После всего

Один человек в толпе робко поднял руку.

– Я вижу, что вы тянете руку, и наверняка у вас есть вопрос. Но позвольте, все вопросы потом, я продолжу. Это убежище рассчитано на двести человек, при таком количестве людей запасов топлива, еды, воды и прочих ресурсов может хватить на пять лет! Вас пересчитали и записали. Всего, включая меня и охрану, сейчас в убежище находится девяносто пять мужчин и семьдесят шесть женщин, считая детей и стариков. Несовершеннолетних двадцать пять человек. Стариков от шестидесяти до шестидесяти пяти лет – двадцать человек. Минус двое нарушителей порядка: мужчина и женщина. Бункер довольно большой и здесь много технических помещений. Начало бункера – это главный зал, в котором мы сейчас находимся – прям под Зимним театром, далее через связную сеть помещений и тоннелей можно пройти под Курортным проспектом до бывшего здания ФСБ, под которым расположено ещё несколько жилых и производственных помещений.

– Почему бывшего?! – вдруг не удержался и выкрикнул мужчина из толпы.

– Точно, почему бывшего?! Я только в пятницу там работал! – поддержал его ещё один.

– Справедливый вопрос, – ответил Андрей. – Я как раз об этом собирался рассказать. Ребята, прошу вас, выкатывайте панель.

Двое военных выкатили в зал высокую подставку, на которой была закреплена большая телевизионная панель. Буквально за пару минут они её подключили.

– Посмотрите внимательно, – сказал Иванцовский. – Всё, что вы увидите на экране – правда. Это ужасные кадры, но они помогут вам до конца осознать, что же всё-таки произошло несколько часов назад.

Видео длилось лишь полуминуты, я не считал, может быть, пятнадцать-двадцать секунд. Но кадры, что были нам показаны, эти кадры… в это просто невозможно было поверить. Люди были в ступоре, все просто стояли и молчали, пытались переварить у себя в голове эти несколько секунд, в которые они с широко раскрытыми глазами наблюдали за ядерным взрывом на экране телевизионной панели. Гнетущая тишина воцарившаяся после просмотра видео, наконец-то прервалась, в адрес смотрителя посыпались первые вопросы.

– И что это вы нам показали?

– Наверняка какой-то мультик, видеомонтаж с графикой!

– Там же Адлер вдалеке на видео. Хотите сказать, что на него сбросили ядерную бомбу?!

– Зачем вам это? Заперли нас тут, показываете всякую чепуху…

– Это не чепуха! – резко оборвал смотритель. – То, что вы видели – это реальность! Я уже сказал, что нам нужен порядок. У вас будет возможность покинуть это помещение, когда вы дослушаете меня до конца!

– А если мы не хотим тебя слушать?!

– Да, просто выпустите нас отсюда!

– Вам что, мало двоих смертей? – сжимая микрофон в руке, раздражённо спросил смотритель. – Любой, кто не будет слушать, кто будет перебивать, когда я говорю, тут же будет убит на месте. Ваша задача просто выслушать меня, а затем уже принять решение: покидать бункер или остаться. Если вам так непонятно, тогда попробуем иначе!

Иванцовский посмотрел на военного и кивнул в его сторону. Без лишних вопросов Алексей быстрым шагом подошёл к толпе и выдернул из неё девочку… совсем ещё ребёнка, на вид не старше двенадцати лет. Та от испуга стала кричать и дёргаться, но военный силой прижал её к себе, вытащил из кобуры пистолет и приставил к голове девочки. Вперёд выбежала её мать, умоляя отпустить ребёнка. Из шеренги вышел ещё один военный, резкими выпадами он нанёс несколько ударов женщине в живот и лицо, та упала, потеряв сознание. Девочка разрыдалась ещё сильнее, продолжая звать маму. Обстановка накалялась, но я по-прежнему не понимал, что я должен чувствовать, как должен себя вести. Я был в растерянности, как и большинство людей вокруг меня. Кто-то боялся, кто-то злился. Кто-то выкрикивал из толпы, но не решался нападать на военных.

– Что же вы делаете, уроды?!

– Отпустите её!

– Ребёнок-то тут при чём?!

– Её жизнь в ваших руках! – заявил смотритель. – Если вы дослушаете меня до конца, Алексей отпустит девочку, если нет – тогда он убьёт её.

