
Полная версия
Человек, по спирали скрученный. Роман
Я должен был сказать об этом и о многом другом до того, как оторвался от земли, до того, как сел в машину, до того, как перестал видеть твои глаза. Но стоя напротив тебя, я чувствовал одну безъязыкость да усеченность всего своего тела – мы так и не обнялись.
Берегут ли немые руки или относятся к ним так же, как мы к горлу или голосу – имеем и не ценим? Я где-то слышал, если те и руки теряют, то обретают чувствительные щеки. Кому-нибудь в мире вообще пригодились чувствительные щеки?
Я сидел, думал и не хотел чувствовать, что мои горят.
Облака в начале осени были в точности, как клочки необработанного хлопка. К ноябрю небо приняло цвет белой майки, которую по ошибке постирали с черным, и оставалось таким до первого снега. Стоило ему выпасть, как его сгребли вместе с остатками раскисшей листвы в сырые грязные сугробики, небо отряхнулось от серости и прояснилось. Солнце не грело и к обеду светило тускло, как в Заполярье – по касательной. Ветви облетевших деревьев были одеты в прозрачное сияние, а квелые зеленые кусты были похожи на замороженные брокколи. Лужи лопались и ломались. Я пинал ледышку по дороге на работу, думал о тебе, в наушниках всегда играла «Варвара».
О тебе и наших нескольких встречах (они разбудили меня, растормошили, выпотрошили) я старался думать как можно реже, чтобы не мучить себя горячим комом, который поначалу всякий раз вставал между челюстями. Потом воспоминания с тобой постепенно съело далью – и стало легче.
Когда я вернулся в родной город, сразу же продлил абонемент в бассейн. В него я ходил дважды в неделю еще с тех пор, как одна из преподавательниц, не человек, а высокий голос в тонких кардиганах с бесконечными рукоплесканиями, рассказала, что регулярно плавает со студенчества – полезно для спины. В этой женщине было что-то от песни Битлов «Norwegian Wood», поэтому идея мне понравилась.
Жизнь вообще шла своим чередом, не только у меня, но и у домочадцев – так я называл соседей по старой девятиэтажке, в которой каждый был друг с другом знаком. Весь остаток августа парень сверху, с детства отличавшийся глазами таких размеров, какие бывают лишь у индийцев, ремонтировал свою машину напротив подъезда. В октябре горел мусоропровод, и мы с подбоченившейся соседкой с лестничной клетки вызывали МЧС, стояли, смотрели на столп дыма, и она морщила нос, выпячивая большие губы. Соседка всегда напоминала мне мавританку, а в тот момент особенно – ее щеки огрубели от загара заядлой дачницы, он не сходил даже к концу октября. Пока тушили пожар, на улицу вывалили все остальные – и почти всех я знал по именам. Был здесь и дядя Саша – с него пишут комедийных героев на федеральных каналах – он, может, и не догадывался, что я за компанию с ним много раз слушал Ласковый май и Рок острова из-за стенки; и Валера, чудом доживший до тридцати – типичный вдохновитель сценариев Гай Германики; и Тимур – мутный тип, так и охота обтереть изображение, точно заляпанное, со всех сторон – раньше был щуплым, торопливым мальчиком, а стал мужчиной с прищуром; и тетя Маша – большая такая женщина, работавшая в типографии и дышавшая парами краски – когда по утрам она дребезжала сильным кашлем под окнами, казалось, будто внутри она была совсем пустой; и девушка Любава, которая дважды в день выгуливала потешного пса, и я даже не представляю, как они узнали про пожар – наверное, почувствовали – они с псом были совсем глухими; и дед Степан, поднявший внучку в одиночку – шляпа, бадик, брови, – всегда, когда я смотрел «Иронию судьбы, или С легким паром!», в Ипполите видел его молодого. Каждый – персонаж, достойный сериала.
Поводов, по которым люди собирались возле подъездов, всю мою жизнь было не так уж и много. В первом случае мы, еще дети, пригибались и хватали деньги с заплеванного асфальта, в котором почему-то всегда откуда ни возьмись встречалась морская галька, исподлобья оценивали жениха и невесту; во втором – пробирались через воющую толпу к гробу и, неожиданно для себя, оказывались сопричастны чужому горю. Пару раз так же, как в том октябре, горел мусоропровод, и домочадцы кучкой вставали вместе, держась от подъезда подальше.
Мне очень нравилось с домочадцами здороваться. Часто они при этом дружелюбно улыбались, и меня не покидало ощущение, что все мы – одна большая семья. Моя собственная давно разъехалась и встречалась полным составом по праздникам, хотя раньше в порядке вещей было жить вшестером в одной квартире.
