Конченая луна (сборник)

– Войка, быть может мы забудем всё тобою сказанное.. и пойдём целоваться?..

– Что за ерунду ты несёшь? Видимо, тебя сегодня солнце припекло… Да и в таком случае у меня и свои дела есть.

– Тогда хоть один поцелуй.

– Клоун. Самый настоящий.

Она встала, задумалась на секунду и произнесла:

– Всё, что я хотела сказать.. я сказала. Я пойду.

И она действительно ушла. Через пару минут подозвав официанта, заказал выпить, хотя и не очень хотелось. После бесполезных раздумий, двух бокалов коктейлей рассчитался, и удушился двумя сигаретами. При ней я не курил; ей это не нравилось, да и сама она не курила вовсе. За эти несколько месяцев два раза бросал это занятие: в первый хватило на восемь дней, во второй – на одиннадцать.

Стало прохладнее и свежее. Город понемногу оживал, очухиваясь от зноя. Вдруг мне пришло сообщение от Дари:

«Я пошла на крышу, всё купила.. и на тебя тоже.» С точкой в конце: обиделась.

На часах – 16:33! Я мгновенно вызвал такси до того самого дома, где будет Дарька, сообразив, что на общественном транспорте уже не поспею. Пока добирался, жутко мучила жажда, да и мутило.

Пока добирался вспоминал Войку. В особенности наш по обыкновению полуночный разговор по телефону. Мы тогда забавно и смущенно обсуждали наш, как мне казалось, скорый первый поцелуй, возможно и ей так казалось, не осмелюсь утверждать обратное. Она поделилась в ту июньскую ночь о том, что и никогда не целовалась. То был очень трепетный разговор. Я делился, что в этом ничего сложного, однако сомнения её и смущения передавались отчётливо по трубке. И как я это себе часто представлял… И всю долгую поездку я зациклился на вышеперечисленном с лёгким туманом приятных воспоминаний и дополнительным слоем дымки опьянения. Думы же эти мне помогали и отвлечься от карусели внутри, и карусели заканчивающегося дня. Не обошлось, конечно, без нот грусти мгновенно разбитого сердца. Пустяк.

Перед тем как подняться на крышу, я долго курил. Мне пришлось взбираться через шесть этажей, снять замок от решетки на чердачное помещение, и вновь вернуть его на место с обратной стороны (дабы нас раньше срока не выгнали с крыши), и в завершении подняться еще по одной лестнице, уже небольшой и деревянной.

Плоская кровля, застеленная рубероидом; торчащие три округлые трубы вентиляции, такие, с зонтиком; невысокий парапет. В чистом небе виднелась блёклая убывающая Луна; дул ветерок, что сзади тщетно потрёпывал укладку Дарьки. Она сидела посреди, скрестив ноги, тянула белое вино; под нею покрывало в различных синеватых узорах, а рядом две бутылки хереса, пустой бокал под меня, сыр, чипсы, мускатные орехи и пачка курева с зажигалкой. Подойдя ближе, я уселся чуть впереди спиною к ней, посмотрел на часы, проверил, нет ли хоть какого-нибудь сообщения от Войки. Его не было. Она заговорила первая:

– Ну как? Признался?

– Признался. – сухо ответил.

– Что-то ты грустный и необщительный какой-то.. видимо, отвергла.. ну как я и говорила.

– Ай!

– Ну ладно.. девушки такие.. особенно такие как она. Я тебе сразу говорила, что из этого ничего не выйдет. Угощайся, налей выпить. Могу тебе массаж сделать. Как раз двадцать две минуты осталось…

– Не хочу. Спасибо.

– Ну и ладно. Мне больше достанется. Уверена, что и Луна никакая не упадёт.

– Упадёт.

Она продолжала о чём-то говорить, однако я совсем уже не слушал, лишь иногда ловил определённые предложения, но думал и думал, в основном о Войке. До неминуемого оставалось пару минут; во второй бутылке оставалось теперь на пару бокалов, заметил я, когда повернулся за полосками чечила. Внезапно Дарька выдала монолог:

– А знаешь, я ведь тебя люблю. Еще с первого курса. Не помню правда, когда именно полюбила, но всё равно. Это ведь происходит постепенно. Если что, я вообще не шучу, если ты так вдруг подумал. Думаешь, я бы делала тогда тебе массажи по целому часу? Хоть и звучит смешно. Или вот, приглашала бы так часто к себе в комнату? Готовила тебе, выслушивала бы так? Постоянно угощала бы сигаретами… Вот стрелял бы их кто другой так – я бы сразу послала бы его… Знаю, ты ко мне такого чувства не питаешь, но раз Она вот-вот упадёт, то почему бы и не признаться… Или вот даже – моя ревность к твоей Войке (букву «о» она протянула)? Я её, разумеется, скрываю.. но всё равно. И подарочки всякие делаю, а ты в ответ ничего… Но ты мне такой и нравишься.. не знаю почему… Нравишься. Хотя.. это не то, всё же, слово. Люблю я тебя… Люблю всего. Ну а мне нечего терять.. сейчас Луна бац.. и всё.

