Политическая элита постсоветской России: этапы трансформации, проблемы совершенствования

Исследованию этой большой и важной темы московский мэр посвятил не одну статью. Последняя (на момент написания этой работы) – «Кризис и наша расточительность», опубликованная в «Российской газете» 3 июля 2009 г., т. е. на следующий день после проведения заседания Госсовета в Архангельске.

Эта объемная статья заслуживает пристального внимания по многим причинам. Но прежде всего потому, что в ней не только показано состояние проблемы энергоэффективности и энергосбережения в России и в мире, но и намечены пути ее скорейшего решения. (См., например, раздел «Дорожная карта» энергоэффективности).

Но особого внимания заслуживает начало статьи, в котором обосновывается актуальность вопроса. Здесь, в частности, отмечается, что «в ряду проблем российской национальной экономики есть одна, решение которой заслуживает быть первейшим и на сегодня самым важным приоритетом российской модернизации, затрагивающим к тому же каждого гражданина страны. Это – беспрецедентно высокая энергозатратность не только экономики, но и всего нашего образа жизни. Мы тратим много ресурсов – энергии, воды, топлива, металла, дерева. Избыточно много, безоглядно и безответственно. Энергозатратность в очень серьезной степени определяет отсталый тип нашей экономики. Для нее характерна низкая конкурентоспособность отечественной продукции на внутреннем и глобальном рынках. Допотопный уровень производительности труда в экономике. Буксующее импортозамещение. Удручающие бюджеты российских домашних хозяйств и несовременное качество жизни людей. Высокая интенсивность истощения запасов и потенциала экспорта энергоносителей, увеличение необходимых инвестиций в их добычу. При сохранении существующего уровня энергозатратности через 15–20 лет мы окончательно пройдем “точку невозвращения” в неконкурентоспособности нашей страны и рискуем потерять экономическую состоятельность нашего суверенитета. Россию может ждать тогда “дожигание последних дней”: стремительное скатывание в периферию глобальной экономики и политики без надежд на будущее»[12].

Столь длинная цитата потребовалась мне лишь для того, чтобы не только передать вполне обоснованную обеспокоенность одного из самых смелых и неординарно мыслящих политиков России, каким является мэр Москвы, но и показать, какими реально могут быть перспективы нынешней политики, если в ней ничего не менять.

Трудно удержаться, чтобы не привести из этой статьи еще две небольшие цитаты, также имеющие принципиальное значение, в том числе для нашего последующего изложения. «Технологический переход 70-х годов, – говорится в первой из этих цитат, – был нашей страной позорно пропущен: между модернизационной работой и нефтяной иглой экспортно-сырьевой экономики советские вожди выбрали последнее. И очень скоро потеряли не только дееспособность экономики в целом, но и саму страну в облике СССР. За последние десятилетия в сырьевой зависимости и низкой энергоэффективности экономики России, к сожалению, мало что изменилось. Нынешний глобальный кризис, случившийся после комфортных для нас и вряд ли уже способных повториться “тучных лет” высокой сырьевой конъюнктуры, является последним шансом для возможной модернизации отечественной экономики»[13].

Вторая цитата, взятая из той же статьи Ю. Лужкова, – прямое продолжение первой. «Прежде, чем у нас заработает технологическая модернизация, – говорится в ней, – нужно продемонстрировать определенность государственной позиции кое-что “поправить в головах”, чтобы с энергоэффективностью не вышло “как всегда”».

Размышлениям московского мэра весьма созвучны идеи Бориса Титова, бизнесмена и одновременно председателя Общероссийской общественной организации «Деловая Россия». По его убеждению, позитивный сценарий выхода России из кризиса «может быть только один: диверсификация экономики, отказ от сырьевой модели. Вместо 30–40 крупных компаний, которые являются локомотивами сейчас, должны появиться сотни, тысячи компаний, развиться конкурентная и частная инициатива, в противном случае мы никогда не избавимся от сырьевой зависимости, а это – путь в никуда»[14].

Нет необходимости дальше останавливаться на обосновании аргументации актуальности темы модернизации и добавлять еще что-нибудь к весьма убедительным словам московского мэра, подкрепленным многочисленными конкретными фактами и цифрами.

Кроме того, основная задача этой статьи состоит не в дополнительном обосновании актуальности проблемы модернизации общественной и государственной жизни России, а в том, чтобы посмотреть на проблему системно.

