Я твой монстр. Книга вторая

– У меня нет слов, – возвращая ей бутылку, честно призналась я.

– Ничего, ты неплохо держишься, я вот месяц говорить не могла, – призналась она в ответ. – Пошли дальше.

Род Анатеро был многочисленным. Мы уже прошли более трех десятков спален, которые до той страшной ночи являлись жилыми… и в которых обрели вечный сон те, кто ранее просто спал.

А потом, просто как глоток свежего воздуха, – спальня, в которой не было крови и следов разрушения.

Мы со старухой переглянулись и решительно вошли.

Первым, что бросалось в глаза, был портрет удивительно красивой девушки в нежно-голубом платье. Синие глаза, драгоценности с сапфирами под цвет глаз, диадема, обнимающее тонкий стан платье и улыбка красавицы, которая уверена в своей красоте.

– Шельма! – прошипела пиратка.

– Это имя? – не поняла я.

– Это сущность, – она неодобрительно покачала головой и сообщила: – Брат говорил, что один из его сыновей взял в жены девку из северного народа, лет тридцать назад это было. Помню, позубоскалили с ним по поводу шельмы, да и забыли. Сын был четвертым, на наследство претендовать не мог, соответственно, женись на ком хошь. Женился вот на шельме.

Поглядев на портрет, я переспросила:

– Это его жена?

– Это их дочь. – Пиратка насмешливо глянула на меня, подошла к портрету, достала еще одну джишку, даже страшно подумать откуда, и, указав на глаза девушки, пояснила: – Цвет иной, видишь?

– Если честно, то нет, – призналась я, переводя взгляд со старухи на девушку.

И там синие, и там, я разницы не видела.

– Не местная, – хмыкнула пиратка. – Присмотрись, у меня стальной оттенок глаз, у нее – темно-синий, кристальный, как небо над горами, покрытыми вечным снегом.

Увы, такие нюансы цвета я уловить была не в силах.

– Оно и видно, – словно поняв, о чем я думаю, усмехнулась старуха. Посмотрела на портрет и задумчиво выдала: – Красивая была девка, но шельма. По глазам видно. Точно, демоны в крови отметились.

И пока я все еще недоумевала, пиратка пояснила устало:

– Sunttenebrae на севере живут почти открыто. Горы их дом, женщин хватает, но по молодости шалят нередко, оттого и появляются в северных селениях девушки с таким оттенком глаз. Красивые. Да только за южных редко выходят, обычно предпочитают демонов.

Она оглядела комнату с нехорошим прищуром и спросила:

– Так, значит, это у нее, говоришь, была пантера?

– Понятия не имею, – все еще вглядываясь в девушку на портрете, сказала я.

Но это молодости свойственно отвлекаться, старость упорно шла по следу, не теряя ни секунды времени. Быстрый осмотр спальни, и найдено несколько черных волосков. Один принадлежал мужчине, ДНК-сканер, мелкий, карманный, это подтвердил, остальные – животному. Пиратка на исследовании волос не остановилась, быстро и со сноровкой людей ее профессии обследовала кровать, балдахин, перевернула все подушки и скинула матрас.

– Пантера с ней часто ночевала, – сообщила она мне, с интересом следящей за происходящим, – и мужчины.

– Несколько? – не поверила я.

– Как минимум трое, – уведомила пиратка.

С еще большим интересом посмотрела на девушку на портрете. И вот только тогда заметила странность – все ее украшения были с сапфирами, синими, изумительно синими, все, кроме одного – на груди, с неприметной цепочкой, под внушительным ожерельем, висел какой-то амулет… Он был виден лишь частично, в основном прикрытый начавшейся линией декольте на платье, а сама грудь была открыта настолько, что едва ли кто вообще смотрел на этот амулет. И все же…

– Мм-м… – попыталась я обратиться к пиратке, потом поняла, что не знаю ее имени.

– Тагра, – с усмешкой представилась она.

– Адри Давьер, – представилась, в свою очередь, не своим именем. – Что это, вы не знаете?

Она, прекратив разбирать на части кровать, подошла, вгляделась в амулет и произнесла:

– Херня.

– Да? – судя по ее тону, это было определенно не так. – И какой же степени эта херня?

– Херовой. – Старуха постояла, пристально вглядываясь в амулет с видом гончей, напавшей на след. И, помолчав, сообщила: – В аристократических родах Илонеса девушки редко предоставлены сами себе большую часть времени. А ну-ка пошли.

