Малиновые истории

А посмотреть было на что: от неулыбчивых бритых монахов в желтых одеждах, строго оберегающих себя от случайного соприкосновения с женщиной, до ярко-зеленых груд банановых листьев, в которые заворачивали подношения богам.

Богов было много: переходя из полутемного зала в зал, я давно перестала понимать, какой там бог за что отвечает, и ради каких щедрот мы жертвуем очередной символический подарок, купленный там же, рядом с алтарем: ленты, листья, пепел, пряности…

В одном из залов стояла огромная статуя летучей обезьяны, раскрашенная яркими красками с преобладанием небесно-голубого. Как раз в это время пара монахов красили ее чем-то еще поверх. У обезьяны была угрожающе оскаленная морда, а общий облик сказочно-мультяшный и фантастический.

Мы ушли было вперед, когда мне захотелось внимательнее разглядеть эту обезьяну, – Хануман ее называли, – чем-то она меня привлекла и так и стояла в глазах.

Вернувшись, я с недоумением задрала голову и стала всматриваться: что в ней могло зацепить?

Некрасивое, непривлекательное и довольно грубо раскрашенное изделие каких-нибудь народных мастеров. И не факт ещё, что древних, – подумала я.

И тут же поняла, что морда Ханумана расплывается перед глазами, а по щекам текут слезы. Опять!

Я была одна. Монахи, чем-то красившие летучую обезьяну, ушли. И это было прекрасно, потому что непрошеные слезы быстро переходили в рыдания. Мне было безумно чего-то жаль. Острое, но неосознанное чувство то ли потери, то ли ожидания перемен… Я не понимала, что происходит, но смутно ощущала близость какого-то порога, перелома, после которого пойму что-то новое о себе и своей жизни.

Хануман смотрел на меня с высоты как будто с сочувствием. И его грозный лик перестал казаться раскрашенной маской. Мне не хотелось уходить. Но было пора.

***

А через несколько дней случилась рейки.

Рейки – это такая нетрадиционная целительская практика. В аюрведическом центре, где мне оставалось «промасливаться» последнюю неделю, висело объявление об этих сеансах.

Проводил их тот же мастер, что каждое утро вел для желающих йогу на открытой террасе.

Я выбиралась к нему всего пару раз. Мастер йоги был толстый, усатый и равнодушно-вежливый индиец, добросовестно делавший свое дело. Наверное, постоянно сменявшие друг друга ученики его не вдохновляли, но он умел моментально, в два-три движения выправить чью-нибудь неправильную асану так, что сразу же становилось легко и комфортно.

В общем, рейки так рейки, – подумала я. Надо же чем-то развлекаться, раз уж я перестала засыпать по сто раз на дню, как в самом начале.

На рейки ходили редко, судя по тому, как оживился индиец, когда я попросила о сеансе. В объявлении говорилось, что во время процедуры пациент может чувствовать легкое тепло или покалывание, небольшое головокружение… или вообще ничего. Меня это вполне устраивало – главное, чтобы никто не выкручивал руки-ноги и шею.

С такими мыслями я вошла в довольно темную комнату с небольшими окнами под самым потолком, где меня ожидал мастер. Он попросил не разговаривать и постараться не открывать глаза, пока не окончится сеанс.

Закаленная нетрадиционными целительскими практиками, я не особо удивилась инструкциям и приготовилась ощутить обещанное тепло или покалывание. Ну или хотя бы легкое головокружение.

Сеанс начался. В полной тишине довольно долго ничего не происходило, и я быстро взглянула на мастера: он сидел рядом с закрытыми глазами и очень сосредоточенным видом. Ну хорошо, – подумала я, – серьезно относится к своим обязанностям, готовится. Посмотрим, что дальше…

Наконец очень легко, почти не задевая, он коснулся моей макушки и невесомо провел руками над висками и лбом. Ладони размеренно и плавно двигались над моим телом, иногда слегка задевая одежду. Я все ждала каких-нибудь ощущений, но ничего, кроме этого осторожного скольжения в воздухе, не происходило. Быстро соскучившись, я начала мысленно посмеиваться над собой: экспериментаторша… Отдала 20 условных единиц валюты? Теперь развлекайся на все!

Чувствовала я себя просто прекрасно, хотя настроена была весьма саркастически. Постепенно и так же невесомо мастер переместился к моим ступням… и вдруг небеса разверзлись.

Мои личные – не всеобщие, конечно: я заплакала совершенно неожиданно для себя, но зато сильно и безостановочно. Поток, фонтан, нет, океан слез, к которым я не имела ни малейшего отношения, и только с изумлением наблюдала, как они лились, сползали по шее и затекали в уши. Мне не было плохо, больно, стыдно или страшно, мне было… никак. Волосы промокли, хотелось достать салфетку, но откуда она тут, эта салфетка…

Мастер молча похлопал меня по плечу, что, согласно его инструкциям, означало необходимость перевернуться.

