Механ

Денис Довыденко

Механ

Глава 1 "Диана"

Глава 1 «Диана»

«…механы, так они их называют.

От обычного солдафона

они отличны выучкой и своей техникой

(каждый обут и одет, как маленькая мастерская).

Ибо сражаться им приходится с существами,

человека превосходящими, вдвое, а то и в трое своей силой и злобой…

Из путеводителя Г. Шлиндемана «Das Polis».

I

      Гришин сидел у замызганного закутка, чистя метровым клинком латунный шар с гироскопом внутри. От капитана шел пар, кожаные перчатки на руках сделались влажными, а очки, натянутые на лоб, запотели. Он взмок, кевларовый воротник плаща до красноты натер шею. На спине болтался рельсотрон, похожий на V-образную палку с накрученной волнами проволокой. Закончив, Гришин встряхнул шар от пыли, потряс и включил.

      В рассветных сумерках крутилась черная пыль, надуваемая сюда от фабрик и мануфактур. Она толстым слоем лежала вдоль стен, и только ветер мел ее словно поземку.

      Вдоль извилистой улицы едва мерцали, словно под уставшие керосиновые фонари. Они почти не освещали улицу и больше походили на воздушные шары, висящие в воздухе. Меж тем в крохотных оконцах зажигались лампы и мелькали силуэты с заспанными лицами – люди собирались на смену.

      Висящий на поясе шар зашуршал, гироскоп внутри него закрутился. Воздух вокруг него стал густеть, а дуги с выгравированными стрелками показали на закуток.

      Истоптанные за сутки сапоги жалобно скрипнули. Пора продолжать. Значит здесь. Полночи гоняться ради того, чтобы тварь оказалась под носом. Долбанная рухлядь.

      Гришин повесил прибор на портупею, оправил плащ. Подтянув перчатки, зарядил похожий на стручок гороха магазин на пять снарядов и включил поле.

      Везде, даже здесь, в Полисе, их звали по-разному. В Старом Городе старались не называть вовсе. В основном говорили просто они.

Вида они были разные, но самая основная масса, от людей по виду не отличалась. Разве что с координацией у них было похуже. Да и не каждый человек ссыхается до состояния скелета.

      Люди, приехавшие сюда недавно узнавал о них либо из баек, которыми любой фонарщик или дворник делились не скупясь, либо из страшных историй, рассказываемых в рюмочных, да кабаках, мол знакомого какого-то знакомого когда-то съели или жестоко растерзали.

      Здесь – в Железных Домах – народ имел с ними более тесный контакт. И видел если не регулярно, то очень часто. Поэтому название быстро отыскалось, приклеившись мертвой хваткой – пустые или пустоты, кому как удобно.

      Первые следы капитан заметил у огороженной трубы коллектора, рядом с остатками то ли лагеря, то ли убежища.

      Следы, схожие с собачьими уходили дальше, вглубь улиц. В проклятый лабиринт улочек, проулков, закоулков и тупиков.

В них чудовище чувствовала себя как дома. Она петляла, кружила, пару раз замечал сгорбленную тушу ползущею по стене. Та словно шла за кем-то.

      В тени зданий ничего не было видно, и Гришин нацепил очки. Затем покрутил окуляры, пока линзы не сменились. Мир сразу окрасился в зеленый тон, и механ увидел, что в конце тупика, где была навалена груда мусора с окон, кто-то копошится. Мешки, набитые гнилыми овощами, бугрились, будто под ними пировала стая крыс.

      Гришина это навело на другие мысли. Он прицелился и дал пару пробных выстрелов по куче.

      Очки засветило вспышкой. В воздухе загулял озон и тотчас запахло грозой и свежестью.

Когда зрение вернулось к капитану, мусор перестал шевелиться.

Гришин удивленно хмыкнул. Убрал винтовку за спину. Посмотрел на гироскоп. Дуги то крутились, то нет. Пассивный поиск. Целей нет. Механ убрал аппарат под плащ.

Задул лёгкий рассветный ветер, зашуршав кирпичной крошкой и листьями по мостовой.

      Гришин достал прибор, смахивающий на жумар, взвел и подвесил к портупее, где у него уже болтался ручной фонарь.

      Вслед за тем в руке у механа появились ножны с ладонь в длину. Футляр щелкнул, разложившись в метровый прямой клинок.