Спустя пару минут препираний, люди наконец-то угомонились, согласившись выслушать смотрителя. Мать девочки очнулась, Алексей ослабил хватку, ребёнок тут же бросился в объятия матери.

– Мудрое решение! – сказал Иванцовский. – Этим решением вы спасли девочку и её мать. Видео, что вам показали – это не монтаж, не кадры из фильмов или видеоигр – это наша реальность. Прежнего мира больше нет. Ядерная война – вот, что стало с миром. Верить мне или нет – право каждого из вас. Сегодня все, кто не поверит, будут вольны покинуть наше убежище. Эти кадры были сняты с квадрокоптера. У нас была установлена коммуникация со штабом, но с момента взрыва связь с поверхностью пропала. Есть все основания полагать, что на побережье упало несколько подобных боеголовок. Сколько точно, мы не знаем. Почему город подвергся ядерным ударам – мы тоже не можем утверждать со стопроцентной уверенностью. Скорее всего, это были ответные меры. Изначально армия НАТО планировала отрезать всё побережье к выходам Чёрного моря: от Адлера и до Новороссийска. Похоже не всё пошло по их плану. Мы не знаем, чья сторона запустила ракеты первой. Судя по данным, которые успели к нам поступить, характеру взрыва и траектории ракеты, можно сделать предварительные выводы. Запуск был произведён из акватории Средиземного моря близ берегов Турции. Судя по всему, мы имели дело с модернизированной ядерной боеголовкой W76–1 с боевым блоком Mk-4a. Мощность только лишь одной боеголовки составляет сто килотонн. Подобная смерть доставляется американской трёхступенчатой баллистической ракетой четвёртого поколения, под названием «Трайдент 2». Среди военных более известная как «Трезубец». Эти ракеты запускаются с атомных подводных ракетоносцев. И теперь самое главное: связь со штабом и поверхностью, как я уже говорил, потеряна, вполне вероятно, что над нами сейчас лишь выжженная земля. Возможно, там нет ничего, кроме руин и пожаров после бомбёжек. Возможно, там нет ничего, кроме радиации и смерти. Мы будем жить здесь! Все ваши родственники, друзья, семьи и близкие, которые не успели укрыться под землёй – все они, скорее всего, погибли. В текущей обстановке, если где-то была выпущена хоть одна ракета-носитель с ядерным боезарядом, то с вероятностью в девяносто девять процентов – это начало ядерной войны. Прежнего мира больше нет! Пережидать придётся долго. Если тот взрыв, что мы видели был не единственным, если ядерные боеголовки упали и на центр города, то выходить на поверхность – это всё равно, что пустить пулю себе в висок! Три года! Именно столько мы будем пережидать прежде, чем снарядим и отправим первые отряды на поверхность. В убежище всего десять костюмов полной химзащиты, но от такого фона, какой предполагается сейчас, они не спасут, должно пройти время. Наша с вами задача – выжить! И ради того, чтобы выжить, мы будем сохранять порядок любыми способами, даже самыми радикальными! Если после всего услышанного вы мне не верите и хотите покинуть бункер, мы не будем никого останавливать. Мы откроем дверь лишь единожды, но обратно уже не впустим! До поверхности вас провожать никто не будет. У вас есть полчаса для принятия решения. Всех, кто решит покинуть убежище, я попрошу собраться возле выхода. Все, кто решит остаться, будут подробно проинструктированы, как нам дальше жить. Мы должны были пересидеть здесь лишь несколько дней, но всё сложилось иначе. Большинство из вас является сотрудниками силовых структур и должны понимать всю серьёзность ситуации, а не вести себя, как дети! Ваша жизнь только в ваших руках, думайте и решайте, как вам поступить: остаться или уйти. Время пошло!

Что я должен был сделать в тот момент? Стоило ли мне покинуть убежище и отправиться на поиски родителей? Стоило ли мне рискнуть и выбраться на поверхность? Кто я такой? Не военный и не боец, а всего лишь семнадцатилетний подросток. Может быть, там всё совсем не так, как сказал этот Иванцовский? Может быть, всё обошлось? Я стоял и смотрел в одну точку, крепко сжав кулаки, пока люди вокруг суетились, пытаясь решить, покидать им убежище или нет. Когда я обернулся, то увидел, как у выхода уже собралась небольшая группа людей. Слова смотрителя внушали доверие. Но всё-таки же оставался шанс, что родители выжили и где-то спрятались. Может быть, есть ещё бункеры? Зная отца, он наверняка что-то придумал. А если нет? Был бы смысл в моих действиях, выйдя я на поверхность и при этом не найдя своих родителей? Если они погибли, если бы я их не нашёл… если бы я сам погиб, покинув это место?

