Я твой монстр. Книга вторая

Не сдержавшись, язвительно поинтересовалась:

«Горят моя комната и лаборатория?»

«А откуда вы знаете?» – не менее язвительно спросил Стейтон.

«А я догадливая, полковник».

«Искренне рад за вас».

Тварь!

В стену ударила, не сдержавшись, сбивая костяшки в кровь, вымещая ярость, которая рвала изнутри диким зверем. Ударила снова. И снова. И только когда боль в руке пересилила ту, что кромсала мое сердце, я остановилась, прижавшись лбом к холодному камню и отчаянно сдерживая желание завыть.

Мне оказалось неимоверно сложно работать одной.

Не хватало Слепого на связи, или Полудохлого, готового всегда поддержать, не хватало команды, не хватало уверенности в своих действиях, не хватало уверенности в себе. Не хватало… много чего не хватало. Это проблем было в избытке, а всего остального имелся жесткий глобальный недостаток.

– Успокоилась? – прозвучал насмешливо-ледяной голос как обычно беззвучно подкравшегося ко мне Адзауро.

– Уйди, – практически простонала.

Потому что за стоном скрывался вой отчаяния.

– На хрен? – Я ощутила тепло его тела, волосы на виске шевельнулись от его дыхания.

Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько одинокой. Впереди стена, а позади прорва всей необъятной разрастающейся с каждой секундой вселенной, глухая, бесконечная, все пожирающая прорва.

Но его движение, всего шаг, и я начинаю чувствовать себя одиноким потерянным винтиком, которого неотвратимо влечет к магниту. Мне интересно, знал ли об этом Адзауро? О том, что способен менять все вокруг одним своим присутствием. О том, что его тепло согревает даже изорванное в клочья сердце, о том, что… я ненавижу его всей своей вывернутой наизнанку душой, но… мир без него я боюсь, ненавижу больше.

– Улетай, пожалуйста. – Глухая, бесполезная, ненужная ни ему, ни мне просьба.

И я внутренне сжалась, ожидая его насмешки, его удара в ответ, его колкости, его острых, как бритва, слов.

Но вместо этого очень тихое:

– Я рядом.

Слезы соскользнули с ресниц, и я запрокинула голову привычным жестом, в попытке сдержать эмоции.

Не рассчитала.

Нашу разницу в росте. И сейчас, когда я откинула голову назад, он увидел все – и мои слезы, и мою слабость.

Отвернулась мгновенно.

И вздрогнула, когда он обнял. Просто обнял, обеими руками, и рывком прижал к себе. И необъятная неизмеримая Вселенная исчезла, вся глубина космоса растаяла как дым, сгинула, испарилась… перестала иметь значение. Абсолютно все перестало иметь значение. Всё…

Кроме тепла его тела, его рук, сжимающих меня, его губ на моей щеке и его тихого:

– Я с тобой.

Несколько секунд абсолютного счастья… Такого тихого, каким бывает только счастье… Безумное, согревающее, раздирающее все грани разумного счастье…

И бьющееся пульсом осознание того, что эти секунды и есть все мое счастье. Только секунды, так стремительно утекающие, как вода горного ручья сквозь пальцы… И казалось бы, вот оно счастье, только руку протяни… но его нет!

– Улетай, – уже даже не просьба, уже молитва.

Усмешка и усталое:

– Глупо было бы на это рассчитывать.

Счастье рухнуло вниз и разлетелось острыми осколками. И вот его уже нет, а осколки… их тьма, и они впиваются все глубже. Больно. Грустно. Безысходно. Потому что выход… его нет. Просто нет.

– И сколько император Изаму обещал за меня?

– Мм-м, – Чи провел носом по шее, всего лишь одно движение, а по телу сотни мурашек и дрожь в ногах, – интересный вопрос. Обычно его задают шлюхи.

– Руки убрал! – прошипела я.

Он лишь прижал к себе сильнее и очень тихо, так что заставлял меня ловить каждый звук, напряженно вслушиваясь в его голос, прошептал:

– Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий, что ты не мотылек – ты бриллиант. Ослепительный сверкающий бриллиант, преломивший свет фонаря, отразивший его сотней искрящихся лучей, раскрасивший сумрак моей жизни в яркие, ранящие, вспарывающие душу цвета и краски. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя! Как же сильно я ненавижу тебя, Кей…

А руки сжимают сильнее, до боли, до невозможности вдохнуть, до понимания – я не хочу дышать без него.

