Старый дом на краю счастья

И обычно я так и рассказываю: наш приезд начался с двух попыток нелегально перейти границу и целого часа вне времени и пространства.

Но вот мы наконец на польской стороне. Невыспавшиеся, с красными от бессонной ночи глазами, добрались до первой заправки и взяли по пол-литра кофе. Никогда я не пила больше такого кофе – со сладостью свободы, солоноватым привкусом слез и терпкой горечью тоски по оставленному.

Примерно к обеду мы добрались до Вроцлава.

Навигатор привел нас во дворик, где столпились панельные девятиэтажки, похожие на усталых воинов, несущих бессменный караул перед наступающей со всех сторон эстетикой. Кажется, нам достался самый уродливый и депрессивный квартал города. С одной стороны к нему подбирались довоенные виллы, утопающие в зелени, и современные микрорайоны со стильными таунхаусами, с другой – невероятно прекрасный старый центр с рыночной площадью, разноцветными пряничными домиками и солидными доходными домами, с третьей – старинный парк с тенистыми аллеями, прудами и чугунными оградами. В общем, вокруг был настоящий европейский город, динамичный, современный и при этом сохранивший очарование древности… но мы почему-то оказались в осколке Советского Союза среди безликих панельных блоков.

Чуть позже я узнала, что эти «панельки» – что-то вроде шрамов, которые война оставила в когда-то гармоничном и прекрасном городе, выстроенном с немецкой основательностью. Вроцлав, бывший до Второй мировой войны немецким Бреслау, отчаянно сопротивлялся, превратившись в город-крепость, и целые кварталы были разрушены настолько, что восстановить их оказалось невозможно. Поэтому даже в самом центре тут и там среди красивых исторических зданий торчат нелепые и угловатые дома – наследие коммунистической эпохи.

Квартирка, в которой нам предстояло провести три дня, – сдвинуть сроки бронирования хозяин отказался, а из-за наших приграничных приключений прибыли мы на три дня позже – была под стать остальному. На фото она выглядела вполне уютно и симпатично, а на деле оказалась крохотной студией, в которой три продавленные кровати размещались почти вплотную друг к другу. Первым делом мы разгородили ее простыней – да-да, ширины простыни хватило на эту самовольную перепланировку – и попарно разместились на этих кроватях.

А ночью пришли МУРАВЬИ.

Я ненавижу насекомых в принципе, хотя муравьи и вызывают у меня уважение своим упорством и трудолюбием. Но то упорство и трудолюбие, с которым они штурмовали нашу еду, вызывали у меня только злость и отвращение, о чем я и сообщила владельцу. Тот пожал плечами и пообещал принести отраву.

– Там уже разложена отрава, проше пани, – сказал он. – И вообще, у вас, я слышал, тоже есть хрущевки, а в них живут муравьи, тараканы и даже клопы! Кстати, буду благодарен за хороший отзыв на букинге!

Это было так по-детски непосредственно, так мило и наивно, что я даже не смогла разозлиться. Разозлилась по-настоящему после того, как счет за апартаменты вырос в три раза – он умножил стоимость проживания на каждого гостя, включая годовалого ребенка. Причем за все дни, а не только те, что мы по факту там провели. Таким образом, в первые дни мы спустили примерно пятую часть нашего общего бюджета, но хозяин наверняка выправил каждому выжившему муравью паспорт, чтобы те могли навестить своих собратьев в далеких и неведомых хрущевках.

По счастью, за эти три дня нам удалось найти квартиру совсем рядом с тем местом, где мы приземлились в первый раз – в одном из тех симпатичных современных домов, которые окружали наш муравейник. Большие светлые комнаты, приемлемая цена, дизайнерский ремонт, огромная детская площадка, парк – это казалось райским уголком. В чем подвох я поняла чуть позже, а пока мы радовались и пытались свести баланс.

Когда ты переезжаешь в другую страну, огромная проблема в том, что ты не знаешь стоимость денег. Каждый раз пытаешься переводить в уме злотые в рубли, доллары, евро, делить на дни, оставшиеся до следующей получки, и умножать на коэффициент своего интеллекта. В результате получаешь очень сложную дробь, но все равно не понимаешь – тысяча за садик: это много или мало? Квартплата в две с половиной тысячи злотых – это нормально? Хлеб за четыре пятьдесят – это почти бесплатно или наоборот?

