Правда и ложь. Трактат второй

И чтобы закончить неловкий (для нас обоих) разговор, я попросту снова ее поцеловал. И ощутил, как ее тонкие пальцы сомкнулись на моем затылке.

После чего…

Нет, увы, не угадали. Любовную прелюдию прервал телефонный звонок.

* * *

И опять банкир

– Если вам интересно мое мнение, босс, – Лебедев негромко, словно бы в замешательстве, кашлянул.

Горицкий вопросительно приподнял брови, миходом отметив – сколько "серых кардиналов" выпестовала структура, в которой начинал шеф его личной охраны! Тем не менее, мнение такого человека, как офицер ФСК в отставке, президенту "Бета-банка" действительно было небезынтересно.

– Итак?

– Полагаю, Егору не повредит горный воздух. Воздух швейцарских Альп. Или хотя бы курорт с минеральным источником… Карловы Вары, к примеру.

– Или даже Ницца, – буркнул Горицкий. Признаться, он ожидал от Лебедева большего, нежели банальные рекомендации, которые мог дать любой врач или хотя бы человек из числа тех, кому известно о состоянии его, Горицкого, финансов.

Отправь сынка "на воды", отошли развлечься, пусть даже мальчик займется игрой в рулетку, станет курить "травку", устраивать оргии, подогреваемые абсентом… все, что угодно, лишь бы развеять его меланхолию.

Что душа пожелает… кроме того, разумеется, чего действительно желает его душа.

– Совет неплохой, – задумчиво сказал президент "Бета-банка", – Но я все же предприму последнюю попытку. Слышал, Саша, такую парадоксальную мудрость – "бойся желаний, ибо они могут сбыться"?

Лебедев поморщился.

– Слышал, но никогда ее не понимал. Ладно, сбудется одно желание… Ну, так вскоре возникнет другое. И потом, одно дело – сгоряча пожелать ближнему чего-то дурного, и совсем другое – осуществить мечту всей жизни, вы согласны?

Горицкий счел бестактным уточнять, какова мечта всей жизни его охранника. Хмыкнул.

– Вот именно. Может, при ближайшем рассмотрении девчонка не будет казаться Егору такой уж прекрасной? Как известно, сбывшаяся мечта обычно разочаровывает…

Лебедев бросил на босса короткий взгляд, однако, говорить что-либо в ответ не стал. Сам-то Станислав Георгиевич хоть раз в жизни сгорал от страсти к женщине? Сомнительно… а точнее, нет. Не сгорал. И близко к тому не находился…

Где уж ему понять собственного сына?

* * *

Настя

Определитель номера на сей раз ничего не определил, и сердце у нее предательски екнуло. Не дай бог, с папой что-то случилось… Подобные фобии (говоря безжалостным языком психиатров) преследовали ее в течение минимум пяти последних лет.

"Чушь", – Настя приказала дурным мыслям немедленно убраться из головы. Тем не менее смотреть на обеспокоенное лицо Дениса в настоящий момент она не могла, посему удалилась с телефоном в руке на веранду.

– Слушаю вас, – мимоходом отметила, что голос ее звучит не слишком приветливо.

– Настасья Валентиновна? – баритон собеседника был отменно поставлен, но за мягкими интонациями отчетливо угадывался металл.

Ее охватила мимолетная дурнота. Баритон был ей совершенно незнаком. И это официальное обращение…

"Все-таки папа!" – мелькнула паническая догадка, от которой сердце заколотилось как бешеное.

– Да, – сдавленно ответила Настя, – Это я. Настасья Воронцова, дочь профессора Воронцова. С ним… все хорошо?

Пауза, в конце которой ей захотелось кричать. Она даже не обратила внимание, что Денис вышел за ней следом и теперь находился рядом. Лишь когда он попытался взять ее за руку, она непроизвольно дернулась и вырвала свою ладонь из его теплых пальцев, жестом дав понять Дэну: "Отойди".

– Я надеюсь, – наконец сказал мужчина на другом конце линии (причем, ей показалось, что его голос звучит слегка озадаченно), – Собственно, я бы хотел побеседовать лично с вами, а не профессором…

Облегчение оказалось столь велико, что следующая фраза собеседника едва ли была воспринята Настей правильно.

– Мое имя – Станислав Георгиевич Горицкий, – небольшая заминка, – Я отец Егора.

