bannerbanner
Фиктивный папа для двойняшек
Фиктивный папа для двойняшек

Полная версия

Фиктивный папа для двойняшек

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

– Вот нет! Никаких пряток. Заберетесь куда не надо – и что потом? Мне за вас сидеть в тюрьме?

– Ну почему же в тюрьме, – спокойно комментирует мой запрет Сонечка. – Тюрьма – это крайняя мера, хотя до нее вряд ли дойдет, первой тебя раскатает бабушка, а там уже и некого сажать будет…

– Спасибо вам, милые дети, что поддерживаете и вселяете надежду…

И снова подумалось о Настьке. Вот как она могла устроить такую подставу? Ныла, ныла, что у нее послеродовая депрессия, у матери деньги на путевку с пенсии взяла. Купила путевку и улетела на самолете, как оказалось, навсегда. А главное, все сказалось на моей жизни. Многое по заботе о девочках легло на мои плечи. Потому что какой толк со школьницы, пусть и будущей выпускницы? А мама работала, и ее доход не позволял уволиться или сменить на что-то другое с более гибким графиком, иначе бы мы совсем ноги протянули.

***

– Как в замке принцессы, – восхищенно проговорили зайки.

А я что-то не разделяла их оптимизма и радости.

Дом у Богдана был больше монументальным и величественным. Все кричало о роскоши, дороговизне и шовинизме…

Да-да. Ни тебе универсальной отделки, ни нейтральной цветовой гаммы. Такой коттедж говорил о владельце-мужчине, исключительно о нем, и женского, тем более семейного ничего в нем не считывалось.

Вряд ли инвесторы поверят в то, что в личном доме, где проживают дети, особенно такого возраста, как зайки, нет детской площадки. На худой случай здесь должна находиться хотя бы маленькая каруселька.

А тут пусто, и подобному не найти никакого логического объяснения. Как так?

Навстречу нам выходит персонал Горского. Две женщины и один мужчина.

– Добрый день, – приветливо улыбается белокурая женщина, – Богдан Андреевич нас предупредил о вашем прибытии и проживании в доме. Мужчина представляется садовником, а вторая женщина – поваром.

Ну хоть что-то этот человек умеет делать без апломба и излишнего пафоса.

О том, что Горский – отец девочек, думать совершенно не хотелось. И потом, разве человек, отправивший свою любовницу на аборт, вообще имеет право знать о детях, пусть и своих?

Тут я очень сомневалась. И мама…

Нельзя вот так, за ее спиной, провернуть нечто подобное. Если Горский захочет забрать заек, у него вполне это может получиться. Деньги решают если не все, то многое. Мама просто не перенесет разлуки с внучками.

А значит, я молчу до победного. Я не должна решать судьбу племяшек в одиночку. И даже то, что я согласилась поиграть в псевдосемью, меня напрягает, очень.

Прислуга, Анна Николаевна, показывает девочкам их комнату, меня же проводит в спальню Горского.

Я чувствую себя странно. Как можно играть роль супруги человека, которого, мягко говоря, недолюбливаешь?

– Богдан Андреевич выделил вам полку в своем шкафу, и вы можете спать слева, правая сторона хозяина.

Я задвигаю ручку в чемодан и осматриваюсь. Ну что же, дача сама себя не купит, и ее придется отработать. В максимально сжатые сроки.

– Анна Николаевна, а как насчет бюджета на хозяйственные нужды, это как-то предусмотрено Богданом Андреевичем?

– У нас есть фиксированная сумма, заложенная на месяц, – растерянно проговаривает женщина.

– Подходит! – я киваю и тут же добавляю: – Карточка подойдет, но и от налички я не откажусь.

– Я уточню у Богдана…

Я улыбаюсь своей самой благодушной улыбкой.

– Все уже согласовано.

В чемодане я нахожу свой ноутбук.

– Пароль к вайфаю, я надеюсь, не секретная информация?

