Созвездие Хаоса

– Фоторамки нет на месте, – сказал Чеглаков, глянув на столик, плетенный из ротанга.

– Какой фоторамки? – оживился эксперт.

– Обычная электронная. Где фото меняются.

– Похитили.

– Да это дешевка. – Чеглаков пересек комнату, направился в гостиную к эксперту, колдующему на корточках возле осколков стекла, залепленных плотной бурой бумагой, которой пользовался вор.

– Никакого стеклореза, – объявил эксперт. – Заклеили и потом шарахнули чем-то тяжелым. И пролезли через окно. На подоконнике – следы почвы. Явно из вашего сада. Больше пока никаких улик. И уходили этим же путем.

– Значит, вы уехали позавчера утром, а когда точно? – спросила Мухина.

– В одиннадцать. Я хотел раньше, но Нина Павловна зашла по пути на работу. Мы с ней поговорили малость, и я уехал.

– Ключи забрали с собой?

– Ну конечно. У Веры Ивановны есть дубликат, я ей отдал – она ведь не каждый день из Дубны приезжает.

– Она и обнаружила, что окно разбито, пришла к вам убираться после дома вашего соседа. Значит, дом стоял пустой более суток. Ночью, наверное, к вам влезли, Константин Константинович. Днем бы вряд ли осмелились.

Чеглаков пожал плечами и проследовал дальше.

– Нина Павловна – это из музея? – спросила Мухина нейтральным тоном.

– Угу. Насчет выставки. Но я торопился, уезжал.

– А что за снимки были в украденной фоторамке? – неожиданно для себя спросила Катя.

Ей уж совсем не следовало соваться во все это. Чужой город, чужой ОВД, неласковый прием, саркастичная дама… нет, тетка-подполковник. В таких условиях опальным криминальным обозревателям Пресс-центра Главка не стоит излишне любопытствовать, уточняя детали.

Но сам факт того, что она видит живьем настоящего космонавта и даже разговаривает с ним, оказался сильнее всех внутренних предостережений.

– Так, ерунда, – ответил Чеглаков.

– Ваши снимки? Личные?

– Виды природы. – Он посмотрел на Катю.

Они миновали еще одну комнату с кондиционером. Абсолютно пустое помещение со шведской стенкой и циновками-татами.

Прошли на кухню.

– Бардак какой, – Чеглаков наступил в просыпанные овсяные хлопья. – Кофеварки нет.

– Украдена. Кофемашина? – спросила Мухина деловито.

– Нет, капсульная. – Чеглаков, оглядывая разоренную кухню, брезгливо поморщился. – Черт. Зачем устраивать такой бардак?

– Когда ценности ищут, всегда так. Тайники домашние, скрытый сейф, – сказала Мухина. – У вас как насчет этого?

– Порядок. Точнее, я не стяжатель тайных кладов.

Не стяжатель, но человек обеспеченный, – размышляла про себя Катя. – Всех всегда интересовало, сколько зарабатывают космонавты. Дом купил большой, иномарка – внедорожник. Для вора это достаточный стимул, чтобы перевернуть дом в поисках этих самых «тайных кладов».

– Итак, что пропало? Кофеварка и электронная фоторамка? И все? – спросила Мухина. – Ноутбуки ваши вор не взял – один вон на полу у кухонной стойки, а другой в спальне.

Чеглаков снова пожал плечами.

Они прошли в мастерскую-кабинет. На разгром этого места Чеглаков отреагировал по-другому. При виде своих творений, сброшенных на пол, заиграл желваками на скулах.

– Может быть, украдены какие-то ваши работы? – спросила Мухина.

Чеглаков наклонился, начал разбирать холсты.

– Нет, это просто вандал какой-то.

– До той не дотянулся, наверное, – сказала Катя, кивая на единственную оставшуюся в одной из ниш картину без рамки.

Черный фон, а на нем – болезненно-белый с серебристыми вкраплениями шар. Настолько резко контрастный с чернотой, что больно глазам.

– А что это? – спросила Катя с тихим любопытством.

– Где?

– На вашей картине.

– Солнце.

– Солнце? Оно же желтое!

– Это с Земли. – Чеглаков разбирал разбросанные холсты. – Сквозь нашу атмосферу. И на снимках Солнца из космоса всегда есть специальная обработка. Ну, чтобы привычнее земному глазу. Чтобы не шокировать. А в космосе Солнце белое. Такое белое, что невозможно терпеть.

