Портрет психопата. Профайлер о серийных убийцах

Анна Кулик

Портрет психопата. Профайлер о серийных убийцах

О чем эта книга и как ее читать

Уважаемый читатель, в ваших руках книга о профайлинге и преступниках. Это не фундаментальное криминологическое исследование, а попытка простым языком рассказать о профайлерах, их работе и жизни; о психопатах и серийных убийцах, их преступлениях и жертвах; а также о людях, которые их искали, привлекали к ответственности и изучали.

Несмотря на то что на обложке указано мое имя, эта книга – результат многолетней работы небольшой, но сплоченной, превратившейся в семью команды.

К сожалению, мне не удалось избежать жестких, а порой и жестоких деталей при описании злодеяний, совершенных убийцами разных времен, поэтому, читая, будьте осторожны.

Как ни старалась, я не смогла включить в рукопись все материалы. А для тех читателей, которые захотят узнать больше, я оставлю QR-коды для доступа к дополнительной информации о преступниках, их деяниях, «портретах» и нашей работе.

В книге вы найдете фрагменты, названные дневниками. Спешу заверить – в них нет вымысла. Но профессиональный долг обязывает меня скорректировать некоторые обстоятельства, чтобы не стало публичным то, что разглашать я никак не вправе.

Некоторые дневниковые записи я сопроводила иллюстрациями. Они готовились не для этой книги, а являются частями раскадровки, нарисованной к сценарию одного сериала, в котором я и моя команда выступили прототипами героев.

Благодарю, уважаемый читатель, за выбор этой книги! Надеюсь, что время, проведенное за ее чтением, будет увлекательным и полезным.

Анна КуликДополнительная информация

online.srccs.su/book

Дневник профайлера

Генерал Мяу

Москва

2015 год, октябрь

Выхожу из московского метро и иду пару кварталов в потоке людей. Постепенно народа становится меньше, и, подойдя к высоким глухим воротам, я оказываюсь совсем одна.

Пошел дождь. Здание следственного управления похоже на здание следственного управления в Самаре, во Владивостоке и в любом другом городе России. Внутри та же картина. Кажется, что этого старшину, тоскливо, почти на автопилоте открывающего турникет, я уже где-то видела. Наверное, в прошлой командировке. Странно, как он умудрился из Новосибирска так быстро переместиться в Москву?

Подходя к кабинету, вспоминаю слова генерала Котова, который предупредил, что следователь новый. Значит, в начале знакомства почти наверняка будет какая-нибудь шутка про кофейную гущу.

Мы не привыкли без необходимости произносить вслух фамилии наших «заказчиков». Поэтому генералу Котову за хитрый прищур и острый как бритва ум, который скрывается за дружелюбным нравом – так кошачьи когти прячутся в мягких лапах, – наша команда присвоила оперативный псевдоним Генерал Мяу. Разумеется, фамилия сыграла не последнюю роль.

Постучала. Дверь скрипнула. За столом сидел довольно миловидный, отчаянно улыбавшийся сквозь усталость молодой капитан юстиции. Мимика подвижная, говорить будет быстро, много жестикулировать. Щетине минимум сутки. Начальника его знаю – строгий до внешнего вида личного состава, такую вольность он бы не простил. Видимо, капитан ночь провел в отделе. В кабинете пахнет парфюмом, табаком и кофе «три в одном» по 16 рублей пакетик. А от следователя пахнет следственным тупиком и недавним визитом к прокурору. Сработаемся.

– Ну что, пришли гадать на кофейной гуще? – со всей офицерской смекалкой отчеканил он.

– С удовольствием погадаю. Тем более для того, чтобы подготовиться к гаданию, я потратила все выходные на изучение 17 томов вашего висяка. Хрустальный шар доставать будем или сразу перейдем к обсуждению протокола осмотра места происшествия?

1. О профайлинге, серийниках и маньяках

Нет ничего неотвратимее, чем невозможное, и нужно всегда предвидеть непредвиденное.