Оснований для пессимизма и беспокойства и у главы нашего государства, и у московского мэра, и у многих других граждан России, болеющих за будущее своей страны, более чем достаточно. Чтобы убедиться в правильности такого вывода, достаточно сравнить положение в этой сфере (т. е. в сфере инноваций) в Индии и у нас. Пример Индии в данном случае более показателен, чем, скажем, пример США, стран Западной Европы или Японии, которые уже давно отладили у себя эффективную инновационную политику и лидируют в этой области. Индия же подключилась к этому процессу позже этих государств. Тем не менее в последние десятилетия производство и технологии развиваются в этой стране очень высокими темпами. И это невзирая на то, что высшее образование там имеют только 4,5 % населения, в то время как в России – 75 %. Несмотря на это, Индия захватила мировой рынок в программном обеспечении, аутсорсинге информационных технологий – 65 %, в бизнес-аутсорсинге и инжиниринге – 45 %. Располагая одной из лучших в мире математических школ, Россия производит в 60 раз меньше программных продуктов, чем Индия. В 2010 г. объем экспорта информационных и телекоммуникационных услуг из Индии достигнет четверти того, что Россия получает от продажи нефти и газа. Все это стало возможным прежде всего благодаря тому, что в Индии создана благоприятная для инноваций среда. Это материализовалось, например, в создании множества разнообразных инновационных структур – основные из них: Совет по технологическому развитию (объем 1,5 млрд долл.), Программа развития и демонстрации технологий, Индийская ассоциация венчурного инвестирования, Банк поддержки малого и среднего бизнеса, Национальный венчурный фонд программного обеспечения и информационных технологий (объем 250 млн долл.), Фонд развития мелких и средних предприятий (более 1 млрд долл.)[15]. В Индии каждый год совершаются сотни сделок прямого инвестирования и осуществляются венчурные проекты объемом до 10 млрд долл. По объему госсредств с огромным отрывом лидируют биомедицина и биотехнологии, затем идут транспорт, инжиниринг, химия, сельское хозяйство[16]. Большинство индийских инновационных компаний базируется в 30 технопарках, в каждом из которых работает до 15 тысяч человек[17].

Стоит ли удивляться, что доля России на рынках наукоемкой продукции составляет всего лишь 0,3–0,5 %, что в десятки и сотни раз меньше аналогичной доли развитых стран. Если к тому же учесть, что продолжается сокращение числа малых инновационных предприятий и числа научных сотрудников, то перспективы России в области инноваций становятся еще более пессимистическими. Пути выхода из сложившейся ситуации руководство России видит главным образом в том, чтобы определить приоритетные направления модернизации экономики и сосредоточить на них финансовые, материальные, интеллектуальные и иные ресурсы. Именно этой теме было посвящено первое заседание той самой Комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики страны при президенте, о которой говорилось выше. Кстати говоря, президент был вынужден создать такую комиссию из-за постоянного затягивания процесса скорейшей модернизации.

«Необходимо без промедления и, к сожалению, как всегда, в ручном режиме начать модернизацию», – заявил Дмитрий Медведев, открывая заседание комиссии[18].

Учитывая, что современные технологические наработки покупаются Россией главным образом за границей, а туда утекают наши ресурсы, президент поставил задачу «добиться того, чтобы у бизнеса была мотивация создавать товары».

Чтобы определить приоритетные направления модернизации, выбрали ряд критериев. Это, во-первых, должны быть отрасли, в которых уже существуют значимый задел и признаки конкурентоспособности; во-вторых, отрасли, ориентированные на нужды Министерства обороны и национальной безопасности; в-третьих, отрасли, способные дать широкий мультипликативный эффект, потянув за собой смежные направления, а также проекты с отдачей для общества. На основе этих критериев было определено пять приоритетных направлений: энергоэффективность и ресурсосбережение; ядерные технологии; космические технологии с уклоном в телекоммуникации; медицинские технологии; стратегические информационные технологии, включая создание суперкомпьютеров и программного обеспечения[19].

По оценке многих специалистов, развитие ядерных технологий – это та область, в которой мы опережаем многих других. Однако для успешного продвижения вперед нужны большие усилия, затраты и немало времени. Первый опытный высокотемпературный ядерный реактор, который позволит получить водородное топливо, заработает в 2015 г., а пуск первой установки по производству термоядерного топлива (это международный проект, в котором участвует и Россия) планируется лишь в 2025 г. Исчерпание ресурсов нефти и газа вынуждает активно развивать не только атомную энергетику, но и другие альтернативные источники энергии, связанные, в частности, с ветром, солнцем, биотопливом и т. д.

