Когда цветет полынь…или Побег в никуда

– Так тебе и надо! – закричал я, восторженно следя, как племенной производитель телят безуспешно пытается взобраться по крутому берегу. – Не достанешь! Бе-бе-бе! Что, твои колеса буксуют? Прибавь газу!

Пока мы приходили в себя от потрясения, бык наконец выбрался из речки, подошел и, не обращая на нас никакого внимания, начал чесать спину о наше дерево. Мы думали, он скоро уйдет, но наш преследователь оказался упрямым и мстительным. Иногда делал вид, будто удаляется от нас, но как только Данис спускался на землю, бык возвращался галопом, с налитыми кровью глазами. День клонился к вечеру. После долгих колебаний приняли решение спрыгнуть и перемахнуть на другой берег речки. В то же время у нас не было гарантий, что он не погонится за нами. За речкой на несколько сот метров была голая степь. Если вздумает мстить, то запросто догонит. Пока думали и гадали, как обмануть, усыпить его бдительность, наконец-то судьба смилостивилась над нами: на горизонте верхом на лошади появился пастух. Услышав крики, он поспешил к нам. А наш мучитель, как только увидел его, поднял хвост и без оглядки поскакал прочь от нашего дерева.

Пастухом оказался изрядно подвыпивший дед. Он поведал нам, что ездил в село за провизией, а так как стерва – продавщица Клара, под видом обеда долго отсутствовала на работе, пришлось ему, старому фронтовику, два часа торчать у магазина. А когда эта Васина вертихвостка соизволила прийти, дед очень долго уговаривал ее продать ему, трудовому крестьянину, разумеется, в долг положенные для ночной вахты пол-литра согревающей жидкости.

– Смогли купить? – участливо спросила Зухра.

– А как же, красавица моя, даже две бутылочки! Пойдемте к моему шалашу, я вас кашей перловой угощу, надо только сварить. Как же этот Тимофей, будь он неладен, за детьми погнался? Раньше такого не вытворял. В следующий раз надо будет его в загоне оставить. Хотя коровы, будь они неладны, тогда реветь начнут… Ну да ладно, авось, в следующий раз не погонится… Пойдем, пойдем… Вы откуда будете, детушки, из Ермолаевки или из Янино?

– Из Янино, дед, – не моргнув глазом, соврал Данис и, чтоб он не задавал лишних вопросов, поспешил добавить: – В поход ходили да заблудились…

– К соленому роднику? Мы тоже молодыми были, ходили туда, – дед, вспомнив детство, тяжело вздохнул. – Да, были времена… До Янино, будь он неладен, далековато будет, уже скоро стемнеет… Может, переночуете? Шалаш у меня большой, уместимся… И мне веселее будет. Вот и хорошо. На фронте в маленькую землянку целый взвод впихивали… Поместимся!

Старик довел нас до шалаша, но в это время послышался шум мотора «газика». На вечернюю дойку приехали доярки. Поручив Зухре похозяйничать у костра, дед погнал коров. Пока мы, не слишком высовываясь, варили кашу, пастух вернулся с ведром молока.

– Коров доить некому, – сокрушался старик, доставая из сумки яства. – Народ убегает из колхоза, будь он неладен. Кто на целину, кто на Север… Женщин нет.

– Почему? – вежливо спросил Данис.

– Что в деревне хорошего? – дед налил себе из бутылки в стакан жидкости, посмотрел на Даниса. – Ты будешь?

Услышав испуганное «Что вы, нет!», воскликнул обрадованно:

– Правильно! Не надо! Употреблять эту гадость, будь она неладна, меня война научила… Вы ешьте кашу. Вон огурчики, на фронте один друг научил солить… О чем я говорил? Коров некому доить стало. Скоро сбегут и эти доярки, будь они неладны. Все хотят правдами и неправдами получить паспорт. Думают, получат документ, уедут в Казахстан и будут выращивать хлеб. Как будто у себя его нельзя жать. Все поля засеяли кукурузой, будь она неладна. Где это видано, чтобы в наших краях кукуруза созревала? Не-е-е… Товарища Сталина нам не хватает. Он бы навел порядок!