– Сколько, Чи? – Я боролась с безумным желанием убрать ладони со стены и прикоснуться к его стиснувшим меня рукам.

– Это неверный вопрос, Кей. – Его теплое дыхание у моего виска, скользящее касание губами по очертанию уха и уже почти неслышное: – Не «сколько», а «что».

И Вселенная взрывается пульсирующим осознанием реальности!

Не «сколько», а «что»…

Я развернулась в кольце его рук, вырываясь из объятий, прижимаясь спиной к холодному камню стены, и взглянула в темные глаза монстра, чтобы прочесть свой приговор.

Приговор, о котором могла бы догадаться и раньше, – на Ятори абсолютная монархия.

«Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь и не понимающий, что ты не мотылек – ты бриллиант».

Абсолютная монархия – это абсолютная власть императора, соответственно, приговор или помилование по его слову…

Не «сколько», а «что»…

В чем же я просчиталась? Где допустила ошибку? Почему?.. Как?! И за что мне это… Это безумное желание обнять его, прижаться к нему всем телом и никогда не отпускать… никогда… дыша возможностью быть рядом и понимая… что возможности не будет.

– И что на кону, Чи? – едва слышно спросила я, уже зная ответ.

Зная. Осознавая его мгновенно заострившимися чертами лица моего монстра, чувствуя, как замерло его сердце, и понимая, что услышу:

– Мой клан.

Кей, маленький глупый мотылек, летящий на огонь…

Я не учла, что Исинхай тоже был Адзауро. Не учла. Не подумала. Не осознала… Император Изаму сделал это за меня. Один Адзауро присылает на помощь другому Адзауро своего мотылька. Кто виновен в том, что мотылек попался на глаза императору? Адзауро. Потрясающая логика, убийственный провал, жуткое осознание того, что я действительно недооценила себя и свое влияние на императора.

Просто не подумала…

Единственное, что я брала в расчет, – жизнь Чи. Единственное, о чем думала, – как сохранить его жизнь. Единственное, чего хотела добиться, – устранение угрозы его жизни. Но когда концентрируешься на чем-то одном – упускаешь детали. Я облажалась. Основательно и конкретно. А после облажалась Алкеста. Минус на минус… Полудохлый предупреждал, я не услышала…

На Ятори мудрецы говорят: «У любви нет глаз».

Что ж, я с полной ответственностью могла заявить, что они не правы. У любви нет ни глаз, ни ушей, ни мозгов! Ни-че-го…

Звенящая пустота разлетающейся на осколки хрустальной иллюзии… и только.

– Предлагаю сделку. – Я облизнула пересохшие губы, сглотнула внезапно появившуюся горечь и продолжила: – Ты покидаешь Илонес. Сегодня. Сейчас. Желательно прямо сейчас. Я завершаю миссию и отправлюсь к императору Изаму. Как там у вас говорят? «И любовь за три года остывает»? Три года моей жизни – это ничто. Выдержу. По рукам?

Ответа не последовало.

В его глазах разливалась мертвая пустота, а губы прошептали лишь:

– Ты знаешь.

– Знаю что? – мой голос упал до шепота.

Чи наклонился надо мной, склонился к самым губам и выдохнул полное бешенства:

– Что Исинхай – Адзауро!

И лишь порыв ветра там, где он только что стоял.

А я смотрела ему вслед, не в силах произнести хоть что-то… Странное опустошение захватывало душу, все внутри, все чувства, замедляло биение моего сердца…

Если бы я могла повернуть время вспять – я бы повернула. Если бы я могла умереть – я бы умерла. Но все, что мне остается, – жить, исправляя последствия своей же ошибки. И стоять на месте, глядя, как исчезает в темноте мой монстр, и отчетливо понимать – я уже никогда не признаюсь, что люблю его. Никогда. Потому что за любящую и любимую Чи будет сражаться до последнего, как сражался за клан Алых повязок…

А того, кого ненавидишь, легче пустить в расход.

И потому… лучше пусть ненавидит. Пусть думает обо мне все что хочет.

«И любовь за три года остывает» – так говорят на Ятори. Мне оставалось лишь надеяться, что моя любовь за три года тоже сдохнет. Мне оставалось надеяться лишь на это.

«Сейли, не дави, – вспомнились мне слова Багора. – Это тебя на органы продать не успели, а Кей продавали дважды».