Все позабыв, я вскочила, открыв глаза и не понимая, что делать. Только услышав его повторяющееся «roll, roll», с трудом сообразила и продолжила изображать водопад лицом вниз.

Все оставшееся от часового сеанса время я добросовестно омывала слезами кушетку. Наконец мастер снова похлопал меня по плечу, отошел к двери и включил верхний свет.

…Вот теперь я ощущала… Ощущала ужасную неловкость и стыд! И еще почему-то плохо соображала. Мастеру пришлось показать, где моя обувь и как открывается дверь. А когда я уже собралась выйти, он окликнул меня и жестом указал на полочку под зеркалом, куда тысячу лет назад я положила телефон и ключи от моего бунгало. Эти предметы были мне сейчас почти незнакомы: я успела их забыть!

Обернувшись, я увидела своего мастера рейки. Он стоял посреди комнаты и смотрел на меня. Из его глаз шел свет. Ни о чем не думая, я шагнула от двери, мы одновременно раскинули руки и крепко обнялись.

Я продолжала плакать. Он слегка покачивал меня и приговаривал что-то по-английски. И я все понимала!

Он говорил, что мои слезы – это очень важно и очень хорошо, и что я не должна их стесняться. Я все понимала, – но теперь не могу вспомнить ни единого слова.

До сих пор эти удивительные минуты посреди маленькой пустой комнаты кажутся мне одним из самых значительных переживаний в жизни. Не мужчина и женщина, не учитель и ученик, не врач и пациент стояли, обнявшись. Абсолютно чужой человек был мне братом… нет, он был мною, а я была им… Две искры, две частицы огромной, единой на всех души. Так это было в те минуты.

Ошеломленная и отупевшая от новизны произошедшего, щурясь, я вышла на яркое солнце.

Вокруг меня оказалось довольно много народу. Персонал клиники, частью совсем незнакомый, выглядывал из дверей в общую галерею, по которой я шла. Почему-то все улыбались, глядя на мое опухшее от слез лицо. Главный врач клиники – ох, какой это был врач! – первым спросил: рейки? Я кивнула, а следующие несколько врачей и массажисток с улыбками уточняли: рейки – хорошо? Наверное, хорошо, – думала я. Но как-то не очень…

Мне посоветовали не ходить на завтрак и пойти поспать. Дойдя до своего домика, я поняла, что ни есть, ни кого-либо видеть я и не могу. Потому как продолжаю заниматься важным делом: лью слезы. Это становилось уже смешно, но перестать я не могла.

В конце концов, махнув на все рукой, улеглась в кровать и начала думать: что это было? Что со мной происходит? Почему?…

Мысли разбегались и путались, и только спустя время мне удалось сформулировать осмысленный вопрос: что за чувство заставляет меня плакать?

Ответ никак не приходил. Я перебирала все известные мне эмоции… Да от чего, в конце концов, человек вообще может плакать?

От боли? Нет, я не чувствую боли, ни эмоциональной, ни физической. От страха? От злости? От ненавистного мне бессилия? Нет, нет, совсем холодно. Тогда от радости? Может быть… От счастья? Теплее, но не то…

Да что же это такое? С момента окончания рейки прошло уже больше часа. Я снова и снова вспоминала, что происходило, и что я ощущала. Вот этот свет из глаз мастера… Да! Что это было? Я подбежала к незнакомому, чужому человеку и, не смущаясь, кинулась к нему, как к родному. Как к любимому…

Любимому… Этот свет…

Да ведь сейчас вокруг меня тоже свет! Вот он, я же его вижу, он искрящийся… Золотистый свет! Какой прекрасный свет…

…Наверное, у меня что-то случилось со зрением.

Вот когда родилась моя старшая дочь, и была тощеньким и синеньким куренком с острым кильцем, я смотрела на нее, лежащую в кювезе рядом с чьей-то розовощекой кудрявой девочкой, и думала: а моя-то какая красаавица… что это было? Да… это был такой же свет. Тот же волшебный свет. Свет, рисовавший картину только для меня. Только для меня… Как Черная Мадонна…

Я так и не нашла это слово. Оно само меня нашло. Медленно поднялось откуда-то, сияя ласковым и теплым, не обжигающим светом: ЭТО ЛЮБОВЬ.

Разлилась в воздухе. И я дышу этим золотистым воздухом. Я вижу, как прекрасен воздух, в котором растворена любовь.

А вода? Вода, наверное, тоже прекрасна, если в ней любовь? Господи, ну конечно! Все прекрасно, если с любовью… Об этом даже кто-то говорил, я помню. Только не помню, кто… Вода тоже мерцает любовью…

А откуда она? Кто ее растворил? Или… она всегда здесь была? Но как же я никогда не видела ее, не знала, что она везде вокруг? А она везде…

Любовь… Но рядом со мной никого нет. Кого же я тогда люблю? Нет, нет, не так: но кто же тогда любит меня?