Как оказалось, с квартплатой нам повезло – довольно дешево. А еще люди ищут жилье месяцами, потому что хозяева не хотят сдавать иностранцам и семьям с детьми: по закону выселить таких квартирантов практически невозможно, даже если они не будут платить. Секрет нашей удачи раскрылся быстро: прямо над домом туда-сюда с утробным гулом сновали самолеты – там начиналась посадочная траектория ближайшего аэропорта, а рядом гудела вышка ЛЭП, которую загораживал один из корпусов дома, поэтому она сразу не бросилась в глаза. С дизайнерским ремонтом тоже вышла осечка – он оказался выполнен настолько дешевыми материалами, что стены оставляли на одежде меловые отпечатки, с мебели облезала пленка, а двери довольно быстро перестали закрываться, и, конечно, при выселении стоимость «исправлений» была удержана из залога. И все же там мы прожили целый год.

А пока что мы просто радовались и раскладывали по шкафам наши нехитрые пожитки.

Вещей мы с собой практически не взяли – решено было ехать налегке, потому что было совершенно непонятно, как сложится наша жизнь и сколько раз придется переезжать. У каждого с собой был только маленький рюкзачок с одной-двумя переменами одежды.

Квартира нам досталась совершенно пустая: ни столовых приборов, ни подушек с одеялами, ни постельного белья. А так как заехали мы в субботу вечером, у нас оставалось буквально пару часов, чтобы обзавестись хоть какими-то бытовыми предметами – в воскресенье не работают ни торговые центры, ни магазины.

Собравшись как по тревоге, мы всей толпой ввалились в IKEA за час до закрытия и под очумевшими взглядами скучающих консультантов метали в корзину все подряд – вилки, ложки, подушки, постельное белье и фирменные пирожные. Кто-то из детей под шумок протащил в число покупок здоровую акулу – знаете этих огромных, синих, с выразительными грустными мордами. Она печально смотрела из тележки, будто бы прощаясь со своей спокойной жизнью и понимая, что с этой семейкой скучать не придется.

Бывший муж, как и обещал, доставил нас на место и уехал обратно. Мы остались одни.

Начинать нашу новую жизнь.

Удержаться на ногах

Как ни странно, но первое время не было ни страха, ни растерянности. Ты будто плывешь и не задумываешься куда. Все, что от тебя требуется, – это шевелить лапками, чтобы не утонуть.

Не было в тот момент боли и одиночества – они придут позже, вместе с липким отчаянием и слезами, затопят с головой, потянут на дно. Но пока было даже весело, я казалась себе сильной, смелой и дерзкой и на этом адреналине бегала по администрациям, оформляя документы, устраивала детей в школы, искала садик, пыталась найти работу. Деньги стремительно таяли, и я уже вплотную подобралась к неприкосновенному «золотому запасу» кредиток.

Самым страшным для меня, лютого социофоба и интроверта, было общение. Я боялась говорить по телефону, боялась любых диалогов, хоть «пакет брать будете?» в супермаркете, хоть смол-токов с соседями. А тут приходилось постоянно звонить. Звонить и разговаривать на иностранном языке – бинго, два удовольствия по цене одного: завернуть или так будете наслаждаться?

Тогда я начала звонить везде. Благо, в пакете мобильной связи были безлимитные разговоры. Просто шла по улице и набирала номер за номером. Гаражные ворота? Солнечные панели? А у вас нет такого же, но с перламутровыми пуговицами? О, спасибо, я подумаю.

Правда, пару раз еле ноги унесла: от каких-то сектантов, которые непременно хотели поговорить со мной о Боге почему-то лично, а не по телефону, и от вездесущих продавцов солнечных панелей – они, кажется, добавили меня в какую-то свою базу данных, потому что до сих пор некоторые из них звонят и пытаются мне их продать.

Это очень помогло – воробушек-социофобушек никуда не делся, но страх разговоров выветрился. Было весело, задорно, азартно. Узнавала что-то новое, порой совершенно неожиданное.