      Гришин направился к куче. Осторожно, с пятки на носок. В свете ночника все сливалось в единую кучу. Гришин не мог различить решительно ничего и ориентировался больше наощупь. Пошарив в отходах, рука капитана наткнулась на что-то мягкое и костлявое. похожее на собачонку либо очень большого кота.

      Капитан опять прокрутил окуляры, меняя линзы на обычные, затем той же рукой снял с портупеи фонарь. Зажужжал механизм, освещая кучу.

      Девочке было лет десять – двенадцать от силы. Зачуханная, бледная, в волосах мусор, лицо худое и вымазано не то в мазуте, не то в саже. Одета в засаленный до невозможности свитер и совсем поганую юбчонку с темным пятном на бедре. На механа она даже не глянула – держалась за ногу.

      Гришин открыл рот, пару секунд разглядывая маленькое существо. Его рука на автомате дернулась, клинок в руке подпрыгнул, но сразу остановился, а изо рта донеслось очумелое:

– Ты кто?

Она не ответила, только подняла круглые словно блюдце глаза, в упор смотря на механа. Попыталась закричать и тут же закрыла рот руками, давя крик в себе.

– Черт! – Гришин полез под плащ за бинтом.

Вдруг механ ощутил, как волосы на спине зашевелились. Он посмотрел на компас. Не крутился, а дуги показывали строго за спину.

      Капитан крутанулся на пятках, выставляя клинок вперед. Никого. Пустой тупик. Вместе с загнанным как в капкан механом. Он посветил фонарем на обрисованные ругательствами стены, на карниз, на зашторенные окна. Ничего.

      На лбу появилась испарина. Капитан судорожно ухватился за компас. Не крутился. Дуги по-прежнему указывали за спину.

– Что за на… – мир закрутило, Гришина бросило на землю, рельсотрон на спине захрустел. В глазах заплясали зайчики. Спина задубела и не чувствовалась, лишь фонарь с клинком вылетели и поскакали по земле.

      Пустота спрыгнула со стены. Горбатая, похожая на смесь старухи и мертвой собаки. Шумно втянула воздух. Посмотрела на Гришина, затем на кучу мусора, снова втянула. Прыгнула вглубь свалки и начала дербанить мешки с тухлятиной.

      Капитан тем временем перевернулся, помогая себе рукой. Лицо пульсировало и щипало, во рту появился знакомый солоноватый привкус.

Тварь всё ещё крутилась в мусоре. Распорола мешок. По земле покатились трухлявые кочаны.

      Гришин сел, потянулся за винтовкой. По спине прошла волна судорог. Он тихо зашипел. Сделав усилие, одним движение достал карабин. Ужас. Будь удар посильней, рельсу переломило бы. А так кривая винтовка лучше, чем сломанная. Капитан попытался выпрямить ее. Хрустнуло. Неприятно.

      Из мусора закричали. Пискляво и отчаянно, по-девичьи. Гришин, качаясь, прицелился.

      Главное попасть в жидкий кристалл, что у пустот вместо мозгов. Он мог быть либо в туловище, либо в голове.

      Бум. Пустую, опрокинуло, а на ее месте выросло пылевое облако. Похоже, порвало мешки с мукой.

«Ни черта не видно» – зазвучало в голове у капитана.

      Рельсотрон заурчал как взбешенная пчела. Завоняло озоном, только теперь вместе с палёной изоляцией. Он отбросил винтовку, та застучала по земле.

      В этот момент в Гришина прилетела капуста. Сместись он на сантиметр в сторону – и легкий капустный пас превратился бы в точный удар по голову.

      Механ сдернул с себя ударник, рука потяжелела, появилось напряжение, словно рогатку натянул.

      Теперь ждать, только бы подобраться поближе. Размажу гадюку по стене.

Пустая все не показывалась. По кирпичной кладке тем временем что-то застучало, а спустя секунду лопнуло стекло. Отчаянно заверещала женщина, посыпалась посуда, хлопнула дверь.

      Пора. Сменить линзы, откатиться. Спину дергало, но терпимо. Зашуршал щебень.

      Внезапно на место Гришина камнем приземлилась тварь с характерной подпалиной на правом плече.

      «Думала, я дурень, поведусь?»

Тварь поняла промах, резко развернулась к механу. Капитан выставил жумар на вытянутой руке, спустил взвод. Воздух у прибора сжало, пока он не стал твердым, и как спущенная пружина устремился к пустой. Чудовище ляпнулось об землю. Перекрутилось, в процессе потеряло руку. Оно прочертило по земле еще пару метров, затем остановившись попыталось подняться, но, вставая, каждый раз теряло равновесие.