Виктор Гюго* * *

Я профайлер. Эта «профессия» возникла еще во времена инквизиции – так то ли в шутку, то ли всерьез утверждают некоторые американские коллеги и называют средневековый трактат «Молот ведьм»[1] тем, из чего вырос современный профайлинг.

Немного истории

Существует версия, что криминалистическое профилирование было применено еще во времена поиска Джека-потрошителя. К «прародителям» профайлинга кто-то относит Чезаре Ломброзо, другие – основателя криминалистики Ганса Гросса. Без ученых, живших и работавших до XIX столетия, профайлинг мог и не появиться. Хотя, пожалуй, в том виде, в котором мы его знаем сегодня, профайлинг почти одновременно и независимо друг от друга возник в криминалистике США и в сфере транспортной безопасности Израиля в семидесятых годах прошлого столетия.

1972 год, США. В структуре ФБР появляется отдел поведенческой науки. Его создателями считаются Патрик Маланни и Ховард Тетен, а возглавил его агент Джек Кирш. Немногочисленные на тот момент сотрудники отдела начинают изучать уголовные дела в попытке выявить тенденции и особенности поведения преступников.

1979 год, США. Джон Дуглас и Роберт Ресслер начинают работу над созданием централизованной базы информации о серийных преступниках. Эта история в общем довольно неплохо – с поправкой на творческую транслитерацию реальных событий – показана в сериале Дэвида Финчера «Охотник за разумом».

Зарождение профайлинга в Израиле связывают с необходимостью обеспечить безопасность пассажиров самолетов. Считается, что впервые технологии профилирования применила одна из авиакомпаний в аэропорте Тель-Авива в 1970-х годах. Главной целью было выявление возможных террористов и просто потенциальных нарушителей.

Что касается отечественной практики, то в СССР маньяков и серийных убийц долгое время юридически не существовало. Хотя преступления, которые по всем признакам были совершены соответствующей категорией злодеев, уже были.

Это и В. Комаров (1921–1923 гг.[2]), и В. Ионесян по прозвищу Мосгаз (1963–1964 гг.), и Н. Джума-галиев (1979–1980 гг.). Вы удивитесь, но в раннем СССР криминология довольно долго вообще не признавалась и считалась буржуазной лженаукой. Несмотря на это, психологи, психиатры и правоведы все же проводили фундаментальные исследования, направленные на определение признаков, позволяющих составить портрет преступника для его поиска. К примеру, в 1926 году выходит работа С. В. Познышева «Преступные типы», в которой он анализирует биографии значительного числа заключенных тюрем, изучает их преступления, пытается обнаружить факторы, повлиявшие на формирование их характера. Гораздо позже появятся проспективный портрет[3], разработанный А. О. Бухановским, а также работы Н. Н. Китаева, Ю. М. Антоняна и многих других. В последние два десятилетия в России и странах ближнего зарубежья вышло немало работ, в которых освещены возможности, способы и проблемы расследования и раскрытия серийных убийств – умышленных, обусловленных определенным мотивом преступных действий, часто сопровождающихся особой жестокостью в процессе лишения жизни другого человека, совершаемых неоднократно, то есть более трех, а иначе нет «серии», и разнесенных между собой по времени. А это значит, что не всех убийц, даже совершающих многоэпизодные преступления, массовые убийства или убивающих одного человека с особой жестокостью, можно назвать «серийниками». В этой книге мы познакомимся и с такими.

Охотники за поведением

Профайлеры – от английского слова profle («профиль»). Если очень коротко, это специалисты, изучающие поведенческий профиль человека и прогнозирующие на основе этого его действия. Для специалиста профайлинг – это ящик с инструментами. Психодиагностика, психиатрия, социология, статистика, когнитивистика, лингвистика, криминология и криминалистика – вот далеко не полный перечень наук, из которых профайлинг берет свои методы.