В связи с акцентом на развитие космических технологий приоритетное внимание будет уделяться телекоммуникациям, включая систему ГЛОНАСС и программы развития наземной инфраструктуры. «Это направления, где есть уже значимый задел, где не утрачены признаки конкурентоспособности или возможности конкурировать», – говорит Медведев[20]. «С энергоэффективностью в нашей стране очень плохо, – отметил он. – Одна болтовня идет, а ничего не происходит. И кризис, на который все уповали, ничего не изменил»[21].

Как уже отмечалось выше, проблема энергоэффективности российской экономики специально обсуждалась на заседании президиума Госсовета, состоявшемся 2 июля т. г. в Архангельске. Учитывая, что энергоемкость ВВП РФ в 2006 г. была в 3,5 раза выше среднеевропейского уровня, придется принимать жесткие меры, начиная с показателей и нормативов работы и жесткого контроля за их исполнением, чтобы поправить ситуацию. Капиталовложения в эту сферу оцениваются специалистами в 330–360 млрд долл. Для их эффективного освоения потребуются и налоговое стимулирование, и софинансирование со стороны государства, и создание инвестиционного энергетического агентства, и принятие специального федерального закона об энергоэффективности, и многое другое.

Отвечая на вопрос, почему именно пять направлений выбраны в качестве главных для решения задачи модернизации экономики, Медведев сказал: это «должны быть те секторы экономики, развитие которых даст значительный мультипликационный эффект и послужит катализатором движения модернизации в смежных отраслях»[22].

В рамках комиссии по модернизации созданы пять рабочих групп, которые будут заседать еженедельно. Кроме того, планируется сделать сайт для сбора предложений от экспертов.

Но речь идет не только о ключевых направлениях, вокруг которых планируется сконцентрировать основные силы и ресурсы. Должна измениться также система управления такими проектами, для чего потребуется совершенствовать и инновационное законодательство. Займется этим делом межведомственная рабочая группа, основной задачей которой будет формирование комплексной системы управления, которая связала бы воедино работу разных структур и обеспечила максимально эффективное распределение и сил, и денег. Иными словами, речь идет о проектном управлении, формировании так называемых технологических инициатив. Примером может служить «Роснано». Осенью 2009 г. Госдума собирается принять специальное заявление, в котором будут перечислены все необходимые законопроекты. Речь, в частности, идет о законодательстве по защите интеллектуальной собственности, о законе, дающем возможность открываться при НИИ и вузах малым предприятиям и т. д.[23]

Без соответствующего финансирования ни одно из тех направлений, о которых говорилось выше, не может быть реализовано. Этого, судя по всему, не учли разработчики Бюджетного послания на 2010–2012 гг., представленного 25 мая 2009 г. членам правительства и главам обеих палат парламента. Чтобы убедиться в обоснованности такого вывода, достаточно процитировать раздел «Об основных задачах бюджетной политики». В нем говорится: «Бюджетная политика должна быть ориентирована на адаптацию бюджетной системы к изменившимся условиям и на создание предпосылок для устойчивого социально-экономического развития страны в посткризисный период. Сложность современной экономической ситуации и связанные с этим проблемы формирования и исполнения бюджета не должны рассматриваться в качестве основания для отказа от ранее определенных стратегических целей. Бюджет не должен становиться ни источником финансовой нестабильности, ни дополнительным фактором падения деловой активности. Бюджетная политика должна создавать источники повышения конкурентоспособности российской экономики, ее модернизации и технологического обновления. Эти обстоятельства требуют значительной реконструкции бюджетных расходов»[24].

Все последующие разделы Бюджетного послания – о налоговой политике; о приоритетах бюджетных расходов; о пенсионной реформе; о социальных обязательствах государства; о формировании заделов на будущее; о стабилизации рынков труда; о новом облике Вооруженных Сил; о межбюджетных отношениях; об использовании средств Резервного фонда – не содержат даже намека на то, чтобы быть ориентированными на реализации тех ключевых направлений, о которых говорится в выступлениях российского президента, ни в общем, ни конкретно.

Нет, как мне представляется, достаточно адекватного ответа на вопрос и в окончательном варианте антикризисной программы на 2009 г., опубликованном в середине июня. В нем обозначены следующие семь приоритетов макроэкономического характера, реализация которых позволит, по мнению правительства, преодолеть кризис:

1. Выполнение в полном объеме социальных обязательств государства перед населением и развитие человеческого потенциала.

2. Сохранение и развитие промышленного и технологического потенциала для будущего роста.

3. Активизация внутреннего спроса на российские товары.

4. Стимулирование инноваций и структурная перестройка экономики.

5. Создание благоприятных условий для экономического подъема за счет совершенствования важнейших рыночных институтов, снятия барьеров для предпринимательской деятельности.

