Полная версия
Конченая луна (сборник)
Мимесис
– А вот ты как-то выражался: абсолютная свобода наступает со смертью; а наша с тобою близость есть акт освобождения от оков… Тогда получается верно и следующее: соитие – это смерть? Или как?
– Что-то в этом духе. Тем самым мы делаемся свободнее, но никак не свободными абсолютно. Однако, и смерть там присутствует, а именно в лице бесконечной темноты… Мы ведь обычно занимаемся под одеялом, ночью и без источников света…
– Дурак! – возмутилась она, и щеки её опалились. – Я ведь серьёзно спрашиваю.
А серьёзен я, в действительности, тогда был лишь в одном. В намерении укорениться в её бедном сердце, в её наивной голове, дабы первое никак и никогда не наивно, если же можно приписать ему такое качество. В делах обольстительных важно понимать, что захватить ретивое труднее, тогда как рассудок более шаблонен – в данной ситуации он улавливает прописную истину, мол дурачество с умным свыше умничества с дураком, и поэтому клюёт даже на такую пошлость.
Показательно обидевшись, лишь на толику, она аккуратно встала и направилась к холодильнику, вынула дорогой херес, бахнула его на стол, а после, подставив дряхлый табурет, полезла за бокалами. Не торопясь огорчать её, я только после всех процедур заявил, что компанию в распитии ей не составлю.
– В следующий раз – обязательно, – утешил я, – сегодня что-то не хочется.
Однако я врал: мне же желалось, но не дело пенициллиновым в моей крови бултыхаться со спиртным – печени не по нраву такие нагрузки. Да, и с такими бывавшими жертвами ради дела приходилось мириться и справляться. Что ж, пока что, с минуту назад я лицезрел белизну её стройных ног, чтобы в конце таки концов, не только лицезреть, но и слиться, сегодня – с ней, а уже завтра – с белизной, пока что и лишь пока что, недосягаемой Луны. Да, такими мыслями я тешился из раза в раз с такими же, как она, прелестными бедными сердцами…
Плыл вечер медленно; также как и холодные крупные лохмотья за окном, точь кто-то свыше распотрошил облачные подушки и одеяла и расшвыривал их набивку всеми десятью руками своими; фонарный свет улицы внутри кухни сливался с приглушёнными лучами настольной лампы; шуршали страницы неизведанного журнала в её руках; томилась батарея, иногда в ней еле слышно булькала вода; а подо мною поскрипывал стул. Второй бокал опустел.
– Ты ведь ко мне ничего не питаешь? Правда?
– Определённо я питаю…
– Сь! Питаюсь! Вот именно! Я тебе даже не нравлюсь! Ну подожди, дай мне сказать, пожалуйста. Ты приходишь так уже месяца два.. а зачем всё это?.. Чтобы что?.. Когда тебя любят.. в глазах всё видно.. а у тебя там ничего, у тебя там пустота.
Мне резко вспомнились тёмно-карие глаза, не собеседницы; другие; вот они, а вот и другие; на тёмно-кареглазых мне когда-то не везло – в таких зеницах трудно различить хоть что-то.. вот оно что…
– Если же я не умею выражать это…
– Прошу замолчи… Всё ты умеешь, я знаю…
Она застала меня врасплох: от неожиданности и притуплённого чувства вины хотелось вовсе ничего не говорить, покорно соглашаясь, проваливать взор куда-то вниз. Она начала плакать.
– Не делай из меня дуру, пожалуйста…
После она молчала – лишь шмыгала носом, тёрла глаза и выжимала оставшиеся слёзы. Я тоже молчал. Спустя пару минут щёлкнула пальцами и широко раздвинула ноги, продолжая плакать. Таков был звоночек к действию: и я спустился под стол.