Но, как говорится, практика без теории слепа, а теория без практики мертва: современный профайлинг не может существовать без применения знаний юриспруденции, менеджмента, информационной и экономической безопасности, медиааналитики и многих других сфер практической профессиональной деятельности. В моей работе были случаи, когда для качественного профилирования объекта интереса нам требовались знания из области живописи и торговли антиквариатом. Пришлось найти соответствующего эксперта, ну и, конечно, самой довольно глубоко погрузиться в предметную область.

Именно поэтому сегодня профайлинг в части используемых методов, вопреки расхожему мнению, вышел далеко за пределы исключительно психологии, а применяется не только в работе правоохранительных органов, но и в HR-менеджменте, управлении бизнесом, корпоративной безопасности, продажах и других сферах. Вот почему в нашей команде есть психиатры, юристы, бывшие оперативные сотрудники, экономисты, специалисты по информационной безопасности и OSINT[4] и даже журналисты. Мы работаем по сложным уголовным делам, помогаем крупным компаниям решать проблемы, связанные с человеческим фактором, консультируем международные аэропорты по вопросам обеспечения транспортной безопасности, преподаем в крупнейших вузах страны.

Позолотите ручку

Не без сожаления мы наблюдаем, что нашу профессиональную сферу все больше окутывает невероятное количество мифов. Профайлерам час то приносят только фотографию, как гадалкам, и просят рассказать – что за человек на ней изображен. Опасен он или не слишком. Кем он был в прошлом и что от него можно ожидать в будущем. Иногда просто показывают на экране смартфона чье-нибудь фото или кусочек текста, выдернутый из чьей-то переписки, и требуют – дайте полную характеристику.

А заодно просят: расскажите и обо мне. Как бы для проверки. И потом удивляются, даже обижаются, если мы этого не делаем.

Мы не волшебники и даже не учимся этому. Составить поведенческий портрет человека – большая работа. Она связана с изучением огромного количества документов, анализом тонны деталей с разных точек зрения. Быть «кофейным прорицателем» скучно и ненадежно. Хотя в детективных сериалах и книгах о профайлерах нас часто наделяют экстрасенсорными способностями. Вероятно, для сочности образа. Увы, в реальности все гораздо сложнее.

Всегда очень остро реагирую на поверхностное восприятие нашей работы, ведь лично для меня своего рода альма-матер остается «криминальный» профайлинг – суровый и без права на ошибку. О нем всегда расспрашивают студенты, он больше прочего интересует журналистов, именно из-за него обо мне чаще всего беспокоятся родные.

Задавая вопросы…

Разбираться в дебрях человеческого поведения очень непросто. Особенно если перед тобой изощренный преступный ум. Ты приходишь в СИЗО или кабинет следователя. Садишься напротив обвиняемого или пока только подозреваемого. Вглядываешься в человека, который не настроен общаться или, наоборот, хочет уболтать тебя, надавить на жалость, запутать, напугать. Слушаешь его, следишь за его жестами, мимикой, словами. Наблюдаешь. Вспоминаешь протоколы его допросов и результаты экспертиз. Врет он или говорит правду?

Всякий раз повторяю себе, принимаясь за изучение материалов нового уголовного дела, пересматривая фотографии убийц и их жертв: кто перед тобой, какой человек мог сделать такое; не жди, когда тебе скажут правду, жди, когда проговорятся, жди, когда язык тела выдаст истинные мысли, а реакции на твои вопросы подскажут причины и мотивы преступления.

На первый взгляд, поступки некоторых преступников необъяснимы. Но только на первый. Ведь если разговорить, вызвать доверие загнанного в угол, озлобленного существа, заглянуть в закоулки его детства, понять, почему он бравирует своим преступлением или, наоборот, делает вид, что сам жертва, отчаянно мстит или якобы очищает землю от скверны, то многое станет понятным, и событие преступления приобретет пусть сомнительную, но все-таки логику. Или место преступления, способ убийства и другие обстоятельства подскажут, кто мог совершить подобное, какой шаг он предпримет дальше, как его можно найти и остановить.

Профайлеры не допрашивают, как следователи. Мы опрашиваем. С точки зрения большинства наших «подопечных», опрос выглядит как простая беседа, а потому кажется безопасным. Это дает нам гораздо большую свободу действий для того, чтобы проникнуть в мир злодея и его преступления, понять его мотивы, разглядеть мельчайшие детали, стать на время им самим.