– Нет, – снова растерянно.

– Отлично.

– Девочки голодные, буду признательна, если вы их накормите обедом. Я присоединюсь немного позднее.

Анна Николаевна поджимает губы, но ничего мне не говорит.

– Зайки, – зову своих непосед.

– Яра, – вбегают племяшки, – комната огромная, только там один большой диван.

– Ну вы же дома и так спите вместе. Одна кровать все время пустует.

– Ну это другое, каждой нужно личное пространство… – хмурится Сашулька.

И ведь она права, всем хочется хотя бы иногда побыть с самим собой.

– Я не обещаю решить этот вопрос сегодня, но в ближайшее время постараюсь. А сейчас вы проследуете за Анной Николаевной на обед.

Зайки послушно кивают и с интересом посматривают на женщину. Надеюсь, обойдемся без происшествий.

Я скидываю с ног гостевые тапочки и залезаю на кровать Горского. Выбираю хозяйскую половину. Потому что сама люблю спать на этой части. Открываю ноутбук и сажусь в позу лотоса. Накидываю быстренько план действий.

Первое – обустроить супружескую спальню, второе – заказать девочкам кроватки принцесс… И дальше по списку. К этому я добавляю интернет-заказы. Нажимаю кнопку вызова прислуги.

Анна Николаевна с понурой головой несет мне дебетовую карточку.

– Спасибо, – благодарю женщину и начинаю оплачивать свои покупки.

Естественно, все рамках нашего договорного сотрудничества.

Реакция хозяина не заставляет себя ждать. И Горский уже названивает Анне Николаевне.

– Это вас, – протягивает женщина мне свой смартфон.

– Что это за самоуправство? Я ничего не разрешал покупать! Ты уже сто штук спустила! На что?

***

– На самое необходимое, любимый, – бросаю ему нежно и с придыханием.

Я слышу, как Горский замолкает, а затем давится и пытается откашляться.

– Тебе плохо, может, скорую? – опять же вежливо и заботливо.

– Сбавь обороты, детка! – приходит довольно быстро в себя Богдан, и тут я уже начинаю ощущать себя уязвимой. – Я ведь и супружеский долг могу стребовать по полной…

Точно может! Что-то я не подумала об этом, когда затеяла игру «Сделай Горского».

Но я не должна показывать своего смущения и тем более неопытности. Хотя если бы Богдан был последним мужчиной на планете, то я ни за что бы с ним не вступила ни в какие отношения.

Не с ним. И не я!

Именно по его прихоти и дурости я была лишена нормальной юности. Пока мои сверстницы бегали на свидания к парням, я изучала способ приготовления на банках с детской смесью. Девчонки закатывали глаза и рассказывали в мессенджерах о своем первом поцелуе – я изучала этапы введения детского прикорма, а главное – усилий я прилагала на все процессы в два раза больше.

Ну и спрашивается: справедливость вообще есть?

А раз нет… То и я, наверное, вправе ему немного отомстить? В общем, точно пока не решила, но обязательно подумаю над этим.

– Пугай своих женщин, – огрызаюсь я. – Ты вообще подумал, что увидят твои гости, находясь у тебя дома?

– Ты это о чем?

– Богдан Андреевич, и как ты бизнес свой организовал с подобной недальновидностью? Совершенно мужская берлога с сексодромом в полкомнаты, ни намека на детей, нигде и никак…

– Черт!

– Вот именно, поэтому не скупись, дяденька, – едко отвешиваю комплимент, указывая на его возраст.

Тридцатник не приговор для мужчины, но все-таки уже совсем не мальчик.

– Поумерь пыл, ведьма! Деньги трать с умом, каждый чек проверю, а если что не так, спрошу за все.

Ух, злюка какой, ему бы в комнате страха подрабатывать на полставки.

И сбрасывает звонок.

Фи, и что Настька в таком черством сухаре нашла?