* * *

Идти на этот раз пришлось на второй этаж. Тагра уверенно двигалась впереди, я с трудом поспевала следом, стараясь не замечать кровавых следов на полу и стенах, но, к счастью, на втором этаже свидетельств смерти почти не было – лорды и леди спали на третьем, прислуга на четвертом, в момент нападения на втором этаже почти никого не оказалось.

Мы миновали половину этажа, когда пиратка свернула к двустворчатой двери, и мы вошли… в классную комнату. Здесь имелась доска, слабо мерцающая, видимо еще не разрядившаяся до конца, два десятка парт, за ними место с диванами и софами, еще дальше музыкальные инструменты, далее, библиотека.

– Добро пожаловать в ад для высокорожденных леди, – хмыкнула Тагра. – Здесь прошли мое детство, моя юность и частично моя молодость. – Старуха пошла вперед, перестроив режим мощности на джишке. – Леди, как цветы, должны всегда быть под присмотром, – словно процитировала она.

И отстрелила замок на первой парте.

Звук был оглушительным, замок снесло, Тагра открыла парту.

– Всегда под присмотром, – продолжила она, – всегда под наблюдением, всегда на глазах матерей, тетушек, бабушек, нянек. Адская жизнь, да?

Что ж… в некоторой степени она была права – в этом помещении одновременно могло находиться более ста человек.

И, бросив первую парту, она отстрелила замок на второй.

– В этом аду я провела двадцать пять лет своей жизни. – Переворшив стопку детских рисунков и тетрадей, она перешла к следующей парте. И снова выстрел, сносящий замок. – У леди нет свободы. Нет даже призрака свободы. Тебя контролируют ВСЕГДА. Постоянно. Спальни обыскиваются трижды в сутки. Одежда – под присмотром горничных. Книги – только те, что одобрят. Подключения к Сети – запрет. Образование – исключительно под присмотром. С шести гребаных лет ты сидишь в этом классе и прилежно занимаешься, точно зная, что в спину тебе обязательно смотрят – матушка, тетушки, бабушки… неважно, главное, смотрят. Всегда. Контроль, контроль, контроль. И розги при любой оплошности или отступлении от правил. Знаешь, во времена бурной молодости, уже после побега из семьи, я загремела в тюрьму Союза Алтари. Так вот в сравнении со всем этим там была полная свобода.

Сложно было в это поверить.

– Единственная возможность остаться наедине со своими мыслями имелась только здесь, в классной комнате, в момент написания очередного сочинения на заданную тему, – продолжила пиратка.

И еще выстрел, выстрел, выстрел. Она шла по четвертому от окна ряду парт, словно точно знала, где нужно искать. Собственно, Тагра это и подтвердила:

– Дочь шельмы должна была находиться под особым присмотром, а значит, ее сажали у стены.

И шестая парта четвертого ряда тоже лишилась своего замка. Тагра привычно начала шариться в бумагах и… замерла. Я, изрядно пошатываясь – алкоголь это явно не мое, поспешила к ней и, подойдя, увидела детский рисунок, который пиратка держала в руках.

Обычный детский рисунок, где были папа, мама, две сестрички и два брата, домик, дерево, лес вдали… и глаза, которые смотрели из лесу. Неявные, почти неразличимые среди веток и листьев, но… весь акцент рисунка был именно на них.

– Сколько волка ни корми… – хрипло произнесла Тагра и устало осела на подоконник.

– … все равно в лес смотрит, – закончила я за нее и принялась перебирать остальные бумаги.

Сам ящик парты оказался более чем вместительным, в нем хранились тетради, удивительные бумажные тетради, в которых писали чернильной ручкой… анахронизм какой-то. И все они были здесь. Можно было просмотреть почти всю жизнь леди по этим тетрадям, от шести и до двадцати пяти лет. И почерк – сначала детский, неровный, потом примерный и правильный, после явно демонстрирующий характер.

И рисунки. Внушительные пачки перевитых бечевкой рисунков.

Вероятно, гувернантки и учителя не замечали, но год от года на одном из рисунков появлялись… глаза.

В какой-то момент мы нашли зарисовку с указанием металла, полной картинки и в целом инструкции для ювелира – юная леди Анатеро хотела на свое восемнадцатилетие особый амулет, чтобы был «не такой, как у всех». Вполне понятная просьба и желание, вот только… почему никто не обратил внимание на это маленькое отклонение в ее рисунках?

