его крови! Я хочу вырвать его сердце и сжимать в руках, пока вся кровь, капля за каплей, не зальет пол, стекая по моим ладоням. И, клянусь, я отомщу. Однажды!"

– Не все так ужасно, как выглядит вначале, правда, Маша? – обратился Максим ко мне, тепло улыбаясь. – Ты уже можешь на меня смотреть без слез и ужаса. Даже прикоснуться можешь, просто не хочешь. Ты открыто мне дерзишь, глядя прямо в глаза. И спокойно говоришь о ненависти. Это о чем говорит? Ты примерила на себя роль жертвы, и она тебе понравилась. Настолько, что ты вошла во вкус и расставаться с ней не хочешь. Все твои страхи у тебя в голове, созданные твоим воображением. На самом деле ты уже никого и ничего не боишься. И достаточно давно.

Он не мог прочитать мои мысли. Это невозможно.

– Ты можешь и дальше заниматься психологическим самообманом, делая вид, что тебе страшно, больно и горько, – продолжал Максим. – Но знаешь что я вижу в твоих глазах, а ведь они зеркало души… Я вижу вызов! Ты даже рада, что это с тобой случилось. Потому что все будут тебя вечно жалеть и лелеять. Только проблема в том, что ты можешь так и не выйти из своей роли. Поверишь сама тому, что придумала, посеяла и с каждым годом растила в себе уверенность, что ты слабое, забитое жизнью существо. Но это лицемерие чистой воды. Сама не замечая, временами, ты показываешь свое истинное лицо. Ты далека от запуганной овечки. Прими это сейчас и смирись, или потом будет совсем туго, когда все те, кто тебя оберегал, защищал и заботился о тебе, вдруг поймут, что в этом не было необходимости. Кто тогда будет чувствовать себя униженным и использованным?

– Зачем Вы пришли? – мне вдруг захотелось плакать.

Минута молчания, и угнетающую тишину прорезал такой спокойный, но твердый ответ:

– Мы должны пожениться.

Я вскочила от неожиданности, ожидая каких угодно слов, но только не этих. Меня одолело сильное желание сопротивляться власти этого человека.

– Нет! Нет! Никогда! – закричала я, как сумасшедшая. Меня за секунду накрыла реальная истерика. И сразу же почувствовала на губах соленый привкус слез. Я дико мотала головой из стороны в сторону, что моментально почувствовала пульсирующую боль в висках.

Не отрывая от меня взгляда, он также спокойно сказал:

– Сядь! – но уже более властно. Его глаза загорелись внутренним огнем, направляя мне властный посыл подчиниться и не спорить.

Как я хотела под этим взглядом провалиться сквозь землю. Но молча сделала, что он велел.

– Зачем вам это? Я же никому ничего не рассказала. Никто не знает. Только вы и я. И я клянусь, что никто и не узнает об этом.

Да, я соврала. Марина знала, Вова знал. Но Максиму об этом лучше не знать. Иначе, он свернет мне шею.

Опустив голову, он ответил:

– Мне это не к чему. Этого требуют мои принципы.

– Я не понимаю. Какие принципы?

Резко подняв голову, он ответил слегка раздраженным тоном, но при этом не повышая голоса:

– Жизненные. И здесь нечего понимать. Свадьба через два месяца!

На улице громко засигналила машина, отдаваясь в ушах эхом сирены, настолько гнетущей была тишина. Он встал, тем самым закончив наш разговор. Поднялась и я.

Когда он сделал шаг в сторону двери, чтобы уйти, я упала перед ним на колени, и словно в молитве сложила руки. Мне было плевать на свое унижение перед этим человеком. Я должна была предпринять отчаянную попытку остановить это безумие.

– Прошу Вас, не делайте этого. Я сделаю Все, что хотите. Все, что Вы скажите, но только не принуждайте меня становиться Вашей женой. Хотите, я уеду далеко и никогда не вернусь? Если нужно, я снова стану Вашей на одну ночь. Вы получите то наслаждение, что испытали тогда. Я все переживу, только не берите меня в жены. Я прошу Вас, ради всего святого! – стоя на коленях, я смотрела снизу вверх на человека, который издевался надо мной несколько лет назад и была согласна на все, только не на роль его супруги. Пережила ад однажды, переживу и дважды.

