Война красного знамени

– Наконец то воздух… – Иван вдохнул свежесть широкой грудью и прошёл дальше освобождая место. Здесь было не сказать, что просторно.

Сергий последовал за царевичем.

– Давно тут небыл?

– Со вчерашнего. Стоит только времени свободному появится, я прихожу сюда, – Иван облокотился спиной на резную деревянную изгородь разворачиваясь лицом к Сергию. – Рассказывай давай, чем занимался.

– Да скука сплошная, – отмахнулся Сергий. – Ездил с отцом по посадникам и князьям твоих земель. На пир твой созывать. Отец несколько сделок от царского имени заключил, места на ярмарке некоторым застолбил. Ну и поручения твоей тётушки выполнял… Сам понимаешь.

– Понимаю. Поручения старой шалавы.

Сергий засмеялся. Иван часто придумывал довольно ёмкие обзывательства людям.

– Скоро тебя венчают, и ты избавишься от неё.

– Если бы. Её сынки мои окольничьи до сих пор. Она с Кошникичами за власть держится крепко…Всё под себя подмяли. Казну не так давно дала в распоряжение Валерию Магнетовичу.

Даже Сергий не поверил своим ушам.

– Ему?! Этому… этому… – он не мог подобрать слов.

– Этому-этому, – повторил Иван небрежно. – Тому, чье гузно уже в дверной проём не вмещается. Вон даже ремонт затеяли, чтобы ворота в кремле расширить, настолько уже жир глаза застилает, – усмехнулся Иван.

Сергий не смог улыбнуться шутке, всё же эта новость его существенно озадачила. Да и Иван не изливал жизнерадостность.

– А что стало с Матвеем Всеволодовичем? На нём же так много чего держалось. Такой человек надежный.

– Поспешно и неожиданно пожелал налаживать дела в Подоресье. Я сам на это добро дал ранее. Те земли проблемные, сам знаешь. Тамошний посадник умер не так давно от набега альвов. А тётка словно уже всё подготовила. И грамоту. Оставалось лишь мне её подписать. Да и Матвей этот. Забыл что ли как он сетовал на придворные интриги? Кто знает, быть может он только и рад теперь оборону от альвов нести. Да и рубежи те и впрямь в его твёрдом кулаке нуждаются.

Сергий нахмурился.

– Будь мой отец рядом…

– Вот потому она и отослала вас на пару месяцев, чтобы оставшееся здесь к рукам прибрать. Делать мне что-то нужно. Понимаешь? Я прям чувствую как она свила свою веревку и уже накинула её мне на шею… Стоило обрадоваться окончанию “временщичества”, так она перед этим сделала всё, чтобы опору из-под меня выбить.

– Неужели ты не смог ей помешать?

Иван взглянул на Сергия из-под густых бровей и многозначительно молчал.

Сергий понял, что и сам с трудом мог ответить на этот вопрос. Тетка временщиком сидела с трёхлетия Ивана. Выбрали её сначала как ту, из которой веревки вить можно. Да только столкнула и перессорила она всех бояр, а с некоторыми договорилась. А потом вдруг решила, что её сыновья будут смотреться на престоле лучше, чем Иван. А Иван то был тогда юнец совсем. Сергий и его отец были обязаны всем благодаря отцу Ивана. И с тёткой этой были не в ладах. Будучи ребенком и он, и Иван мало что смыслили. Только не так давно начали понимать, что неспроста Иван хворал иной раз в детстве. А ныне, когда Иван перешагнул шестнадцатый год, Мирослава Ивановна старается всеми силами закон поменять, чтобы власть делили несколько человек. Даже вон с Кошникичами из Ковдорского Вече снюхалась. И с тех пор они все стараются прежнюю “старую гвардию” из дворца то изжить.

– Ну, гляди скоро пир будет в честь венчания твоего. Небось там людей себе в поддержку и найдёшь. Ты напрасно кручинишься, полагая что тетка твоя всесильна. В народе о тебе молва добрая идёт. Ожидают они, что с воцарением ты Миров поднимешь. Много кто жизнь за с тебя готов отдать и многие таковые на пир пожалуют. Думаешь мы только поручения твоей тётушки исполняли? – усмехнулся Сергий.

От Сергия не скрылось то, как постепенно зажигался раннее смурной взгляд Ивана. Как расправлялось от былых худых мыслей его лицо, как он хорошел на глазах.

– Чего ты смотришь на меня словно не ожидал того? Стало быть тебя и прям как на цепи тут держат? Тетка небось внушила тебе что без нее ты править сам не можешь?

– Иди ты, дурень, – по дружески стукнул Иван Сергия кулаком в плечо. Сергий рассмеялся. – Никого меня на цепь не посадить.

– Полно полно.

Иван облокотился на ограду.

– Но… эти новости мне слышать и впрямь отрадно… – лик его засветился. – Знаешь Сергий, я давно думаю о том… чтобы продолжить дело отца и собрать подле меня одному лишь мне верных людей. И знаешь… не важно худородные они али нет. Коли талантом человек будет награждён воинским или же умом, я бы хотел видеть его подле себя. Чтобы у меня был верный круг воинов – он провел рукой, – опричь всех предателей и лизоблюдов, что крутятся вокруг тетки и ее прихвостней.

Иван вновь проницательно посмотрел на него. В черных как смоль глаза ярко отражался свет Хорса, но они сами проваливались густой тьмой настолько сильно, что не видать было зрачков.

– И теперь мысль эта не кажется мне неисполнимой. Согласись, что это даже справедливее. Ценить люд по выслуге, а не по крови.

– Отец твой был того же мнения, – усмехнулся Сергий. – Иначе не стоял бы я подле тебя сейчас.

