Воспоминания. Детство в Казани.

Каждодневные наведывания дочери к своей матери и сами стали причиной раздора, но на этот раз в нашей семье между моими родителями. Недовольство отца вызывало множество натянутых разговоров на повышенных тонах между мамой и парой, потому что моему отцу казалось, что моя мама проводила слишком много времени у своей матери вместо того, чтобы заниматься своей семьёй. Возможно, тут была примешана и ревность моего отца к Эбэбэ, который полагал, что он должен быть центральной фигурой в семье, а не его тёща.

Я был очень впечатлителным мальчиком и, судя по всему, страдал до некоторой степени обсессивно-компульсивным растройством и, конечно, быть свидетелем таких семейных передрязг в детском возрасте всегда нелегко. Так формировалось мое отношение к людям как в семйеном контексте, так и за пределами семьи.

Жалобы Эбэбэ на тётю Асю были самые разнообразные и подчас весьма абсурдные, а может быть, и… нет. Никто этого никогда не узнает. Всякий человек всегда защищает свою версию ситуации. Вот одна из историй, из-за которой Эбэбэ была в негодовании. Я полагаю, что её обвинения тёти Аси в этом эпизоде надуманные, но кто, как говорится, знает. Так вот, на балкон (с душком) из прихожей вели две ступеньки. Направо после ступенек был лабаз-кладовая, где Эбэбэ хранила продукты. Холодильники в те времена были еще редкостью и обходились, как могли. Бабушка по нескольку раз в день туда спускалась за всем необходимым для приготовления пищи и т. д. На этих двух ступеньках всегда лежал либо коврик, покрывающий обе ступеньки сразу, либо какя-нибудь картонка. Наверное, для того, чтобы можно было вытирать ноги. Однажды Эбэбэ обнаружила, что коврик (или картонка) был подвинут в сторону, направо, и создавалось впечатление, что это являлось продолжением ступеньки. Это могло случиться от того, что по этим ступенькам часто в этот день поднимались и спускались, и коврик мог сдвинуться в сторону. С другой стороны, можно было подстроить такое и со злым умыслом, конечно. Нетрудно представить, что могло бы произойти, если бы кто-нибудь наступил на несуществующую ступеньку. Для нас, пацанов, так оступиться ничего не значило бы: отряхнулся и пошёл дальше, а для тучной немолодой женщины это могло бы закончиться серьёзным увечьем. Учитывая, что между двумя женщинами не водилось согласия, Эбэбэ твёрдо была убеждена во втором варианте ситуации. Такой взгляд на вещи повлек долгие и нескончаемые взаимные обвинения во всех правдоподобных (и не очень) подробностях греха, которые, естественно, не без слёз докладывались маме каждодневно. Неудивительно, что именно этот эпизод въелся мне в память. Почему-то я не был на стороне Эбэбэ в этом споре, видя очевидные слабости в её доводах. Мама же наша как послушная дочь, терпеливо выслушивала стенания своей матери изо дня в день. Соглашалась ли она с ними, мне неведомо.

После нескольких лет такого напряга тётя Ася и Рифкат-абый получили комнату в одном подсобном помещении почты № 54 на «Теплоконтроле» в Приволжском районе города. Уверен, что они «оббили» немало порогов и «подсластили» немало чиновников, чтобы получить это жильё. Тётя Ася с присущей ей деловитостью и домовитостью тотчас превратила комнату в прекрасное, уютное гнездо, и мы ни раз ходили к ним в гости. Я эти застолья до сих пор помню с восторгом, ведь тётя Ася была прекрасной поварихой и всегда удивляла нас своими блюдами. Я ходил к ним, должен признаться, чтобы вкусно покушать.

У нас дома так не готовили, и не потому что мама не умела вкусно приготовить. Она была не менее искуссной кулинаркой и на праздники всегда творила чудеса – ей, конечно, было у кого научиться. Просто, видимо, с двумя детьми у нас в семье всегда оказывалось туговато с деньгами, и всё делалось без особого всплеска, но, вне всякого сомнения, добротно и качественно. Уверен, что такая скромная жизнь в детстве дала мне и моему брату стимул сделать всё, чтобы жить лучше родителей, и мы оба – и каждый по-своему – искали и, думаю, нашли путь к извествому комфорту для себя и своей семьи.