Её стопы укутаны в шерстяные чёрные носочки, особо, на удивление, колючие; я аккуратно снял их; рассмотрел каждый пальчик, они мне нравились: базовый педикюр, ровные и милейшие; после, нежно и подробно, предварительно увлажнёнными губами, покрыл поцелуями путь дальше, путь, изредка вымощенный шрамами селфхарма – и левая, и правая не оставались обделёнными никогда. Плач прекратился, а я добрался до соединения ног-дорог, уже вовсю покрытых мурашками; поёрзав, она позволила мне стянуть своё единственное нижнее белье. Первое прикосновение, дёрнулась еле заметно, а после, глубокие нарастающие вдохи…
После полуночи я сбежал от неё. С небес всё также рушился снег, так тяжело он падал на меня, так мне казалось… На такси я добрался в окрестности своего дома, лишь потому, что собирался сначала забрести в круглосуточный магазин за песочными палочками. Захотелось сахара добавить в горькую реальность. После таких встреч на меня всегда накатывало… То вовсе не удивительно: мне и самому от всего этого было тошно, но больше воздействие оказывали приобретённые цепи. Они никуда не девались, они нарастали на меня, прорастали в меня, вселяя в каждый уголок нутра чужую боль. К утру становилось полегче, однако после содеянного иногда бывало и вовсе невыносимо. Зависимость прямо пропорциональна: чем длиннее похищенные цепи, тем больше похищенных страданий; тем свободнее спасённым, тем ближе я к своей цели… Когда-то я любил жизнь, её целиковою, когда-то я любил людей, каждого по-своему. Но что-то произошло – цвета померкли, окружение отпало, словно некогда листья потеряли Солнце, скукожились, а затем сгодились перегноем. Настала зима внутренняя: в ней же я не знал чего хочу: ни от себя, ни от других… Простейший обыватель, что бороздил привычные улицы, вдыхал неогранённый тяжёлый воздух и плыл в бензиновых лужах. Ничто не волновало меня: сам себя не волновал, окружающие и тем более меня не интересовали… И явилась весна! Нам, каждую минуту, точно прописано доктором, что-то или кого-то любить, и я вновь полюбил… И любовь та сталась обречённой на вечность…
Близ шкатулки с товарами на высушенном канализационном люке теплилась дворовая кошка, окинувшая меня тусклым взглядом, пока я проходил мимо.
– Снова вам не спится… Ну, хоть не под утро пришли…
Я ночной завсегдатай сего заведения, а добрый пожилой продавец – и работник и хозяин.
– Да уж, пораньше пришёл… Мне три штучки палочек, и пачку кошачьего корма.
Досадно! К лакомствам кисочка не притронулась, лишь шелестнула хвостом о брюки и выпросила почесать за ушком. Я не отказал ей в этом. Была бы она определённая, ну такая, какую мне разрешила Она, я бы забрал её к себе…
Впустить в свою обитель я мог лишь конкретную кошку: кошку белую-белую, короткошёрстную, с большими электрическими разрядами-вспышками справа и слева от розоватого влажного носика, с параллельными антеннками длинными-длинными, а главное – дабы кличка была ей Мунка. Она бы встречала меня как-нибудь грациозно или как-нибудь вприпрыжку, махая хвостиком; теплилась со мною в кровати, сладко мурлыкая и рефлекторно тиская кровать, оставляя при последнем зацепки на простыне; и в нашем маленьком мирке любила бы меня по-соседски или ещё как, была бы просто счастлива. А за такое счастье я бы разбивался в лепёшку, если потребовалось бы; был учтив и внимателен к маленькому комочку снега; развлекал и веселил; частенько готовил бы специальные угощения для всепростительной проказницы; когда надо – отвозил к филинологу и подлечивал.
До квартиры оставалось минуть безфонарную аллею голых клёнов. В ней мне обычно насаждались раздумья о тенях, или же раздумья о себе. И та ночь не сбылась исключением…
И если прежде я был тенью своего окружения, без которой никуда, хоть она и просто тень, то ныне я полутень того, кем я был когда-то, полутень бывалого окружения. Если тогда со мной можно было поиграть, сложив руки, а следом и пальцы, то ныне я блеклый и еле-еле заметный, хоть все еще и существую. А быть мне тенью Хиросимы, что запечаталась на стене в мгновение взрыва ядерной бомбы, быть мне обездвиженным и заточенным навечно в мгновении и пустоте одновременно, я станусь просто-напросто мыслью о прошлом, кому-то забредшей в голову…
А когда же домыслов становилось достаточно, я предварительно осмотревшись и убедившись, что впереди и сзади никого, где-нибудь на середине пути ложился спиною в сугроб, рассматривая ответвления деревьев надо мною. Черных сосудов движения завлекали меня наравне мыслей о тенях. Часто засматриваясь, я поднимался от жуткого холода или от прохожих, деликатно или не очень интересующихся, а жив ли я вообще… И та ночь не сбылась исключением.