Например, для меня было открытием, что в саунах здесь мужчины и женщины находятся вместе. Нет, не в приватной сауне, где именно с этой целью собрались на свинг-вечеринку, а просто незнакомые люди. Открытие это было внезапным – мы пошли с детьми в аквапарк…

…и я вдруг обнаружила саунариум. До этого мы уже много раз были в этом аквапарке, но я никогда не обращала внимания на неприметную табличку и проход через турникет, уверенная, что там какие-то служебные помещения. Но в этот раз любопытство повело меня навстречу удивительным открытиям.

Оказывается, там скрывался целый банный комплекс с отдельным входом, своим кафе, рекреационной зоной, садом, бассейнами… Были там финская парная, зал с ледяной водой, бассейн талассотерапии и прочие неземные удовольствия. Одних бань и саун с разной температурой и влажностью было с полтора десятка.

Я обычно читаю правила, инструкции к лекарствам и надписи на освежителе для туалета даже на казахском. Тут я тоже прочитала табличку с правилами перед входом. И нет бы меня смутила фраза «рекомендуем быть в полотенце или обнаженным».

Я просто зашла.

Любуюсь красотами. Действительно, классно. Фонтанчики, сад, никаких детских визгов, как в основной части…

…И вдруг передо мной возникает ЗАДНИЦА.

Обычная такая человеческая ЗАДНИЦА в натуральную величину.

Необычного в ней было только то, что возникла она передо мной, как Сивка-Бурка из сказки, то есть внезапно. Как лист перед травой. Банный лист, если уж вдаваться в подробности.

Особенность задниц, как эстетического феномена, состоит в том, что они редко разгуливают сами по себе и обычно плотно крепятся к гомо сапиенсам.

Вот и тут оказалось, что ее гордый носитель просто наклонился. Встретиться лицом к лицу с незнакомым человеком, который только что открыл тебе другую свою сторону, показалось мне неловким, и я застенчиво шмыгнула за первую попавшуюся дверь.

Боги…

Такого разнообразия я не видела даже в секс-шопе. Разнокалиберные мужики сидели, разложив и свесив свои бубенцы в ласковых лучах инфракрасной сауны. И я вслед за сауной стала инфракрасной, впрочем, перебрала все оттенки до ультрафиолетового.

Не зная, как скрыть смущение, я помчалась к полумраку талассо-бассейна, где вовсю пузырилась водичка, как в гигантском джакузи… Нырнула туда…

И да, там тоже оказалась толпа голых мужиков! В купальнике я была одна.

Я чувствовала себя порноактрисой на первом кастинге… Вжалась испуганно в уголок, а потом меня разобрал дикий хохот – я представила себе, что они там не просто сидят, а вращают своими разномастными хоботками на манер пропеллеров, оттого и вода так бурлит.

Мой истерический смех выглядел не слишком прилично, пришлось ретироваться под осуждающие взгляды публики.

Приглядевшись, я увидела, что и женщины там тоже лениво бродят. Большей частью в полотенчиках, полностью обнажаются в основном мужчины, и то в основном те, для кого это, кажется, последний шанс предъявить миру своего усталого героя.

Потом я оценила и полюбила этот вид отдыха, мы стали часто выбираться туда с подругами, я узнала, что там есть зоны только для женщин, но в целом никто не смущается, все привыкли.

Другое открытие настигло меня, когда впервые пообщалась с польскими полицейскими, – у нас украли самокат, который дочка на минуту оставила во дворе не пристегнутым.

Вот тебе и Европа.

Самокат был хороший, мне его было жалко.

«Ну и ладно. Как говорил Глеб Жеглов: „В Англии не меньше нашего воруют. А правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать“, – думала я. – Конечно, бывает со всеми, но тут ведь камеры, воришку моментально вычислят, пропажу вернут, справедливость восторжествует! Тут точно царят закон и порядок!»

Первое, что бросилось в глаза в полицейском участке, куда я пришла писать заявление, – комнатка, отделенная большим стеклом. Там, как неспешные рыбы в большом аквариуме, копошились люди в синей полицейской форме.

На самом стекле была надпись: «Не стучите в стекло». По-польски это звучит очень забавно: «Не пукайте в шибэ».

Я улыбнулась от этого частного случая межъязыковой омонимии, воображение сразу нарисовало мне посетителей, решивших привлечь к себе внимание таким экзотическим способом.

В холле, кроме меня, была парочка небритых мужчин в спортивных костюмах, старушка, одетая в светлый жакет и узкую юбку. Она была при макияже, маникюре и укладке и единственная из всех заметно нервничала и торопилась.