Хотя я знаю – деньги! Сестра тогда как помешалась с навязчивой идеей стать содержанкой. На учебу забила, маме врала так, что я даже уже не запоминала, что она говорит нам. Потому что там правды совсем не было. По этому поводу я обеспокоена, что Сашулька врет с полпинка и Сонечку, нашу лапу, подбивает на это дело…

И стоило только подумать о зайках, как внизу раздается оглушительный крик и падение чего-то большого.

Ноутбук я скидываю с себя со скоростью света и вылетаю из комнаты. Дети, как бы я ни жаловалась, одно большое счастье. Без них я не представляю своей жизни.

***

– Убили, убили! – кричит Анна Николаевна совершенно нечеловеческим голосом. – Зверье, а не дети…

Я застаю своих крох, трясущихся у стены, обеденный стол перевернут, красивая супница из сервиза расколота надвое, половник вообще где-то на гостевом диване, а женщина под столом.

– Яра, там была огромная муха, – со слезами на глазах пытается объясниться Сонечка. – В половнике, – захлебывается племяшка слезами.

– Я ее не дала в обиду, но тетенька так закричала… – и тут моя боевая Сашулька тоже пускает слезы, и девочки уже на пару рыдают.

– Убили, – самозабвенно продолжает орать как потерпевшая Анна Николаевна.

Выбор в этом очевиден. Я подхожу к девочкам и прижимаю их к сердцу. Затем чмокаю каждую в макушку и нехотя направляюсь в сторону женщины.

Поднимаю стол и помогаю ей подняться. Осторожно прощупываю руки и ноги, проверяю на наличие явных повреждений. Выдыхаю. Ничего из страшного не подтверждается. Анна Николаевна просто в состоянии шока, глубокого.

Поправляю ей прическу, съехавшую набок, и проговариваю:

– Вы напугали детей. Все-таки вы взрослый человек, а повели себя…

И тут Анна Николаевна сбрасывает маску нейтральности и вежливости.

– Да что вы говорите! Сначала понарожают вот таких безотцовщин, а они творят, что хотят. Что, по малолетке залетела? О предохранении мама не рассказывала?

Ну что сказать на подобное? Я стою и смотрю, как раздуваются ноздри прислуги, как огнем полыхает взгляд, а щеки уже не просто краснеют, а горят.

А еще говорят, мы – рыжие… И эмоции все у нас на лице.

Анна Николаевна чувствует себя хозяйкой положения явно. Мы неизвестно откуда взявшийся народец, а она своя, с авторитетом в глазах Горского. Так я поспешу ее расстроить…

– Вас сейчас отправить на принудительное лечение в психиатрическую клинику или все-таки обождать?

Женщина сразу замолкает и пытается понять, шучу я или нет.

А я умею держать лицо, чтобы ни одна зараза не подкопалась.

– У меня два свидетеля, что вы кинули детям в суп муху, а у Сони, между прочим, боязнь насекомых. Так вы специально решили над девочкой поиздеваться?

– Да что ты несешь, пигалица? Да как ты со мной разговариваешь?

И в этот момент я, как фокусник, из-за спины достаю руку, в которой телефон, а там приложение с диктофоном и запись.

Я демонстрирую обидчице свой настрой и специально прокручиваю наши разборки еще раз в нужном мне ключе.

Анна Николаевна бледнеет.

А ведь могло быть все иначе. Я бы попросила девочек извиниться, помочь тут все убрать. Но нет же! Не живется людям спокойно, так и норовят все изгадить. А я не позволю! Никому!

Учителя слишком хорошие были. Смотрю на портрет Горского, висящий в гостиной, и хочется забросать его теми самыми дротиками.

Глава 4

Богдан

Тормоза я припечатываю взглядом с порога. Еще утром моя жизнь стояла на привычных рельсах, проложенных в нужном мне направлении, а что теперь?