Иногда приходится вместе с ними плакать или смеяться, демонстрировать силу или проявлять слабость, угощать их купленными заранее или припасенными после самолета бутербродами, если случается командировка в другой город.

А командировок много. Порой, просыпаясь в новом городе, сразу не можешь понять – где ты, какое сейчас время года, какой часовой пояс, какая гостиница…

Возвращаясь домой, «куски» этого злодея неизбежно привозишь с собой. Но надо переключиться. Постепенно. На обычную жизнь, где за тебя волнуются близкие, где светит солнце, где кто-то наряжает елку, ходит по магазинам или пьет чай на кухне. Помогает дом: запах свежего ужина, распахнутый балкон и гирлянда на книжном шкафу.

Мой первый шаг

По пути из очередного аэропорта в очередной следственный отдел, смотря на размеренную жизнь, которой живут люди вокруг, иногда невольно вспоминаю, как меня занесло в мир преступлений и преступников, их жертв и историй, следователей и экспертиз.

Будучи школьницей, я обожала читать биографии писателей. С интересом погружалась в обстоятельства жизни Достоевского и Гоголя, Булгакова и Кафки. Причудливая реальность, порой мрачная и пугающая, в которой они жили и откуда вырастали необыкновенные сюжеты, вызывала у меня огромное любопытство. Попав однажды со школьной экскурсией в музей МВД, я подумала, простите за такое сравнение, что фантазии изощренных преступников во многом схожи с литературными своей непредсказуемостью и желанием совершить то, что обычному человеку будто бы недоступно.

Путь в тысячу ли начинается с первого шага. Это был мой первый шаг.

К сожалению, наша страна «богата» убийцами самых разных мастей. Помните строки из песни: «В подворотне нас ждет маньяк. Хочет нас посадить на крючок»? Конечно, это не так. Точнее, не совсем так. Статистически, по сравнению с другими преступниками, маньяки встречаются не так уж часто. А иллюзия, что они на каждом шагу, появляется, потому что про их преступления больше всего говорят и пишут. К тому же в России научились лучше ловить серийников. Появились базы данных, методологии поиска, новые виды экспертиз, техническое оснащение, какого раньше не было. Камеры слежения на каждом шагу. Сегодня в столице их, кажется, больше, чем уличных фонарей.

Мы живем в мире, перенасыщенном информацией, – ходим и засыпаем в обнимку с телефоном. Так, любимые нами смартфоны – это круглосуточно бодрствующие доносчики, ведь включенная геолокация всегда услужливо подсказывает наше местоположение. Где и что рядом – нам сообщат. А потом еще спросят наше мнение – хорошо ли там было. Удобно? Вполне. Но это также удобно и преступнику, который накинул крючок на нас или на кого-то из наших детей. До чего комфортная ловушка! И если всем этим пользоваться бездумно, то в подворотне нас точно будет ждать маньяк.

Мы постим в соцсетях все, что приходит в голову. Иные не начинают завтракать, не выложив на своей странице снимок накрытого стола. Справедливости ради надо сказать, что интернет иногда оказывает и преступнику медвежью услугу.

Пустяковая фотография, например, сделанная им с балкона своего дома и выложенная просто так, может дать ключ к разгадке запутанного убийства или помочь найти место, где держат в заложниках истерзанных людей.

Но, несмотря на эти «досадные оплошности», современные злодеи в нашем мобильном пространстве чувствуют себя невероятно вольготно. Они тоже получили возможность «работать» онлайн. Они переписываются с подростками и заманивают их в свои сети – в прямом и переносном смысле слова не выходя из дома. Они заводят аккаунты, притворяясь сверстниками наших детей.

Чикатилы прошлых лет могли только мечтать о такой интернет-вольнице.