      Капитан Гришин мало чем отличался от неё. Собрав остатки сил, он кое-как встал, опираясь на стену. Затем начал водить ошалелым взглядом в поисках оружия. Фонарь нашелся быстро. Его свет пробивался из разорванных мешков. Вот с клинком была проблема. Он скорей всего лежал либо в капусте, либо под слоем муки. Гришин сжал жумар в кулаке. Напряжения не было. Ну, конечно. Кто бы сомневался: тебя на большее и не хватило бы.

Хотя какая разница – все равно без клинка или винтовки пустую не упокоить.

Гришин, понимая плачевность ситуации и наблюдая, как тварь приходит в себя, пошаркал к мешкам. Пустая на месте тоже не сидела, только в трупных глазенках на миг отразилась фигура механа, словно робот, тварь встала и поперла катком на Гришина.

      Смотря на противника, капитан ускорился, почти перевалившись через мешки. За ними сидела девочка с клинком. Она резала мешковину на полосы, накручивая их на ногу наподобие повязки.

– Ну ка, дай сюда, – механ выхватил оружие.

– Отдай! – девчонка повисла на руке. Гришин в одно движение сбросил ее. Развернулся, выставив клинок вперед.

      По голове в ту же секунду прилетело. В глазах заплясали звёзды. Капитан осел и замахал руками. Левая рука даже не дёрнулась. Ее будто привязали и давили огромными плоскогубцами.

      Наконец радуга перед глазами отступила, открывая взору прелестную картину. Пустая, как бульдог, впилась руку. И отпускать не собиралась ни при каком раскладе.

Под кевларом плаща заскрипел металл руки. Гришин перехватил клинок и что есть силы, вогнал его в голову.

Хватка ослабла. Пустая поплыла и зашаталась. Механ в тот же миг выдернул руку. Перекинул тварь через мешки. Сел сверху и стал лупить по ней, словно топором по чурке. Когда от головы осталось месиво из костей и багровой слизи, Гришин остановился.

      От пустой повалил густой пар, она начала нагреваться, а содержимое головы сжиматься и ссыхаться, становясь похожей на изюм. Капитан вяленько встал, напоследок пнул труп, не удержал равновесие и плюхнулся на пятую точку. Руками закрыл глаза, просидев так с минуту, затем встал, сложил клинок. Заковылял к девчонке. Та сидела куклой, оцепенело глядя в одну точку. Появление Гришина испугало ее. Она будто ящерица на холоде медленно зашевелилась, пытаясь то ли отползти, то ли убежать.

– Ты че здесь делаешь? – голос механа сделался хриплым, скрипучим, как несмазанная дверь. Гришин бегло осмотрел собеседницу.

Тощая, свитер висит как покрывало на пугале. Сама бледная – бледная, а на скуле желтым пятном выделяется почти заживший синяк. Чумазая, за один раз так не загрязнишься. Как минимум недели две труда. Беспризорница?

      Девочка не ответила, лишь продолжала завороженно смотреть сквозь капитана.

– Эй, очнись, – тот попытался дотронуться левой рукой до плеча.

Ее взгляд медленно переместился на руку. Девочка дернулась и с силой ударила по руке.

– Ух…, – Гришин схватился за кисть, а затем стащил перчатку. – Больно, да? Ну так расскажи, чего по помойкам шляешься. А то этой потрясающей рукой, – он пригрозил ей протезом, – по заднице отхожу.

– Играла – девочка говорила с характерным Полесским акцентом, выделяя букву «л».

– Играла? Прятки от пустой — тоже игра?

– Ты ее привел!

– Ничего, что она за тобой шла?

Девочка притихла. Опустила голову и попыталась рывком встать и словно спринтер стартануть. Получалось у нее, как у инвалида на костылях.

– Далеко собралась? – Гришин нарочито медленно пошел за убегающей. – Тебе ускорение придать?

Девчонка обернулась, продолжая скакать на одной ноге к выходу. Хотела что-то выкрикнуть, но ногой наскочила на труп, который растекся и буквально слился с землей, и мешком повалилась на землю. Капитан тихо рассмеялся, подошел к девочке и поднял за шкирку.

– Тебя как, чудо, зовут?

– Диана.