Наконец дошла очередь до меня.

Поначалу полицейский вообще отказался принимать заявление.

– Что? Самокат? Детская игрушка? Вы бы еще с погремушкой пришли! Мы принимаем заявления, если стоимость пропажи выше 500 злотых! – кипятился он.

Пятьсот злотых – это около ста евро. Я открыла сайт местного спортивного магазина и нашла аналогичную модель. Выходило чуть-чуть больше, так что я робко протянула ему телефон.

– Он стоит 540, проше Пана…

– Ничего себе! Самокат! За пять сотен! Знаете, у меня тоже есть дети, и у них есть самокаты. Но мне бы в голову не пришло покупать такой дорогой!

Надо сказать, тут тоже вышло забавно. Самокат по-польски – «хуляйно́га». Дочка, на тот момент польского не знавшая, тихонько поинтересовалась, почему этот полицейский все время матерится и какие у него претензии к ногам…

Он еще поворчал, но заявление принял. Конечно, ничего не нашли. Камеры, как назло, смотрели в другую сторону, а неизвестные злоумышленники не попадали в кадр.

♥ ♥ ♥

Приближался август – тот срок, который я оставляла себе на «подумать», чтобы оценить, получилось или нет. По сути, оценивать было нечего – документы на ВНЖ я подала, но никакого ответа не получила, в школу детей не записала, садик не нашла.

С садиками по-прежнему не везло, но к этому я была готова, а школы открывались только в конце августа.

Вот тогда-то и раздался звонок от мамы.

– Доченька, уже конец августа, не засиделись ли вы там? Девочкам скоро в школу, надо все закупить. Форму я очень красивую нашла, съездим померить, наверное, выросли уже… учебники, тетради…

– Мам, мы остаемся.

– В смысле?

– В смысле не вернемся. Остаемся в Польше. Девочки тут пойдут в школу.

– Как не вернетесь?.. – мама молчала с минуту, потом отключилась, так и не сказав ни слова.

Наверное, только в эту минуту я вдруг ощутила всю реальность происходящего. До этого было что-то вроде игры – легко, танцуя, пройти по канату, который лежит на полу. Обернулась – а он натянут над пропастью. Страшно до мурашек, до дрожи в позвоночнике. Но обратно уже не пройти – еще страшнее.

Мама не разговаривала со мной еще три месяца. Не звонила, не писала, не спрашивала, как мы. Наверное, еще надеялась, что мы передумаем.

Школы открылись, я записала туда девчонок. Попутно пришлось разбираться в местной системе образования. Школа находилась прямо у нас во дворе, но там были только классы с первого по шестой. Старшая окончила в Питере седьмой класс, поэтому пошла в другую школу. Восьмой класс в Польше – выпускной, после него нужно сдавать экзамены и поступать в старшую школу – лицей или техникум. После недолгих раздумий мы решили, что Ева снова пойдет в седьмой – во-первых, есть разница в программах, например, в школе у нее еще не было химии, а здесь она с седьмого класса. Во-вторых, никто из детей ни слова не знал по-польски, а за год выучить язык, чтобы сдать выпускной экзамен – это задача для сильных духом. Ну и в-третьих, в школу она все равно пошла с шести лет, так что как раз окажется в классе с ровесниками.

Эмилька пошла в третий класс, как и должна была, а младшие пока остались со мной, для них вариантов не нашлось.

Первое сентября случилось одновременно в двух разных местах, раздвоиться шансов не было, поэтому я должна была выбрать, с кем из детей пойду на линейку. Выбрала зеленую от страха среднюю дочку, старшей велела затеряться в толпе и записывать все на диктофон – на случай, если чего-то не поймет, я потом все переведу.

Но так вышло, что в толпе затеряться не получилось, потому что вся толпа сгрудилась в конце кабинета химии, и ей пришлось сидеть одной. Впереди. Перед всем классом за столом, из которого уныло торчал кран и полочки для реактивов. Она сосчитала все плиточки на светло-голубой стене, все выщербинки на полированной поверхности парты. Молилась, чтобы ее ни о чем не спросили. Только после классного часа она нашла русскоязычных девочек, которые проводили ее в зал и помогли с переводом. Потом, на первом родительском собрании, я сама сидела ровно на этом же месте, так что очень хорошо представляла ее первый день.