Тут я упустил её продолжение, так как, интуитивно понял, что перевалило за шесть часов. Полностью погряз в своих мыслях. Они целиком потоком сливались к одному искромётному должному утверждению: «Даже и хорошо, что ничего на планету и не упало; и столько успело случится».

Дарька замолкла и встала, щёлкнула огнивом, «щёлк-щёлк», и отошла ближе к двери. Я же чуть пододвинулся назад, лёг, и выпрямил ноги. Место было нагрето. По экрану синего неба метнулись ласточки. Ненадолго моё внимание приковала бесконечная глубина надо мною.

Послышались звонкие звуки шарканья о тонкий металл, пару аккуратных шажков по нему, после глухое приземление бычка о рубероид. И только пронзающие крики. Это Дари спрыгнула вниз…

Внутри мелькнуло: «Лучше бы остался у той женщины».

Сегодня весь день такой: непонятный, неестественный, весь в оболочке, за которой другая оболочка, а за ней ещё и ещё таких. Стало невыносимо одиноко и даже страшно. Я не мог проснуться, совершенно не мог…

Меня спасла рука; я ощутил её нежно-нежно: сначала на кончиках волос, затем заплутавшую близ корней, фланирующую меж тёмной травы, и, наконец, по почве мягко-мягко скользящей, в основном по макушке.

– Плохой сон уходи-уходи… – шептала она.

Вздрогнув, я резко приподнялся и попытался осмотрелся. Взор мутный; как и комната, и та женщина-колдунья рядом.

– Кошмар приснился?

– Сколько времени? Сколько я спал? – парировал медленной вялой речью я.

– Около семи. Ну, получается, семь часиков.

Я был весь потный, растерянный, и был даже рад такому пробуждению.

– Всё повторял: Луна упадёт.. Луна. Расскажешь, что тебе там снилось?

– Расскажу, только сначала душ приму, пожалуй.

Прохладная вода успокоила сонные мысли, смыла их хаос. По возвращению помещение освежилось – она открыла абсолютно все окна; меня уже ожидали: ледяная вода с выжатой долькой лимона, по-новому застеленный диван, её жажда рассказа и моих губ…

– И ты верно думал, что всё это действительно случиться? Такой забавный ты!

Инцидент под лунным светом

Если я расскажу эту таинственную короткую историю кому-либо из своих близких или случайному прохожему, то они вероятно сочтут меня или умалишённой, или сказочницей. Поэтому я помещу её на страницы для Вас, мой читатель. Одна история, две ночи, два дня. Моё имя – Винсента Бочсони. Тогда мне было семнадцать, а ему на днях исполнилось восемнадцать…

…Тогда в Италии лето завершал чарующий август: луга засыпанные цветами; запах хвои вперемешку с лёгкой прохладой, набегающей с горных цепей, что окружали нашу деревню; и свежий воздух, который постепенно освобождался от июльской знои.

Под вечер он поймал меня в одной из узких улочек, близ дома с фреской с изображением рыжего кота в больших чёрных очках. Схожими фресками у нас был украшен каждый домик без исключения.

– Винс, а давай сегодня ночью погуляем? Под Альпы. Я стащил у мамы бутыль вина. Белое домашнее.. чуть с кислинкой.. как ты любишь.

– Нет. Я сегодня занята, понял?! – грубо ответила я и ускорила шаг. Он остался где-то позади, я не оборачивалась.

Его уверенные шаги нагнали меня и синхронизировались с моими по левое плечо. Я всё также не подавала виду, что хоть и на каплю, но его предложение заинтересовало меня сильнее, чем сегодняшняя запланированное времяпрепровождение с моей подружкой Эвэли.

– И яблочная шарлотка на такой случай тоже будет! Представь: маленькая долина, мы лёжа на покрывалах, попиваем вино, закусываем десертом.. а вокруг соцветия, горы, лес, ручьи…

– Я же говорю – занята! Не сегодня!