– Допустим, это она, – произнесла мрачно Тагра. – Интересно, а что у второй сестры?

И еще один замок был отстрелен.

А у второй «дочери шельмы» ничего подобного не было. Та же картинка, как калька с первой, что мы увидели, только… акцент теперь на девочке, леди Исериа Анатеро, и никаких глаз. Вообще.

– Почерк, – вернувшись к парте первой леди, произнесла Тагра, – почерк резкий, с сильным нажимом, твердый – непримиримый нрав был у нашей… Оилелли Анатеро, имя-то какое нежное, надо же. Ей бы подошло что-то жесткое, хищное.

Я лишь кивнула и вернулась к переписке с ювелиром. Она была внушительной – леди Оилелли с действительно не свойственной ее имени жесткостью требовала конкретное исполнение заказа, кулон более сорока раз отправлялся на доработку. Мелочь? По-моему, уже явно патология.

А затем в какой-то момент Тагра сказала:

– Здесь другие чернила.

– М? – переспросила я, просматривая крайне заинтересовавший меня момент… уведомление о том, что «Великий мастер Одсер скончался, по этой причине произошла небольшая задержка, но ваше украшение со всем тщанием и усердием выполнит другой ювелир».

Что меня потрясло – это сообщение перечитывали. Много-много раз. Послание доставали из конверта, перечитывали и возвращали в конверт. Лист послания по краям был изрядно стерт, само письмо потерто… да, его читали много раз. Слишком много, чтобы счесть это простым совпадением.

– Что-то знакомое, – продолжила Тагра, всматриваясь в лист.

Я же продолжала читать переписку: спустя месяц ожесточенных требований леди Оилелли пришло уведомление о внезапной смерти второго ювелира.

Боюсь, о совпадениях говорить уже не приходилось.

Достав чистый сейр, я активировала его своим кодом и отправила запрос полковнику Стейтону:

«Мне нужны подробности гибели ювелира Атао Одсера и его преемника мастера-ювелира Николы Гейтера».

Спустя секунду пришел ответ:

«Капитан Давьер, а вы не… охренели, случаем?»

«Я – нет. Но если я вернусь злая на базу, будем откровенны, мы с вами оба знаем, кто реально конкретно охренеет. Как вы относитесь к капралу Урхосу?»

«Тварь!» – пришел мгновенный ответ.

«Пошел на хер. – Да, я тоже едва ли была сдержанной особой. – Мне нужна указанная информация. Быстро. И… без привлечения внимания руководства».

«Даже так…» – Кто-то явно был несколько шокирован.

– С кем это ты переписываешься с таким выражением лица? – поинтересовалась Тагра.

– По ходу, с sunttenebrae, – совершенно искренне ответила я.

Пиратка едва не выронила листок, но эта случайность привела к тому, что свет экрана сейра коснулся листка бумаги и… высветил надпись, произведенную поверх лживо-льстивого описания одной из легенд великого дома Анатеро.

Я увеличила свет сейра до максимума, расположила лист поверх него и…

Увиденное повергло в шок!

Здесь были схемы. Языковые формулы, практически стихи на языке, очень похожем на древнеилонесский.

– Что за… долбаный викрианский глист! – выругалась Тагра, присаживаясь за парту рядом со мной.

И потому, когда пришло сообщение от полковника, она увидела его тоже.

Сказать, что мы испытали шок повторно… это ничего не сказать.

Один ювелир, которого загрызло прямо перед домом дикое животное – это еще случайность, но два… на случайность уже не спишешь.

«Капитан Давьер, вы в доме Анатеро?» – задал вопрос полковник Стейтон.

«Да, – ответила я. – К слову, когда угрожаете кому-либо вырвать сердце, выбирайте более… мм-м… ловких исполнителей».

Меня посетило чудесное ощущение того, что его зубной скрежет я расслышала даже сквозь расстояние и в целом узрела между строк.

«Доказательства, – написал Стейтон. – У вас их нет».

Хмыкнув, поинтересовалась:

«А вы действительно полагаете, что они мне нужны?»

На том конце воцарилось молчание.

Решив не доводить мужика до истерики, добавила:

«Что-то мне подсказывает, что вы, sunttenebrae, и сами пребываете в шоке от случившегося в поместье Анатеро. И у меня есть предположение, что именно вы, полковник, казнили Оилелли Анатеро, обозвав ее перед смертью бессердечной тварью».