– Вот из этого полотна что-то вырезали, – сказала Мухина, указывая на брошенную картину.

– Это неудачный эскиз, – Чеглаков отложил его в сторону.

Под рваным холстом Катя заметила другое абстрактное творение: снова черный фон, и на нем – хаотичные пятна разного цвета: голубого, белого и желтого.

Тут она на что-то наступила. Наклонилась – книга. Байрон «Каин» – страницы загнуты в закладки.

Катя подняла книгу.

Ты увидишь за тесной гранью маленького мира, где ты рожден, несметные миры. Лети со мной как равный над бездною пространства – я открою тебе живую летопись миров.

Она положила томик Байрона на письменный стол и…

Здесь же нельзя ни до чего дотрагиваться! Она без перчаток резиновых!

На околоземной орбите читают Байрона в потрепанном переплете?

– Вам надо написать заявление, Константин Константинович, – сказала Мухина. – Это кража с проникновением, мало ли что ущерб небольшой. Вы сейчас с моим сотрудником уже на протокол побеседуете и составите заявление. А потом еще раз осмотрите все внимательно, когда убираться начнете. Возможно, обнаружите еще какие-то пропажи.

– Мастера надо найти, стекло вставить. – Чеглаков собирал холсты.

– Этим я займусь, вы ни о чем не беспокойтесь, – послышался взволнованный голос.

Катя обернулась.

В дверях мастерской стоял красавец блондин по имени Иван. Он уже закончил давать свидетельские показания оперативникам.

Глава 5

Музей

Место кражи отрабатывали тщательно, с убийственной медлительностью и апломбом, какие свойственны полиции всех крохотных городков, если потерпевший в результате преступления – либо местное начальство, либо «известная личность», как в случае с космонавтом Чеглаковым.

Алла Мухина осматривала палисадник и сад сама. Катя ходила за ней как пришитая. Но что можно заметить, какие следы, когда кругом одна нескошенная трава, побуревшая от первых утренних заморозков палая листва, да сучья, изъеденные древесным грибком?

Солнце давно уже клонилось к закату, октябрьские сумерки прятались в облаках где-то над Большой Волгой, чтобы совсем скоро завладеть улицей Роз и ее окрестностями. Похолодало. Катя поплотнее запахнула тренч и расправила на шее свой пышный стебный шарф, который специально для поездки «в провинцию» повязала хипстерским узлом.

У палисадника, который хмуро обозревала Мухина, визжа тормозами, остановилась еще одна патрульная машина. Из нее выскочили полицейский в форме и сутулая пропитая личность – следователь из Дубны.

Следователь направился прямо в дом. А полицейский подошел к Мухиной.

– Муж снова приходил, – сказал он негромко. – Умоляет. Расплакался прямо в дежурке. Мы еле его успокоили с валерьянкой. Мы же ищем. С ног сбились.

– Мы уже закругляемся здесь, – ответила Мухина. – На краже я оставлю эксперта доделывать работу до конца и следователя. Остальные опять возвращаются в состав поисковой группы. Продолжаем, что начали. Я буду где-то через час. Надо допросить одного свидетеля. Сама этим займусь. А вы продолжайте. До темноты еще время есть.

Полицейский пошел в дом и через пару минут вернулся уже вместе с оперативниками. Они сели в машины и куда-то уехали.

Напряжение…

То, что Катя как радар уловила еще днем, никуда не делось. Все чего-то ждали. И дело было вовсе не в банальной краже из дома местной знаменитости, у которой пошуровал ловкий домушник.

Дело было в чем-то ином. Гораздо более серьезном.

В чем-то, чего ЭРЕБ – Экспериментально-рекреационная база – одновременно ждала и страшилась.

– Мне дежурный сказал утром – жена сбежала от мужа, – осторожно начала Катя заход издалека.

– Семейная драма. Он бы больше пил и скандалил.

По тону Мухиной Катя поняла: начальница ОВД не собирается посвящать ее – криминального корреспондента Пресс-центра – в это.

Во что?

– И сбежавшую жену ищет вся городская полиция?

– У нас тут свои правила поисков, – сухо ответила Мухина. – Не дело, когда люди исчезают. Даже после семейной свары, – и она сразу же перевела разговор на другую тему. – Я пешком до музея, здесь рядом. Хочу побеседовать с директрисой. Вы как? Со мной или останетесь в доме космонавта?

– С вами, я же о вас очерк пишу. – Катя прибавила шагу. – С паршивой овцы хоть шерсти клок.