Его глаза заволокло дымкой, и в них промелькнули удивление и жалость. Или мне это показалось? Максим шагнул в мою сторону, и я вся инстинктивно сжалась, но не от страха, а скорее по привычке. Он тут же остановился.

– Это неизбежно и больше не подлежит спорам и обсуждениям, Маша! – его голос вынес свой вердикт спокойным и твердым тоном.

И весь груз вселенной опустился на мои плечи, неся с собой желание исчезнуть или стать пылинкой, оседающей на пол, где ее в скором времени смоют, не оставив ни одного воспоминания, потому что она того не стоила. Ее участь – небытие в огромных просторах вселенской пустоты.

Я медленно поднялась с колен, сжав пальцы в кулачки от бессильной ярости. С нескрываемой ненавистью, я проговорила сквозь зубы:

– Я никогда не выйду за вас замуж!

Уже выходя на улицу, он остановился, медленно повернул голову в мою сторону и ответил ледяным тоном:

– Если ты откажешься стать моей женой, весь город будет знать твою печальную историю, правда немного приукрашенную мной, где я буду жертва, которую чем-то опоили, а ты пошлая шалава, что навязала себя мне после этого нагло и открыто, – широко улыбнувшись, он добавил еще более ядовитым тоном, – Я распишу во всех подробностях, чем мы с тобой занимались. И добавлю от себя детали, которые твое наивное тело даже не представляет. Поверь, после такого ты никому не сможешь посмотреть в глаза, не сгорев от стыда.

Господи, как же я его ненавидела всем сердцем!

– Вы ублюдком родились, им и помрете. Это я вам гарантирую, – крикнула я, вытирая злые слезы бессильной ярости.

Максим изогнул свои красивые чувственные губы в ехидной улыбке, от которой по коже снова побежали холодные мурашки.

– Ты абсолютно права! Я родился ублюдком. Но как мне умирать, не тебе решать. Готовься к свадьбе, и к скорейшему отъезду. И советую не испытывать моего терпения. Все равно будет так, как я сказал!

Он ни разу не повысил тон за весь наш разговор, ни разу не дотронулся до меня. Просто стоял у двери и смотрел мне прямо в глаза, взявшись за ручку, готовый в любой момент выйти и оставить меня переживать весь этот кошмар в одиночестве. Как он может быть таким спокойным? Неужели не понимает, что он наделал? И что делает сейчас? Как он себе представляет нашу с ним совместную жизнь?

Я отрицательно качала головой, пока слезы текли из моих глаз, изо всех сил хватаясь за последнюю спасительную соломинку. Я вспомнила слова Марины, и использовала их в надежде, что смогу наконец достучаться до этого непробиваемого человека:

– Я Вам не ровня! Посмотрите на меня, посмотрите вокруг, – я умоляюще вглядывалась в него, пока он холодным взглядом, вернувших свой обычный цвет, карих глаз прошелся по мне, по обстановке в доме, – Ваша семья – богатые люди. А наша… Моя мать алкоголичка и наркоманка, а сестра еще хуже. В нашем городе нет мужчины, который не побывал еще в ее постели. Зачем Вам это? Все эти сплетни и слухи. На Вас будут показывать пальцем и смеяться в спину, что нашелся идиот, взявший в жены одну из Соколовых дочерей. Просто уезжайте. Просто оставьте меня в покое!

– Мне всегда было плевать на различие сословий, – тот же спокойный магический тон. – Плевать и теперь, как бы ты не жила, и кем бы не были твои родственники. И уж точно наплевать на то, кто и что за моей спиной скажет. Пусть попробуют сказать, глядя мне прямо в глаза! Я не люблю повторяться. У тебя два месяца, чтобы подготовиться к такому важному событию в твоей жизни. Очень скоро мы увидимся вновь.