Отец семейства, женат, и моей карточкой активно пользуется одна пусть и симпатичная, но все-таки рыжая ведьма.

Как вообще так?

– Богдан Андреевич, я понимаю…

– Не понимаешь, – цежу сквозь зубы, и по-хорошему ему бы вообще врезать за содеянное. Сдерживаюсь. Мне только не хватает еще в обезьянник присесть. – Как все разрулится, ищешь новую работу.

– Но…

– Без «но», – поворачиваюсь в кресле к панорамному окну и смотрю на город.

Думаю.

В словах ведьмы кроется истина. Инвесторы не поверят, что мы семья. А мне нужно всех убедить в обратном. И поэтому…

– Зови мне директора пиар-службы и отдела рекламы.

Тормоза сдувает как ветром. Сейчас он будет всячески внимателен, пунктуален и работоспособен, временно – уже это проходили.

Я решаюсь на совсем странный шаг. Этим летом один из моих филиалов выпускает линейку детской одежды. Девочки-двойняшки могут вполне стать лицом бренда. И…

Ближайший час я активно расписываю директору по пиару и рекламе свое виденье.

– Богдан Андреевич, но у нас уже разработана кампания по продвижению. Есть расходы по бюджетам и выплаты по…

– Ничего не знаю, – обрываю Игната. – Девочки должны быть на всей наружной рекламе, подключить все социальные сети и пустить блок на телевидении.

– Хорошо, – обреченно выдыхает и скрипит зубами.

А скрипит, потому непредвиденные расходы снизят рентабельность всего проекта в целом и, соответственно, его премию. Но ничего, переживет. На одной из своих любовниц сэкономит.

На этом и ставлю точку. Выпроваживаю Игната, а остаток рабочего дня посвящаю разгребанию электронной почты и просмотрам котировок акций.

Домой еду впервые весь на нервах. И не зря. Только я успеваю поставить ногу на брусчатку у пункта охраны, как на меня налетает Анна Николаевна.

– Богдан Андреевич, эти три пигалицы разрушат вам весь дом. У меня производственная травма. Они меня уронили и чуть не убили, – и женщина показывает мне перебинтованное запястье на правой руке.

– Перелом?

– Нет, растяжение. Я съездила в травмпункт, и врач…

– Понятно. Разберемся, – киваю и прохожу по дорожке, ведущей к дому.

Только собираюсь позвать эту занозу Яру, когда вхожу в дом, как в глаза бросается белый плюшевый медведь, в лапах он удерживает красное сердце, на котором просматривается надпись «Я тебя люблю».

Это плюшевое чудище восседает на моем диване в гостиной, занимая большую его половину.

– Я пришел, – плотно сжимаю челюсти и жду явления этой троицы.

Но ничего не происходит, никто не выбегает навстречу своему папке. Не говорит о том, как скучали. Вообще тишина.

– Я пришел, – повторяю уже более громко.

Ноль реакции.

Затем, когда я начинаю звереть, со второго этажа показывается взъерошенная рыжая голова.

– Не ори, детей разбудишь!

Вот это класс! В собственном доме и «не ори». Очуметь.

– Это что? – указываю в сторону белого чудища.

– Твой подарок девочкам. У них же должны быть игрушки от папы.

– Супер! И что дальше, папа купит им самолет?

***

– Не смешно, – выдает рыжая ведьма.

– И что, даже мужа не поцелуешь? С работы все-таки пришел, добытчик, как-никак…

И она идет. Спускается со второго этажа, улыбается так мило, что хочется сразу сравняться со стеной. В этой ее улыбке было нечто двусмысленное.

– Конечно, любимый, добытчик ты наш… – и кидается со всего разбега мне на шею, да причем не просто кидается, а как обезьянка виснет на мне с ногами.

Анна Николаевна молчит. Только громко сопит за моей спиной, наблюдая за происходящим.

