Проект особого значения. Версия 20.24

– Это бесчеловечно! Вы запихнули нас в Антарктику.

– Эти критерии к вам не относятся. Легион претендентов – не люди, вы – Рыцари человечества. Те, кто завоюют звезды.

– Я буду жаловаться.

– У вас есть такое право, – к нему из тени вышли трое судей в черном. – Вы не прошли испытание, а значит, непригодны для той единственной миссии, для которой вас растили и тренировали.

– Вы не понимаете, там…

– Там всего лишь имитация вечного холода, который вы должны подчинить и поставить себе на службу, – раздался властный голос одного из трех прибывших.

– Я на это не подписывался.

Один из судей снял перчатку и приложил руку ко лбу Джона. Пока он стоял с закрытыми глазами, остальные молча ожидали.

– Взлом системы. Он попытался уничтожить все улики, но кое-что упустил. Для обвинительного приговора хватит.

– Благодарю, судья. Это, правда, требуется только для общественности. Смерть стала неизбежностью, как только он прервал Путь.

– Нет, нет, нет. Я не хочу умирать… Верните меня! Я…

Судьи переглянулись, один из них молвил последнее слово.

– Тот, кто сломался единожды, теряет гладкость. Трещина будет только разрастаться.

«ОТКРЫТЬ ПАНЕЛЬ СУДЕЙ?»

– Открыть.

Трое в черном вставили ключи в разъемы на кресле. Прозрачная жидкость потекла по трубкам прямо в вены испытуемого. Он заснул практически мгновенно, не успев что-либо возразить.

– Подготовьте тело к Позору!

Главный смены кивнул и дал распоряжение остальным отсоединять тело. Больше его никто не увидит. На Монолоне[6] нет тех, кто захочет помнить столь мелкого человека, самолично отказавшегося от неизведанного космоса. Родные не прольют по нему ни слезинки, дети будут делать все, чтобы позор их родителя не отразился на них. На Монументе падших в последнем испытании имя Джона Хоула перечеркнут в знак презрения всего человечества.

Глава 2

Алексей проснулся до рассвета. Первые лучи только-только заглянули через большое окно, солнечные блики медленно ползли по комнате. Продрав глаза и оглядевшись, Морозов по привычке включил телевизор. Хотел быстрее прогнать дремоту болтовней на фоне.

Спальня была уставлена всевозможными трофеями, а вместо картин висели грамоты и таблички с рекордами. Организовав хоккейную команду, Морозов и не подозревал, что остальные вдруг будут оставлять все трофеи у него. Им они оказались без надобности, а вот Алексей, как капитан, любил побродить по квартире, вспомнить былое.

– Хочешь стать Мироходцем? Живи! И мы призовем тебя, – раздался голос из телевизора. Он вырвал Морозова из сна окончательно и заставил вспомнить, что сегодня за день. День последнего испытания. Приказано явиться на место сбора и пройти инструктаж. Алексей шел к этому долгие годы: выполнял основные циклы, и лишь потом его сочли достойным и позволили начать цикл Мироходца.

«Алексей Морозов. Вы воспитали из себя Пламиод и с сегодняшнего дня приняты в Легион добровольцев. Мироходцы будут следить за вашими успехами, но примут лишь лучших. Удачного Пути».

Грамота под стеклом являлась напоминанием о прошлом. В раму еще была воткнута брошюра, которая гласила: «Пламиод. Изменение тела, духа и разума. Путь длиною в Цикл „жизнь“».

Вчерашнее электронное письмо расставило все по своим местам. Оказалось, Алексей не зря сколотил команду из претендентов в Мироходцы. Ему удалось не только познакомиться и завести дружбу с такими, как он, но и получить благодарственные грамоты.

«Алексею Морозову за популяризацию Мироходческого движения в массы».

Высокая оценка его стараний всегда теплом разливалась по телу. Отрадно, когда ты не эгоистично идешь к цели, а побуждаешь других. Теперь шестеро из его собственной команды встанут вместе с ним плечом к плечу. На любого из них Морозов мог положиться и даже вверить не только свою жизнь, но и будущее всего человечества. Нет людей более отважных и сильнее рвущихся к звездам.