Когда он ушел, я почувствовала вовсе не облегчение, а то, как что-то сковало мне руки и сердце на всю оставшуюся жизнь. Он снова все решил сам. У меня в памяти была только одна наша ночь. Теперь их будет сотни, а может и тысячи, если я раньше не наложу на себя руки.

Естественно ни о какой встрече с продюсером не могло быть и речи. На душе было тяжело. Хотелось снова плакать, или выть, или кричать. А может и все сразу.

"Хорошо, я выйду за него замуж. Мне так будет проще прибить его и отомстить за все мучения! За всю боль! А впрочем, я уже и сама запуталась в своих мыслях".

Катя с мамой вышли из комнаты. Сестра посмотрела на закрытую им дверь, потом обратилась ко мне:

– И что ему было нужно от тебя? И почему ты ноешь?

Я вытерла рукой слезы, и направилась к себе в спальню.

– Мне из тебя выбить ответ? – настойчиво спросила сестра, повышая тон.

– Смерти он моей хочет, Катя! Довольна?

Сестра подошла к окну и выглянула на улицу, чуть отодвинув в сторону штору.

Потом произнесла:

– Он уехал с каким-то чуваком на крутой тачке, – и задумчиво добавила, – Я думала, он решил повторить наш бурный роман.

Я усмехнулась сквозь слезы:

– У вас не было никакого романа. Он просто тебя использовал.

Катя скривила губы и сложила руки на груди:

– Тебя, видимо, он использовал тоже, – ее уста источали яд.

Мать все время молчала, слушая нас, а потом махнула рукой, взяла недопитую бутылку с кухни, и направилась к себе в спальню.

Катя изящно села на диван, положила ногу на ногу, и раскинула руки по спинке дивана, надменно улыбаясь:

– Знаешь, Маша, ты не переживай, что он тебя бросил. Это мужики. У них это в крови. Тем более такие богатые красавчики, как Максим, на тебе свой выбор не остановят. Я вообще удивлена, что у вас что-то там было. Святоша, блин! Надо же, – сестра удивленно покачала головой, глядя на меня, но продолжила, – Ну, переспали разок. Ну, бывает. Выбрось его из головы и живи дальше. Хотя я нашу с ним ночь до сих пор забыть не могу, хоть и давно это было, – сестра мечтательно улыбалась, как довольная жизнью кошка, смакуя воспоминания, – Это была самая сладкая и самая жаркая ночь в моей жизни. Согласись, такого огромного члена не ты, не я еще не видели. И думаю, не увидим и впредь. Бог его создал, чтобы мы, грешные женщины, прочувствовали рай на земле, когда он входит сильными толчками, разом заполняя тебя всю, и даря такое наслаждение, такие высоты упоительного восторга, что ты теряешь сознание, а после еще долго чувствуешь дрожь в ногах, – сестра раскраснелась, приоткрыла рот и закрыла глаза, погружаясь в воспоминания испытанного блаженстве.

"Что за ересь она несет, – подумала я и скривилась.– Боюсь, меня сейчас стошнит. Максим и Катя. На огромной кровати. Вместе".

– Тебе нужно не таких искать, – продолжила свои словесные излияния "сестричка", снова открыв томные голубые глаза. – Такие долго встречаются с девушками модельной внешности. Как я, – она грациозно показала на себя рукой. – А тебе, Машунь, подойдет какой-нибудь очкастый ботаник, типа моего бывшего "шизопоклонника" Пети. Ему никогда ничего не перепадало, но он долго не терял надежды, нарезая сюда круги, пока я ему в выражениях не объяснила, куда он может пойти и на что сесть. Правда тащить из таких, как он, нечего. Мамаша училка обычная, папаша грузчик… Я бы тебе его подарила, но он уехал из города. Чего ты молчишь?

– Я слушаю советы своей старшей сестры.

На самом деле я бы засмеялась ей в лицо от ее далеких от истины изречений. Она все неправильно поняла. Но это ее проблемы. Моя одна большая проблема уехала на "крутой тачке с каким-то чуваком".