– Когда шли, видели, везде эта штука растет, – вставила слово Зухра, поддерживая разговор.

– Это еще куда ни шло. В голодные времена ели лебеду, слопаем и кукурузу, будь она неладна, народ у нас терпеливый. Так недавно Хрущев велел срезать огороды, запретил держать коз… Постановил, будь он неладен, иметь в личном хозяйстве всего одну корову и четырех овец. Тьфу! После войны-то наши мужики, кто вернулся с фронта, настрогали по пять – десять детей. Чем их кормить? Колхоз, будь он неладен, накормит? Уж он накормит! Держи карман шире! Мне вот за мою работу платят двенадцать рублей новыми деньгами, еще колхозная пенсия капает. Спасибо, конечно. Раньше совсем уж как крепостные, за палочки работали. Дояркам дают чуть поболее моего – восемнадцать. Попробуй, будь он неладен, поживи без личного хозяйства на эти деньги! У колхоза свои детки есть: со шляпами и на машинах. Каждый божий день им режут то барана, а то и бычка. Для них коммунизм уже построили. Остальные бегут. От безденежья, от голода, от, как его… крепостничества. Да, товарищ Сталин, скажу вам, навел бы порядок. Эти обещают коммунизм. Вот там уж точно, без вранья, говорят нам шляпы с галстуками, и вам, уважаемые колхозники, все будет бесплатно. И баранина, и штаны, и конфеты для ваших босых детишек… Но мой покойный дед заявлял, что на халяву бывает лишь соседская жена на сеновале, и то, когда ее муж на сенокосе.

Я пытался слушать веселый рассказ деда, он оказался чересчур словоохотливым, не похожим на наших деревенских мужиков, но меня раздражали его бесконечные «будь он неладен». И усталость брала свое, глаза слипались, голос его все отдалялся и отдалялся. Я не заметил, как уснул, прижавшись к лежащему в шалаше старому хомуту.

Утром проснулся от крика Зухры:

– Вставайте скорее, кто-то сюда едет!

Мы с Данисом выскочили из шалаша и посмотрели в сторону, куда указывала Зухра. Далеко, километрах в пяти от нас поднимался столб пыли.

– Где дед? – спросил Данис, ныряя обратно в шалаш. – Забирайте вещи, ничего не оставляйте…

– Деда нет, будь он неладен, – подражая старику, ответила Зухра. – Думала, пасет коров, но посмотрела, там его тоже не видно. Утром, когда доярки приезжали, он был… Вон его лошадь пасется. Видать, с доярками уехал, за согревающим… Или плохое задумал. Бежим!

Вскоре к шалашу подъехал мотоцикл с милиционером и стариком.

– Ну, дед, «Будь ты неладен», где твои беглецы? – спросил участковый, называя его не именем, а неуважительно прозвищем.

– Где же им быть, голубчикам, дрыхнут в шалаше, будь они неладны. Я сразу догадался, что это те, о которых ты говорил вчера у магазина, – зачастил дед, следуя за милиционером.

Тот зашел на четвереньках в шалаш и потянул одеяло. «Подъем, выходи строиться!» – закричал он, но, увидев старый хомут и ведро с сумкой хозяина, воскликнул:

– Где они? Сбежали или их не было?

– Дык… были, были, честное партийное, я их вчера специально задержал. Врали, что они из Янино, а я там каждую собаку знаю, учетчиком до пенсии работал. Политинформатором был, – начал оправдываться старик.

– Чего же ты их с доярками на тракторе не привез? – раздраженно спросил участковый.