Только я минул входную дверь, на телефон прилетело обыденное сообщение от «точки с запятой»: «Больше видеть тебя не желаю, не приезжай!» Мне же оставалось только дожидаться следующей весточки от неё, лишь дня через три-четыре, а может и меньше.. а может и через три-четыре месяца вовсе.
В квартире у меня уютно, минималистично и аккуратно; жилплощадь небольшая, однако со всеми удобствами и комфортная до жути. Три станции Алисы: две мини, одна из них лимитированной версии; одна побольше цвета малины. Лампочки, светильники, розетки, датчики влажности и движения, чайник, увлажнитель.. и все подключены к Алисе.. короче самый настоящий умный дом. Из всего этого хайтека выделялся пожалуй лишь старый кабельный телефон для особенных разговоров с особенной собеседницей. Мы с ней не виделись вживую, однажды она просто позвонила мне на этот самый телефон.. так и созваниваемся иногда по ночам.. и всё же – тягать цепи через два медных провода тщетная затея.. и чтобы забрать их в достаточном количестве, я кое-как подведу к личной встрече…
Что-то я отвлёкся, итак, насчёт квартиры.. в её цветах преобладает альпийский зелёный и его оттенки; под ногами кварцвинил, выложенный ёлочкой; по бокам дерево-дерево; комнатные растения, блэкаут шторы, кондиционер, книжки, всякие копилочки… Всего одна комната, кухня и раздельный санузел… Достоинство мыльной – это сразу два отдельных места для купания: резервуар для водных процедур, то есть ванна, и тропический душ. На кухне холодильник, морозилка, газовая плита, духовка, кофемашина, электрогриль, стационарный блендер, микроволновая печь, вытяжка, набор чугунной посуды и ещё всякого по мелочи…
– Алиса, я дома.
И загорелся свет где надо, включился котелок, заиграла музыка. Раздевшись и пригубив кружечку чая, я завалился в кровать, и запросив звуки камина, укутавшись в одеяло и красно-белый клетчатый плед, уснул во избежании трёпки собственной души.
В ту ночь мне снился сон, сон необычный и красочный, страшный и приятный. Я стоял в высокой траве, что нежно щекотала моё голое тело. Небо серо-голубое, однотонное и глубокое смотрело на меня; в ушах шумел ветер и шелестела растительность. И вдруг из пелены серых облаков показалось что-то.. сначала я отличил пальцы, затем фланги.. это была ладонь. Не успел я опомниться, как она заняла четверть купола надо мною. Она медленно приближалась, уже рука целиковая, и мне становилось страшно; казалось она вот-вот оторвёт кусок планеты и остальных в придачу… Я не отводил взора. Рука гладкая-гладкая розовая лоснящаяся вот-вот придавит меня… Я зажмурился и растворился в звуках природы, и тогда, уже готовый принять смерть и проснуться, я ощутил нечто. Рука гладила меня, сначала по голове, затем по лицу, по плечам, и тут она как будто разделилась на десятки таких же рук, только нормального и привычного размера. Они ласкали меня уже везде, абсолютно везде.. принялись за член, несколько секунд, и мне уже чудилось, что он вот-вот лопнет; и только в мгновение небывалого оргазма я поднял веки и посмотрел вниз. Руки те не останавливались, всё ласкали и ласкали; а из уретры вытекала чёрная густая слизь, она сочилась без остановки, стекала по рукам тем и устремлялась к почве. Экстаз сменился жутким отвращением, а я сразу же проснулся…
– Алиса, который час? – пустил в темноту я, весь покрывшийся испариной.
– Четыре часа, тридцать девять минут.
Затрещал телефон – это она на проводе.
Я подтянулся поближе к подушке, уселся позой бабочки, протянул руку к столику близ кровати и, ухватив аппарат целиком, положил его рядышком. Замолк. И снова звонок.
– Умри! Умри! Умри! Умри! Умри! Умри! Умри! Умри! Умри! – пискляво и быстро звучало оттуда.