6. Формирование мощной финансовой системы как надежной основы для развития российской экономики.

7. Обеспечение макроэкономической стабильности[25].

Антикризисная программа, как и некоторые другие меры правительства, сразу же стала объектом критики со стороны многих экспертов и даже некоторых членов правительства. Например, главы Счетной палаты Сергея Степашина. Чтобы из разрозненных элементов создать полноценную инновационную национальную систему, считает он, следует действовать иначе. Надо, в частности, чтобы законодательные и нормативные акты, предназначенные для сопровождения властных решений, не запаздывали постоянно, как это имеет место сейчас, а шли с ними в ногу. Это было сказано в связи с тем, что рассмотрение большей части законопроектов, призванных стимулировать переход производства на инновационные рельсы, отложено на конец 2009 г. Этой же осенью новые наработки в области инновационного законодательства собирается представить в Госдуму глава госкорпорации «Роснано» Анатолий Чубайс. По его мнению, «в России существуют зачатки инновационной экономики, но пока эти элементы не срослись в единое целое, нет внятной программы действий и целостного видения того, в чем, собственно, должен заключаться переход к инновационной экономике». «Для выстраивания единой стройной системы потребуется радикальная реформа законодательных, экономических и социальных механизмов. Практически все законодательство – Налоговый, Таможенный, Гражданский кодексы – создавалось в другую эпоху… А далее все это следует разложить на “региональную карту”: выбрать наиболее перспективные с точки зрения инновационной экономики регионы и по каждому создать конкретные программы, где будут поставлены четкие задачи и ориентиры», – отмечает А. Чубайс. Таких регионов – «точек роста» – в России, по его мнению, 10–15. Но единственным источником поддержания инноваций является бюджет, возможности которого крайне ограничены. Проблема еще и в отсутствии спроса на инновации.

По мнению другого участника дискуссии, известного ученого Вячеслава Иноземцева, директора Центра исследований постиндустриального общества, «в нынешних условиях роль государства должна заключаться не в увеличении госфинансирования, а в выработке таких правил игры, которые будут “понуждать” бизнес внедрять новые технологии и материалы. Нужны новые стандарты по энергоэффективности, качеству материалов, моторному топливу». За «силовые методы» для «навязывания» бизнесу инноваций через государственную политику, например, технические регламенты по энергоэффективности, которые есть во всех развитых странах, выступает и глава Министерства экономического развития Эльвира Набиуллина.

За более внятную инновационную политику государства ратуют также многие представители бизнеса. «Государство, – считает, например, Александр Бугров, представляющий крупную холдинговую компанию, – предоставляет деньги для поддержки экономики, но фактически финансирует отсталость, продлевается агония».

О необходимости системных универсальных мер «в части налогового, корпоративного законодательства, в том числе законодательства о банкротстве», говорит и исполнительный вице-президент РСПП Александр Мурычев[26].

Несмотря на обоснованность многих критических взглядов и оценок, приведенных выше, складывается все же впечатление, что рассмотрение вопроса о системной модернизации российского общества и государства требует большей фундаментальности, начиная с учета нашего исторического опыта в этой области. Именно этому и посвящен следующий раздел данной статьи.

Исторический опыт политической модернизации российского и советского общества и государства

В России политическая и иная модернизация всегда имела свою специфику. С одной стороны, она диктовалась необходимостью догоняющего развития, а с другой – она всегда проводилась по воле верхов, осознававших на определенном этапе развития страны опасность ее отставания и настоятельную потребность его преодоления. Из этого вытекает, что внешний фактор всегда играл особую роль в модернизации России в целом и политической сферы в частности. С этим же фактором всегда была связана высокая тяга политико-административной элиты России к копированию зарубежного опыта и перенесению его на отечественную почву. Однако это редко удавалось осуществить в полном объеме и еще реже приносило ощутимые положительные результаты.

Здесь надо сделать одно важное пояснение, связанное с терминами «догоняющее развитие», «догоняющая модернизация» и «копирование зарубежного опыта». Необходимость такого пояснения обусловлена тем, что некоторые наши ученые, особенно из числа экономистов, считают, что ничего такого в нашей истории не было. На самом деле все это было и продолжает быть. И характерно оно не только для России, но и для любой отстающей страны. Таков закон всемирной конкуренции и борьбы за лидерство. Те страны, которые вырываются вперед, становятся не только примером и маяками для остальных, но и нередко источниками опасности для отстающих. Чтобы оставаться на передовых позициях, сильные нуждаются в экспансии, которая осуществляется в различных видах и формах: экономической, финансовой, военной, политической, культурной, идеологической, духовной, религиозной, информационной, образовательной и пр. Для отстающих такая экспансия вполне может обернуться если не колонизацией, то значительным ущербом. Чтобы не допустить такого развития событий, отстающие страны вынуждены заниматься своей модернизацией. Но в этой ситуации, как уже говорилось выше, всегда возникает много вопросов. Например, такие: по какой модели модернизироваться, за счет чего проводить реформы и т. д. В истории России есть только один пример опережающей модернизации – большевистский (советский), который в конечном счете закончился поражением, хотя страна и добилась впечатляющих успехов в ряде областей: науке, образовании, космосе, обороне, культуре.