Что до родителей, могу сказать, они у меня всегда отличались какой-то впечатляющей мудростью: поняв, что я другой, а не в доску свой, они долго не расстраивались. Большинство же напрасно страдают, потому что до конца жизни не могут принять родных детей, пытаются сделать их ближе усилиями и не ценят инаковость. Трагедия из-за копировальной бумаги, которая на какой-нибудь миллиметр съехала с их собственного ребенка вкось, которая будто бы всегда обязана быть вложенной между отцами и детьми, заключается в реальном праве того самого ребенка быть другим.
Пока я дважды в неделю ходил в бассейн, ездил в офис, где работал переводчиком на небольшое издательство, в котором занимались печатью редких книг для читателя преимущественно искушенного, виделся с друзьями, редко думал о тебе, похолодало до отметки настоящей зимы, и вечернее солнце стало выглядеть совсем обмороженно-красным. Холод был такой, что на улице проводные наушники быстро превращались в негнущийся, ледяной стетоскоп.
Однажды я даже сказал, что именно в нашем городе погоду делают на заказ. Захотели настоящую зиму под Новый год – пожалуйста! Только, ради Бога, не нойте.
Я понятия не имел, что у нас в доме живет столько детей, но в выходной день повалил крупный снег, такой, что до самой весны будет лежать. Все высыпали наружу лепить снеговиков, а я вышел в магазин, и, пока спускался по лестнице, дети продолжали сыпаться с верхних этажей. У лестницы аж дрожали перила. На каждой машине было по рожице, сердцу, солнышку или причинному – тому, что быстрее всего рисовать пальцем на лобовом, зубами стащив перчатку с руки.
В магазине передо мной в очереди стоял мужчина в коричневой дубленке, с совершенно белыми усами, состарившийся Харрисон Форд. Он указал на молоко и спросил:
– Оно свежее?
– Двадцатого числа, – неопределенно отозвалась продавщица, совсем не принцесса Лея7, чтобы так отвечать.
– Несвежее, – сам себе ответил мужчина и ушел.
– А какое сегодня? – невольно вырвалось у меня.
Повисла небольшая пауза.
– Не знаю, – сказала наконец женщина с нескрываемым раздражением.
Я кивнул.
Она лишь прикинулась, что тоже потеряна в датах, не помогла понять, ни какое сегодня число, ни то – свежее ли молоко или в самом деле просрочено.
Не говоря больше ни слова, я вышел из этого магазина и купил продукты в ближайшем супермаркете, взял стаканчик кофе с собой. Проверил карманы. Сигареты у меня еще оставались. На языке ворочалось что-то мерзкое. Скорее это запив, я запрокинул голову к небу. Его нанизывали черные ветки деревьев. Кое-где еще держались листья, от холода свернувшиеся в ржавые хрупкие трубочки. Был декабрь.
«Чертовщина какая-то со временем», – подумалось мне тогда.
Вернувшись, я заварил и съел лапшу быстрого приготовления, положил перед собой книгу и просидел так пару часов, прежде чем сообразил, что я осилил не больше двадцати страниц. Текст пробегал сквозь меня, не оставляя абсолютно ничего, так что мне приходилось снова и снова читать сначала. Плюнув на это занятие, я набрал ванну, сел в нее и попытался вспомнить весь день, с утра и до сих пор. Перед глазами сыпал снег, возводили ледяные крепости, обливая их водой из ведер и бутылок, дети. Я обратил внимание, что почти все они были возраста, в котором перестают пользоваться подставками на партах – вроде как носят с собой, но не вынимают из рюкзаков. Я подумал о практике, которую проходил в школе. Я выходил к доске, становился перед классом, вел урок, а сам до смешного чувствовал себя им ровней и вспоминал об утреннике в детском саду. Для всех был Дед Мороз, для меня – дядя, с которым я переодевался в костюм зайца за дверьми актового зала, прямо в коридоре, узком и длинном, с белыми стенами и красными коврами с сумасшедшими узорами – похожий до пятнадцати лет висел у моей кровати, и я, будучи ребенком, часто засыпал, водя пальцем по колючему ворсу. Ворс быстро нагревал кожу, я прислонялся к ковру лицом, пахло пылью, и иногда я тихо чихал.