– Будешь командиром моего личного войска? Моей правой дланью? – Иван положил крепкую ладонь на плечо, уверенно глядя на Сергия.

– А как иначе? – зажегся Сергий. – Ты же как брат мне!

Они обнялись, побратавшись. Иван чуть пихнул Сергия плечом, получив ответ. Борьба бы эта, сопровождаемая смехом, продолжалась еще долго, да вот с купола церкви взмыли алконосты – дивные птицы Триединого с красивейшими женскими ликами вместо птичьих голов. Сергий устремил на них завороженный взгляд, замерев, и даже не заметил как Иван вдруг отстранился.

Тройка птиц кружила над соборной площадью. Удивительно что они всегда летали нечетным числом: втроем, впятером, редко бывало семеро.

Сергий никогда не видал их так близко. Незримо в выси церковных куполов они наблюдали божественным взором за мирской жизнью, запевали дивные ангельские песни во время церковных служб, но никогда не спускались на землю. Они редко появляются перед очами людей. Иной раз ты мог даже забыть об их существовании пока они по воле Триединого не пожелают проявить себя. Ученые умы говорят о том, что они могут заставлять людей их не замечать. Заставлять их отводить взор, забывать об их присутствии рядом.

Алконосты пролетели над их головами, у Сергия захватило дух. Величавые, горделивые, священные птицы вызывали трепет внутри души.

– Разлетались…

Признаться Сергий подумал что ему послышалось. Интонация Ивана была настолько обыденной, словно тот говорил о докучливых голубях.

– Что? – осторожно переспросил Сергий

– Алконосты, – Иван следил за кем то взглядом. Последовав за ним Сергий увидел как эта троица алконостов, облетев терем, пригнездилась на куполе Храма Святой Софии на соборной площади. Птицы-девицы синхронно повернули головы к ним, заставив Сергия вздрогнуть и отвести взгляд.

– Коли они позволили нам поглядеть на них, это честь… Я ни разу их не видывал столь близко! Как можешь ты так говорить о них, они же очи Триединого?

Иван вздохнул устало.

– Очей в моем дворце достаточно и без Триединого, – он снова будто бы устав от чего-то облокотился на ограду. – Стоит мне прийти сюда чтобы отдохнуть от пристального взора слуг, так встречаю их. Постоянно. Стоит мне появиться, они слетаются и сидят иной раз в нескольких аршинах от меня. Смотрят неморгающими очами, словно нужно что то. Я раньше… восхищался как и ты, но они это делают каждый раз, когда я здесь один. Я уж думал при тебе они не покажутся, однако вот, как видишь.

Сергий не сразу нашелся что ответить.

– Ты… выдерживаешь их взор?

Иван нахмуренно повернулся к нему.

– В каком смысле?

– Все церковные служители твердят, что взор алконостов выдержать тяжело. Душа наизнанку выворачивается.

– Мне не нравятся что они смотрят на меня, это да. Голова болит.

– Ты не понял… Алконосты сами выбирают когда им появляться и кому. И… Рядом с ними под их взором невыносимо находится…

– Да, мне неуютно, когда они смотрят на меня. Знаешь, я иной раз даже спросил что им нужно. Они начали околесицу нести,, расхохотались и упорхали обратно на купола.

– Но… “невыносимо” вовсе “неуютно”, Ваня.

Иван вздохнул очередной раз.

Сергий задумался, посмотрев куда то вдаль, в сторону где ранее сидели алконосты он не мог повернуть взгляда, но видел краем глаза что Иван продолжает смотреть именно туда.

– Го…. Говорят… они могут грех человеческий увидеть и наблюдают за таковыми. Быть может…причаститься тебе нужно? Может разглядели в тебе нечто греховное? – Как только он взглянул на Ивана то встретил его мрачный, холодный, колючий взгляд.

– Быть может отец твой не того в монастырь сослал?

Иван всегда точно знал куда нужно ударить и в фехтовании, и в общении. И сейчас он крайне больно кольнул ему в сердце. В момент, когда Сергий совершенно искренне выразил беспокойство, чтобы как-то помочь. Каждый раз, когда он был уверен в том, что знает Ивана как самого себя и способен предугадать его слова, находился момент когда это мнение рассеивалось.

– У алконостов очи Триединого… они… – сохранял хладнокровность Сергий, но вздох Ивана его перебил.

– У меня достаточно тех, кто будет причитать, Сергий. Особенно умудренным церковным бестолковым слогом. Попам тетка так руку золотит, что они давно готовы на меня повесить все грехи и перед оком Триединого исповедовать, словно в монастырь меня сослать собирается. Ещё и ты…

– И все же…

– Сергий! – вдруг рявкнул на него Иван. – Я понимаю, что ты питаешь чрезмерное доверие к любому церковному служителю, но Триединый тебя упаси. Знал бы сколько околесицы я иной раз выслушиваю от церковников. Одни говорят, что алконосты к нави цепляются, другие что Триединый через них своих подвижников ищет. Не сочти за кощунство над силой господней, однако поповская ряса не делает из человека серафима, глаголящего Истину. В конце концов даже в Писании сказано что путь к слиянию с Триединым свой у каждого.

«Однако этот путь не стоить проходить в одиночестве» – ответил мысленно Сергий Ивану, но решил смолчать.

Иван молчал тоже. Сергий поднял на него взгляд, увидев досаду в лице своего друга.

– Извини. Я просто тревожусь за тебя.

– Пустяки. Смотрят и смотрят. Пусть, – он оттолкнулся руками от ограды и улыбнулся, надев на себя “маску” уверенности и ехидства. – Надо идти. Моя любимая тетушка должно быть уже нас заждалась, – с оскалом произнес Иван. Он всегда скалился, когда вспоминал свою тетку.