Отдел рекламно-выставочной деятельности АО «ЗАСЛОН»

Осматривать стены с достижениями стало для Морозова доброй традицией. Возможно, сегодня в последний раз. Этот нехитрый ритуал не приносил ничего плохого. Наоборот, наполнял сердце гордостью за общее дело.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается вратарю команды «Мироходцы» Алексею Морозову за невообразимую стойкость.

«Сыграл в стартовом составе без травм и замен 741 обычный цикл и 139 сложных циклов».

Никто не хотел быть вратарем. Все хотели забрасывать, и Алексею пришлось оставить амплуа нападающего и самому становиться в ворота, благо его рост и габариты позволяли прикрыть рамку практически полностью.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается центральному нападающему команды «Мироходцы» Саске Инохаре за выдающиеся единоборства.

«Лучший показатель по выигранным вбрасываниям при вводе шайбы в игру».

Саске был очень хорош в единоборствах: невероятная реакция и скорость. Словно самурай, застывший перед одной-единственной смертельной атакой. Алексей много раз пытался склонить его позаниматься фехтованием, но Инохара все время отказывался. Он любил тратить время на фильмы и сериалы. Смотрел их днями напролет, знал абсолютно всех актеров и мог по крошечному описанию вспомнить фильм.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается защитнику команды «Мироходцы» Рихарду Вагнеру за ежесекундную бдительность.

«Лучший защитник оборонительного плана за 731 обычный цикл и 139 сложных циклов».

Рихард – единственный в команде Морозова, кому не нравился хоккей. Он участвовал за компанию, не смог отказаться, и завертелось. Но, даже совсем не имея увлеченности спортом, Вагнер относился ко всему, за что брался, с невероятной дотошностью. В свободное время он пропадал в своем гараже. Чинил машины, бытовую технику, оружие, мотоциклы. В общем, все, что только попадало ему в руки.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается нападающему команды «Мироходцы» Милуну Савичу за неудержимое стремление к победе.

«49 победных шайб за ЦИКЛ „сезон“».

Милун Савич обожал историю, особенно ее героические страницы. Не было ни дня в поездках без просветительского фола с его стороны для всей команды. Подробно и с кучей занимательных фактов. Больше всего он сокрушался по поводу бездарной реализации плана Шлиффена. Сетовал, что Германии не удалось повторить успех дорийцев, которые переправились на Пелопоннес и берегом обошли ахейские силы.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается нападающему команды «Мироходцы» Джону Хоулу за преодоление любой защиты.

«37 заброшенных шайб в неравных составах за ЦИКЛ „сезон“ (как при игре в меньшинстве, так и при игре в большинстве)».

Джон – балагур каких поискать, душа компании. Находил общий язык с кем угодно, даже против их воли, что выливалось в щепетильные эксцессы. Любил спорить и часто попадал в переделки, из-за которых остальные члены команды его вытаскивали порой с большими трудностями. Увлекался конспирологией и считал всех людей по определению хорошими. Порой совершенно не задумывался, что те могут врать. По крайней мере, так казалось со стороны, а то, что у него на душе, Хоул никому не рассказывал. Он порой ходил мрачнее тучи, потому что думал о плохом, когда считал, что его никто не видит.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается защитнику команды «Мироходцы» Йораму Вайсману за цепкость в любой ситуации.

«701 перехват и отбор шайбы за ЦИКЛ „сезон“».

Йорам порой месяцами пропадал в архивах или археологических экспедициях. Он не брал с собой связь, что осложняло возможность выцепить его на очередной матч. Говоря на множестве языков, в последние годы Вайсман начал переводить старинные трактаты и рукописи. Получалось у него сносно, Алексей не без удовольствия хранил в шкафу его первые экземпляры с автографом.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается защитнику команды «Мироходцы» Себриану Кортесу за устрашение чужих и защиту своих.

«579 силовых приемов и 391 блокированный бросок за ЦИКЛ „сезон“».

Себриан был фанатом прекрасной половины человечества. Не мог прожить без женщин и дня, и они отвечали ему взаимностью. Где бы ни появлялась их команда, Кортеса сопровождали дамы, причем всегда разные. Фанатки их клуба сходили с ума от каждой заброшенной им шайбы. Алексею порой казалось, что им следует обратиться к врачу: такое поведение выглядело ненормальным.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается нападающему команды «Мироходцы» Байанаю Айаалову за невообразимую точность.