– Чаво? Не знаешь наших женщин, будь они неладны? Да, они меня… Дык недавно председателя чуть не побили…

– Да, дела… Может, они в лагере спрятались? – оживился участковый. – Тут, я смотрю, больше негде хорониться

– Не-е-е, – помотал головой бывший учетчик. – Там тоже негде…

Они, разговаривая, подошли к стойлу скота.

Участковый обошел летний лагерь и остановился у небольшого, закрытого на замок склада.

– Открой! – приказал он, рассматривая дощатое строение.

– Не открою, – поспешил отказаться старик. – Ключа у меня нет, доярки, будь они неладны, не оставляют. Там ихние ведра, бидоны, фляги, тряпки… На той неделе приезжал председатель, вскрыл склад и забрал две фляги и четыре ведра для Михайловского летнего лагеря. Бабы потом, когда он приехал на другой день, будь они неладны, на его голову три ведра молока опрокинули и хотели побить. Еле сбежал, ноги-то у него молодые, ревматизмом не болеют… Давеча потерялась одна фляга, дык, они меня чуть не утопили в бочке молока. Да ну их… будь они неладны!

Милиционер обошел склад, посмотрел в дырочки и в раздумье проговорил:

– Нет, далеко они не могли уйти…

– Смотри, смотри! – внезапно закричал дед. – Вон, за рекой, кто-то движется. Далеко… они?

– Отсюда не разберешь… И на лошадь похожа… Нет, кажется, они… А может, козы… Нет, они, – участковый подошел к своему мотоциклу. – Никуда они не денутся, все равно поймают, не мы, так другие. «Будь ты неладен», остаешься?

– Нет, я с тобой. Надо кое-что купить в магазине, – живо ответил старик, привычно не замечая издевательское обращение, и проворно занял место в коляске.

– Знаю я твое «кое-что», – засмеялся милиционер, ударяя ногой об стартер мотоцикла. – Может, эти были совсем не те, кого мы ищем. Тем более, говоришь, девочка с ними. Ты давно уже не живешь в Янино, мог не знать…

– Они, они, такие голодные, все мои запасы слопали, будь они неладны… А девочка, видать, будь она неладна, потом к ним примкнула.

Только когда стих шум мотора, Данис осторожно отодвинул выбитую им доску склада и высунул голову.

– Не нашел! – радостно воскликнул он голосом, будто играл в детском доме в прятки, а когда мы вышли из своего укрытия, добавил со злостью: – Еще прикидывался добрым, сволочь. Нес чепуху про порядки в колхозе, про коммунизм. Жаль, уехал, врезал бы я ему промеж глаз. Никакой он не фронтовик, не то рассказывал бы о войне, как другие, а шкура тыловая. Не жаловался бы на житье-бытье. Шкурник, прятался, наверное, когда другие воевали…

Мы подошли к шалашу, который вчера показался нам чем-то родным и близким. Меня охватила злость, с ненавистью глядя на постройку, предложил:

– Давайте сожжем все это!

– Не надо, – возразил Данис, – тогда они нас будут искать. Заметил, милиционер не до конца поверил этому предателю. Тем более они ищут других беглецов. Возьмем покушать и все.

– Не нужно мне от него ничего, – закричала Зухра не своим голосом, – пусть подавится! Лучше буду голодной, чем коснусь еды этого неладного старика. Брезгую…

– Хорошо, хорошо, – быстро согласился Данис, – пойдем скорее отсюда.

Два дня ускоренным шагом мы шли на запад, обходя населенные пункты. Ночевали в лесу или среди кустарников, питались подножным кормом. Речку мы уже давно потеряли из виду. Зухра даже сомневалась, правильно ли Данис ведет нас к пристани. На что тот неизменно говорил: «Правильно!». Наконец, не выдержав натиска подруги, после полудня он вышел на дорогу и, остановив груженную дровами подводу, спросил у мужика, как доехать до пристани «Саховка». Оказалось, мы от нее примерно в десяти-пятнадцати километрах. «Через три километра пройдете большую деревню Камышлы, а там – прямая дорога на Саховку», – объяснил мужик. Он с удивлением окинул Даниса взглядом, но не стал расспрашивать, почему тот оказался здесь один, поспешил продолжить путь.