"Рановато вы, барышня, расслабились", – ехидно шепнул внутренний голос. И следом за мимолетной эйфорией (главное, с папой все в порядке!) нахлынула апатия. Да что ж они все никак не могут угомониться?!

– С ним все хорошо? – осторожно спросила Настя. "Впрочем, если это не так, я-то здесь при чем?" – добавила мысленно, с приливом сильнейшей досады.

Снова короткая пауза.

– Ну, скажем… Егор не совсем здоров, – наконец отозвался Горицкий (господин Горицкий, – тут же поправилась мысленно Настя. Применительно к таким персонам непременно нужно добавлять sir; herr; сеньор, мистер и, наконец, господин. И никак иначе).

Напоровшись на встревоженный взгляд Дениса, адресовала ему ободряющую улыбку. Если б хотя бы половина мужчин была такой же славной, как Дэн… насколько проще была бы жизнь!

Проще. И светлее.

– Да, конечно, – машинально сказала Настя в трубку, потом осознала, что ее реплику можно расценить превратно, и поспешно добавила, – Я вам искренне сочувствую, но помочь, боюсь, не могу.

– А я думаю, можете, – голос мужчины (господина Горицкого), несмотря на кажущуюся мягкость, приобрел некие "металлические" нотки ("Вероятно, так он говорит с теми, кто от него зависит", уныло отметила Настя), – И чтобы досконально обсудить, чем вы, не исключено, сумеете ему… нам… помочь, я хотел бы встретиться с вами лично. В удобное для вас время, – добавил он (куда мягче, чем поначалу. Даже в чем-то вкрадчиво).

Настя обреченно взглянула на часы. Если поторопиться, можно успеть на ближайший рейсовый автобус… все равно настроение безнадежно испорчено, и любовные игры с милым не доставят того удовольствия, какое могли бы доставить до этого идиотского звонка.

– В восемь вечера я буду дома, – она неосознанно заговорила банкиру в тон – сухо и деловито, – Полагаю, именно там мы и сможем все обсудить.

Опять секундная пауза (или легкая заминка?)

– Согласен, – наконец отозвался Горицкий, – Но будет ли это удобно делать в присутствии вашего батюшки?

Настю бросило в жар от резко нахлынувшей неприязни к этому хозяину жизни, ради ничтожного сынули, похоже, готового пойти на любую авантюру (или аферу?)

– Да. Именно в его присутствии, – отчеканила она ("А заодно и в присутствии Лорда. Для подстраховки").

– Отлично, Настасья, – больше добавить она ничего не успела, ибо связь прервалась.

Спустя мгновение надежные руки Дениса опустились на ее плечи.

– Что случилось? – негромко спросил он.

– Да ничего, – в течение ужасной секунды, растянувшейся, казалось, на целую вечность, Настя боялась, что попросту разрыдается на широкой груди своего бойфренда.

Впрочем, усилием воли ей все-таки удалось взять себя в руки.

– Из деканата звонили, – изобразив удрученный тон (что было совсем нетрудно) пояснила (точнее, солгала) Настя, – Какие-то неясности с оформлением документов… В любом случае, надо ехать.

Если Дэн и заподозрил неладное, то ничего ей не сказал.

Он всегда выгодно отличался от своих ровесников врожденным чувством такта.

* * *

Снова банкир

…Окинув взглядом массивную "сталинку", Горицкий вышел из машины и в сопровождении Лебедева направился к нужному подъезду.

На звонок домофона отозвалась не "пигалица" (как он ожидал), а сам профессор (отчего Станиславу Георгиевичу на миг даже стало неловко).

Тем не менее, голос банкира звучал уверенно.

– Добрый вечер, Валентин Владимирович. Это Горицкий. Вряд ли вы меня помните, хоть я некогда и сдавал вам экзамен, – тут он не сумел сдержать легкого (определенно нервного) смешка, – В любом случае, я хотел бы побеседовать с Анастасией.

– Моей дочерью? – озадаченно переспросил профессор, после чего банкир услышал, – Что ж, проходите, и писк электронного устройства, разблокировавшего дверь подъезда.

На третий этаж они с Лебедевым поднялись пешком (допотопный лифт не вызвал доверия у Станислава Георгиевича).

…Постаревший и поседевший (однако, сохранивший тонкость и благородство черт лица, а также ясный взгляд) Воронцов распахнул дверь своей квартиры, одновременно скомандовав глухо зарычавшей черной мускулистой псине: "Место, Лорд, место!"