«Лучшая реализация бросков за ЦИКЛ „сезон“ (91 % при среднем количестве бросков за ЦИКЛ “матч” 3,6)».

С Байанаем Алексей познакомился на далеком севере во время охоты. Тот водил экскурсии по тайге и совершенно не помышлял ни о каком космосе. Они сдружились, Морозов звал его просто Якутом, как и многие, а потом предложил вступить на Путь. Айаалов выполнил ЦИКЛ «пламиода» почти сразу. Морозов не слышал ни от кого, что воспитать в себе нового человека можно так быстро.

Единая лига по хоккею.

Награда присуждается защитнику команды «Мироходцы» Нико Норонену за неуступчивость и провокацию соперников.

«Заработал своими действиями для команды 242 цикла игры в большинстве за ЦИКЛ „сезон“».

Нико играл в хоккей с раннего детства, хотел продолжить традиции семьи. Порой это выливалось в неконтролируемые драки на льду. Именно смотря за ним, Морозов решил создать свою команду, а Норонен помог уладить организационные и спонсорские вопросы. Он был тем, кто учил их всех стоять на коньках и играть: большего позора и смеха Алексей в жизни не видел.

Много времени на сборы ему не потребовалось. Он поел и быстро оделся. Сумка с вещами уже ждала в коридоре. Осмотрев квартиру, Морозов взял еще меч и книгу. Уже достал ключи, когда взгляд остановился на двери. Там была надпись: «Мироходец – это звучит гордо!»

Глава 3

Алексей спешил на самолет, когда его взгляд споткнулся о силуэт в толпе. Узнал человека по походке, больше ни у кого такой не было. Знакомый проторенной дорожкой и с ящиком в руках шел в научно-исследовательский институт. Морозов бросил быстрый взгляд на уличные фолы, прикинул, сколько осталось свободного времени, и рванул за ним, пробежал под вывеской «Результат труда человека – достояние всего человечества».

Догнал члена команды только внутри. Вагнер по привычке заполнял документы на свои поделки. Кажется, сегодня он принес их больше, чем обычно. Логично, ведь грядет последнее испытание в Мироходцы: говорят, что выживают далеко не все.

– Рихард, мы опоздаем на самолет.

– Они должны все проверить, вдруг возникнут вопросы.

– Я этим займусь, – Морозов положил руку ему на плечо. – А ты беги за вещами.

Рихард кивнул и удалился.

Морозов часто бывал в гараже у Вагнера, иногда даже помогал. Рихард не любил рассказывать о своих находках, но если его вынуждали, то Алексею, имеющему техническое образование, приходилось быть переводчиком.

Вскоре они встретились у входа в НИИ.

– Как все прошло? – взволнованно спросил Рихард.

– Штатно. Ты сдаешь сюда изобретения весь свой цикл жизни, они понимают тебя с полуслова.

– Человек несовершенен.

– Идем.

По пути наткнулись на очередного сумасшедшего с плакатом «Свобода. Равенство. Справедливость». Бить таких запрещали, просто просили сообщать, чтобы забирать на лечение. В любом обществе найдутся те, кто не сможет в нем ужиться. Обычно таких пара процентов. Если процедуры не помогали, то инакомыслящих отправляли на общественные работы.

После войны и создания общего языка встал вопрос о том, что прошло проверку временем и следует взять с собой в будущее, а что оставить в прошлом. Слова «свобода», «равенство», «справедливость» посчитали вредными и не отвечающими на вызовы нового мира. Морозов, проходя мимо, усмехнулся, ему ближе были слова «долг», «служение» и «братство».

На самолет они успели, правда, впритык. Хотя, скорее всего, цикл их ожидания был настроен на самого медленного. В аэропорту к ним присоединились другие члены команды. Никто не переживал. Будто они отправляются не на последнее испытание, а летят на очередной матч Единой лиги. Один Джон, как всегда, спал на ходу. Он ночью либо программировал, либо играл в компьютерные игры. Из-за всех этих увлечений у него совсем не оставалось времени на основные циклы: «создание семьи», «воспитание следующего поколения».

– Капитан, тебе там какие-то вояки машут, – Йорам Вайсман обратил внимание Алексея на группу людей в летной форме.