Щелчок. Это я бросил трубку. И опять вызывают.
– Алло. Не разбудила, надеюсь?
Её спокойный бархатистый голос пришёлся кстати: он сразу же успокоил меня; и в ночи всегда казалось, что беседую я не с человеком по ту сторону, а с феей с другого измерения, или же с другой галактики, где звёзды между нами отдают неописуемыми звуками-свечениями в динамике.
– Это ты только что звонила? Твои проделки?
– Эм, о чём ты? Я первый раз вот только набрала тебя. Ты чего?..
– Да ничего…
– Я это. Я. Решила пошутить так. Испугался?
Она посмеялась.
– Ну и жуть. Мне только что приснился кошмар, вот и проснулся. А тут ещё ты со своими приколами.
– Прости.. кто ж знал. Вот и тема для разговора.. хотя у меня была одна заготовлена на сегодняшнюю ночь. Поделишься своим кошмаром?
– Разумеется – ответил я и в подробностях описал своё сновидение, наматывая на свой палец шнур звонилки.
– Что это может значить? Как думаешь? – поинтересовалась она.
– Ничего в голову не лезет.
– Ну у меня есть пару догадок; я насобирала их, пока ты рисовал. Первая. Раз сон есть наша проекция, точнее проекция нашего сознания – верно то, что тебе явилось – это своего рода зонг от самого себя себе же. То есть.. как бы так сказать.. ну ты понял…
– Понял, тогда уж грустновато это всё.
– Да, видно вокруг и в тебе та чёрная флегма, тот чёрный секрет…
Услышав такое сравнение, я призадумался, но дабы не прерывать, поставил воображаемую засечку на этот счёт у себя в сознании.
– Вторая. Может быть это предзнаменование? У меня вот, например, сны часто сбываются. Кстати! Недавно мне снился ты. Хоть мы и не виделись, но я точно знаю, что это был именно ты.
– Предзнаменование говоришь?.. Такс, и чем мы там занимались с тобой?
– Ну знаешь.. ну.. мы там просто гуляли, хи-хи. А ты что подумал? Извращенец! Вот и снится тебя всякое.. небось и трусы испачкал… Это моя третья догадка. Просто давно у тебя не было…
– А у тебя, когда в последний раз было? Мм?
– Такое не спрашивают.. и тем более по телефону…
– Ну ладно, ладно. Раз сны у тебя часто сбываются, тогда значит мы и правда отправимся на променад? Значит мы и правда просто погуляем? – перевел тему, выделив интонацией два последних слова.
– Всё может быть… Но я даже не знаю как ты выглядишь.. и ты не знаешь как выгляжу я. Как я тогда узнаю тебя? Давай ты опишешь себя прямо сейчас.
– Я выгляжу как все. Как все, кто выглядит на четвёрку из пяти. Такую твёрдую четвёрку.
– Аа.. а я на пятёрку. Ну всё – не перепутаем получается. А если серьёзно?