А мы с Эмилькой и двумя младшими первого сентября оказались в большом и светлом спортзале школы. Первое сентября здесь не праздник – это годовщина начала Второй мировой, первый удар которой пришелся именно на Польшу. В этот день начинаются занятия, но никто не дарит учителям букетов, у девочек никаких белых бантов. В праздничные дни принято приходить в классическом «белый верх, черный низ», а в остальные дни каждый одевается так, как ему удобно.

В наш первый школьный день было очень красиво и торжественно – нарядные дети, радостное возбуждение, гимн страны, который подпевали все родители. Звучали простые и теплые приветственные слова.

Началась учеба.

Старшая дочка адаптировалась быстрее. Она оказалась в классе, где ровно половина была русскоязычной: из 20 человек – 10 поляков, 7 украинцев, две девочки из Беларуси и она. Большинство из них жили в Польше уже давно, поэтому свободно говорили. Но по стечению обстоятельств Ева Квасневская звучит вполне по-местному, так что ее фамилия затерялась среди «польской» части класса. Именно поэтому на первом же уроке ее вызвали к доске. Стресса было много, но она мужественно все выдержала. До сих пор удивляюсь и горжусь – сколько испытаний выпало на ее долю из-за моей страсти к приключениям, но как сильно это закалило мою маленькую хрупкую девочку!

Эмилька, которая всегда славилась своим дружелюбием, в первый же день нашла подругу. Девочка с необычной фамилией Ангел из белорусско-американской семьи одинаково свободно говорила на русском, польском и английском и приходила на помощь, служа переводчиком и проводником в трудных ситуациях.

К тому же детям-иностранцам на период адаптации полагались дополнительные уроки польского языка.

Жизнь потихоньку шла на лад, по крайней мере бытовая ее часть. Да, хотя я по-прежнему не понимала, что хочу делать и где пункт назначения, но я ходила по этим улицам, впитывала красоту города, заряжалась его энергией и твердо знала, что мое место именно здесь.

Долгая теплая осень перевалила за половину, приближался ноябрь, дети понемногу вливались в школьный коллектив. Проблемы были обычные, точно такие же, как и в российской школе: родительский чатик с обсуждением текущих проблем и несогласингом по любым вопросам – на целый класс обязательно найдется один-два родителя, которым непременно нужно поспорить по любому поводу, сборы денег на экскурсии и классные нужды. Нет, «на шторы» здесь не собирают, учебниками и всем необходимым обеспечивает школа, но обязательно есть сбор на подарки детям к праздникам – день мальчиков, день девочек, какие-то мероприятия класса, что-то дарят классному руководителю и преподавателям на День учителя.

Бывало, вечером неожиданно выяснялось, что к завтрашнему дню нужно принести поделку из природных материалов, или лист картона А3, или цветные ленты и пуговицы на урок изобразительного искусства… Но в целом все довольно мило и спокойно.

В школе оценки по 6-балльной системе, причем «двойка» – это переводная оценка, хоть и не слишком почетная, а «шесть» – это что-то вроде «пятерки с плюсом» – ставится, когда ученик превзошел ожидания.

По моим ощущениям, у детей куда больше самостоятельности, нет погони за отметками. До четвертого класса вообще никаких оценок нет, только описательные – например, «вы молодцы, но лучше бы постараться» или «старательный и толковый ребенок, умеет складывать, вычитать, освоил чтение». Так и детям меньше стресса, и родителям. Хотя для информации приблизительные цифры все же выставляют, но в школьный аттестат они не идут.

Вообще задача первых лет в школе – научить дружить, общаться, учиться, а не впихнуть в детские головы побольше знаний, поэтому введено много интеграционных проектов. В разных школах для этого придумывают всякие «цветные» или «пижамные дни», когда дети приходят в одежде определенного цвета или в… пижаме! Или «день плюшевого мишки», когда можно принести в класс свою любимую игрушку.

Много поездок, экскурсий и разного рода школьных мероприятий. Первым из таких праздников для нас было 11 ноября – День независимости. Он стоит отдельного рассказа.

Итак, вечерело. Уже подходя к дому, поняла, что дети вернулись из школы – услышала их голоса в подъезде. Оказалось, сидят на площадке. Ключи забыли.