Мои шаги остались одни меж едва соприкасающихся домов, и оставалось мне только повернуть за угол, как сзади я услышала чуть ли не вопль:

– Да когда потом?! Потом мы разъедемся на учёбу!

По дороге к Эвэли я рассудила, что было бы прекрасно выпить и съесть всё это с ней. Или одной. Но никак не с ним.

Подружка ждала меня у себя. Прелестный домик у её семьи: покоящийся в сторонке толстостенный каменный домик; у входа горшки со всякими цветушками и зеленушками, по крыше к деревянному козырьку тянутся жилы папоротника; внутри просторно и уютно: секретник из красного дерева, печка-буржуйка обыкновенная, маленькие функциональные побрякушки… Комната Эви находилась на втором этаже, через узкую лестницу, а до этого через не менее узкую прихожую.

– Привет, сердцеразбивающая Винсента! – как только я преодолела последнюю ступеньку, воскликнула она.

Я сразу же бросилась на пышную кровать, сбросила босоножки и принялась изучать узоры покрывала.

– Добрый вечер! Не называй меня так, надоело…

Разговор в привычной манере и привычном искреннем непонимании допытывающей стороны завязался о нём, хоть я и не раз переводила тему. Тянулся, тянулся под доносящуюся снизу неразборчивую беседу её родителей и дотянулся до следующего:

– Почему ты и шанса ему не даёшь? Он же такой хороший! Бегает за тобой уже сколько?.. Года два?.. Вся деревня ждёт не дождётся, когда вы уже будете вместе. И в город ездил тебе за лекарствами; цветы чуть ли не каждую неделю приносит; помогает всячески… ну старается парень! Мне бы так! Собою красив, сложен! И никая другая ему не нужна, видно же!

– Да забирай! Надоел он мне уже со своими ухаживаниями.. букетики эти.. караулит везде.. такой он хороший весь: то попроси – сделает.. другое попроси – сделает…

– Ну что ты такое говоришь! Забирай… Какой тебе тогда нужен?

– Сама не знаю.. но не такой.. это точно.

– Дурочка ты! – заключила она…

…В ту чудную безоблачную погоду ближе к полуночи мы побрели на наше любимое место: тихонько спустились, дабы нас не обнаружили, по тропке выдвинулись вверх, в сосновую чащу. Долина сменила розоватый окрас на синеватый, местами набежал туман, вылезала нежная серая Луна, горы же бледнели, отражая её сияние. Мы тепло оделись, вооружились палками и взяли с собою чуть перекусить. Воздух! Воздух неописуем, такое его состояние не обуздать буквами… По пути нарвали забавных эдельвейсов и синеватых колокольчиков, дабы смастерить друг дружке венки. Запах! Ах, какой запах! Почти три часа мы взбирались и устали неимоверно, однако это того заслуживает…

Видовая площадка располагалась на обрыве отвесной скалы, в ущелье которой блестело маленькое озерцо, а вокруг одеяла хвои, везде-везде. Хоть нам и было страшно – всё же усаживались на край, свешивали ноги и любовались небом ночи, увлекались звуками ночи и в ней же растворялись. Наши диалоги чаще сводились к обсуждению мальчиков со стороны Эви, к моим беспокойствам о будущем, да и о всяких остальных мелочах. Вот, только на прошлой недели, здесь же, подруга жаловалась на трудности выбора заколки для волос: длинную японскую шпильку с металлическим листочком клёна или изящный леопардовый крабик?

Я откинулась на моховую подушку и закрыла глаза, спутница моя бродила на расстоянии от обрыва, что-то рассказывая.

Рассказывала, рассказывала, и изнавись замолчала; послышался мне малосильный хруст ветвей сначала, и сразу же пронзительный крик Эвели. Невольно дёрнулась от испугу, да и поняла сразу же, что перевесили меня мои свисающие ноги. Попытавшись зацепится за лепесточник, сорвалась всё же и прошершавила по окаменелой плоскости, стирая корчущиеся руки в кровь.. а после.. помню лишь усиливающийся шум стремительно обтекающего меня воздуха, нарастающий и страшный, и пустоту под истерически двигающимися ногами… Так и умерла…

…Вернулась домой Эви под утро, поникшая и испуганная, встретила родителей, неторопливо собирающихся и настраивающихся на рабочий день, а когда те поинтересовались о ней и обо мне, она сочинила историю, мол мы с ней просто поругались, а сама я, по её версии, у себя, или гуляю одна где-нибудь после ссоры…

До сумерек пробыла в своей помпезной кровати с подружками – нескончаемыми слезами и подружкой подружек – мнимой виною, пока не сдружилась притом со смелостью, да и не сообщила всю правду-матку папеле и мамеле.