– Значит, смотри, Диана, – механ мягко опустил девочку на землю, – у тебя есть два варианта. Первый: ты ведешь себя как минуту назад, и мы расходимся, как в море корабли. Второй вариант: мы разговариваем как взрослые люди. Ты объясняешь беду и с чем столкнулась. Я по мере сил помогаю тебе. Идет? – он специально присел, оказавшись с девочкой на одном уровне, стащил с нормальной руки перчатку и протянул распахнутую ладонь.

      Диана смотрела на руку, будто первый раз.

– Ну, я это…, – глаза забегали, не зная куда приткнуться. Она еще раз глянула на руку, а после потянула свою дрожащую и чумазую ладошку.

– Вот и договорились. Я тебя внимательно слушаю. – Гришин стащил с глаз очки.

– Нас шестеро было вместе со мной, – девочка надула губы. – Я вот уже три дня как к Башне ушла. Милостыню просить. Сюрприз хотела устроить – по щекам потекли два неровных ручейка. Гришин кивнул. – Пришла.…Там все разбросанно…Никого нет.…Думала, приютские пришли, все поломали… А потом ее…, – она показала влажной от вытертых слез рукой на пустую, — …увидела.

– Тела видела?

– Не.…Вообще ничего не было, их, будто забрали.

– Забрали? Ни крови, ни остатков одежды, вообще ничего? – капитан подпер подбородок кулаком и нахмурился. – Странно все это. Ладно, потом все равно на место идти. – он кивнул своим мыслям, затем продолжил, – Что с ногой? Я подстрелил?

      Диана уже успокоилась и ответила, яростно шмыгая:

– Не, я об забор ногу пробила, когда перелазила.

– Покажи.

Мордочка изменилась. Удлинилась, стала походить на куницу.

– Ногу? Она не болит.

– Я рад. Дай хоть гляну, что за тряпки ты туда понабивала. – Гришин начал подходить к Диане.

– Лучше не надо…

– Где?

– Бедро. Левое… – она руками начала прикрывать ногу.

      Мешковина была намотана чуть выше колена, причём очень плотно, и словно сливалась с кожей. То тут, то там багровыми каплями виднелась засохшая кровь.

      Капитан прощупал ткань. Как ни странно, по ощущениям она напоминала только-только зажившую рану.

– Присохло что ль? – он опустил руку ниже, пальцем пытаясь подковырнуть повязку. Но ни края, ни хоть чего-то, за что можно было зацепиться, не находилось. Повязка плавно переходила в кожу.

      Гришин помрачнел, бросил: «Давно у тебя так?», затем встал и пошел поднимать свое снаряжение. Когда винтовка и фонарь улеглись на свои места, он поманил Диану за собой.

Та стояла так, будто ее сейчас ударят: вся скукожилась, зажмурила глаза.

– Чего встала? Пойдем!

Они спешно вынырнули из переулка.

– Залезай на плечи.

– А?

– Чего ждешь? – ухватив девочку за шиворот и закинув ее на шею, матерясь и треща, как мачта в шторм, механ бодро заковылял по улице.

Сверху пискляво закричали.

– Не ори твою мать. Вот же… Не дергай меня за волосы. За плечи держись. Угомонись. Я тебя сейчас к ноге на шнурок примотаю.

Девочка поутихла, но вцепилась маленькими ноготками в голову.

– К-куда идем?!

– До Моста, – он вздохнул. – У меня хороший друг там живет. К тому же врач. Он тебя осмотрит, возможно, поможет. Ты ведь диффузная?

– Дарованная.

– А разница? Дарованная, диффузная. Ты вообще сколько на улице живешь?

Диана призадумалась, начала загибать пальцы:

– Две зимы и одно лето.

– И без переливаний?

– Один раз, той зимой.

– Одуреть!

II

Их маршрут лежал к Мосту (здесь так называли разводной мост между двумя районами). Главный способ добраться до него – выйти на главные улицы. Дальше просто двигаться по ним в одном направлении. Продираться к цели приходилось через нависающие, как скалы, кривые многоэтажки. Затем им на смену шли отдающие чуть фиолетовым дряхлые здания, высотой не более пяти этажей.

      Выделить какой-то отдельный было невозможно. Многие выглядели страшно перекошенными и наползали друг на друга, создавая сплошные стены с небольшими оконцами сверху и туннелями снизу, из которых временами выползали словно аборигены, разномастные жители.