– Что?

– Кража как отправная точка, с которой я начну статью, раз вы категорически не желаете говорить о себе. Напишу, как вы раскрываете кражу у космонавта. Только вы ее не раскроете.

– Если это пацаны – сегодня же раскроем. У нас здесь вообще-то воруют мало. Если только у дачников на реке. Было время, когда в городе вообще не было краж. Да и сейчас это редкость.

Они шли по улице. Через перекресток в направлении площади проехал автобус. Ползла пожилая супружеская пара интеллигентного вида. Ехали велосипедисты.

Впереди – приземистый особнячок, отгороженный от улицы роскошной клумбой.

– Космонавт ваш не особо всполошился по поводу кражи, – болтала Катя. – Я на десятках краж, наверное, побывала. Все потерпевшие в истерику впадают, некоторые начинают плакать, другие на полицейских орут. А Чеглаков просто – «привет, ну и бардак».

– Железные нервы, что вы хотите? – отозвалась Мухина. – Туда их ведь специально отбирают – и не только по здоровью и степени ученой, но и по яйцам. Чего ему из-за кофеварки украденной психовать, когда он такие вещи видел, которые нам и не снились? У него три полета на счету долгосрочных – почти по двести дней на орбите на МКС. И два раза выходы в открытый космос.

– Подростки взяли бы ноутбуки, а не кофеварку, – заметила Катя. – Хотя, может быть, в вашем городе ученых ноутбуками давно уж пацанов не соблазнить. А он, значит, больше в космос не летает?

– «Не поднимается наверх» – так они говорят, у них сленг такой космический. – Мухина повела Катю по дорожке мимо клумбы роз. – Он покинул отряд космонавтов пять лет назад. Вы ведь журналист? Не помните, какой скандал был?

– Скандал? Нет, я не…

– Вся пресса писала, на радио ведущие изгалялись – мол, как это так, на подготовку каждого космонавта государство колоссальные средства тратит, а он сам, по собственному желанию ушел из отряда, уехал из Звездного. Мол, такой опыт, такой послужной список – два выхода в открытый космос, и ушел из профессии. Гневались, что, мол, не выработал свой профресурс. Словно он не человек, а робот какой-то.

– Андроид. Прекрасный андроид. А что, похож.

Катя напрягла память – что-то она такое слышала… Действительно, был скандал с космонавтом, покинувшим отряд. И про деньги писали… Мол, столько денег потрачено на его подготовку. Профессионал такого уровня просто не может себе позволить сам распорядиться собой и…

– Прекрасный андроид. И вы туда же, солнце мое, – Алла Мухина усмехнулась. – Он как вернулся, наши дамы кипеж в курятнике подняли. Даром что шлейф скандальный за ним тянулся. Никого это не волновало. Больше судачили, как он собой хорош, спортивен и что разведен. То есть свободен.

– Дом у него большой, но очень скромно все внутри.

– Мужик одинокий, чего ему нужно-то?

– А соседа его – этого блондина – вы хорошо знаете? – Катя по репортерской привычке пыталась выудить максимум сведений.

– Ивана? Он за моей дочкой ухлестывал. – Мухина снова усмехнулась. – Моя-то уже в шестнадцать в нашем местном джаз-клубе пела. Тащилась от джаза. Я джаз, кстати, не понимаю, но тут он у нас в большом почете. Иван Водопьянов – он дочки старше на четыре года. Она школьница, он студент. Он местный, но тогда уже в Москве в университете учился, сюда на каникулы приезжал. Роман вспыхнул. Я за валокордин – дочка по ночам гулять стала, джазовые вечеринки. Боялась, как бы чего мне, бабке скороспелой, в подоле не принесла. Не сложилось. Зря я только психовала. Иван больше компьютерами увлекался в то время, чем девчонками незрелыми. Моя-то дурочка потом в этого охальника втрескалась, что в розыске у нас тут рассекал. В Черкизово в полицейский колледж поступила ради него. Весь джаз закончился. И что мы… то есть я – теща – имею сейчас? Внука-бастарда, хоть и хорошенький он, поганец, весь в папашу. А Иван Водопьянов работал в компьютерной фирме. Состояние себе нажил на компьютерных играх. Что-то там придумал по IT. Он сейчас – этот блондинчик – долларовый миллионер. Родителям в Дубне купил огромную квартиру в новостройке. А сам выкупил у двух семей коттедж рядом с домом Чеглакова. На третьем блоке его фирма контракт получила многомиллионный. Вот так – сто раз мы, мамаши, подумать должны, когда дочерей от гулянок с юными гениями ограждаем. Сейчас бы моя-то с ним как сыр в масле каталась. Как жена Цукерберга была бы. А не грошовые алименты – подачку с бабника из угро выколачивала.