Собрали через час поисковый отряд из порядка десяти человек, благо деревушка у нас ладком, и замельтешили фонариками близ озера, разыскивая моё тело.

В то же время в другой части селения, где жители набирают минеральную водичку, случайно прознал о случившемся и мой ухажёр. Ему до последнего не собирались ничего говорить – знали ведь, что без ума от меня был и всё такое. Бросив канистры наземь, рванул куда-то в неизвестном направлении.

– А баклаги то? Баклаги! – надрывался старичок, изнемогая, но так и не был услышан…

По преданию, в юго-восточной гуще пускает корни загадочное растение: на его тонкой ножке без листиков в минуты необходимости под светом Луны распускается четырёхугольный заострённый по краям, огромный для такой ножки, цвет. Говорят, лепестки его освещают округу бирюзовыми оттенками, а сам он точь танцует, игнорируя существующие законы физики. А самое главное, что, если ему нашептать своё заветное желание – оно обязательно в тот же миг исполнится. А за загаданное придётся отдать соответствующую плату…

Туда он и побрёл тогда; долго разыскивал чудо-культуру: вскарабкался по утёсу, преодолел мелководную каменистую речушку, не раз вляпался в паучьи сети-невидимки, исцарапал руки, расчищая путь от занавесов деревьев, проползал по кустам; и когда уже нашёл то, что искал, чертовски выдохся… Лежал рядом, дожидался положенного часа; и вот, уже под покровом ночи, среди просветов Лунных и высоких шатающихся теней, нашёптывал желание своё цветку…

Откуда я знаю это? Лишь потому, что загадал он тогда вернуть меня. Душа взамен души…

Больше его никто никогда не видел… А я до сих пор ненавижу себя…

Миазматический полунамёк

Тот вечер был знойным и пытливым, когда заканчиваются рабочие дни, и все спешат в сокровенный домашний уют. Вечер чудесный, когда в воздухе, помимо мимолётного ветерка шарятся несказанные кому-то слова, испаряющийся пот и услада неминуемого выходного, таятся ночные тайные в ночных разговорах и тонны их будущих вспоминаний… Вечер, который и мне посчастливилось, или же нет, в дальнейшем отмечать…

Она соизволила неожиданно пригласить меня на ужин в ближайший ресторан. Да и если бы гастрономическое удовольствие способно было бы переплюнуть иное удовольствие, что мне пришлось испытать.. однако не обошлось и без нот сожалений. Сожалений о ней? Или же о самом себе?..

И вот мы принялись слегка трапезничать, боле утолять жажду жидкости. Всё открылось мне именно в тот миг, хоть подозрения закрались еще при самой непосредственной встречи с ней в тот день, точнее в тот неоднозначный и долговечный вечер…

В пространстве меж нами витало чувство недосказанности: такое, когда одно сердце трепещет признаться в своих искренних нежных чувствах к другому в надежде на искромётную взаимность. Что редко, когда за столом таких сердец пара…

Напряжение было заметно во многом, однако я беспристрастно наслаждался в первую очередь застольем. Прямых наводящих вопросов задавать я не собирался, да и ей без их помощи было бы труднее выговорить желаемое. Желаемое такое недолгое на мой взгляд. Именно из-за таких суждений я и молчал. Но каково же милое и благое было то молчание, тот вечер, та недосказанность. Та недосказанность, что источает миазмы: противная, потешная.. да такая, что внутри я смеялся над ней, над изящной симпатичной девушкой, которая сидела напротив, дабы её чувства были мне и не интересны, и не внушали доверия.

Мы так и разошлись после, не сказав важных слов друг другу. К счастью или же нет… И даже если бы она осмелилась тогда, я бы верно рассмеялся, если же не вслух, то про себя. И тот вечер так бы и минул зноем и потом надвигающегося августа: без его чудесности, без его изящества, без его неловкости, но такой блистательной…

Конченая луна

Предисловие

Не любя макаронистые предисловия, сейчас читателю-зрителю я лишь настойчиво дам рекомендацию… Итак, на протяжении всего представления наши абстрактные софиты, что погружают сцену в глубокий синеватый свет, справляются; однако, когда напряжение сбоит, а сбоит оно частенько – они выключаются, а перезагружать их приходится долго. Поэтому, пока амплуа сменяются перед вами, наденьте очки холодных сумерек, дабы страницы, сцена и ваше сознание погружались в синеватые мистические оттенки. Этакий исчерна-синий светофильтр в глазах у зрителя, этакий исчерна-синий светофильтр в сознании у читателя. И даже если он вдруг смешается с другими фоновыми колоритами и родит новые тона – ничего страшного; наслаждайтесь!