– Похожи на твою бывшую банду, генерал Мороз, – усмехнулся Себриан Кортес.

– Я отойду.

Морозов поздоровался с бывшими сослуживцами. Они все учились в одной школе и благополучно завершили ЦИКЛ летной подготовки. Испробовали все: от винтокрылых монстров до архонтов – боевых летных костюмов. Воспоминания сразу захлестнули Алексея, в голову полезли события из прошлого.

– Почему не сделать их автономными?

– Использование искусственного разума в архонтах невыгодно, а искусственный интеллект не способен справиться с тонкостями: отличить добро от зла, важное от пустякового, работающее от сломанного. Не может соединить разное, собирать неоднородное – без человека пока никуда.

– Мы бы могли управлять ими на расстоянии.

– Тебе нужно принимать решение здесь и сейчас, а связи между оператором и машиной может не быть, – был дан ответ еще молодому Морозову в академии.

– Какими судьбами в наш провинциальный городок? – Морозов спросил их напрямую, вырвавшись из прошлого.

– Да вот, говорят, ваш НИИ продвинулся в изучении космических двигателей.

– Нас послали в гости.

– Посмотреть, разведать.

– Это, наверное, все Рихард, – Алексей указал в сторону будущих Мироходцев. – Он там собрал все грамоты и гранты, какие только были.

– Вижу, вас наконец отправляют на последнее испытание… – летчик увидел в стекло, в очереди к какому именно самолету они стоят. На таких на матчи не развозят. – Поздравляю, генерал.

– Да, возможно, переведут в космические войска.

– Если нет, пиши.

– Да, давно не отдыхали. Наверное, совсем прыжки с парашютом разлюбил.

– Семейный человек не должен подвергать себя излишнему риску.

Все улыбнулись, поняв, о чем он. Ведь каждый последующий прыжок был после очередного стакана водки. Чем больше выпито, тем труднее приземлиться. Обычно они размечали поле наподобие доски для дартса и пытались попасть в середину. А человек внизу подсчитывал очки. Самые стойкие могли прыгать до полуночи, ориентируясь на пламя костров.

Морозов поднялся на борт самолета последним. Кортес о чем-то мило беседовал сразу с двумя бортпроводницами. Йорам листал философский журнал, Джон уже спал, а Саске смотрел аниме. Рихарда нигде не было, но, скорее всего, тот уже пролез в кабину пилота и донимал экипаж. Алексей сел рядом с Милуном, тот углубился в свой бесконечный список песен на ноутбуке.

– Уважаемые пассажиры рейса 191. Меня зовут Рихард Вагнер. С превеликой скорбью сообщаю, что вести самолет доверили роботу. Поэтому я вынужден занять место второго пилота и следить, чтобы этот электронный болван нас не угробил. Желаю всем комфортного полета. К сожалению, не смогу быть с вами и смеяться над вашими глупыми шутками.

– У нас глупые шутки? – возмутился Милун.

– Это единственное, что ты услышал? – помотал головой и усмехнулся Себриан.

– У нас глупые шутки.

– Они просто из сферы, которая от Рихарда далека. Над хоккейными он смеется дай боже, – напомнил Йорам.

– Да, а ваши пошлые скабрезности он старается пропускать мимо ушей из-за строгого воспитания, – дополнил Алексей и пристегнулся.

– У нас глупые шутки.

Реактивный лебедь с ревом сразу взмыл в небо. Савич расстроился и бросил поиск музыки, решил заняться сайтом клуба.

– Хоккейная колонка?

– Да, – кивнул Милун. – Как думаешь, написать что-то слезовыжимающее на прощание или поберечь нервы фанатам?

Алексей не на шутку задумался:

– Пугать, наверное, не стоит.

– Когда они узнают, что полкоманды уехало, то вырвут себе последние волосы.

– Ты преувеличиваешь.

– Да?! – его взгляд был полон боли. – Ты сам прекрасно знаешь, в каком стиле играет наша команда.

– В каком?

– Валидольном, хотя, возможно, из-за этого нас и любят. Кубок в следующем сезоне «Мироходцам» не видать, как своих собственных ушей. «Родоначальники», говорят, воспитали хорошую молодежь.

– Чего гадать… Может, нас еще не примут в Мироходцы.