Что ж… третьи торги также завершатся вполне успешно.

Запрокинуть голову, не позволяя слезам соскользнуть на ресницы, и жить, жить на разрыве, отчетливо осознавая, что одна часть меня мертва, вторая… вторая пытается искупить вину за жизни близких людей.

* * *

«– Папа, я не хочу, я…

– Кессади, это хорошая клиника, все будет хорошо.

– Пап, но я…

– Я все решу, Кесси, все будет хорошо…»

Хорошо не было.

Ни тогда, ни сейчас.

И я все отчетливее понимаю – хорошо для меня в принципе никогда не наступит.

* * *

Поместье лорда Виантери я покинула, никого ни о чем не предупредив, взломав панель доступа на флайте, изолировав его от наблюдения, и таким образом без проблем долетела за четыре часа до разрушенного поместья Анатеро.

Скорость была зашкаливающая, высота полета – неимоверно низкая, маневренность – на грани. Я мчалась между деревьями, не поднимаясь над кронами, чтобы не дать радарам засечь себя и… просто не думать. Вообще ни о чем не думать. Когда летишь на такой скорости по лесу, все, что остается, – предельно сконцентрироваться на управлении флайтом, и тогда для иных мыслей места не остается. Как и для слез… Какие слезы, если нужно сосредоточенно смотреть вперед?!

* * *

В поместье Анатеро я прибыла почти на рассвете. Счетчик местного времени показывал четыре часа утра, счетчик топлива – почти ноль, счетчик пропущенных сообщений на сейре зашкаливал.

Флайт я оставила в лесу, в зависшем состоянии. Спрыгнула на землю и почти сразу ощутила запах опасности, ее металлический привкус на губах… Эти территории не пустовали. И тут жила ярость. Ярость, ярость, ярость… Деревья с содранной корой, следы от когтей. Ярость, которую выплеснули здесь, словно бесясь от бессилия.

Как интересно…

По лесу я прошла совершенно спокойно – он был мертв. Ни хищников, ни птиц, ни насекомых, ни даже вездесущих мелких грызунов. Здесь не было ничего – звенящая пустота, которую, казалось, только подчеркивал шелест ветвей искалеченных деревьев.

А вот само поместье не пустовало. Для того чтобы проникнуть в него, пришлось миновать шестиметровую стену, первую из трех, и, едва я перескочила препятствие… идти дальше желание почти пропало.

Они превратили первую линию обороны в кладбище. Основательное, ухоженное кладбище, оформленное даже с применением современных технологий – над каждой могильной плитой тускло сияло изображение захороненного, и это заставляло осознать весь масштаб трагедии. Дети, старики, мужчины, женщины… даже домашние животные.

Я шла мимо могил, ощущая себя так, словно иду мимо чужих непрожитых жизней, и не могла понять – как же так?

Да, Илонес закрытая планета.

Да, статус адмирала Вейнера сделал эту планету еще более закрытой от пристального внимания любой из самых развитых цивилизаций нашего времени. Сюда не совались ни Танарг, ни Гаэра, ни Союз Алтари, ни даже выходцы с Земли. Да, возможно, в таком режиме им удавалось сохранять массовые убийства в тайне.

Но тут ключевое слово именно «удавалось». В прошедшем времени. Потому что резня в поместье Анатеро привлекла внимание того же генерала Энекса. В остальном Илонес прекрасно справлялся с нападениями, и на откуп «второй расе» отдавались переселенцы, точнее даже – их женщины, а при нападениях гибли те, кого никогда не жалко – наемники.

И в принципе все всех устраивало… до нападения на поместье Анатеро.

«Он вырвал. Сказал – она бессердечная. Ей ни к чему. А сегодня он сказал, что вырвет мое, если я не убью того, у кого из-за тебя там тесно», – вспомнились мне слова Соена.

Он…

И «те, другие, не sunttenebrae»…

Я вспомнила просматриваемые записи. Особенности поведения «невидимых демонов» бросались в глаза сразу – они убивали только мужчин с оружием в руках и похищали женщин. Все. Никакой массовой резни. Никаких повреждений городам, ну, кроме коммуникаций, никаких эксцессов… Ни изорванной в клочья коры деревьев, ни уничтожения животных, ничего такого, что случилось здесь.