Скандалы, манифесты, интриги

Психопаты наперегонки рвутся к славе. Им нужна скандальная публичность. Они добиваются признания любыми способами, хотят прокричать о своем преступлении на весь мир, продемонстрировать собственную крутость и непохожесть с помощью провокационных постов, громких манифестов, скандальных заявлений.

Подобные прецеденты существовали и раньше: послания в полицию о своих следующих преступлениях, анонимный контакт с журналистами, письма жертвам и их родным. История знает примеры такого «звездного» поведения, но именно сегодня социальные медиа дали настолько широкие коммуникативные и мультимедийные возможности, что впору говорить о «духе времени». Слишком уж много появилось желающих во всеуслышание сообщить о своих невероятных планах, извращениях, злодеяниях, харассменте, чтобы стать героем желтой прессы или YouTube-блога с популярным ведущим.

Жестокость теперь равнозначна силе. Если ты жесток, значит, крут, а если добрый, то слабак и никому не интересен. Есть и такие, кто снимают на камеру свои зверства и выкладывают в сеть. Для них это равнозначно крутости. Со временем эти «модники» в погоне за легкой и шумной славой входят во вкус, и гнусные дела превращаются для них в привычку. Не факт, что они станут серийными убийцами, но преступниками – почти наверняка.

Кто есть кто

Часто спрашивают: откуда берутся маньяки? Может, они созревают еще в утробе матери? Обречен ли сын убийцы пойти по тому же пути? Реально ли вылечиться от преступных наклонностей, если в раннем возрасте они стали заметны родителям или соседям?

Это сложные вопросы, ответы на которые специалисты ищут уже довольно давно. Для начала давайте разберемся в терминологии. Маньяки, психопаты, социопаты, девианты. Какие они? Как выглядят? Как действуют? Чем руководствуются? Чем отличаются?

Маньяк – человек, одержимый манией или страстным влечением к чему-либо. Если такая одержимость не выходит за рамки нормы, то маньяком можно назвать и увлеченного коллекционера. Однако сейчас данный термин стал бытовизмом, которым, как правило, называют лиц, совершающих преступления против половой неприкосновенности.

Психопат и социопат – этими терминами принято называть людей, страдающих диссоциальным расстройством личности. В соответствии с российской классификацией психических расстройств МКБ-10[5], это расстройство личности, характеризующееся пренебрежением к социальным обязанностям и равнодушием к окружающим. К этому классу относятся следующие расстройства:

• аморальное;

• антисоциальное;

• асоциальное;

• психопатическое;

• социопатическое.

Многие отечественные и зарубежные психиатры почти не делают различий между социопатией и психопатией, поскольку и то и другое входит в группу диссоциальных расстройств личности. Одна коллега, которая работает в известной психиатрической больнице и которую мы периодически привлекаем к работе, прокомментировала это так: «А какой смысл их разделять? Лечить-то все равно одинаково».

Но среди специалистов, которые занимаются изучением психопатов и социопатов с точки зрения преступного поведения, а следовательно, и в практике криминального профайлинга, существует позиция, разделяющая проявления этих двух расстройств. Такое разделение необходимо, поскольку искать преступников, страдающих этими расстройствами, анализировать их деяния и мотивы необходимо по-разному. По мнению известного исследователя, профессора Роберта Хаэра, социопаты, к примеру, в большинстве случаев более демонстративно агрессивны, чем психопаты, которые зачастую выглядят относительно спокойными и оттого кажутся менее опасными. У социопата может присутствовать эмпатия, а психопат ее лишен. Он может считывать эмоции других людей и даже копировать их, но прочувствовать их по-настоящему, во всех оттенках не способен. Что касается его собственных эмоций, то на первый взгляд может показаться, что их нет. Это не совсем так. Просто психопату, чтобы вызвать эмоциональное возбуждение, требуется более яркий, чем «нормальному»[6] человеку, стимул. Я бы сказала, ему постоянно необходимо «задирать» эмоциональную планку. И наконец, считается, что психопатия – врожденный недуг, а социопатия – приобретенный. Хотя некоторые исследователи придерживаются мнения, согласно которому психопатия также может формироваться под влиянием внешних факторов.