Выкручиваться я не стал и подробно, вплоть до такой мелочи, как родинки в форме сердечка на одном из своих предплечий, описал свою внешность. А после мы болтали о природе снов, затрагивая все-все аспекты сего процесса: от мифологии до научного подхода и щепотку Фрейда. Когда же закончили – на часах горели цифры: ноль, шесть, пять, девять, а за окном было всё так же темно. А ровно в семь пришло уведомление: это время для цитаты какого-либо малоизвестного автора.. и так каждый день.. замечательное приложение… Тогда афоризм был таков: «„Зацикленность питает гений и безумие“, Дониэль Клейтон, Сона Чарайпотра, „Хрупкие создания“»
Вкусив мысль, за полчаса вытворил хокку и после снова отправился в просторы Морфея. Но перед этим путешествием кольнула засечка, и мне вспомнились слова о предзнаменовании и о её способности видеть вещие сны. Насчет первого мне на ум пришли некоторые догадки, а вот касаемо второго, я уверился в следующем: значит мы всё же с ней встретимся, и я смогу похитить цепи более привычным и результативным способом…
…Полчище снежинок, кружившееся подле фонаря в захудалом дворике, сменилось на полчище мошек, а мне же по-прежнему оставалось кружится, точь коршун, вокруг захудалых душ. Я забирал цепи новых девушек, я всё так же лишал оков прежних. Я вот-вот освобожу и ночную собеседницу; и снова получу сообщение от той, что и в феврале, и в марте, и в июне видеть меня больше не хотела; я вот-вот накоплю треть металлически-метафизических звеньев от требующегося; и снова, и снова буду разбиваться сам, и собираться сам; и уже скоро всё же соединюсь с Луною. Быть может, читателю интересно: где я их нахожу, как я с ними знакомлюсь, почему и чем я привлекаю их? Ответа я и сам толком не знал.. мне всегда казалось, что меня движут невидимые нити; и что они подвязаны и к моему языку и к голосовым связкам; что я, как будто бы, знаю что делать, и что говорить.. разумеется нити те спускались с небес.. это Она испускала их. Иногда, когда девушки ловили мой взор, будь на почти несуществующее мгновение, мне даже чудилось, что в расширенных зрачках моих висла Она, будь на такое же несуществующее мгновение… Но его хватало сполна: увидав нечто такое, они никак не могли перестать думать об этом, а, следовательно, не могли перестать думать о владельце лунных зрачков. Вот так это и работало. Получается – Она верила или знала, что я осилю такой путь.
Однако я и сам понимал те механики воздействия, часто подмечая их уже после взвода тросика управляющим, и всё же…
К лету, уже привыкнув к процессу со всеми его тонкостями, мне пришлось ускориться, дабы поспеть закончить сбор к суперЛунию семнадцатого октября следующего года. Если же в январе была необходима передышка в четыре дня после встречи, то в мае я практически полностью отходил уже на следующий день. А сейчас даже не май, сейчас – душный городской август.
Мы обусловились встретиться у неё на Спасской под вечер, когда пыл дня сойдёт на нет. Она караулила меня у пешеходного перехода напротив входа в метрополитен, такая красивая и лёгкая. Снизу-вверх: виднелись её пяточки в чёрных слингбэках; гладкие ноги скрывали брюки-клёш, с максимально зауженной частью в коленях, а поддерживали на подвздошной кости их тонкий кожаный ремешок; грудь третьего размера сглаживала хлопковая молочная футболка; шею украшала кружевная бархотка; вороньего цвета волосы собраны в пучок; а на носике прямоугольные окуляры с тонким стеклом. Очертания лица строго-сексуальные: с чёткими, но не грубыми линиями; с аккуратным подбородком и пухлыми губами, выделанных естеством; а также с прелестно в меру торчащими ушами. Как только я подошёл ближе к ней, запах краски, недавно нанесённой на скамейки поблизости, и доносящийся чуть ли не до эскалатора подземки, смешался с чудным ароматом лалары. Жженый сахар и летучие органические соединения – невкусно.
– Пойдем в магазин! – приказала она, и, живо подхватившись за мою руку, повела меня быстрым шагом куда-то в переулки.
– Надо взять перекусить! И тебе достанется! – на ходу делилась она, обгоняя вместе со мной статистов.
– Сегодня как обычно играем в шахматы? – разведывал я, пытаясь передать ей своё неутолимое желание её через эпидермис наших соприкасающихся предплечий в локтевых участках.
– Скорее.. как обычно я выигрываю несколько раз, а ты так и уезжаешь неудовлетворённый. И от игры, и от вздутой мошонки! Но всё в твоих руках! О! Как получилось! В твоих руках.. и там и там в твоих руках! – она рассмеялась. – Ну ты понял! – и снова залилась смехом.
– Сегодня я уверен в своей победе! Точнее в трёх! – заявил.
На самом же деле я не был в этом уверен вовсе; лишь чувствовал, что сегодня мне поможет Она. Да и не могу я, посетив её уже шесть раз, удалиться и в этот раз без цепей. Иногда и такие попадались… Однако с такими и сам акт ярче, да и получается добыть гораздо больше за раз. Причины возникновения таких исключений мне не были известны. И всё же сонар никогда не ошибался…
– И с чего бы это? Вот.. то есть.. только так фигуры теряешь-теряешь.. и опа.. вдруг всё наоборот?!
– До этого я поддавался как мог!