Все любопытнее и любопытнее…

Я миновала кладбище, вскарабкалась на вторую стену и передумала спрыгивать вниз – лазерную систему безопасности не заметил бы лишь новичок. Я также засекла с ходу систему лучевого покрытия, расположенного сантиметрах в десяти от земли. То есть замок был в настоящий момент обитаем. И хорошо защищен. Интересно.

Я вернулась на «кладбище», подобрала несколько сломанных веток, которые за стену из лесу перекинул ветер, и, вновь взобравшись на вторую стену, бросила их вниз.

Реакция была предсказуема – оглушительно взвыла сирена, десяток прожекторов мгновенно высветил место падения веток, в третьей стене открылась калитка, и… и вышла бабка с джишкой.

Как неожиданно.

– Кто там, дохлый дерсенг вам в зад?! – крикнула она.

Акцент Астероидного братства невольно вызвал улыбку.

– Боюсь, не поместится! – крикнула я, полностью перейдя на язык пиратов.

Бабка поправила платок и одновременно словно невзначай перенастроила линзы, в следующий миг дуло джишки было направлено мне в лоб.

– А я смотрю, гостеприимство – ваше все, – не удержалась от колкости.

Старуха недвусмысленно передернула затвор второй джишки, на этот раз повесомее.

– И охота вам после стену восстанавливать? – Это уже было даже забавно.

– Ладно, – сдалась старуха, – прыгай сюда, если разговор есть. Пить будешь?

– А почему бы и нет. – И я спрыгнула вниз, вызвав вторую волну вытья сирены, от которой поморщились мы обе.

Орала сирена немилосердно.

* * *

Внутренний дворик замка Анатеро был на удивление чист – все выкрашено белой краской, никаких следов крови, и… еще не активные могильные плиты в стороне от лестницы главного входа.

– Да уж, – старуха проследила за моим взглядом, – никогда не думала, что мне доведется их хоронить, но, как видишь, жизнь распорядилась иначе.

И после этих слов она словно стала ниже, сгорбившись под тяжестью горя и прожитых лет.

– Пошли в хату, – уже исключительно на языке пиратов предложила она и первая поднялась по ступеням.

Такой жуткий контраст – в роскошный замок Анатеро вело свыше полусотни ступеней. Помпезно, красиво, ярко, с роскошью… от которой остались лишь обломки. Судя по всему, когда-то перила лестницы украшали статуи, сейчас… только то, что от них осталось.

– Давно вы здесь? – спросила, поднимаясь за ней следом.

– Почитай, уже месяц как, – невесело отозвалась старуха. – Как брат на сообщение не ответил, я неладное сразу и заподозрила. Племянника пыталась тряхануть – тишина, жену его – тишь. Наняла хакера, взломала систему… вот тогда и поняла, что некому уже ответить.

Мы миновали лишь половину лестницы, и я видела, с каким трудом дается ей каждый новый шаг, а потому не торопила – ни с расспросами, ни со скоростью подъема.

– На Илонес, да ты сама явно знаешь, попасть нелегко. Пока пробивалась, еще месяц миновал, а потом уж… Тяжело это, родных хоронить.

И она замолчала до самого входа во дворец.

Самое страшное было именно здесь. У двери валялся брошенный ДНК-сканер, чуть дальше – черные пакеты… такие, в которых перевозят тела умерших, а еще дальше несколько столов и на них тела… которые собирали по частям.

– Не пугайся, – заметив, что я остановилась, усмехнулась старуха, – дело это грязное, но нужное. Это поначалу тяжело, а потом привыкаешь собирать… мозаику.

Пиратка усмехнулась, не весело, нет, скорее с болью, которую пыталась скрыть за циничными фразами.

Что ж, единственное, чем я могла поддержать, – рассказать правду о себе.

– Мне хоронить было нечего… – и это до сих пор рвало мне душу.

Старуха посмотрела на меня, кивнула, понимая, что слова тут бессмысленны, и повела за собой на кухню.

В свете зажегшихся огней я разглядела ее лучше – сухая, жилистая, с копной черных, явно крашеных волос, собранных в неаккуратный хвост, в черной одежде пиратов, с несколькими шрамами на лице, загорелая почти до неузнаваемости, но… светлые брови, ресницы и глаза выдавали в ней уроженку Илонеса. Неявно, но для тех, кто знает куда смотреть и делать выводы из сказанных слов, это было очевидно.

– Вы из рода Анатеро, – произнесла я, едва старуха, достав две железные кружки, плеснула неразбавленный спирт и мне и себе и привычным жестом двинула кружку так, чтобы та остановилась прямо передо мной.