Долгое молчание и наконец:

«Нам нужно поговорить».

«Я буду на базе через пять часов», – ответила ему.

«Возможно… вне базы?» – внес предложение Стейтон.

«Идите… мм-м… сами придумайте куда. На базе. Точка», – ответила ему и отключилась.

Следующее, что я просмотрела, были новостные сводки Илонеса, и конкретно меня интересовал регион вокруг поместья Анатеро. Семнадцать. Семнадцать необъяснимых нападений «диких животных» на тех, кто тем или иным образом пересекался с Оилелли Анатеро.

Основательно шокированная всем этим, я все-таки связалась вновь с полковником и не удержалась от вопроса:

«Как вы это допустили?!»

И его ответ:

«Мы не сразу… поняли. Считалось, что зовущие не существуют вне расы. Нам нужно поговорить, Давьер».

«Идите лесом, желательно викрианским», – послала я его сразу и конкретно.

И тут Стейтон совершил ошибку:

«Боитесь меня?»

Давно никто не пытался взять меня на слабо.

«Искренний совет на будущее: думайте, прежде чем задавать подобные вопросы», – ответила я.

И вырубила сейр.

Тагра усмехнулась, она переписку прочла, и начала выкладывать листки с именами тех семнадцати жертв, которые упоминались в новостях. Имя за именем. Имя за именем. Поверх ровных строчек, написанных черными чернилами, шли мерцающие в свете сейра звуковые формулы, частично зарифмованные, частично практически нет.

– Зовущая… – произнесла пиратка с горечью по тем, кого уже не вернуть.

– Она не хотела выходить замуж, – сообщила я то, что удалось выяснить при допросе Соена Дисана.

Листок в руках Тагры дрогнул.

Несколько секунд она сидела, глядя на него, а потом произнесла:

– Когда я не захотела выйти замуж, я сбежала из дома. Сбежала, а не… поубивала всех. Да, это не самое идеальное место на свете, но это был ее дом. Это… Ты написала полковнику, что он вырвал ее сердце…

– На допросе об этом рассказал Соен Дисан, он был здесь слугой и, видимо, одним из… любовников.

Тагра промолчала, безразлично глядя на листок… Я могла ее понять – когда есть кому мстить, тебя еще хоть как-то поддерживает злость, а когда мстить некому… внутри не остается ничего, кроме пустоты.

– Еще, – хрипло произнесла она, – выходит, сами демоны не в восторге от случившегося…

– Выходит, что так, – согласилась я.

Пиратка сидела сгорбившись, держа в руке все тот же листок и пытаясь понять, как жить дальше.

– Я думала, похороню своих и займусь… этими. На Илонес уже летит партия взрывчатки, достаточная для того, чтобы взорвать к дерсенгам все их подземные города… Я хочу убивать. Хочу рвать на части так, как они рвали на части тех, кто был моей кровью, моей семьей. А тут вдруг ты говоришь – они и сами не рады.

Вот это «ты говоришь» мне не особо понравилось. Как не понравилось и сообщение о летящей на Илонес взрывчатке.

Такое говорят открыто лишь в одном случае – когда собираются убрать свидетеля.

И суть в том, что фактически мы с пираткой были равны по силе, возможно, я была даже сильнее, но… драться не хотелось. Не хотелось проявлять жестокость там, где и так хватало смертей. И убивать ее я не хотела тоже.

Не хотела, но иногда…

Иногда у тебя просто нет выбора.

Удар я нанесла первая.

Быстрый, жесткий, сильный. Она не успела среагировать, что не удивительно – пираты в основном специалисты дальнего боя, они обычно стреляют, ближний бой – уже сфера наемников, так что в рукопашной я оказалась опытнее.

И пока она хрипела в попытке сделать вдох, я стащила ее на пол, придерживая за подмышки, отволокла на один из ближайших диванов, уложила и нанесла второй удар, парализуя ее руки.

– Зззаботливая, – прошипела пиратка. – Ты бы еще одеялком укрыла.

– Укрыть? – совершенно искренне спросила я.

Тагра странно посмотрела на меня и произнесла:

– Ты ведь поняла, что я собираюсь тебя убить.

– Естественно, – равнодушно пожала плечами, – Астероидное братство, вы такие – сначала убиваете, потом думаете.