Не углубляясь далее в теорию модернизации, так как об этом достаточно много говорилось выше, отметим еще только, что особая роль среди внешних факторов принадлежит успешным революциям, которые открывают путь ускоренному социально-экономическому прогрессу.

Успешный чужеземный опыт вообще очень привлекателен для других и всегда возбуждает желание его скопировать. Поэтому не удивительно, что европейские социальные, буржуазно-демократические по своей сути революции имели значительное воздействие не только на передовые умы России, но и на власть. Различные реформы, в том числе политические, проводившиеся в России и в XIX в., и в начале XX в., были навеяны не в последнюю очередь западноевропейскими революциями. В этой связи особый интерес представляет опыт политической модернизации начала XX в., поскольку он был связан не только с формированием представительной ветви власти – Государственной Думы, но и с началом легитимной многопартийности и сопровождался к тому же определенным ограничением самодержавия. Опыт этой модернизации интересен и поучителен тем, что фактически впервые в отечественной истории в политической модернизации участвовали широкие народные массы как субъект политики. Это выразилось не только в их актуальном участии в революционном движении, но и в электоральных процессах, в партийном строительстве, создании различных общественных организаций начиная с профсоюзов и пр.

Если оценивать политическую модернизацию в императорской России в целом, то она (за исключением модернизации Петра I) была недостаточно радикальной и в целом недостаточно продуктивной. В основном из-за непоследовательности властей и регулярного чередования реформ и контрреформ.

В отличие от опыта царской России, политическая модернизация советского типа была, как представляется, чрезмерно радикальной и, как известно, преследовала цель создания абсолютно нового общественного строя и модели опережающего развития, которая была бы для всего остального мира образцом для подражания. Однако опыт такой модернизации фактически также оказался провальным, а крушение советской модели опережающего развития, однопартийной системы и власти Советов было не менее впечатляющим как для населения страны, так и для внешнего мира, чем крах политической системы царизма в 1917 г.

Начиная с конца 1980-х гг., наша страна вновь вступила в эпоху глубокой всеобъемлющей модернизации всех сфер общественной и государственной жизни. (Эту модернизацию точнее было бы назвать трансформацией.) И так же как в предыдущие века, проблема политической модернизации вновь стала не только одной из самых актуальных, но и самых сложных.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Есть немало авторов, которые полагают, что правильнее говорить не о политической элите, а о политическом или властвующем классе (слое) общества. При этом они аргументируют свою позицию тем, что этот класс (слой) не соответствует высоким критериям элиты. Я же исхожу из того, что это все же элита, так как это лучшие (при всех издержках) представители из тех, кого общество, достигшее определенного уровня развития, в состоянии вывести на уровень правящего слоя.

2

Уже в самом названии книги «Демократия. Власть. Элиты: Демократия vs элитократия» содержится как вопрос, так и ответ на него. На взгляд авторов книги и мой, в частности, повседневное главное бремя власти и ее применения лежит не на народе (демосе), а на политико-административной элите. Прежде всего потому, что народ ни одной страны не обладает достаточными компетенциями, опытом и многим другим, чтобы заниматься повседневным осуществлением власти. Всем этим обладает исключительно политико-административная элита. Тем не менее реальная власть (кратос) народа все-таки время от времени проявляется. В частности, во время прямых выборов органов власти и управления, социальных революций, войн, массовых акций (забастовок, масштабных митингов и пр.). Именно поэтому считать, что «единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ», как сказано в статье 3 нашей Конституции, – не совсем корректно. На самом деле источников власти достаточно много, и, как правило, они действуют совокупно. Это и высшие эшелоны политико-административной элиты, начиная с президента, главы правительства, Совета Федерации и Государственной Думы и т. д. На региональном и местном уровнях ситуация повторяется. Кроме того, источниками власти являются также партии, финансы, теневые структуры (например, масонские организации). Поэтому точнее было написать в Конституции РФ, что основным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Это было бы ближе к реальности.