Именно эта грозная собака и помешала Горицкому обратиться к охраннику: "Побудь у двери". Станислав Георгиевич опасался бойцовых и сторожевых псов (ведь даже хорошо воспитанные собаки бывают непредсказуемы).

Поэтому, вежливо поздоровавшись (и пожав протянутую профессором руку), он заодно представил и Лебедева, как начальника своей службы безопасности.

Во взгляде синих глаз Воронцова мелькнула легкая усмешка. Но руку он, тем не менее, подал и Лебедеву.

– Валентин Владимирович.

Тот с величайшей осторожностью пожал профессорские пальцы.

– Очень приятно. Лебедев Александр Сергеевич.

– Запоминающееся имя, – одобрил профессор, – Что ж, проходите, господа, – указал в сторону гостиной.

– Чай, кофе?

– Большое спасибо, не стоит беспокоиться, – начал Горицкий, отчего-то ощущая нарастающую неловкость – квартира профессора, несмотря на весьма скромную обстановку, внушала чувство сродни благоговению. Может, оттого, что не была захламлена безвкусными мещанскими безделушками, а, может, потому, что одна из комнат была превращена в самую настоящую библиотеку (стеллажи с книгами полностью занимали две стены).

Соседняя же дверь была закрыта. Воронцов стукнул в нее пару раз, затем толкнул.

– Настенька, к тебе гости…

…Спустя секунду раздался писк, возвещающий о выключении компьютера, стук отодвигаемого стула и, наконец, легкие шаги.

Станиславу Георгиевичу казалось, что он готов ко всему. Он готов был увидеть эффектную девицу с параметрами подиумной "модели", но так же мог узреть "серенькую мышку", усмотреть в которой нечто особенное мог лишь его сын, пресыщенный "платными девочками" из службы эскорта. К любому он был готов…

только не к тому, что увидит все ту же хулиганисто-лукавую Красную Шапочку, разве что повзрослевшую на четырнадцать лет.

И подросшую… сантиметров на семьдесят.

…В одном теперь Горицкий не сомневался – у его сына действительно отменный вкус. Девчонка была хороша. Хороша чертовски. Ни вульгарности, ни излишней слащавости. Воплощенный идеал славянской красоты- высокие скулы, открытое чистое лицо, в меру припухшие губы, короткий прямой носик, роскошные "соболиные" брови и, конечно, большие, миндалевидной формы, темно-синие, оттененнные густыми ресницами, глаза… нет, очи.

Плюс коса. Натуральная темная коса до пояса. Прямо-таки сказочная.

Рост Настеньки Горицкий на глаз определил как метр семьдесят пять (плюс-минус сантиметр). И сложена она была идеально – тонкая, но не производящая впечатление худой, длинноногая, с выраженной осиной талией и вполне отчетливой (при хрупкой в целом фигурке) грудью.

"Не хватает разве что сарафана и сафьяновых башмачков", – иронично подумал банкир: на Насте были потертые светло-синие джинсы, бледно-лилового цвета футболка и спортивные тапочки.

Демократичный наряд и прямой, дерзкий взгляд темных глаз – вот то, что отличало ее от томного, банального типажа очередной "мисски".

Да еще голос. Хорошо поставленный, чуть глуховатый голос девушки, воспитывавшейся в профессорской семье.

– Добрый вечер. По-видимому, вы и есть господин Горицкий? Отец Георгия?

Два слова в этой фразе неприятно кольнули банкира. Пафосное имя Георгий (а не Егор, как он привык называть сына), и обращение господин, в котором отчетливо слышались издевательские нотки.

"Она же еще девчонка, – досадливо одернул себя Горицкий,– Подросток, фактически. С неизжитым подростковым бунтарством, только и всего."

Поэтому в ответ на пытливый взгляд Настасьи постарался ответить улыбкой максимально приветливой.

– Да. Станислав Георгиевич Горицкий. Отец Егора.

Она (похоже, не без некоторого колебани) сделала шаг вперед и подала ему узкую ладошку.

– Очень приятно. Анастасия.

Горицкий легонько сжал тонкие пальцы. Указал на Лебедева.

– А это начальник моей охраны, да и просто помощник. Александр Сергеевич.