– Твоя правда, – согласилась старуха.

Я сходила, нашла покрывало, подошла и заботливо укрыла ее.

– Насколько меня вырубила? – спросила Тагра.

– Часа на полтора, – не стала скрывать я.

И если честно, я собиралась уйти, забрать с собой листки и уйти, но когда поднялась, Тагра вдруг едва слышно попросила:

– Не оставляй меня.

Я обернулась, посмотрела на нее, вернулась, села рядом, почему-то просто не в силах бросить ее так.

– Знаешь, закрываю глаза и слышу крики играющих детей, смех в классной комнате, сплетни тетушек в углу… здесь все жило, здесь была жизнь, а теперь… только смерть и я, – тихо сказала Тагра.

Да уж.

Помолчав, вдруг вспомнила:

– Вы сказали, что у вас есть сыновья, я…

– Нет, – мгновенно ожесточилась Тагра, – нет. Они… они не пираты.

Я не удержалась, расстегнула первую застежку ее формы, стянула ткань до плеча… Летящая комета! На ее плече была татуировка летящей кометы. Самое чудовищное из всех Астероидных братств, самое безжалостное, то, после которого во Вселенной оставались лишь трупы. И именно эти пираты были безжалостны настолько, что уже не оставалось никого, кто бы мог оплакать отнятые ими жизни.

– Как думаешь, карма существует? – тихо спросила Тагра.

Что я могла ответить на это?

Сказала правду:

– Моя жизнь уже продана. Если я не покину Илонес, прольется кровь очень многих людей, не имеющих никакого отношения ни к Илонесу, ни к пиратам, ни к правительству. Поэтому извини, я не могу позволить тебе убить меня.

Она промолчала, пристально глядя на меня.

И я добавила:

– А что до кармы… их смерти не твоя вина.

Тагра судорожно сглотнула и прохрипела:

– Но если бы я осталась, если бы я… я бы заметила.

– Возможно, да, но скорее всего – нет, – печальная, но правда. – Если даже sunttenebrae, находясь в теме, ничего не поняли, то что говорить о вас? Мы живем стереотипами, предпочитая многого не замечать. Странности в поведении Оилелли Анатеро не заметил никто. Итог… итог вам еще предстоит захоронить достойно.

Ее глаза вновь словно погасли.

И вдруг, словно что-то вспомнив, Тагра очень быстро проговорила:

– Sunttenebrae никогда не причиняют боль женщине, которую выбрали.

Информация была… неожиданной. Но мне было что ответить на это.

Закатав рукава, я продемонстрировала пиратке синяки на запястьях, оставленные после вчерашнего столкновения с демоном полутени.

– Бракованный навигатор тебе в… Что за херня?

– Вот и мне интересно, – возвращая рукава на место, сказала я.

Что ж, теперь вопросов к капралу Урхосу у меня стало больше.

Протянув ладонь к шее Тагры, надавила на нужные точки и, поднимаясь, сказала:

– Отпустит минут через пять. Листки я возьму. И канистру топлива захвачу, у меня на нуле все. Терпения и сил. И… Тагра, вы бы обратились к специалисту: маниакальное желание убивать всех и вся вокруг не норма, это я вам говорю как представитель преступного сообщества.

И, опустошив ящик Оилелли Анатеро, я оставила поместье, забрав один из мешков для трупов и упаковав все листки в него.

* * *

Само поместье покинула быстро, но, спрыгнув с третьей стены в лес, мгновенно ощутила на себе взгляд. Ну, этого следовало ожидать.

– Слушайте, – громко на языке Илонеса произнесла я, – я буду разговаривать с вашим руководством, и на этом все. Можете погрызть деревья от бешенства, если так хочется, но лично у меня свободного времени больше нет.

Атмосфера в лесу стала на порядок напряжен-нее.

А затем я услышала жуткий, словно потусторонний голос:

– Что. Ты. Знать?

Пожав плечами, направилась к флайту, спокойно ответив:

– Что вас использовали как последних придурков.

Потрясенная тишина сопровождала меня весь недолгий путь к летательному аппарату.

* * *

Когда я возвращалась обратно, на половине пути мне, собственно, этот путь преградили. И, исходя из маневров пилота, я мгновенно поняла, кто это. Забавно, наверное, стоило бы психануть, но почему-то стало удивительно приятно и тепло от его заботы.