      Гришин крутил головой без остановки, пытаясь сориентироваться. Ни знаков, ни номеров домов здесь не знали. А развешанные меж стен, как канаты, бельевые веревки вместе с чьим-то бельем, закрывали весь обзор.

      Гришина к тому же не покидало противное ощущение чужого взгляда. Кто-то навязчиво его разглядывал. То крыша закряхтит, то на периферии зрения кто-то мелькнет.

«Это всё проклятый недосып, всякая дурь теперь чудится» – говорил себе механ, но сам старался крутить головой поактивнее. Мало ли что.

Гришин протер лицо:

– Диана, ты говоришь, три года на улице жила? – она кивнула. – До проспекта далеко?

Она закрутила головой. Сначала вправо, на крутой поворот, после влево, на уходящую в горку дорогу, петляющую, будто спутанный шнурок. Посмотрела еще раз. Вправо. Влево. Наконец девочка фыркнула и указала налево.

– В горку, а потом направо по проулку, потом еще раз направо и налево.

– Ладно, покажешь, – Гришин обреченно вздохнул, глядя на свой маршрут. – Спина моя, спина… – он затопал сильнее, горка хоть и не была отвесной, но спускаться с велосипеда лучше не стоит.

      Ближе к вершине народу прибавилось. Как тараканы из щелей, на Гришина выползали замученные работяги, за ними группками или поодиночке шел местный сброд: кабачная пьянь, лезущая из натыканных тут и там кабаков да харчевен, торчки с глазами – монетами и оплывшими, как от диффузии лицами.

– Вы там всем районом слепые что ли, в глаза там долбитесь? Аккуратней можно ходить? – из закутка вылетело еще одно слепое животное – глаза в пол. Весь загаженный, тощий, ему оставалось только на людей бросаться, и вот – готовый пустой.

Он врезался в капитана, словно в столб, да так, что тот протрещал как сухая ветка.

– Ах ты, сука! – механ приложил существо об стену.

Животное издало непонятный звук и попыталось отбрыкаться.

Капитан ударил протезом по дряблой руке, словно хлыстом:

– Я тебе культю сейчас отрежу, дегенерат!

Как ни странно, речь тот понял. Быстро успокоился и шарнирной походкой удалился по своим делам. Сверху захихикали.

– Ты че ржешь, я тебе сниму и вперед пущу – будешь за ноги их кусать.

– Это же Тепа – он безобидный, наверно снова к Общаге пошел.

Механ презрительно скривился:

– Дальше куда?

– Вон, – она показала на закуток, откуда вышел Тепа. Узкий, там едва мог протиснуться мужчина, с навешанными, как паутина, веревками, большинство из которых крепились на уровне шеи.

– Странно, их здесь побольше что ли? Другого пути точно нет?

– Неа, только километра через два поворота, и то на боковые улицы.

– Эх, крепче держись.

      Наклонясь и слегка присев, капитан стал пробираться вперед. Под сапогами захрустело стекло, а от стен потянуло смесью сырости и мокрого кирпича.

      Чуть выше веревок шли небольшие слуховые оконца, почти все открытые, и оттуда тянуло каким-то мерзким неприятным душком, как от старой, неработающей мельницы.

Гришина этот запах немного напряг. Он совсем недавно где-то чувствовал его. Может из булочной? Или из того мешка с мукой?

– Я заплуталась, – Диана каким-то непонятным образом запуталась в веревках.

– Как можно запутаться в прямой веревке?

– Помоги!

Капитан присел, освободился от Дианы, а та продолжила висеть, как муха в паутине.

– Может тебя так оставить?

– Не надо, пожалуйста, – она чуть не захныкала.

– Да шучу я, шучу, – он улыбнулся и раскрыл клинок. Лезвие рассекло бечёвку, а Диана снова повисла, но уже в руке Гришина.

– Пусти. – она недовольно забурчала. Механ поставил ее на землю, а сам присел, став изучать обрывки.

– Это не бельевая веревка, – он натянул одну. – Такую обычным ножиком не разрубишь. И она липкая, хоть и совсем немного.

– Пустая? – сжавшись, прошептала девчонка.

– Не уверен. Такие фокусы может только пятый класс. В Полисе они не водятся. – Гришин посмотрел на слуховое окно. Встал и ухватился за раму.