Более того, важно понимать, что на момент, когда психиатром – именно психиатром, а не кем-то другим – ставится только такой диагноз (без диагностирования шизофрении, паранойи и других патологий), это значит, что социопат или психопат является вменяемым, дееспособным человеком. Именно поэтому называть этих людей психами в бытовом смысле, подразумевая невменяемость, неспособность отдавать отчет своим действиям и понимать последствия их совершения, не вполне корректно. Из-за этого жестокость совершенных ими преступлений ужасает еще больше.

Но не менее важно знать и другое: не все психопаты – убийцы, и не каждый убийца – психопат. За годы профессиональной деятельности я встречала достаточно людей, страдающих психопатией, но являющихся при этом вполне достойными и законопослушными членами общества. Вы, кстати, тоже таких наверняка встречали.

Девиантное поведение, в соответствии со словарем психологических терминов, – это действия, не соответствующие официально установленным или фактически сложившимся в данном обществе (социальной группе) моральным и нравственным нормам и приводящие нарушителя (девианта) к изоляции, лечению, исправлению или наказанию. Основными видами девиантного поведения принято считать: правонарушения, алкоголизм, наркоманию, суицид, проституцию, сексуальные девиации и другое. Однако количество девиаций напрямую зависит от количества норм поведения, принятых в социальной группе.

Это далеко не все термины, которые используются в криминальном профайлинге, однако полагаю, что их достаточно, чтобы разобраться с клише о «маньяках». Но прошу уважаемого читателя о понимании, ведь в этой книге я все же буду позволять себе использовать термин «маньяк» в его бытовом смысле по отношению к некоторым преступникам, чтобы не усложнять и без того непростое повествование.

Биология, психология и общество

На формирование характера человека влияет невероятное количество факторов: какие-то из них в большей степени, какие-то – в меньшей. Конечно, серийные убийцы и маньяки не являются исключением. Разумеется, за века работы по поиску и изучению преступников криминалистами, криминологами и психиатрами накоплен бесценный опыт, позволяющий судить об их поведении и причинах поступков.

Подходов существует великое множество. В криминологии встречается деление причин преступного поведения на относящиеся к макросреде и к микросреде. Чезаре Ломброзо, занимаясь поиском причин преступного поведения в биологической природе человека, искренне верил в антропологическую теорию. Альфред Адлер считал, что три фактора – органический дефект, гиперопека и гипоопека – влияют на изменение жизненного стиля человека и, как следствие, на выбор деструктивных жизненных целей. Это, в общем, и происходит в случае с серийником. Известный психиатр Александр Олимпиевич Бухановский выделял три составляющие: органическое поражение головного мозга, половая конституция и специфические черты характера. При этом он не исключал значимого влияния семьи и окружения.

Несмотря на такое разнообразие, большинство исследований ориентировано в первую очередь на выявление признаков, которые позволили бы на раннем, насколько это возможно, этапе выявить человека, склонного к совершению серийных или попросту страшных, в общем понимании немотивированных, насильственных преступлений. Со временем наука выработала такие признаки. Их тоже существует немало. В качестве примера приведу довольно известную триаду Макдональда: истязание животных ради удовольствия, пиромания (страсть к поджогам) и энурез (недержание мочи в уже достаточно позднем подростковом возрасте). Наличие этих признаков почти всегда свидетельствует о формировании соответствующих установок у «начинающих преступников». И если вовремя на это обратить внимание, есть вероятность спасти и жертву, и насильника. Шанс не очень велик, но он существует.

Но давайте вернемся к тому, о чем говорил Бухановский. По сути, его подход описывает то, что сегодня специалисты, изучающие преступное поведение, называют биопсихосоциальной моделью[7]. Не вдаваясь в пространные рассуждения, скажу лишь, что она описывает три компонента жизни человека, нарушения в которых – во всех трех – могут привести к патохарактерологическому развитию личности[8] и, как следствие, к формированию преступного поведения. Как видно из названия, это биологический, психологический и социальный компоненты.