Мы решили подойти поближе к деревне и заночевать в ближайшем лесу. Голод давал о себе знать: кружилась голова, тошнило от щавеля, борщовки и полуспелых лесных ягод. Водоемы на нашем пути больше не встречались, поэтому наш рацион был скуден. Особенно плохо было Зухре. Данис решил сходить в деревню, купить в магазине или у местных съестное. Несмотря на возражение подруги, он взял пустой вещмешок и вышел на дорогу. Вернулся через три часа усталый, но довольный.

– Потратил всего два рубля, – сообщил он радостно, – а купил вот что…

Он высыпал из рюкзака на свою замшевую куртку две баночки рыбных консервов, тушенку, деревенский круглый хлеб, кусок сала, пачку грузинского прессованного чая и штук десять сухарей.

– В магазине лишь рыбные консервы и чай, больше ничего не было. Остальное приобрел в доме у самой продавщицы, – похвастался он.

– Не интересовалась, откуда ты? – спросила Зухра, приступая к «сервировке стола».

– Нет, она спросила: «Ты с армянами коровник ремонтируешь?». Я, конечно, подтвердил. Тогда она попросила сообщить какому-то бригадиру Арсену, чтобы на следующей неделе он помог ей сложить печку. Обещала баньку затопить и все остальные прелести. Кстати, завтра у них праздник плуга – сабантуй намечается…

Утром я проснулся под звуки до боли знакомой мелодии тальянки. Было уже светло, солнце весело смотрело на меня с верхушек деревьев. Я соскочил с еловых веток, сослуживших нам матрасом, и пошел на звук. По дороге медленно шла подвода, на которой сидели человек шесть колхозников. Молодой парень играл задушевную песню, затронувшую самые затаенные струны в моей душе. Они уже скрылись за поворотом, а я все стоял и смотрел им вслед. Подошел Данис и, увидев мое лицо, озабоченно спросил:

– Что случилось?

Состояние было такое, открой я рот, обязательно из моих глаз потекли бы слезы. Поэтому, не ответив, повернулся и пошел к нашей стоянке.

Когда в полном молчании мы завершили завтрак, Зухра положила руку на мое плечо.

– Больно видеть тебя таким… Ты вспомнил своих родных? Твой отец играл на тальянке? – спросила она участливо.

– Не-е-ет… Сам играл, – ответил я, с трудом переводя дыхание.

– Ты? Играл? На тальянке? – Данис, опешив, посмотрел на меня. – Давно играешь?

– В той жизни играл, – я вдруг почувствовал потребность поделиться сокровенным.

– Ничего себе, никогда бы не подумал, – проговорил Данис.– Сколько было тебе лет?

– Около пяти… Однажды отец, он работал трактористом, положил на телегу несколько мешков зерна, большой медный тазик, взял оставшиеся от бабушки серебряные монеты и поехал в соседнюю мордовскую деревню к одному мастеру заказывать мне тальянку. Целый месяц, а то и больше я ждал с нетерпением, когда же возьму в руки этот инструмент. В конце концов заболел. Я бредил, температурил, разговаривал с этой тальянкой как с живым человеком. Тогда папа поехал к этому мастеру и два дня находился при нем, пока тот не завершил работу. Поверьте, как только отец дал мне в руки небольшую, специально сделанную для меня тальянку, я тотчас же выздоровел. И уже без чьей-либо помощи через месяц – другой выводил на ней национальные мелодии. Все соседки вечером приходили слушать, как я играю. Папа потом говорил маме, что Бог уберег, видимо, его на войне, чтобы он увидел наяву, как сын играет на тальянке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.