– О-о-о… Встал не с той ноги, капитан. А где твоя воодушевляющая речь? Вперед! Разорвите их!

– Наверное, для речей еще не пришло время, – Морозов достал книгу из сумки и начал читать.

Глава 4

Джон вскрикнул и проснулся:

– Голуби клюют ястреба. Голуби клюют…

– Голуби? Не наоборот? – Саске поставил аниме на паузу и снял наушник.

– Нет, – затуманенный взгляд Хоула бродил по сторонам, наверное, он пытался понять, где проснулся, – точно голуби.

– И много их?

– Трое.

Саске протянул ему наушник, Джон воткнул себе в ухо. Они уже вдвоем продолжили смотреть аниме.

Прошло около полуфола, прежде чем Хоул заговорил вновь:

– Аниме про Иисуса?.. – не поверил своим глазам Джон. – Не знал, что есть такое.

– После появления Этики Жизни мир аниме понял наконец, что такое хорошо, а что такое плохо. Авторы перестали метаться из стороны в сторону, прославляя идеалы Империи Смерть.

Себриан в это время грустил. Женщины его покинули, и от скуки он бросил взгляд по сторонам, осмотрел салон самолета. Ближе всех к нему сидел Йорам. Как всегда, что-то читал. Это точно было интересно и увлекательно, иначе Вайсман не стал бы тратить на журнал свое драгоценное время. Не философский трактат, что тоже хорошо.

– Интересный журнал?

Йорам скосил взгляд на Себриана: малый он был хороший, но не сильно сообразительный. Хотя с женским полом это ему не мешало. А Вайсман читал слишком заумный журнал, чтобы так с лету найти тему для совместного обсуждения.

– Пишут, что каждому языку можно выделить свою область применения. Какие-то хорошо подходят из-за простоты и однозначности смыслов на роль научного. А другие, умеющие вбирать слова отовсюду и быстро их адаптировать, благодаря своим правилам позволяют делать обобщающие сборки по целым отраслям знаний. Такого типа язык сейчас у нас используется как Общий.

Один вберет многих, многие станут одним.

Институт разума, мышления и думания.

– Это же уже лет двадцать как ввели, – неуверенно протянул Себриан. Он был еще маленьким, когда объявили о создании Новых языков. Общий собрал в себя слова всех народов, словно зонтиком накрыл всю Землю. Навел мосты между континентами, объединил народы, разрушил границы между государствами. Другие языки приспособили… нашли им специализацию: музыка, законы, наука, литература. С тех далеких пор каждые несколько лет появлялся еще какой-нибудь узко заточенный под область применения инструмент.

– Журнал старый, издателя закрыли.

– Да ладно! На вид интересный, иначе ты бы его не читал.

– Реликты капитализма, порой они всплывают.

Кортес вдруг что-то вспомнил:

– Даже военным придумали язык.

– Число уровней трансляции в языке тем меньше, чем шире его семантический спектр, – Йорама что-то кольнуло, и он посмотрел на Себриана. Тот ничего не понял, пришлось разжевывать. – Наш Общий язык обладает большим набором синонимов. Это позволяет нам соединять несоединимое и легко продвигаться в иное или новое, но такой язык плохо передает команды, приказы и распоряжения. Любой приказ, устный или письменный, пусть в нем и будут одни и те же слова, восприниматься разными людьми тоже будет по-разному. Поэтому военным и нужен язык, который не меняет свой смысл, проходя по лестнице субординации.

Кортес тяжело кивнул:

– А еще что интересного вычитал?

– Есть любопытная статья о гибели Второй Красной Империи…

Их разговор прервала громкая связь.

– Говорит Рихард Вагнер. Жестянка идет на снижение, просьба пристегнуться. К сожалению, почти все бодрствовали, не удалось пошутить, что мы уже на небесах. Хотя это, наверное, к лучшему. Мне, например, хочется полететь к звездам. Уверен, и вам тоже.

– А его шутки – кладезь мудрости, – бросил Милун.

– Уверен, спросонья было бы ободряюще, – Морозов закрыл книгу.

– «Новый Прометей», – прочитал название Савич. – Интересная?

– Пока не понял.