О, и чуть не забыл: включите на фон «Мистическое» в «Яндекс Музыке» – так будет вкуснее.

Дивертисмент (первый танец)

И в начале было никак не слово, то была мысль моя: «я излишне хорош для неё…». И как же ошибочна была та мысль…

Я приметил ту шатенку на лакированных лоферах ещё на входе в театр, что располагался близ «Медного всадника». И в тот поисковой вечер лишь одну её мой внутренний сонар обнаружил: не потому, что лишь одна она была столь притягательна и лишь отчасти подходила под критерии «охоты» среди посетительниц сего заведения.. нет.. то было ошибкой в работе прибора, но судьбою уготованной неслучайно.

Кулисы распустились, и точно распустился пышный цвет из бутона мака – на сцену вышла компримарио, когда я сделал умозаключение, что на нашей с вами сцене метатеатра минутами ранее появилась солистка, точно расцвело уже поле маковое, всецело, в один миг, в миг, когда её рука толкнула огромную входную дверь, а я сосредоточенно выискивал жертву из приходящих зрителей.

Пока свет не приглушили, та фрейлейн заняла место в двух рядах передо мною, и я уже блаженствовал в предвкушении того момента, когда я примкну губами к её кудрявым карамельным волосам; когда я глубоко вдохну лёгкий и ненавязчивый земляничный аромат её духов.

Меня уже никак не интересовало, что бурлило под светом софитов. Лишь одно – тёмный силуэт, что въедался в глаза; лишь бы придумать, как после к нему подобраться поближе. Я бы сравнил это с ловлей бабочек, однако по завершению их накалывают на булавку, а я же выискивал раненых и покалеченных, дабы даровать им благо, высвобождая от их собственного плена. Да, цепи её не так уж и длинны, но упустить такову прелесть не представлялось возможным. Варианты развития событий так и мелькали в возбуждённом сознании, пока не выстроился идеальный план действий, мною нелепо проваленный, и всё же победный…

Все начали расходиться, и в толпе я юркнул за нею. Вечерний город пал в лёгкую хандру, то есть заморосил дождь (это было видно из огромного окна), я же подстраховался и прихватил с собою зонт, мне лишь оставалось не упустить девушку, пока пришлось бы стоять в очереди к гардеробу. «Как же мне свезло» – подумал я, когда увидел, что и она заняла позицию в соседней колонне. Я любовался, и налюбоваться не мог: такое изящное элегантное чёрное платьице; на нежной ручке пару браслетиков; незатейливая укладка, но какая милая, с непонятной штучкой у виска; и всё-всё, на что я засматривался – всё-всё определённо было ей к лицу, фигуре и нутру. Будто кукла на витрине, самая дорогая, вот подойди, купи, и забери домой, потом на самое видное место в доме поставь. Но мне так не хотелось, мне вспомнились этакие фразы: «кто владеет ничем, тот не боится это потерять» или же, «кто ничем не обладает, тот обладает всем». Поэтому, будь она этой куклой, этой бабочкой или этим полем маковым, я бы ни за что на свете не обладал всем вышеперечисленным. Верно, чтоб она просто цвела, летала и красовалась в свободе и живой.

Вдруг меня окликнули: «Молодой человек, вы дадите уже свой номерок?! Очередь задерживаете!» Тут то я и опомнился: цепи.. мне от неё нужны лишь цепи, чуждые раздумья пусть исчезнут.

Пока я возился с курткой, упустил из виду жертву и сразу устремился на выход. Упустил? Раздосадовался. Но вдруг косой дождь сменил направление, и меня понесло за ним. Ускорив шаг, я шлепал по лужам, и вот он, тот самый силуэт в пятнадцати метрах. Никого вокруг, канал по правую руку, узкая тусклая улица и усилившиеся осадки. И цель моя, сердешная, без зонтика.. идеальный повод проводить до дома. Но затея изначально была вовсе другая: я собирался подойти и сыграть дурачка, мол, извините, я всю оперу проспал, расскажите мне, что да как.. за чашкой кофе…

Я побежал за ней, зонтик беспощадно сдувало ветром. И вот на полпути, крича: «Девушка! Девушка! Позвольте вас…», ваш покорный слуга был уже в пяти метрах от той самой, но не успел он закончить реплику, как запнулся, и всем телом рухнул в лужу.