Я едва успеваю среагировать, чтобы поймать девушку в свои объятия. Только не рассчитываю, и хруст в пояснице мне даже не намекает, а вопит о непредвиденной сложной ситуации.

Меня резко складывает пополам.

Ни разогнуться, ни согнуться.

Кажется, я себе вывихнул спину. Я рад. Дико рад, что отпихиваю от себя фиктивную жену и, злобно матерясь, ползу к дивану и к этому страшно симпатичному белому медведю.

– Что с тобой? – кидается вслед за мной рыжее исчадие ада.

– Не подходи, – кричу ей, не оборачиваясь и отползая на безопасное расстояние. – Замри, – отдаю команду. – Анна Николаевна, вызывайте.

– Кого? – тут же оживляется прислуга.

– Скорую…

– Я умею оказывать первую помощь, – подает голос моя супруга.

– Не-е-ет, – с болью выдыхаю, а на лбу проступает пот.

Я уже не знаю, кого проклинать в первую очередь: девчонку и двойняшек или себя за то, что тогда устроил за ними погоню.

Хотя инвесторы…

Если бы не Тормоз, может, я бы как-то сам смог их убедить подписать со мной договор.

Этих «если» в моей жизни становится настолько много, что, кажется, я не сильно могу вывозить. Особенно общение с юными и едва повзрослевшими особями женского пола.

И только я удобно растопырился в позе бегемота-ласточки, как со второго этажа послышался топот…

– Папа, папа приехал! – восклицают эти монстры и, перепрыгивая через две ступеньки, несутся на меня.

– Девочки, стойте! – выкрикивает поздно рыжая бестия.

– А… Б… ВЫ, – не стесняясь никого, матерюсь громко, перехожу на нечеловеческий крик и падаю лицом в ковер под нажимом двух седоков на моей спине.

– Папа не хочет играть в пони? – удивленно выдают маленькие бесенята.

Я лежу и не шевелюсь. Нижняя часть тела отказала, да так, что я не чувствую даже малейших признаков жизни в более стратегическом месте.

Страх и паника. Паника и страх. А еще острое желание убивать в состоянии аффекта.

И начну я, пожалуй, с тетки. Вот только оклемаюсь немного.

– Саша, Соня, слезайте немедленно, – командует Ярослава, и, только почувствовав свободу, я могу сделать вдох, правда, короткий, совсем не глубокий, потому что мне хреново настолько, что, кажется, я готов впервые в жизни потерять связь с реальностью.

***

Если бы не моя застарелая травма, все бы, может, обошлось и не стало восприниматься мною настолько серьезно, но сейчас…

Я даже не знаю, что делать с этими двумя монстрами.

В молодости я занимался альпинизмом. И на одном из подъемов на рельефной поверхности карабин дал трещину. Страховка сработала, но спиной я успел приложиться хорошо так. Смещение и подозрение на перелом, сплошные запреты на целый год от врачей, корсет.

А сейчас что, все сначала?

– Богдан, – слышу голос ведьмы, но даже рукой пошевелить не могу, лежу, продолжаю дышать носом в ворс своего ковра. – Ты вообще живой?

«Нет, мертвый».

Как же хочется заснуть, проснуться – и чтобы никого из этих бестий в моем доме не было. Может, мне не так уж и сильно нужны эти зарубежные инвесторы? Послать всех лесом и довольствоваться тем, что имею.

Да-да. Я обмозговываю эту идею. И уже даже свыкаюсь.

Но тут прохладные ладони ложатся на мой лоб, и тонкие пальчики начинают совершать колебания.

– Соня, Саша, быстро за льдом, ушатали нашего папу, – рассерженно проговаривает бестия.

А я замираю. От таких вот простых ощущений плыву как идиот.

Ярослава просто держит свою руку на моем лбу, а я? Я млею, как девчонка? Серьезно?

Быть не может!