– Слышно что-то о Македонском? – осторожно поинтересовался Милун. Морозов лишь покачал головой. – Его забрали на последнее испытание два месяца назад – и ничего…

– Тут два варианта. Санек либо празднует…

– Либо мертв, – договорил за Алексея Джон, услышав их разговор. – Они все пропадают. Их показывают по телевизору, торжественно принимают в Мироходцы – и все. Тишина…

Никто не смог ему что-либо возразить. Морозов пожал плечами и убрал книгу. Шасси самолета коснулись полосы: легкий толчок, и вот они уже на земле. Вагнер не без внутреннего удовлетворения покинул кабину пилота, чтобы собрать вещи.

– Твои страхи были беспочвенны, Рихард, – обратился к нему Йорам. – Скоро роботы займут все подобные профессии.

Рихард прожег Вайсмана взглядом:

– Искусственный разум не может нас превзойти, потому что ему не дано постичь три основных чувства: страх, любопытство и любовь. А без них он не способен мыслить. Он может только имитировать. А это не одно и то же.

– Но ведь когда-нибудь мы его научим? Это ведь всего лишь еще один Предел.

– Но стоит ли его преодолевать… Есть более интересные и безопасные барьеры. А этот пусть полежит. Потомки не глупее нас будут, что-нибудь да придумают.

– Может, к тому времени этот Предел потеряет всякий смысл.

– Да, если человек двинется вперед. За грань мышления и дальше. Тогда можно будет отдать устаревший кусок нашего «Я» машинам. Мы при этом уже не пострадаем.

Мироходцы потянулись к выходу.

Их самолет, несмотря на все опасения Рихарда, приземлился у Монумента Победы в самом сердце Африки. Огромный комплекс был посвящен Войне двух сил: Империи Жизни и Империи Смерти. Каждому погибшему здесь посвятили отдельный музей. Морозов посещал это место с экскурсиями еще в школе. Каждый учебный цикл ровно на месяц в учебе делал перерыв, чтобы дети знали, какой ценой достался Мир. Возвышалась над всем этим памятником скорби огромная композиция, где одна фигура, выполненная в светлых тонах, поражает копьем другую фигуру своего близнеца, но уже в черном.

Это место было напоминанием обо всей той гнили, что пришлось безжалостно вырезать из сердца человечества. Империя Смерти гнала на убой сотни тысяч своих граждан ради сиюминутного вида кипучей деятельности. Человека не ценили при жизни, зато потом совершали коленопреклонения перед гробом, голосили гимн и ставили флаги на могилу. Они ценили только верховенство денег и бессмысленное стяжательство. Не исполняли писаных клятв и трактовали законы на свой лад. Жили сразу в двух мирах: в одном они истовые слуги всех добродетелей, а в другом участвуют в чудовищных зверствах. Они не видели противоречия. Отмаливали грехи, а после шли грешить по новой.

Они рьяно истребляли всех несогласных, всякое иное мнение каралось смертью. Безмерное лицемерие, отсутствие морали и хоть каких-то рамок дозволенного. Они спокойно истребляли мирных граждан и детей, если считали их неугодными режиму, расстреливали военнопленных. Сносили все символы прошлого, которые жгли им руки одним своим существованием. Придумывали мифы, дабы оправдать свое величие и жестокость. Сфабриковали факты, изменяли историю и клеветали на врага. Без всяких оговорок можно сказать, что они перестали быть людьми. С ними нельзя было договориться, они понимали только силу. И сила пришла и осудила.

Мироходцев, разумеется, не повели ни на какую экскурсию. Их просто пересадили в вертолет, чтобы наконец направить на корабль. Именно он должен будет доставить семерых до места испытания. Пилот пролетел вплотную к статуям, на их телах были выбиты имена миллиардов погибших с обеих сторон. Морозов и остальные родились уже после, но благодаря любознательности Милуна знали практически все, чтобы понять: еще одной такой войны человечество не переживет.

Хотя и это было не самое страшное. Институт разума, мышления и думания предрекал через тысячу лет медленное угасание человеческого интеллекта. До того уровня, который не позволит идти вперед и преодолевать барьеры. Единственное решение затормозить или сломать роковую тенденцию ученые видели в контакте и взаимодействии с иными разумными формами жизни. Отчасти именно для этого нужно выйти за границы Солнечной системы и уже там попытаться отыскать спасение. Или хотя бы подтвердить, что теория неверна.