– У вас осталось десять минут! – смотритель вернул меня к реальности.

Прижав к груди пуховик, неуверенно я направился в сторону выхода. Возможно мне стоило бы объединиться с этой группой людей, вместе будет легче. Первое место, где нужно было искать родителей – это их работа, наверняка там есть какое-то убежище. Я тяжело вздохнул и ускорил свой шаг в сторону выхода. Мне казалось, что я поступаю правильно. Если умру, тогда хотя бы не буду чувствовать вину за то, что даже не попытался найти… спасти родителей. Кто-то резко дёрнул меня за руку, заставив остановиться на полпути к выходу.

– Коля, ты куда собрался?

Я обернулся, увидев перед собой Алексея. Он крепко держал мою руку, а его лицо не выдавало совершенно никаких эмоций: ни улыбки, ни печали, ни волнения. Солдат был словно робот, и вся моя уверенность в правильности своих действий внезапно куда-то пропала. Кое-как я попытался объяснить ему своё решение.

– Как… куда? Я с ними, к выходу, – неуверенно указал пальцем на группу людей у двери бункера.

– Ты остаёшься, – холодно произнёс Алексей.

– В смысле? Смотритель же сказал, что мы можем уйти, если хотим.

– Ты остаёшься, – повторил Алексей, не отпуская мою руку.

– Нет, я ухожу. Мне нужно найти родителей.

– Никуда ты не пойдёшь, – Алексей сжал пальцы на моей руке.

– Отпустите, больно же! – не выдержал я, выронив из рук пуховик.

– Твой отец был мне хорошим другом. Я обещал ему присмотреть за тобой.

– В каком смысле?

– В очень простом: чтобы ты не принимал глупых решений и не сдох.

– Мне всё равно, что вы там обещали. Я ухожу на поиски.

– Пойдём-ка, отойдём.

Я пытался сопротивляться, но даже сам понимал, что делаю это довольно неуверенно, неубедительно. Алексей, не ослабляя хватки, вывел меня из общего зала в соседнее помещение. Освещение там было очень тусклым, я даже ничего не успел толком рассмотреть, как тут же получил удар под дых и согнулся от боли. Пытаясь понять, что произошло, сделал пару шагов назад и получил кулаком по лицу. Удар пришёлся прямо по правой скуле. Дышать стало тяжело, на глазах проступили слёзы. Я пошатнулся, моей уверенности и след простыл.

– Малой, ты свою дурь выбрось из головы, – сказал Алексей. – Не понимаешь по-хорошему, так я и по-плохому могу. Те придурки, что у выхода собрались, скорее всего, сдохнут, едва выйдя на поверхность. Ты тоже хочешь сдохнуть? Вот так, ни за что?

– Я… я ни за что? Я родителей хочу найти.

– Забудь о них, ты всё равно ничего не изменишь. Тут только два варианта: они либо умерли, либо нет, если успели укрыться. От тебя тут вообще ничего не зависит! Ты никто и звать тебя никак.

– Вдруг они выжили и им помощь нужна…

– Коля, послушай меня, – сказал Алексей присев на корточки. – Ты остаёшься. На этом разговор окончен. Твой отец был мне хорошим другом, я уже говорил. Так вот, в знак нашей с ним дружбы, по его же просьбе, я тебя не выпущу отсюда. Мы выйдем все вместе, когда придёт время. Продолжишь настаивать на своём, я тебя так отпизжу, что на тебе места живого не останется, понял меня?!

Последние слова звучали слишком убедительно. В тот момент я даже не понимал, что страшнее: выйти на поверхность или же находиться в этой комнатке с Алексеем. Я потерял всякую волю к сопротивлению, вместе с ней и дар речи.

– Ты понял меня?! – сердито переспросил Алексей.

– Д-да, понял, – тихо ответил я, уставившись в пол.

– Всё, отдыхай, – равнодушно сказал он и ушёл.