– Мы вместе! – торопливо выдают два монстра, и я слышу их быстрые шаги по паркету. – Мы сейчас!

– Богдан, моргни. Мне вызвать скорую? Наверное, тебе лучше сейчас не двигаться, – с сомнением проговаривает рыжая ведьма.

И тут я ощущаю, как ее вторая ладонь ложится мне на поясницу, причем она успешно выдергивает мою рубашку из брюк. Поэтому ощущения вполне себе такие реальные.

Нижняя часть тела быстро выходит из коматозного состояния и вполне живо откликается на Ярославу. Лежать уже не так удобно. Мой дружище уверенно играет роль отбойного молотка, упираясь уверенно в ковер, как и мой нос.

Переворачиваться на спину сейчас совсем не вариант. Вот же засада! И эти… монстры еще рядом. И даже мысли о двух чертяках в платьях никак не сбивают мой боевой настрой.

– Руки убрала, – шиплю как можно грубее. – И вообще не надо мне помогать, вас, может, наняли меня ликвидировать.

– Я только хотела помочь… – растерянно проговаривает моя фиктивная жена.

– В могилу попасть? Это у вас практически уже получилось. Сгинь, нечистая сила и лед свой себе оставьте. – Анна Николаевна… – призываю на помощь мою прислугу.

– Слушаю, – бодро отвечает женщина, и я замечаю перед глазами ее домашние туфли.

– Аптечка, в моей комнате…

И все, снова прострел, хочется взвыть как раненому.

– Папа, мы принесли лед!

– Оставьте себе. А сейчас марш в комнату.

– Но…

– Живо!

Не любезно. И даже совсем не дружелюбно. Мне наплевать. Я не люблю детей. И этих терплю ради выгоды. Зачем вообще нужны семьи? Размножаться можно и так, для страждущих обзавестись детьми, но я не готов быть продолжателем своего рода. Все закольцуется на мне, и по-другому не будет.

– Можно и повежливее, – пытается пристыдить меня ведьма, но я лишь машу рукой «проваливай».

– Ваша аптечка, Богдан Андреевич…

– Ну и пожалуйста, – шипит бестия, – умирать станешь, не придем на помощь!

– Я быстрее сдохну от вашей помощи, – отвечаю язвительно и грубо.

Отдельно про себя отмечаю, что у моей женушки ноги от ушей, но не успеваю никак это осмыслить. Ярослава одаривает меня ненавидящим взглядом, берет своих племянниц за руки, и они скрываются на втором этаже.

Может, имеет смысл снять номер в отеле, отлежаться и подумать, как вообще я в такое влип. А, точно, Тормоз поспособствовал…

***

– Дорогой вы наш, Богдан Андреевич, – заливается соловьем прислуга и пытается помочь мне встать.

Не люблю, когда так неумело льстят, без огонька – обидчивая ведьма на фоне Анны Николаевны сейчас смотрится более выигрышно. А тут… если бы не спина!

– Спасибо, позовите охрану, ребята помогут мне восстать и подняться к себе в комнату.

– Может, не надо, – с опаской смотрит на меня женщина.

– В смысле? – я смотрю на прислугу и не понимаю, почему не могу пойти к себе и отдохнуть в тишине и покое. – Моя комната, в конце концов.

– Да, конечно, – потупила взгляд Анна Николаевна. – Я сейчас приглашу охрану.

Через десять минут после подъема охранниками меня на второй этаж я уже стою на пороге своей комнаты.

И тут вспоминаю… Нет, не вспоминаю, потому что у меня внезапно проснулся кретинизм на пустом месте. Комната уже совсем не моя, а наша! НАША!

Остро это осознаю, когда оказываюсь внутри.

Трюмо… розовое, вместо моей телевизионной тумбы из массива дуба. Я за мебель в своей комнаты отвалил больше двух миллионов. А сейчас я стою и смотрю на то, что здесь трюмо!