– Не верю!
– Ну, и не верь!
Дискуссия прервалась на входе в магазинчик, где я остался ожидать. Вернулась она с упаковкой зернёного творога со сливками в одной руке, и парой спелых инжиров в другой, напоминавших китайские музыкальные шары баодинга в таком положении.
Дома она первым делом закурила, прямо в разложестой гостиной с высокими обшарпанными потолками и арочными замутнёнными окнами; ещё, прямо там же, с сигаретой в зубах, мастерски, никак эту сигарету не потревожив, сняла с себя футболку. Видно она подготовилась: и была сразу в том самом красненьком браллете… Или в нём, или в тёмном бюстье её чертовски изумительная грудь была по обыкновению на протяжении всех наших партий, и ничем более не прикрытая. Признаться, во время мозгового поединка это здорово завораживало и тем самым отвлекало; но всё же соперницу это не волновало.. как она выражалась – это должно меня мотивировать… Издёвки! И только… Так как на кону у нас всё же был секс; а я так и ни разу не выигрывал. Вот так и сидела она всё время передо мной в браллете или в бюстье: то ноги раздвигает, то поигрывает ими, то гладит их, а то и вовсе снимает штаны, и сидит практически в чём мать родила, пуская дым… Получался у нас своеобразный шахматный перфоманс; где я – зритель, она – сама грация-гравитация.
Обмакнув кончик злодейки и выбросив в урну, решила похозяйничать: обмыла плоды фигового дерева; обдала кипятком; и отрезав хвостики, аккуратно порезала на дольки, а затем на масенькие кусочки; далее, вытворивши две глубокие чаши, разделила творог по посуде и добавила в него фрагменты субтропической сказки.
– Творог со сливками! С добавлением смоковницы обыкновенной! – презентовала она и вручила угощение.
Остатки сливок смывала струя воды, а новая сигаретка уже смаковалась очаровательницей.
– Вкусно! Возьму рецепт на заметку! – ёрничал.
– Ещё бы! – невозмутимо поступил ответ.
Табачный дым трудно выбирался из помещения – селился в обивку или копился в трещинках наверху. Его понемножку поджимала еле заметная и ещё неощутимая свежесть, тянувшаяся с Фонтанки, крадущаяся по переулку. Она заняла позицию на кожаной софе с закруглённой низкой спинкой; между нами, привычно, помимо нарастающего притяжения, находился невысокий двухъярусный книжный столик с игровой доской и разбросанными по нему пешками, конями, ладьями, офицерами.. также с пепельницей, портсигаром и огнивом на этажике повыше; и с тонким слоем пыли на нижнем. Я уместился на шофрезе…
– Расставляй! А я пока докурю.
Молча сосредоточив по позициям наши войска и не начиная битву, я поднялся и подался варить кофе, а она, докуривая, о чём-то долго думала, будто бы куда-то провалившись; её мысли были точно не в той квартире… Её разбудил стук кружки о столик.
– Ого! Ты точно знал, что я сегодня и позабыла даже выпить кофе с корицей. Даже запомнил, что по четвергам я маюсь такой ерундой?! А у меня что-то совсем из головы вылетело. Ну ты молодец! А то осталась бы без денег… – хоть она и склонила голову, было видно, как она улыбнулась, закончив реплику.
Внимание к мелочам, своим и чужим – вот ещё один ключик к сердцам. Да и записывал я такие мелочи обо всех в заметки, разумеется.. всего бы не запомнил.
– Угу, ещё без сахара и очень крепкий, как ты любишь.
Первый бой выдался нудным; мои съеденные фигуры неохотно лезли за бархотку на шее их пожирающей, по чуть растягивали ткань и придушивали. По моим подсчётам, так туда вмещалось максимум шесть-семь фигурок, а после она вытаскивала их и освобождалась от мягкого ошейника. Перемещая деревяшки, наклонялась к доске и, как бы невольно, жгуче дразнила ниспадающими персями.
Как и предвещал: три победы оказались за мной. Единичная ничья оказалась за нами; так и проиграли до двух ночи с перерывом на ужин. Мадмуа удивила вчерашним классическим «гранатовым браслетом», и ничего.. выдалось у неё и правда замечательно…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.