Я опустился на пол, к горлу подкатывал ком, скула жутко болела. Я готов был расплакаться сию же секунду по любой из причин: от обиды, от боли, от безысходности, от бездействия, от понимания, что родителей больше не увижу. Даже небольшой огонёк надежды, теплящийся где-то глубоко в душе, после разговора с этим человеком, угас. Наконец я дал волю эмоциям и разрыдался, стараясь сдерживать свой голос. Один под землёй, на холодном полу, в тусклом свете, в каком-то непонятном помещении. Мама… папа… мама… папа… как вы там?

Глава 3

В тот день убежище покинуло десять мужчин и восемь женщин, среди которых было двое детей. Мать с девочкой, которую Алексей брал в заложники, чтобы толпа выслушала смотрителя, тоже ушли. Что удивительно – ни один из стариков не присоединился к группе. Неужели им было что терять? Видимо, чем старше человек, тем он сильнее цепляется за отведённые ему годы, тем более, если в прошлом был силовиком или чекистом. Подавляющее большинство решило принять реальность такой, какой её описал смотритель убежища – Андрей Иванцовский. Люди заметно поутихли, самые громкие покинули убежище в той группе, больше никто не перебивал, все покорно молчали, обречённо дожидаясь, что нам скажут. Здесь, под землёй, теперь был наш дом на ближайшие годы. Как только дверь бункера закрылась, солдаты окружили оставшихся людей спереди и сзади. Смотритель снова взял микрофон в руки и обратился к народу.

– Я рад, что большинство из вас решили остаться. Значит вы мне доверяете, и я постараюсь оправдать ваше доверие. Вместе с военными я буду присматривать за вами и следить за порядком. Отныне все мы соседи. Нет больше военных и гражданских, с этих пор есть охранники и рабочие. Все мы оказались в одной лодке, и наша задача выжить, помогать друг другу как минимум до тех пор, пока не настанет момент для выхода на поверхность. Убежище покинули восемнадцать человек, двое были убиты за нарушение порядка – это значит, что сейчас здесь находится сто пятьдесят один человек, из которых женщин шестьдесят семь человек, мужчин восемьдесят четыре человека. Подсчёты проводили в спешке, поэтому они могут быть неточными. Каждый месяц будет пересчёт людей в этом зале. Это главный зал для важных собраний, здесь будут висеть объявления о разного рода мероприятиях, проводимых в убежище. Сто пятьдесят один человек – это идеальное количество людей с учётом того, что бункер рассчитан на двести человек, а провести нам здесь придётся минимум три года! Оглянитесь назад, над дверью убежища вы увидите цифровую панель. С этой минуты мы активируем всю важную информацию, которая будет выводиться на панель. Как можете заметить, числа на ней меняются каждые пять секунд. Поочерёдно панель показывает текущее время: (16:05) и дату (04.03.30). Затем вы можете наблюдать цифру один – это день недели – понедельник, соответственно всего семь цифр. Панель так же показывает температуру воздуха внутри убежища – сейчас восемнадцать градусов. К сожалению, датчики с поверхности не функционируют, мы не можем знать, какая там температура. Далее вы видите цифру сто пятьдесят один – это общее количество людей, включая меня, охрану и вас. Цифра будет корректироваться, если кто-то умрёт или же родится. И, наконец, последняя цифра на панели – это количество дней, проведённых здесь. Когда количество дней будет приближаться к тысяче, мы начнём готовить первую экспедицию на поверхность. Я понимаю, что у вас остаётся много вопросов. Уверяю, что постепенно вы получите ответы на все свои вопросы. Первое собрание состоится здесь, в главном зале через два дня в шестнадцать часов, мы будем закреплять работу за каждым из вас. Пока что у вас есть эти два дня на обустройство, санузлы вы уже видели. Вам покажут общий зал с койками для сна и столовую. Время приёма пищи индивидуальное и будет варьироваться в зависимости от вашей работы. Сегодня вы будете доедать сухой паёк, который вам раздали. Через два часа каждому выдадут по литровой бутылке воды – это до завтра. Доступ к производственным помещениям будет только у охраны и у сотрудников, которые будут работать в этих самых помещениях. Да, женщина, я вижу, что вы всё время тянете руку, спрашивайте уже.

– Простите, а мы что, все здесь будем работать? Что за работа?

– Конечно, – продолжил смотритель. – Чтобы выжить, нам всем нужно будет работать и поддерживать порядок. Ни один человек не будет бездельничать, если при этом у него не выходной. Дети и старики тоже будут работать на общее благо, конечно, им будут поручаться более лёгкие виды работ в сравнении с остальными. Выходные будут тоже плавающими: иногда один на неделе, иногда два, у сменных сотрудников всё иначе. Не переживайте, вы быстро адаптируетесь. Всё, пожалуйста, опустите ваши руки, хватит на сегодня вопросов, придержите их до следующего собрания.