Катя воззрилась на Мухину. Этот горячий монолог – сплошной стеб, издевка. Они стояли у дверей особняка.

«Музей науки и общества» – гласила надпись на новой золотистой табличке сбоку.

Мухина рванула на себя тяжелую дверь и по-мужски галантно пропустила Катю вперед.

Все рывком, все наскоком… Но мы такие женщины в глубине души, та-а-а-акиииие женщины до мозга костей. Теща, мать, бабка… Бабулька-подполковница… Хоть и стебничаешь, ты, Алла Викторовна, ерничаешь, а обида-то клокочет внутри, что женишок завидный уплыл… Надо же, какой ты, ЭРЕБ-городок… Какими сторонами ты к нам поворачиваешься уже… Впрочем, я скоро уеду отсюда… Жаль, что нельзя будет использовать этот колоритный «монолог утрат» в статье!

Все это пронеслось в голове у Кати, когда они вошли в маленький холодный, как подгреб, вестибюль краеведческого музея.

В музее пахло клеем и картоном. А еще Катя уловила аромат очень дорогого мужского парфюма – еле заметный, но почти осязаемый в стылом воздухе.

– Нина Павловна у себя? – спросила Мухина у старухи-билетерши, взиравшей из окошка музейной кассы, как сова из дупла.

– Пришла, пришла.

Мухина свернула от кассы в длинный боковой коридор, игнорируя музейные залы. Ориентировалась она в краеведческом музее отлично. Дверь кабинета с латунной табличкой: «Директор музея Нина Павловна Кацо» – оказалась заперта. Голоса доносились из помещения по соседству.

Что-то вроде небольшого уютного зала собраний, впитавшего в себя черты библиотечной читальни и компьютерного класса. Книжные шкафы, столы с компьютерами, объявление аршинными буквами: «Компьютерные курсы для пенсионеров. Расписание занятий».

– Это из НИИ центра подготовки космонавтов. Мама и академик Самохвалов. А это из Дубны, из нашего филиала Международного университета природы, общества и человека… Симпозиум… Это тоже симпозиум, в Токио. Это они все в НАСА… А это уже лаборатория – первый блок… Это с космонавтами в рекреации… уже в себя пришли. Это опять на симпозиуме, в Стокгольме… Это банкет – они с отцом… Это в Риме, в отеле – тоже с отцом, это частная поездка была… Это совсем старое фото – мама и академик Вяткин. Вот они с космонавтом Гречко, а это… Это космонавты семидесятых, я фамилии позабыла.

За столом в центре зала сидела та самая брюнетка в черном свитере с массивной бижутерией, которую Катя видела у здания администрации, и молодой мужчина лет тридцати. Слегка надменный, с хорошо поставленным голосом, чем-то похожий на молодого Смоктуновского из «Девяти дней одного года». Одет он был почти так же скромно, как «долларовый миллионер» Иван Водопьянов – в серую толстовку, джинсы и старые кроссовки – что-то вроде униформы местной интеллигенции. Однако именно он распространял едва уловимый, но очень стойкий аромат весьма дорогого мужского парфюма.

На столе перед этой парой – ворох фотографий. Старых черно-белых и цветных, сделанных в те времена, когда снимали еще фотоаппаратами, а не мобильниками.

– Ираида Аркадьевна на всех снимках хороша. Да, это была личность. Так жаль, что… Как же время быстротечно, как неумолимо… Дима, а что же вас нет ни на одном фото? – спросила Нина Павловна.

– Я посчитал это лишним, – сказал франт Дима в нарочито скромных обносках.

– И напрасно. Мы посвятим Ираиде Аркадьевне отдельный стенд на расширенной экспозиции. Там найдется место и для семейных снимков. А это она с вашим отцом в нашем центре «Академия» – это передача в дар частной коллекции антиквариата ваших родителей? О, я отлично помню этот день. Я присутствовала. Такой благородный, щедрый жест. – Нина Павловна увидела стоящих на пороге зала Мухину и Катю.

– Добрый вечер, – поздоровалась Мухина. – Нина Павловна, простите, что отрываю вас.