Вдруг ко мне в голову забралась та неприятная продавщица, я поспешно нырнул. Когда женщина захлебнулась, не успев набрать воздуха, я сел обратно и опустил голову. С носа быстро срывались мыльные капли и ударялись об воду со звуком, похожим на ритмичное щелканье пальцами, растворялись, как дым. Мне попало в глаза, я провел по лицу тыльной стороной ладони и устало свесился с бортика ванны. Щелкнул пальцами, чтобы проверить. Звук и впрямь был похож. Собери оркестр – получится ливень.
Через пару минут мне все надоело, я встал и посмотрел в зеркало. «Какое сегодня число?». Совершенно измотанный, я прислонился лбом к своему лбу, хотел что-то найти, выудить из себя, но ничего не появлялось. Борода будто была сорная и незаметно, очень быстро захватила все лицо. Еще немного – и зарос бы до самых глаз.
Если подумать, время тянулось именно так, потому что у меня не было ни твоего номера телефона, ни твоего домашнего адреса. Что за столом напротив, что на высоком барном стуле сбоку, что сидя соприкасаясь локтями на лавочке, я прекрасно понимал, что твоя история в Англии не окончена, и не стал узнавать, ни где ты живешь, ни с кем ты живешь, не стал менять билеты или просить полететь со мной. Я понял это по голосу, иногда звучавшему так, словно ты обитала на других частотах и говорила со мной по телефону, дергая шнур от него вслед за собой, пока шагала рядом; по лохмотьям кожи вокруг лунок ногтей; по твоей выученной беспомощности, которая бросалась в глаза. Я оставил право выйти на связь за тобой, потому что ты и только ты, как никто иной, могла знать, когда будешь готова.
Конечно, я по тебе скучал. Как же я по тебе скучал. По тебе, такой чу́дной и чудно́й, не освоившейся в собственной красоте, по чувству, появлявшемуся, когда мы говорили, по тому, как мы замолчали и слушали – я лишь спустя годы в интернете выяснил, что – «Don’t Dream It’s Over» Crowded House, которые на повторе играли из машины у пирса. Внутри сидел чувак – по-другому не скажешь, – и, по-моему, он был в дым. Песня не надоедала – она была из золотой коллекции тех, что я время от времени заставал по радио в детстве, и вызывала то же желание, что и ты: наслаждаться, потому что закончится ведь – а ты не знаешь ни исполнителя, ни названия, и всегда кажется, что сегодня, быть может, слышишь ее в последний раз.
6
Прежде я много раз смотрел фильм «Всегда говори „Да“», но прежде не шел и не покупал губную гармошку, чехол под нее, чтоб все как положено. Решил, что можно начать с нее. Решил, почему бы и нет?
Близился Новый год, и губная гармошка оказалась отличным подарком самому себе. У меня были все шансы стать звездой застолья. «Рюмка водки» так вообще получилась с первого раза. Я свою губную гармошку всюду носил с собой, упражнялся на работе, пока никто не видит и не слышит. И вот, уже перед самым праздником я и моя гармошка в кармане пальто проходили мимо уличных музыкантов – барабаны, гитары, микрофон, совсем другой уровень. Я слышал, как один из них простонал «Только не это», когда из толпы попросили «Не танцуй»8. То есть у них все было неплохо – могли выбирать. А мне лично очень нравилось творчество Калинина. Наверное, все его проекты.
Если честно, это я был тем, ну, из толпы. Поэтому быстро оттуда ушел.
Мне позвонил товарищ поздравить заранее, сообщил, что уезжает к родным, повидать мать с сестрой, как и все наши в тот раз, предложил встретиться, посидеть на дорожку вместе. Выходило Новый год встречать одному – моя семья улетела туда, где потеплее. Меня не взяла, наверное, чтоб не моросил.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Хитроу – крупный аэропорт, расположен в 25 км к западу от центрального Лондона.
2
«Варвара» – одна из самых известных песен группы Би-2, признаны Минюстом РФ иностранными агентами.
3
Слова «глаза из самого серого льда» – отсылка к строчке из песни «Выхода нет» группы Сплин.
4
Назарова Александра Ивановна (1940—2019) – советская и российская актриса театра и кино.
5
В Англии в большинстве домов и старых гостиниц сохраняют историческую подачу воды без смесителя. У раковины два крана, из одного идет ледяная, из второго – кипяток.
6
Seaweed – цвет морской водоросли в оттенке #212C13.
7
Харрисон Форд в роли Хана Соло играл ее любовную партию в «Звездных войнах».
8
«Не танцуй» – песня Михаила Калинина, известного под псевдонимом Эм, лидера музыкальных проектов Аффинаж, Быдлоцыкл, Никого не люблю и др.