Не в грязной воде я лежал, не в сырую землю уткнулся я.. то были разочарование и неминуемая гибель последних надежд. Так печально мне было в тот миг, потому и голову поднимать не хотелось, но когда всё же это сделал, то увидел перед собою её. И так хорошо сложилось – так хорошо дождь скрыл мои слёзы. Я ведь всплакнул не потому, что валялся там, не потому, что вот-вот мог упустить намерения, а лишь из-за неё. Как она не убежала и не покинула меня. Другая убежала бы, вероятнее, а она не испугалась, протянула руку даже.. так по-ангельски…

Либретто

Прошу простить меня, простить как прощает любовь бугорки и неровности того, на кого направлены её лучи; простить как прощаем мы маленького котёнка, что помочился не там, где хотелось бы; простить легко и понимающе. На нашей сцене декорации будут, но возможно, не в стольком количестве или не в столькой детализированности, как вам позволительно ожидать. Мы же акцентируем внимание на внутренних пейзажах: на перегное, тенях, шероховатостях, пыли, запахах душевных, головных. В течение всего представления попрошу это хотя бы припоминать. Также не забывайте разглядывать, например, рояли в кустах, тумбочки с выдвижными ящиками, цвет и структуру блюд, отражение, одежду, частные домики или многоэтажные высотки где-то и у себя. Зритель, актёр, рассказчик – одно и то же лицо: и нутро наше, это целое, это, если вам понятнее, наша сцена. Простите за то, что вы можете увидеть и разглядеть здесь; простите себе непонимание и слепоту вероятную; простите, если увиденное и внемленное не понравится вашему критику, возможно, он фанатик своего дела; и простите моё занудство; ещё чуть-чуть и представление начнётся. Слышатся вздохи, смех, бормотание в полном зале, и полон он лишь одним зрителем, как полна скорлупа орехом и только. Свет приглушается, и взбирается занавес. Прошу не влюбляться, не кривить губою, не кидаться камнями и не отдаваться дремоте. Нас ждут четыре акта, два дивертисмента, и, конечно же, антракт, дабы вы были сыты не только питательными буквами и вкусными образами, но и метафизическими изысканными закусками, сочными фруктами, горьким пивом, бурлящим шампанским и неласковым вином в нашем не более реальном буфете «Приятного аппетита»!..

…Вечно печальный город П кутали сумерки, каждый раз когда я выбирался на свою «бесцеремонную охоту». Бесцеремонной она являлась в первую очередь для меня самого, как бы это не противоречило самой сути этого слова: она противилась мне в ином состоянии – состоянии вне ловли и мании. И если процесс ловли я поясню с минуты на минуту, то картину мании озарю позднее.

В периоды обострения, если же их так можно обозвать, мои зрачки изрядно увеличивались для обнаружения «оков». И были они точь солнечное затмение, точь лунный диск, в тот миг опалённый по окружности остатками солнца, в тот миг своего величия и превосходства. Слух усиливался и позволял за сотни метров улавливать звон и скрежет цепей, что тянулись за поникшими девушками. Как бы они не пытались скрыть внутреннюю искреннюю безнадежность за натянутой гримасой – это не спасало их от меня. Кандалы, свисающие, громоздкие, адски впивались в их тела и позволяли опознавать цели. Оковы отчаяния – это инструмент моего воздействия на жертв.

Не зная пленниц лично, или же зная (это не имело значения) я легко подбирал металлические тяжелые поводья и мастерски овладевал ими. Отчаяние оставляет глубокие шрамы, что в мгновение позволено заполнить забытьём. Однако забытьё, что я внушал, служило и ядом и панацеей для нас обоих.

Я затаскивал их в постель. Тот алтарь и тот акт являлись завершающими во всём нашем обоюдном спектакле. Когда же они были на мне, все их страхи исчезали; последние сомнения просачивались с потом; а отчаяние сменялось на смирение: смирение существующее в полудремоте и порождённое ею. И оковы спадали с их нежных шей, изувеченных запястий и натёртых лодыжек. И устремлялись прямо на меня. Я разбивался как хрусталь; вновь и вновь, дабы собраться правильно. Моему безумству и.. были нужны сверкающие чарующие цепи… Резон сие необходимости, уверяю, вы обязательно узнаете…