– Мы с Дмитрием отбираем фотографии для экспозиции.

– Можно с вами побеседовать?

– А что случилось? – спросила директриса музея.

– Что-то произошло? – настороженно, почти в унисон с ней спросил парень по имени Дмитрий.

– К Чеглакову в дом влезли.

– Не может быть! – ахнула Нина Павловна. – Уже и… домой?! Он жив?!

Катю поразила ее реакция.

Как все это понимать?

– Кража из дома. Он пишет заявление, – спокойно ответила Мухина. – Можно задать вам несколько вопросов?

– Ну конечно.

– Он сказал – вы недавно заходили к нему. Перед его отъездом в Москву.

– Да, заходила по пути сюда, в музей. Просила его отобрать еще несколько картин для нашей выставки.

– У вас здесь его картины?

– Пять полотен. Мы месяц назад с ним отбирали у него в мастерской. Зал вышел каким-то пустоватым. И я решила добавить, – рассказывала Нина Павловна.

– Можно взглянуть?

– Пойдемте.

Дмитрий остался за столом, а они проследовали по коридору в музейный зал. Катя увидела огромную карту звездного неба с созвездиями – как на старых гравюрах.

Имелись здесь и большие фотопанно, изображающие выход космонавтов в открытый космос – как на рекламных снимках Центра управления полетов. Край голубого земного шара, солнечные батареи МКС и фигурка космонавта в белом скафандре. В стеклянной витрине был выставлен старый, видавший виды скафандр из тех, в которых космонавты позируют перед камерами на стартовой площадке.

В другом зале висели пять больших холстов. Снова убийственно-черный фон и разноцветные, хаотично разбросанные пятна – такие яркие, что у Кати аж глаза заболели. Относительно светлой была лишь одна картина: зыбкая серая мгла, а в ней, словно на контурной карте, очертания каких-то материков.

– Вот так выглядит Земля из иллюминатора станции, а не так, как на снимках. По крайней мере, это он так утверждает, – сказала Нина Павловна. – Я сочла это интересным.

– Картины представляют художественную ценность? – спросила Мухина.

– Я не специалист по живописи. Космонавт Леонов ведь тоже художник. Но он первопроходец. А это любительские картины эпигона. А в чем дело?

– Вроде как у него воры что-то вырезали с подрамников, – сказала Мухина. – Он сам пока не может сказать, что и как. Не разобрался. Украли немного, но вдруг окажется, что картины ценные? Сразу сумма ущерба до небес взлетит, а это значит – нам дело придется переквалифицировать на более серьезную часть статьи. Это удар по статистике уголовных преступлений. Я решила сразу выяснить. Чтобы сюрпризов переквалификации избежать.

– Не могу вам ничего сказать по поводу стоимости. Я не специалист в этой области.

– Но вы директор музея. Вы долго у него находились?

– Минут десять поговорили. Он торопился уезжать.

– Он дом при вас запер?

– При мне, – Нина Павловна посмотрела на космический скафандр. – Это все?

– Да, спасибо, простите за беспокойство.

По коридору прошел Дмитрий, он разговаривал с кем-то по мобильному.

– Я выхожу, – сообщил он в телефон. – Нина Павловна, я вас покидаю. Жена ждет. Я все снимки оставил – вы сами выберете то, что больше подходит для выставки. Созвонимся. И спасибо.

– Это вам огромное спасибо, Дима, – поблагодарила его Нина Павловна.

Катя и Мухина покинули маленький краеведческий музей вместе с ним. Уже начало темнеть.

Возле розовой клумбы стоял квадроцикл. Катя впервые видела эту «каталку» на городской улице, а не на снимках или видео. Относительно компактная модель, мало похожая на уродливые «трактора» с огромными черными колесами. Возле квадроцикла стояла молодая женщина – ровесница Дмитрия. Приятной интеллигентной внешности, с тонкими чертами лица и прекрасными густыми темными волосами, одетая в мешковатые джинсы и стеганую курточку.

– Ну ты даешь, – засмеялся Дмитрий. – У малолеток игрушки отнимаешь!

– Это жена Зубова меня заставила чуть ли не насильно у них одолжить. У их мальчишек, – засмеялась в ответ темноволосая прелестница. – Что вы, что вы, вам в вашем положении на велике уже нельзя. Упс! Ну, они же такие начальники стали – всей базы нашей, командиры умывальников и мочалок. Проявляют вселенскую заботу и о беременных тоже. Я не могла ей отказать. Одолжила это чудовище. Здравствуйте, Алла Викторовна.