– Как Пушкин? – в ее глазах опять мелькнули смешинки. Тем не менее, руку она Лебедеву протянула.

По обычно невозмутимому лицу бывшего гебиста скользнула ответная улыбка: определенно дочь профессора вызвала у него симпатию.

Сам же Горицкий ощущал нарастающую неловкость, вызванную, в первую очередь, присутствием Воронцова, а во-вторых, тем, что подобные Настасье девушки (или молодые женщины) всегда вызывали у опытного финансового воротилы некоторую опаску.

Зачастую иррациональную.

…И все-таки уязвимое место у нее было. Доброта и великодушие, то, чем в придачу к привлекательной внешности обычно изначально наделяет Природа. Девчонка в силу возраста вряд ли часто сталкивалась с людскими жестокостью и коварством и, соответственно, сама не имела к ним склонности.

Именно на ее доброте и следовало сыграть.

– Присаживайтесь, господа, – похоже, за приветливым тоном профессор пытался скрыть напряженность, даже опаску (Горицкий покосился на псину, возлежащую у входа в комнату, и едва не передернулся от ее холодного взгляда. Определенно, этот породистый "лорд", не колеблясь, перегрызет глотку любому, кто, по его собачьему разумению, станет угрожать его хозяевам), – Так я все-таки приготовлю чай?

– Да, пап, конечно, приготовь, если тебе не трудно, – Настя адресовала отцу мягкую улыбку. Тот кивнул, удалился на кухню, напоследок одарив банкира и его охранника острым взглядом.

– Не хочу папу лишний раз волновать, – негромко сказала девушка, больше не улыбаясь, – Так что, вы сказали, случилось с Егором?

"Любовная лихорадка у него случилась, – подумал Горицкий с горечью, – Что вовсе неудивительно. Наверняка он не первый… и не последний".

Банкир негромко откашлялся.

– Пока ничего… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить ("Пока не залез на крышу "высотки" с намерением проверить, насколько окрыляет безответная любовь", ехидно вклинился внутренний голос), но у него сейчас острая депрессия. Надеюсь, вам известно, хотя бы теоретически, что это такое.

На миг Настя чуть прикусила нижнюю губку (вероятно, даже не осознавая, насколько сексуально это выглядит и как действует на мужчин).

– Ну, а я тут при чем? Или вы считаете, это из-за меня у него депрессия? – с досадой отбросила выбившуюся из косы и упавшую на щеку прядь темно-каштановых, с золотистым отливом, волос, – Но уверяю вас, я только пыталась объяснить Егору, что мне в данный момент не нужны… ухажеры. – легкий мимолетный румянец смущения и снова прямой, ясный взгляд. "Обжигающий", – пришел Горицкому на ум не такой уж неуместный эпитет.

– У меня есть парень. Есть, понимаете? Мы даже помолвлены… неофициально, – тут она продемонстрировала довольно скромный перстенек, на безымянном пальце правой руки. ("Золото, похоже, настоящее", – машинально отметил банкир), – Правда, пожениться планируем не раньше, чем закончим учебу… – и повернувшись к проему кухонной двери, у которого стоял Воронцов с подносом, сервированным для чаепития, улыбнулась – одновременно и немного лукаво, и чуть-чуть смущенно, – Прости, пап, что не сказала тебе раньше… но ты ведь не будешь против?

– Разумеется, не буду. Я всегда говорил, что Денис производит впечатление вполне достойного юноши, – профессор поставил поднос на журнальный столик и начал расставлять перед гостями чашки из знаменитого в советские годы немецкого сервиза (дочь добросовестно помогала).

– Все это я и сказала вашему сыну, – в ее голосе впервые проскользнула неуверенность.

Горицкий вздохнул (разве что Лебедев понимал, что этот тяжкий вздох являлся демонстративным). Роль подавленного болезнью сына отца удавалась банкиру успешно. Вероятно, потому, что он и впрямь был донельзя подавлен доселе не проявлявшимися причудами Егоркиной психики.

– Что ж, значит, я пришел сюда зря. Только без толку побеспокоил вас, профессор, – теперь виноватый взгляд (и виноватая улыбка) были адресованы Воронцову, – Хлопотно, вероятно, быть отцом такой красавицы?

Настя густо покраснела.