Иванцовский посмотрел на военных, стоящих позади толпы, и подозвал их рукой. Группа людей в зелёном пикселе, с автоматами на ремнях, вышла вперёд, солдаты построились возле своих коллег.

– Как я уже сказал, нет больше военных и гражданских, есть люди: работники и охранники убежища, которые будут следить за порядком. Вы уже успели заметить, что среди охранников есть и две женщины. Нам неважно, какого пола человек, если он хорошо умеет выполнять свою работу. Охрана будет не только следить за порядком, но и работать в некоторых жизненно важных производственных помещениях. Сейчас перед вами двадцать два человека: двадцать мужчин и две женщины. Для оптимального поддержания порядка нам нужно двадцать пять человек. И я спрашиваю у вас: кто держал в руках оружие?

Примерно треть присутствующих подняли руки. Немудрено, ведь здесь собрались сотрудники МВД, ФСО, ФСБ и прочие силовики. Не знаю почему, но я тоже поднял руку, словно на автомате, хотя мог этого не делать. Разговор с Алексеем всё ещё крутился в голове, а скула не переставала ныть. Свой пуховик я увидел за спиной у одной женщины, которая тщетно пыталась скрыть его, словно это какое-то сокровище.

– Хорошо, – продолжил смотритель. – Теперь я прошу опустить руки всех, кто не держал оружие в последний месяц.

Количество рук заметно поредело, я не опускал свою, уставившись на женщину с моим пуховиком за спиной. Нет, это же всего лишь пуховик, тут миру пришёл конец, да насрать мне на этот пуховик… но это же мой пуховик! Какого чёрта она присвоила его себе?!

– Замечательно, – смотритель подошёл к краю балкона. – Теперь я попрошу оставить поднятыми руки только тех, кто на прошлой неделе держал оружие и стрелял из него.

Если так подумать, то на прошлой неделе у нас были стрельбы, так что я подхожу. Чёрт, эта тётка с моим пуховиком всё не давала мне покоя! Может быть, стоит подойти и сказать ей, что это моя куртка, потребовать её вернуть? Хотя пусть сперва договорит смотритель, перебивать его – это не лучшее решение.

– Прошу всех, кто не опустил руки, выйти вперёд.

Как же она меня бесит. Что же со мной происходит? Это всего лишь зимняя куртка, а я так злюсь.

– Молодой человек, выходите, – сказал смотритель.

Я опомнился, стоя с поднятой вверх рукой, придя в себя, заметил, что люди вокруг расступились.

– Да-да, вы, выходите, – смотритель обратился ко мне.

Я опустил руку и неуверенно вышел вперёд.

– Четыре человека, отлично, – продолжил Иванцовский. – Лучше пусть будет больше, чем меньше. Поймите меня правильно. Нам не нужны люди, которые не держали в руках оружие несколько месяцев, нам нужны те, кому не нужно будет вспоминать, как собирается и разбирается автомат. Конечно, в таких случаях говорят, что руки всё помнят, но тем не менее, у нас ещё много работы и на каждую специализацию лучше брать наиболее подходящих людей. Вас четверых я попрошу пройти с охраной в отдельное помещение, там вы будете жить, там вас будут обучать. Алексей – начальник охраны вам всё подробно расскажет. Всех остальных в сопровождении пяти охранников проведут в спальный зал. Отдохните немного, займите койки и обустройтесь, затем вам покажут столовую и выдадут обещанную воду. На этом у меня сегодня всё. Желаю всем вам не падать духом.

Пятеро охранников из группы начали выводить людей из общего зала. Я и ещё трое человек остались там же, где и стояли. Я посмотрел на них, все были молодыми, явно до тридцати лет, но что я делал среди них? Семнадцатилетний подросток. Может быть, мне стоило опустить свою руку? Всё не выходила из головы эта тётка с моим пуховиком, которая уже слилась с толпой и потерялась из виду.

– Малой, чего встал как вкопанный? – обратился ко мне Алексей.

– Может, мне стоит с ними? – робко спросил я.

– Хватит на них пялиться. Пойдём, нам в другое место.

– А-а-а… можно мне подумать?