– Здравствуй, Василиса, – поздоровалась с ней Мухина. – С велосипедом тебе и правда пора завязывать. Мало ли что.

– Я уже поняла. Не с кем посоветоваться, кроме как с соседкой – женой членкора. Алла Викторовна, а живот становится заметным на каком месяце?

– На пятом. – Мухина вздохнула. – У моей на пятом как на дрожжах тесто поперло.

– А пол будущего ребенка? – живо встрял в разговор Дмитрий. – Мы уже…

– Ездили в клинику – дорогущую. Делали УЗИ. Врачиха сказала – пока ничего не понятно. Я в интернете читала – уже на двенадцатой неделе могут определить. У меня шестнадцать недель, такое оборудование в клинике – закачаешься, и ничего не могут разглядеть толком!

– Все люди разные. Ты не волнуйся, Василиса, – успокоила ее Мухина. – У моей дочери где-то к самому концу четвертого месяца определили. Раза три УЗИ повторяли.

Василиса села на квадроцикл, завела мотор, ее муж вывел из-за угла музея свой велосипед – очень дорогую модель, как отметила Катя. И они медленно поехали по улице, держась рядом и оживленно переговариваясь.

– Всех вы в городе знаете, так это здорово для полицейского. – Катя решила польстить Мухиной. Они быстро шли по улице в направлении ОВД. Мухина явно торопилась.

– Она наша прежняя соседка по дому. Василиса. Старше моей дочки, но они общались. Василиса мою глупень от серьезных отношений с этим нашим бабником отговорить пыталась – знала, что за фрукт. Я за одни те ее усилия ей благодарна. Моя-то не слушала тогда никого. А меня особенно. Мать никогда не слушают. Старших приятельниц тоже. Уперлась как баран! Василиса-то умная – вон какого мужа себе подцепила. Он сын академика Ларионовой. Она была многие годы неформальной главой нашего города, научным руководителем базы. А отец ученую степень с бизнесом сочетал. Видели, как сюда ехали из Дубны, большой загородный гостиничный комплекс на берегу реки? Это их семья владеет. Отец построил. И здесь у нас маленький, но очень дорогой люкс-отель для иностранных светил науки. Все Диме досталось, а через него и Василисе теперь. Моментально она его на себе женила, как только он осиротел. Всю жизнь, еще со школы за ним охотилась – они одноклассники. И добилась своего. Не то что моя глупень…

Они вошли в отдел полиции. По коридору навстречу два оперативника вели группу великовозрастных подростков в ярких кроссовках.

– Мы ничего не делали!

– Это просто для беседы. Профилактическая беседа.

– Подозреваемые в краже? – спросила Катя.

– Будем проверять по картотеке. Уже начали. – Мухина подошла к двери того самого кабинета, который сидевший там сотрудник запирал изнутри на ключ.

Постучала негромко.

– Вы на экспресс до Москвы опоздали, – сказала она Кате.

– Я знаю. Я пойду гостиницу поищу. Завтра уеду утром. Может, повезет – за ночь вы кражу раскроете. Материал я так и так напишу.

– В отеле дорого. Вы разоритесь, солнце мое, – Мухина смотрела на нее с прищуром. – Идите на Первую Парковую – угол центральной площади, дом три. Это научный кампус ЭРЕБа. Там сейчас пусто. Никто не приезжает к нам, никто не останавливается. Идите, я позвоню администраторше. Переночуете на кампусе. Там чисто и условия хорошие. Единственно – общая кухня и душ на этаже.

– А вы…

– А у меня еще полно работы, – ответила Мухина сухо.

Ключ щелкнул, запертую дверь открыли.

Катя снова лишь мельком увидела доску на стене, всю залепленную какими-то графиками и фотографиями.

Мухина вошла и быстро закрыла дверь.

Ключ повернулся в замке.

Глава 6

Набережная туманов

Кампус оказался двухэтажным коттеджем на углу площади рядом с торговым центром. Когда Катя добралась до него, Мухина, видимо, уже созвонилась с администраторшей на ресепшене. Желание Кати переночевать было воспринято благосклонно и без возражений. Плата – вполовину меньше отельной. Приятным бонусом оказалось и то, что душ располагался вовсе не на этаже, ванные с туалетом и душем разделяли между собой обитатели двухместных комнат – одна ванная на две комнаты.