– Яра… – срываю голос, пока пытаюсь докричаться до жены.

Боль в спине сразу как-то притупилась, охранники оперативно чуть ли не кубарем скатились по лестнице, а мне кажется, все-таки сегодня мои нервы сдадут.

Оборачиваюсь и вижу пуф под ноги, притаившийся у кровати, тоже розовый.

– Что случилось? – вбегает ведьма, запыхавшись, и смотрит на меня, как спасательница с жаркого побережья в Майами.

Грудь вздымается, сама тяжело дышит, спасательного буя не хватает в ее прекрасных руках, мерзавка!

– Где моя мебель? Нет, не так… Что это убожество делает на месте моей плазмы и телевизионной тумбы?

– Это для меня, – вскидывает голову рыжая напасть. – Ты сказал, я могу привнести в это логово одинокого холостяка нотку уюта.

Не помню ничего про нотки и тем более уют, но когда с моей карточки исчезали деньги, кажется, я четко дал понять о покупках «необходимого».

И что теперь? Розовое уродство будет зеркалить безмятежно спящего меня каждую ночь в течение оставшихся шести ночей? Вот это я попал…

– С ума сошла? – вырывается неожиданно обвинение в адрес фиктивной жены. – Суток не прошло, а ты устроила вот это все… пока я проводил совещание и работал?!

Меня просто разрывает на части. Я сейчас ее точно прибью. Демон в юбке!

– Я не понимаю, чем ты недоволен, любимый?

И я застываю, словно пораженный молнией. Да меня так любовница не называет, да я себе так не позволяю о себе самом даже думать.

– Замолчи! – рявкаю на новоявленную жену.

Стоит. Продолжает тяжело дышать. Молчит.

– Я хочу решить свои проблемы. Ты, – указываю на ведьму, – свалилась со своими мелкими бульдожками (это я о девчонках) мне на машину, испортив капот и лобовое стекло. Я прощаю и даю шанс… А ты? Ты это специально, да?!

– Хватит на меня орать, – вдруг отмирает ведьма и как-то уверенно начинает наступать. – Я, между прочим, стараюсь, могу ничего и не делать, шли инвесторов по известному адресу, в пешее… А мы с девочками уезжаем. Разбирайся сам!

Стоит. Дуется. Одни щеки только чего стоят – раздуваются грозно.

– Уймись, хомячок! Не таких обламывал. И ты не станешь исключением.

Тут внезапно что-то такое промелькнуло в ее взгляде – странное и дерзкое. Но как промелькнуло, так и исчезло. А может, мне все-таки это показалось. День какой-то совсем нервный.

Глава 5

«Хомячок» звучит настолько нелепо из уст этого зазнайки, что я даже не сразу осознаю, что это он меня имеет в виду.

«Приговорен к смерти!» – единственное, что приходит на ум. Надо было кота не только в его ботинки посадить тогда, но еще запустить в гардеробную…

Кстати, о гардеробной.

Я же хотела показать мистеру «Все тут мое, ничего не трогать», что в семейной жизни «твое», «мое» не работает от слова совсем.

Есть только «МЫ».

В нашей спальне сейчас невероятно красиво. Надо отдать должное дизайнеру, который работал над интерьером: мистеру «Все мое» он подобрал определенно тут все со вкусом. Каждая вещь вызывает желание к ней прикоснуться, и мой розовый дизайн внес настоящий разлад в общую атмосферу. Представляю, что будет твориться с Горским, когда он в полной мере прочувствует изменения в его доме.

Распахиваю зеркальные двери встроенной гардеробной и замираю. Я такое видела в жутко дорогих фильмах: для каждого ремня отдельная ячейка под стеклом, дорогие мужские туфли из итальянской кожи, явно сделанные на заказ, и рубашки…

У меня столько платьев даже нет. Все умещается на двух полках в общем шкафу. В основном вещи девочек занимают все место.

На страницу:
2 из 4