      Помещение напоминало то ли склад, то ли хлев. Повсюду лежала пыль, а единственным примечательным объектом была кривая белая арка, непонятно кем и когда поставленная. Капитан осмотрел помещение еще раз, затем спрыгнул, засунул Диану под мышку.

– А на плечи?

– Обойдешься, пока до проспекта не дойдем, так побарахтайся.

Во дворах двигаться стало попроще. Вместо тесных переходов и кривых улочек начались небольшие, закрытые дворики. По ним пришлось идти недолго.

      Спустя пару одинаковых дворов, наконец замаячил проход на проспект. Стал слышаться шум города: визги детей, цоканье и кряхтенье экипажей, монотонное жужжание людской толпы, присущее густонаселённым районам города.

      Механу вся эта возня в переулках порядком надоела, и он ускорился. Вынырнув из арки, на него чуть не налетел экипаж. Возница заматерился, дернул поводья. Лошадь тоже дернулась, забрыкалась, зафырчала. Гришин чудом отпрыгнул и даже не потерял по пути Диану. Та что-то испуганно проблеяла.

– Твою мать ты чего лазаешь, козел дол…, – возница был седеющий мужик, усатый и с козлиной бородкой. Увидев механа, он прикусил язык и только играл бровями, обзывая того про себя.

– Ты в порядке? – Гришин обратился к Диане. Она кивнула и тут же оказалась на мостовой.

Механ с какой-то странной решительностью пошел в сторону повозки.

– Добрый господин, вы нам не подскажете, где это мы находимся? – сказал он низким, дребезжащим голосом.

– Южная объездная, – в усы проговорил возница.

– Объездная, значица…, – покосившись на Диану, капитан удрученно покачал головой. – Далековато. Вы, я так понимаю, свободны? – он окинул взглядом двухместный, крытый экипаж.

Усатый покачал головой: – У меня заказ. Экипаж для важного человека. Я в Старый Город еду.

– Плохо. Не в нашу сторону. Придется вам как-то без повозки справляться. – Гришин начал поглаживать все еще фыркающих и испуганных лошадей.

– Без повозки?! – глаза кучера стали похожи на два колодца.

– Угу. Ой, какие лошадки хорошие, однако!

– П-п-подождите, вы что это… Да ты ж не можешь!

– Могу, – механ достал из-под плаща подранную красную повязку с надписью «ПАТРУЛЬ», – Я при исполнении.

– Да вы, страх совсем потеряли! Да я нажалуюсь! – мужик, словно маленький ребёнок, затопал ногами.

– Жалуйся. У меня вон потерпевший. – Диана, на которую показал Гришин, ошалело смотрела на все это действо горящими глазами.

– Какая потерпевшая?! Ты издеваешься?!

– Мужик, – капитан понизил тон, – посмотри на эту девочку внимательно. Посмотрел? А теперь вопрос: ты хочешь, чтоб она превратилась в пустую?

– Ты чего? Нет, конечно!

– Вот и я не хочу. Так что хорош ломаться. И давай за вожжи.

– Она не может! Ты брешешь!

– Может, может и превращается. Прямо сейчас. Посмотри на нее: она сухая, как ветка, того и гляди – развалится.

Возница прикусил губу. На лице шла страшная борьба активного коммерческого долга и животного страха перед злой и неумолимой полицейской силой.

– Господин механ, дайте этот заказ выполню, а потом пулей к вам. Давайте?

– Нет, – ответил ему Гришин с легкой полуулыбкой.

– Меня ж уволят.… И штраф дадут… Совесть у вас есть?

– А у вас? – он прищурился. – Пока вы тут распинались, могли бы быть уже на Мостовой.

– Черт! – затем последовала двухэтажная матерная конструкция про механов, «углов» и всех-всех-всех. – Садись! – подстреленным воробьем мужик запрыгнул в повозку.

– Че встала? – капитан затормошил Диану, – Хочешь, чтоб передумал?

– Круто… – только выдавила она, завороженно смотря на экипаж.

– Адрес, господин механ.

– Мостовая, дом 3. Большое квадратное здание, голубое и с вывеской «Адвокатура».

III

      От Объездной до Бергамотова было порядка двух километров. И преодолеть их нужно было по трем улицам. Собственно Объездная – не самая важная, хоть и крупная улица, застроенная жилыми домами, затем шел Западный въезд – одна из четырех самых главных и длинных дорог. Торговая, шумная и вечно забитая. После, Мостовая – вторая по значимости в Полисе и самая оживленная.