Взяв сейр, написала:

«Со мной все хорошо».

«Наверное, следовало сообщить это раньше?!» – Иронично-гневный тон Адзауро почему-то тоже вызывал лишь улыбку.

Но на миг.

Спустя секунду я все вспомнила…

И отправила голосовое сообщение, набирая скорость:

– Если я сказала, что покину Илонес живой и целой, значит, так и будет. Тебе не о чем беспокоиться, Чи. Свое слово я держу всегда.

И нарастающая скорость флайта, до ряби в глазах, до необходимости забыть обо всем и сконцентрироваться на пилотировании, до желания на всей скорости влететь в одно из деревьев и больше никогда не жить, не дышать, не чувствовать…

«Все будет хорошо, Кессади».

Нет, папа, не будет.

«Как думаешь, карма существует?» – тихий вопрос пиратки.

Я не знала, сколько крови на ее руках, не знала, сколько смертей за ее плечами, я знала лишь одно – да, карма существует. И расплата следует всегда… Когда-то единственным, о чем я мечтала, было стать красивой. А теперь все, что у меня осталось, – моя красота. И хочется орать, резать себя лезвием, хочется биться головой о стену, хочется…

«Красоте не сопутствует счастье» – мудрость Ятори, о которой в свое время мне, пусть и иными словами, говорили так часто и мать, и отец… Я не услышала, не слышала, не желала слышать.

А потом… стало слишком поздно.

Я вжимаю педаль газа до упора, взмываю над деревьями и мчусь вперед, чувствуя, как по лицу текут слезы, срываются с ресниц и падают вниз, оставляя мокрые дорожки, размываемые скоростью.

Когда мы выбрались, мы со Слепым, все, чего мне хотелось, – сдохнуть.

Идеальная внешность, красивое тело, золотистый оттенок волос, притягивающее взгляды лицо?! Я ненавидела свое отражение, я ненавидела свое лицо, я ненавидела свое тело, я ненавидела себя!

Единственное, что удержало тогда, – Исинхай.

Он почти не отходил от меня, был рядом, поддерживал и говорил, говорил, говорил. Он много тогда говорил, много шутил.

Спустя годы я пойму, насколько верной является еще одна яторийская мудрость: «Трудно сказать, что на душе у постоянно смеющегося человека».

Действительно трудно, практически невозможно. Я провела рядом с ним несколько лет, прежде чем поняла, что за каждой спасенной им женщиной стоит та, которую он так и не смог спасти. За каждым спасенным ребенком – девочка, которую он так и не назвал своей дочерью. За каждой успешной операцией – потеря целого флота, однажды бросившего вызов Иристану.

Но при этом Исинхай жил, продолжал жить и являлся самым талантливым лидером преступного мира.

«Талантливые люди болезненны, а у красавиц несчастная судьба»…

Еще одна мудрость Ятори. Мудрость, которую постигаешь лишь с годами… Мудрость, от которой становится тошно, но… Исинхай жил ради того, чтобы спасать жизни. Для него это было важно. Для него это было нужно… чтобы почувствовать себя живым.

«Кей, я понимаю, тебе больно и тяжело, но подумай о том, скольких девушек вынесли из этой клиники в черных мешках… Я не могу запретить тебе распоряжаться своей жизнью, но вспомни о том, как ты лежала на операционном столе, и представь себе тех, кто, возможно, прямо сейчас там лежит. Ты всегда сможешь умереть, Кей, но подумай о тех, кого сможешь спасти».

Исинхай умел подбирать нужные слова. Умел подбодрить, когда следовало, и заставить действовать, когда сил уже не осталось.

Вот и сейчас. Стоило только вспомнить – и слезы высохли.

Скольких мы со Слепым спасли? Тысячи девчонок. Где-то около трех тысяч только за первый год. Мы специализировались именно на подпольных клиниках красоты, он и я, прошедшие через ад, раз за разом вытаскивали из него тех, кто по незнанию, глупости или из желания стать красивой ложился под нож психов от медицины.

В тот год я убила впервые. Перерезала горло скальпелем и стояла, безразлично наблюдая за человеческой агонией. Но все, о чем сожалела в тот момент, – он подох слишком быстро. Слишком быстро… те, кого мы обнаружили в операционной на столах, умирали дольше…

Входящий на сейр отразился на переднем стекле флайта. Полковнику Стейтону явно полагалась медаль за умение взламывать системы связи.