Любит и всегда любил, – везде, где бы я ни была.

Всегда – а я не видела. Везде – а я не смотрела. Пока Творец не взглянул мне в глаза с середины массажного кабинета аюрведической клиники глазами толстенького усатого индийца.

…Тот день стал одним из самых счастливых в моей жизни.

Нет, он не разделил ее на две половины. Я по-прежнему бываю несчастной и несправедливой, чувствую себя одинокой или злюсь на кого-нибудь.

Просто теперь знаю, что лишь на время сбилась с пути. И, если хочется, – можно всплакнуть от бессилия или усталости.

Ведь в воздухе всегда разлита любовь, как за тучами всегда есть солнце.

И золотой воздух над облаками…

СВЕТЛЫЕ НОЧИ, ТЕМНЫЕ ДНИ

В эту аюрведическую клинику я приехала по совету родни.

Индия, с ее влажным густым воздухом, мусором и мощными запахами, впечатлила настолько, что в первый же день по приезду я собралась обратно.

Отговорила Надя, русскоговорящая помощница главврача клиники. Кажется, она предложила хотя бы выспаться после перелета…

Конечно, я осталась и привыкла дышать этим сладким рассолом, просыпаться под пение птиц и вопли громкоговорителя, засыпать под поездной рокот океана.

Привыкла к разговорам с Надей, в 16 лет уехавшей из дома в Россию учиться на врача… Каждый раз история ее жизни звучала слегка по-другому, но никого из нас не смущало это невинное южное лукавство.

Все было позже.

А тогда, в первое утро, мне назначили лечение, состоявшее из питья масел, втирания масел и обертывания в масло в перерывах между масляными массажами.

Я быстра выпала из действительности: дни целиком состояли из сна, дремы и лежания в гамаке. Выход в ресторан казался почти непосильным вызовом, и я старалась устроиться так, чтобы со мной никто не заговаривал.

Но однажды свободных мест в зале оказалось мало, и мне пришлось познакомиться с компанией разновозрастных дам, присоединившихся к моему столу. Между ними шла та беседа, какую нередко ведут случайные попутчики, уже рассказавшие всё о себе и своих близких: они делились «страшными» историями.

Одна из них, очень худая и производящая впечатление слегка неадекватной, – в Индию таких съезжается немало, – с горящими глазами рассказывала совершенную дичь. Остальные недоверчиво качали головами, но с интересом слушали.

Я тоже слушала, стараясь не фыркнуть в особо нелепых и патетических местах, но в глубине души… в глубине души отчетливо понимала: не ко времени мне все это, ох не ко времени…

К тому моменту у меня уже несколько лет были трудности со сном, от непонятных причин я вдруг задыхалась в паническом приступе и, оставаясь одна, боялась пройти по темной комнате от выключателя до кровати: общеизвестная симптоматика стресса, выгорания и тому подобного… Собственно, потому я и приехала в Кералу: мне не хотелось принимать антидепрессанты и прочие прекрасные препараты, на моих глазах творящие с людьми всякие неприятные штуки.

…Ну а история, которую, оглядываясь по сторонам и пригибаясь к нам, рассказывала не вполне адекватная дама, была… о нашей клинике.

Идет она, значит, как-то вечером – а темнота тут падает мгновенно – из ресторана в свое бунгало. Идет себе, идет… цветочки нюхает, а сама к мужу спешит. Он ее в бунгало ждет. И проходит она по длинной аллее – знаете, вот эта, вдоль обрыва и забора, – а вокруг деревья огромные, шумят… Вдруг по верхушке дерева что-то темное рраз – и быстро пробежало. Всмотрелась она – не видать ничего. И туут… чтоо-тоо… каак кинется ей на шею! Руками шею сдавило – а руки волосатые!! Она их оторвать хочет, а руки еще крепче сжимаются. И совсем бы ее задушили, если бы… тут я не помню, то ли она с этими руками сама до бунгало доползла, то ли муж-телепат ее встречать вышел… В общем, спаслась она от неминуемой гибели.

А все почему, девочки – спросила нас дама, – знаете?

Девочки не знали, разумеется.

А потому, – продолжила она, – что раньше тут было старинное кладбище.

Видели за территорией, между вторым корпусом и океаном, огороженное забором с бутылочными стеклами поверху кладбище? Так вот, это остатки от того, на котором наша клиника построена. И уж как местные сопротивлялись строительству, как отстаивали покой своих мертвых… но нет, всем же денег надо! И вот теперь пациенты тут мучаются. А стекла-то битые на заборе – чтоб мертвые оттуда не шастали! А вы думали, от живых вандалов? Нуу, что вы!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.