– Я справляюсь, – ответил профессор довольно сухо. Настолько сухо, что и последний идиот понял бы – визит банкира вызвал у него сильную досаду. И уж он-то постарается втолковать своей Настеньке, почему следует держаться от таких, как г-н Горицкий и его единственный отпрыск, как можно дальше, – К слову о депрессиях, – небрежно добавил профессор, – Медицина давно научилась справляться с ними вполне цивилизованными методами.

– Таблетки, уколы, электрошоковая терапия? Вы правы, Валентин Владимирович, – не прикасаясь к чашке со свежезаваренным чаем, Горицкий встал с кресла, – Химия шагнула далеко вперед.. и неважно, что, излечивая болезнь мозга, эта же химия убивает клетки печени, почки… и бог знает, какие еще органы.

– Отошлите Егора на горнолыжный курорт, – невозмутимо парировал профессор. – Или в Ниццу. Или в кругосветное путешествие… С вашими возможностями вы наверняка сумеете найти альтернативу таблеткам и электрошоку. Ну не всерьез же вы думали, что я уступлю единственную дочь в утеху тому, кто ей не мил, лишь бы излечить вашего отпрыска от хандры?

"Иного и ожидать не следовало", – угрюмо подумал Горицкий.

Вечное противостояние богатых и бедных. Состоятельных нуворишей и обнищавших интеллигентов. Купцов и аристократии (если не тела, так духа).

Плюнуть на все и забыть. Последовать советам более мудрых людей. Не идти на поводу у своего барчука…

Да вот беда – Горицкому вдруг пришло в голову, что повстречай он лет двадцать назад не Лерку, а кого-то вроде Настеньки, его брак не закончился бы плачевно. Да и дети наверняка получились бы качественнее…

* * *

Глава 2.

И заново банкир

Горицкий поймал себя на странном чувстве – будто он держит в руках зверька из семейства куньих, к примеру, ласку. Ласка извивается, напрягает упругое мускулистое тельце, пытается извернуться, чтобы вцепиться острыми зубками в его запястье…

а он изо-всех сил старается не выпустить ее из рук.

…Конечно, разговор с профессором и его дочерью окончился "пшиком". Напоследок Станислав Георгиевич все же оставил свою визитку (один из контактных телефонов был выделен желтым маркером), однако, надежды на то, что Анастасия с ним свяжется, он фактически не питал.

Скрытое ожидание во взгляде Егора, когда тот встретил отца, тут же сменилось разочарованием, после того, как Станислав Георгиевич окольными путями приступил к реализации программы "санаторий – курорт".

Гера попросту отвернулся к стене. Для надежности натянув одеяло по самую макушку.

– Мне не нужны Карловы Вары, отец. Мне вообще ничего не нужно. Оставь меня в покое и все. Я. Ничего. Не хочу.

В этот момент Горицкий, к своему стыду, едва не сорвался. Еле подавил в себе желание сдернуть одеяло с этого барчука и надавать ему оплеух со словами: "Хватит маяться дурью!"

Чудом сдержался.

И правильно сделал, как выяснилось. Ибо спустя еще час его мобильный телефон издал мелодичную трель. Высветившийся на дисплее номер показался ему знакомым, однако, до того, как банкир вспомнил, кому он принадлежит, в трубке раздался мягкий голос интеллигентной "пай-девочки".

– Станислав Георгиевич? Еще раз добрый вечер. Полагаю, вы меня узнали. (Последняя фраза прозвучала утвердительно).

– Да, – осторожно отозвался Горицкий, боясь даже надеяться, что его визит к профессорской дочери не прошел впустую, – Да, Анастасия…

– Мне жаль, что вышло так неловко, – неуверенно произнесла Настя, – Пожалуй, вести разговор в присутствии моего папы было не лучшей идеей. В конце концов, если б проблема легко решалась, вы бы и не тратили время на визит к нам, верно?

– Ну… да, – с некоторой заминкой ответил Станислав Георгиевич, соображая, в чем же подвох? (А что подвох был, он почти не сомневался.) -Так что вы предлагаете, Настя? Заново встретиться?

Пауза.

– Если вы не будете слишком заняты, – наконец произнесла чертовка, – То завтра вечером, около семи я буду прогуливать Лорда в скверике. Рядом с нашим домом. Полагаю, наедине мы сможем договориться.

Вот тут-то у Горицкого и возникло чувство, будто он держит в руках куницу… или ласку. Юркую, живую, сильную.