Входим в дом, а они наперебой галдят, поют патриотические песни и сообщают, что завтра в честь Дня независимости нужно прийти в школу в цветах национального флага. В красно-белом то есть.

А у нас из красного только моя внезапно побагровевшая физиономия. Потому что мне еще доделывать презентацию для клиента… Но нет – придется красно-белое искать.

Ах да, и еще нужно испечь и принести какие-нибудь печенюхи. Красно-белые.

Из недр своего прошлого, когда я увлекалась домашней выпечкой, откопала красный краситель и белую глазурь, нашла в холодильнике одно яйцо и сбегала за мукой в магазин.

Сказала «делайте, что хотите» и побежала работать, корпеть над презентацией.

Доделала ее в 20:30. Спохватилась, что вопрос с одеждой подходящих цветов не решен. Добежала до супермаркета, который был еще открыт. Порылась на полках в поисках КРАСНОГО.

Из красного там осталось только вино. В других отделах обнаружила красный лифчик 52-го размера и рождественские тапки с оленями. Позвонила детям, предложила что-то из этого ассортимента. Ева сказала найти хоть ленточку. Красную.

Ха-ха. Голубые, зеленые, розовые – пожалуйста. Из красного, как помните, только моя физиономия, ну еще вино и лифчик. Под конец на глаза попались красные огнетушители. Пригрозила Еве отправить ее завтра в белых колготках и с красным огнетушителем в руках.

Уже у выхода случайно обнаружила корзину со всяким распродажным барахлом. Набросившись на содержимое, аки ястреб на добычу, выудила оттуда малиновый берет, алый шарф и что-то похожее на пламенеющий пионерский галстук.

Помчалась с добычей домой.

В доме стоял сизый дым – сгорела партия красно-белых печенюх и красно-белые блинчики. Квартира напоминала декорации к фильму «Техасская резня бензопилой» – вся в красных засохших пятнах и красных отпечатках детских ладошек – дети разлили краситель, Марта влезла в него руками и отправилась оставлять следы на стенах…

И тут навстречу мне высунулась Мила, которая выглядела так, будто съела кого-то живьем – руки, рот и вообще вся физиономия у нее были кроваво-красные – все от того же красителя. Она попробовала сырое тесто для печенья, покрасилась, пошла отмываться. В результате ванная стала похожа на место, где избавлялись от трупа и замывали следы.

Кухню от красителя отмывали два дня… Зато праздник удался.

♥ ♥ ♥

Учеба у девочек шла нормально: на второй месяц они стали неплохо понимать язык, на третий – бойко заговорили.

В конце ноября и для сына нашлось место в частном садике за очень умеренную плату. И хотя младшая по-прежнему оставалась дома, но всего с одним ребенком было уже гораздо легче.

Казалось бы, все складывается отлично, как вдруг…

Пришло письмо с отказом в ВНЖ для средней дочери.

А так как мы находились в Польше уже больше времени, чем возможно по визе, то после получения этого письма должны были либо в недельный срок заново подать документы, либо покинуть страну.

Сложность только в том, что во Вроцлаве «подать документы» – это нереальный квест. В том разговоре, с которого начался мой роман с этим городом, неслучайно было слово «понаехали».

Не знаю почему, но процент людей с постсоветского пространства именно здесь необычайно высок. И к сожалению, эти люди привезли с собой не только новые возможности, но и старые привычки.

Довольно быстро появились всевозможные «решалы», которые стали продавать места в очередях, предлагать «быстро за вознаграждение» поспособствовать в решении любых вопросов и вообще занимались относительно честным отъемом денег у населения. Одним из способов заработка стала возможность прийти к открытию администрации, оттеснить толпу страждущих, взять из автомата пачку талончиков на подачу документов и потом продавать их остальным. Естественно, находились недовольные, доходило до открытых конфликтов. Однажды я сама чуть не стала их жертвой, когда, вытянув пачку талонов на всю семью, – на каждый комплект документов требовался отдельный билетик – со стопкой заявлений и паспортов гордо шла к окну. Люди мрачно сплевывали мне вслед, а кто-то грозился сделать замечание физического характера, – все это продолжалось, пока они не увидели толпу детей, ожидающих меня у окошка.