Некогда «леди» кивнула, единым махом опустошила свою кружку, вновь налила себе доверху и села рядом со мной. А я вдруг подумала о том, употребляет ли она хоть что-то, кроме этого спирта? В смысле, она вообще ест или только пьет?

– Тяжело, ты знаешь, – она посмотрела в окно, на занимающийся рассвет, – тяжело… Невыносимо. Больно.

Еще один глоток пойла, от одного запаха которого у меня уже кружилась голова, и ожесточенное:

– По молодости мечтаешь о свободе. Сбежать бы с этого проклятого Илонеса, от правил, возведенных в догмы, вечных табу, вечных запретов, вечного «нельзя», а потом оглядываешься на прожитую жизнь и понимаешь – здесь тебя любили. Здесь ты могла бы любить. Здесь…

Она замолчала, остервенело сжимая кружку жилистыми руками, и добавила:

– Нет, не думай, что вся жизнь прошла зря. У меня шестеро сыновей, мужиков было… да все, кого захочу, только родная кровь, родина… Тяжело. И опять же, кто их всех похоронит, кроме меня…

– В смысле? – не поняла я.

Старуха перевела взгляд с окна на меня, усмехнулась:

– А, ты не местная, прости, забыла. На Илонесе хоронить убитых могут лишь родственники.

Я невольно взяла кружку, сделала глоток, закашлялась. Меня ответственно побили по спине, до синяка явно, после чего снисходительно поинтересовались:

– А ты тут с чего?

– Гхм, – мне бы запить сейчас хоть чем-то, но просить воду было как-то неловко, – наемница. У Виантери.

– А-а, – протянула старуха, – Старый прощелыга решил обезопаситься и нанял больше мяса. Умен.

Не выдержав, я сходила к видневшемуся холодильному агрегату, открыла, поискала воду, нашла и, вернувшись с бутылкой обратно, для начала запила адское пойло старой пиратки и уже после перешла к разговору:

– Думаете, это ему поможет?

Старуха махом выпила вторую кружку. Посидела, безразлично глядя в окно, налила себе снова и равнодушно произнесла:

– Судя по тому, что ты здесь, – да.

Оригинальный ответ.

Я отхлебнула еще воды и спросила:

– Вы знаете, что здесь произошло?

Взгляд старухи мгновенно переместился на меня, синие глаза заледенели, и несколько охрипшим голосом она произнесла:

– А ты?

– Частично, – предельно честно ответила я. – Смутно, частично и с пониманием, что ранее подобного не происходило никогда.

Усмехнувшись, пиратка кивнула и сказала:

– Молодец, ухватила суть сразу. Давно в деле?

– Почти шесть лет уже. – И я снова взялась за воду.

Правда, голова умудрилась закружиться уже после одного глотка старухиного спирта, и чувствовала я себя не лучшим образом.

– Понятно, – пиратка кивнула. – Знаешь, а я все в толк не возьму – что здесь случилось? Все, что удалось выяснить, – кто-то открыл ворота всех трех уровней защиты. И на этом всё. Кто, зачем, как? Ради чего? Почему погибли все? Я хороню, хороню, хороню, собираю даже детей по частям и все понять не могу – какого дерсенга?

Что ж, я выложила все что знала:

– Насколько я понимаю, на Илонесе существует вторая разумная раса – sunttenebrae.

Старуха всмотрелась в меня с нескрываемым подозрением, но усмехнулась, кивнула и подтвердила:

– Демоны тени, да. Невидимки. Ночной кошмар. Темные. Подземные. Много вариантов, а суть одна – они так себя не ведут.

Я кивнула, подтверждая, что уже знаю и это, и продолжила:

– Точнее, ни вам, ни вашим родственникам не было известно о том, что они «могут» так себя вести. Они или… какая-то неуправляемая часть их.

Пиратка, собирающаяся сделать глоток спирта, застыла с кружкой, поднесенной к губам. Я же вернулась к известной мне информации:

– Полагаю, все, что вам известно о второй расе Илонеса, – это то, что время от времени им требуются женщины, так?

Старуха медленно кивнула.

– Насколько я понимаю, вторая раса скрытно существует и в рамках вашей, более того – иногда они покидают Илонес и служат в наемных военных подразделениях других государств. Вполне возможно, они возвращаются, но могу также допустить вариант, что нет. Но… – я на секунду замялась, – ваши слова о том, что хоронить убитых могут только родственники, говорит о сильной моральной, традиционной, эмоциональной привязанности к Илонесу.