Договориться. Наедине. "Звучит весьма многообещающе", – подумал банкир, уже зная – он согласится. Если дело всего лишь в цене… а что же еще эта хорошенькая плутовка намеревалась с ним обсудить в отсутствие строгого папеньки?

…– На всякий случай я расставлю своих людей по периметру, – заявил Лебедев после того, как банкир подробно изложил ему содержание телефонного разговора с Анастасией.

Горицкий невольно поморщился.

– По-твоему, эта девчонка находится в центре террористического заговора? Боюсь, Саша, тебе самому не мешало бы подлечить нервишки.

Лебедев даже не улыбнулся.

– Береженого бог бережет, босс. И вообще, если хотите знать мое мнение ("Так уж и хочу", – желчно подумал Горицкий, однако, промолчал), эта девочка слишком хороша для того, чтобы здесь не было подвоха.

– Ну-ну, – кисло усмехнулся банкир, – Скажи еще, ее отец с матерью специально все подгадали, чтобы впоследствии, с ее помощью, манипулировать финансистами…

– Ее мать сбежала с любовником, когда дочери было четыре года. И с тех пор не объявлялась, – невозмутимо сообщил Лебедев, – Что же касается профессора… тот всегда демонстративно был вне политики. Даже в партию не вступил… когда вступали все поголовно, под угрозой лишиться карьерного роста.

– И после, поголовно же, демонстративно сжигали партбилеты, – ехидно заметил Горицкий, презиравший ультраправых так же, как и ультралибералов и считающий термин демократ злой насмешкой над наивными дурнями, принимавшими всерьез прогнившие идеи западной политической системы.

– Впрочем, – устало добавил он, – Принимай любые меры, какие сочтешь нужными. Как известно, лучше перебдеть…

– Чем недоспать, – серьезно закончил за него начальник охраны.

* * *

"И впрямь перебдел", – подумал Горицкий, подходя в обговоренный срок к скамье в скверике, на краю которой примостилась хрупкая девичья фигурка в джинсах и куртке-ветровке. У ее ног, обутых в кроссовки "игрушечного", как отметил банкир, размера (при довольно высоком росте ступни Анастасии были на удивление маленькими) пристроился все тот же устрашающий черный дог, при появлении Станислава Георгиевича издавший звук сродни недовольному ворчанию.

– Не беспокойтесь, без моей команды он вас не тронет, – во взгляде темных глаз опять мелькнули хулиганисто-насмешливые искорки. После чего узкая ладошка похлопала по сиденью скамьи, – Присядете? Тут относительно чисто.

Горицкий (стараясь не выказывать явной брезгливости) опустился на лавку.

…Отогнав от себя настырное дурное предчувствие (в самом деле, как можно было воображать что-то дурное в присутствии этой "феи"?), Горицкий тихонько кашлянул, прочищая горло.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить?

Настя бросила на него короткий взгляд, после чего ласково потрепала по загривку своего Лорда (тот немедленно переместил свирепую черную башку на ее колени).

– Депрессия – это ведь серьезно?

Станислав Георгиевич испытал легкое замешательство. Депрессия Егорки, пресыщенного барчука, возможно, впервые в жизни не получившего желаемого, на взгляд любого здравомыслящего человека – просто блажь.

Тем не менее, ответил:

– Конечно, с раком или не дай Бог СПИДом ее не сравнишь… но хорошего мало.

Еще один взгляд из-под ресниц.

– Человек не ест, не спит, худеет, ничего не хочет, – между тем перечислила симптомы депрессии вчерашняя "нимфетка".

"Ну, относительно ничего не хочет, это, положим, не факт", – подумал Горицкий, однако, опровергать последний постулат не стал. Только кивнул.

– Вроде того.

– Жаль, – "фея" вполне натурально вздохнула. А следом за ней вздохнула и ее жуткая псина, одновременно скосив желтовато-карие глаза в сторону чужака.

Настя повернулась к банкиру лицом.

– Если причиной всему этому я ("Да нет, скорее Геркин эгоизм", не без горечи подумал Станислав Георгиевич), то проще всего было бы согласиться стать его женой… но это ведь невозможно?

Признаться, тут Горицкий ощутил нешуточное замешательство. С одной стороны, выход действительно оптимальный, с другой… как долго может продлиться союз хорошенькой кошечки с гадким утенком?

Ответ, увы, очевиден – пока от "утенка" не останется горстка костей…