– Нас и так набирается. Давай определяйся: с ними идёшь или с нами?

Я ещё раз бросил взгляд на удаляющуюся из зала толпу, потом на ребят, что стояли рядом со мной, затем на охрану, которая осталась в зале. Одна из двух женщин, с плетёными по бокам головы тугими русыми косами, однобоко улыбнувшись, мельком взглянула на меня.

– Я с вами, – робко произнёс я.

– Всё, пойдём тогда, – Алексей цокнул языком и повернулся ко мне спиной. Все последовали за ним.

Нас отвели в другой зал, гораздо менее просторный, чем тот, в котором мы слушали смотрителя. Экскурсию нам провели сразу же. В зале было установлено пятнадцать двухуровневых коек, возле каждой койки по две тумбочки с замком. В углу зала располагался широкий металлический шкаф, в котором хранили оружие и патроны. Ключи были только у Алексея и у двух самых доверенных ему лиц. Алексей без остановки показывал и рассказывал нам, что к чему, не давая даже вставить и слова, задать хотя бы пару вопросов. Всё это время позади нас сопровождали ещё двое человек из охраны. Алексей говорил так, словно мы были уже с ними, а не с теми людьми, которых увели из главного зала, словно нас уже приняли безо всяких испытаний и тестов. Он рассказал нам, что охранникам полагается только один выходной на неделе, который будет скользящим. График всегда составлялся на месяц вперёд и согласовывался с Артёмом, который был главным бюрократом среди всей охраны. Никто в первый месяц не собирался нам выдавать оружие. Мы должны были дежурить без него. Из экипировки для начала только униформа – такой же военный пиксель, как у остальных, и берцы. Форма была мне немного велика, но выбирать особо не из чего, пришлось взять, что давали, хотя бы обувь пришлась по размеру.

На первый месяц дежурства нам собирались выдать ножи и рации. Позже я узнал, что рации были только у охраны, смотрителя и у айтишников. Самым главным преимуществом охраны был отдельный санузел – две кабинки за углом казармы, без разделения на мужские и женские. Мы могли пользоваться как общим туалетом, так и своим. В первое время самым сложным было ориентироваться в помещениях и коридорах. На стенах были карты и указатели, но даже с их помощью не всегда можно было прийти туда, куда собирался.

Во время экскурсии Алексей периодически бросал на меня косые взгляды. Мне казалось, что я не понравился ему с самого начала. Неужели они с отцом были настолько хорошими друзьями, раз самый главный из военных пообещал присмотреть за мной? После завершения экскурсии нас вывели из казармы, если её вообще можно было так назвать. По узкому коридору след в след мы шли за Алексеем, сами не зная куда, пока наконец не остановились у единственной двери. За дверью находился крематорий. Одна печь на весь бункер, вытяжка которой выходила на поверхность, вентиляция работала. Возле печи лежало два трупа: те самые мужчина и женщина, которых убили за нарушение порядка. Охранники взяли нас в полукольцо, обступив с обеих сторон. Те две женщины тоже были среди них. Одна высокая, с плетёными по бокам головы косами, и вторая заметно ниже ростом, с короткой стрижкой и тёмными волосами, сохраняя спокойствие, просто молча смотрели на Алексея и слушали, что он говорит. На какое-то время я словно выпал из реальности. Всё вокруг казалось дурным сном, голос Алексея на фоне превращался в какой-то бессвязный шум. Должно быть, слишком много сил было потрачено сегодня, слишком много потрясений. Мой разум словно отключался, пытаясь провалиться в сон, чтобы перезапустить меня. В чувство привела протянутая рука Алексея, в которой тот что-то держал. Я едва покачал головой, сфокусировался и понял, что он протягивает мне пистолет. Несколько охранников тут же наставили на меня автоматы.

– В общем, как я уже сказал, здесь будет ваше боевое крещение. Ты – первый, Коля. Бери, не робей. Только без глупостей! Обещание обещанием, но порядок в бункере должен быть. Ты понимаешь, о чём я?

Не понимая, что он хочет, я лишь уставился на пистолет в его руке.

– Бери, говорю! Чего смотришь?!

Я взял пистолет в руки. Держать оружие и стрелять из него для меня было обычным делом, только такую пушку я раньше ещё не видел. Тяжёлый, но в руке лежал удобно. Пистолет стоял на предохранителе, а к дулу был прикручен глушитель.