Она вновь кивнула, ожидая продолжения.

Я продолжила:

– Четыре часа назад я допрашивала парня по имени Соен Дисан.

Вскинутая бровь и явное непонимание, о чем речь. Пришлось пояснить:

– Это он открыл все уровни защиты, впустив убийц на территорию замка.

Ее глаза заледенели, губы сжались, жестокость проступила в чертах лица.

– Сожалею, – была вынуждена признаться я, – боюсь, все, что вам осталось, – избить его. И то его до вас уже искалечили изрядно.

– Но он жив, я надеюсь? – нехорошим тихим голосом переспросила она.

О, я понимала такую реакцию – месть, это зверь, что разрывает когтями душу и требует жертв. А я… я ей только что назвала имя жертвы.

– Мне очень жаль, – сказала совершенно искренне, – но поначалу его допрашивал наемник, умеющий бить с последствиями, а после, убив практически все сознание, допрашивала уже я, добравшись до его глубинного подсознательного «я», находящегося на уровне развития семилетнего ребенка.

Какое-то мгновение мне казалось, она сейчас достанет джишку привычным отработанным движением и просто отстрелит мне голову, но разум взял верх, и старуха хрипло приказала:

– Продолжай.

Это было бы самоубийственной глупостью с моей стороны, и я недвусмысленно намекнула на это, попросив:

– Уберите оружие.

Ее внутренняя борьба была более чем очевидна – для пиратов характерно сначала бить, потом спрашивать, и жизнь в подобных условиях приводит к основательной деформации личности, поэтому сейчас ей явно хотелось продолжить беседу в более комфортных для нее и наиболее безвыходных для меня условиях, но…

Секундная борьба, и джишка легла на стол.

– Достаточно? – поинтересовалась старуха.

– Не уверена, – улыбнулась ей, – я слишком хорошо знакома с Астероидным братством.

Старуха медленно извлекла еще две джишки, потом кинжал, четыре контактные бомбы, две ядовитые «звездочки» и набор ядов в активируемых прикосновением капсулах.

– Теперь достаточно? – насмешливо поинтересовалась пиратка.

– Это примерно треть из того, чем вы располагаете. – О да, я хорошо знала представителей Астероидного братства.

Она усмехнулась, не став скрывать очевидного.

Я же попыталась донести еще более очевидное до нее:

– Все, что у меня есть, – обрывочные сведения и слова, которые сложно трактовать однозначно, полученные при допросе Соена Дисана. Полной картины происходящего они не дают. Нам с вами делить нечего, как и вы, я хочу понять, что здесь произошло. Потому что, даже когда ярость затмевает ваш разум, вы сами признаете – «демоны полутени» так себя не ведут. Для них это не типично. А значит, причина гибели рода Анатеро не только в открытых воротах.

Синие глаза старухи, казалось, прожигали меня насквозь, и когда она смотрела так, становилось очевидно – прожитые годы никак не отразились ни на ее силе, ни на скорости ее реакций.

– Хорошо, – бесцветным мертвым голосом произнесла она, – тогда… кто?

Внезапно поняла, что, если произнесу имя девушки из рода Анатеро, меня убьют. Здесь и сейчас. Без жалости и сожалений. Возможно, сожаления придут позже, но что терять ей, старухе, потерявшей слишком многих и второй месяц хоронившей останки, которые приходится собирать по ошметкам.

– Кто был владельцем черной пантеры? – вопросом на вопрос ответила я.

Пиратка удивленно моргнула, потом задумалась, потом…

– Пошли искать, – сказала она.

И мы встали, прихватив по бутылке: она – неразбавленного спирта, я – воды.

– Ты бы выпила, – посоветовала старуха.

– Да ничего, у меня крепкие нервы.

Я была более чем уверена в том, что хладнокровие – это мое…

* * *

Ровно до тех пор, пока не увидела эту самую холодную кровь…

Поднявшись на третий этаж, мы открывали одну жилую комнату за другой, и повсюду была кровь, кровь, кровь… запах гниения, вонь разложения и кровь.

В какой-то момент, когда мы вышли из очередной спальни, пиратка молча протянула мне свою бутылку, я молча сделала несколько глотков. В голове зашумело, но тошнота отступила и… как-то легче стало переосмысливать масштабы трагедии.