В восьмидесятые годы, после смерти Эбэбэ Рифкат-абый и тётя Ася получили однокомнатную квартиру с балконом на улице с трамвайными путями, что ведёт к компрессорному заводу где-то напротив здания КХТИ. Мы бывали у них в гостях несколько раз, и эти встречи всегда оказывались незабываемыми, и прежде всего – из-за удивительного гостеприимства и застолья. Разговоры, однако, не всегда сияли добродушнием, потому как беседовал с тобой Рифкат-абый с каким-то пристрастием, расспрашивая о нашем житье-бытье, как бы одновременно завидуя тебе, и это чувство всегда создавало атмосферу дискомфорта. Может быть, это было совсем не так и я передёргиваю ситуацию, но укоризненные фразы типа: «Вот ты съездил в Москву, а что же нам подарок не привёз?» – всегда вызывали у меня ощущение неловкости, от которого я никак не мог избавиться.

7. Эбэбэ и наш папа

Отец был намного старше моей матери и всего лет на пять моложе своей тещи. Отношения его с нашей Эбэбой полностью вписывались в стандартный сценарий: теща в глубине души недолюбливала мужа своей дочери, но все же сносила его, так как он был хорошим отцом и в целом заботливым и любящим супругом. Несмотря на это, однако, Султан, с ее точки зрения, явно был недостоен моей красавицы дочери Рашиды. Глубиной же причиной такого ее отношения к нашему отцу, думаю, являлось то, что, во-первых, он все же был "деревенщиной", хотя и неплохо образованной "деревенщиной" и занимающей не последнюю должность в банковской иерархии города, и во-вторых, как человек не намного моложе ее самой, отец совсем не признавал «тещинского» авторитета Марьям Загретдиновны .

Надо признать здесь, что он оказался человеком с нелёгким характером, и маме подчас приходилось не сладко, тем более, что дочь с матерью оставались по-прежнему очень близки. Такая, наверное, излишняя доверительность в отношениях между дочерью и матерью, равно как наши с мамой почти ежедневные походы на Парижскую коммуну, чтобы проведать старушку, неизбежно раздражали отца, что и выливалось нередко в его упреки маме и ее оправдания в ответ, что никак не способствало гармонии в семье в тот период. Надо сказать, однако, что отец беззаветно любил маму и был несказанно предан ей, но справиться со своей подчас нескрываемой неприязнью к теще и относиться к ситуации в большим пониманием не всегда у него получалось. Мы с братом это, безусловно, чувствовали и приходилось каждому по своему справляться с таким раскладом дел в нашей семье.

8. Некторые умозаключения

Думается, что описанная ситуация не уникальная и в той или иной форме проявляется в любой семье. В конце концов, тещу и тестя невестку и зятя, и наоборот, а также всех остальных членов семей с обеих сторон не выбирают, и они, как оказывается, на всех «сваливаются с неба». В силу этого семейные отношения зависят, во-первых, от случая и, во вторых, от мудрости и жизненного опыта некогда незнакомцев, волею судьбы оказавшиеся в семейном котле.

Если говорить в общем обо всех этих отношениях между родственниками, то мне, как всё ещё очень молодому мальчишке, было совсем излишним оказаться невольным свидетелем всех разладов и обид, споров и притензий, в которые неизбежно оказывался вовлеченным и соответственно сопереживал по разным мало имевшим отношение ко мне поводам. Это, естественно, оставляло в еще не окрепшей психике моральные травмы и раны и не могло не сказаться на формировании моего характера и моих жизненных позиций. Именно поэтому, думается, я всегда старался избегать излишнего сближения с родственниками, потому что подсознательно всегда ждал неизбежного их разлада со всеми вытекающими из этого изнуряющими и болезненными эмоциональными нагрузками. Попытки всегда держаться в стороне, подальше от семейных разборок расценивались некоторыми из моих родственников (и прежде всего моим братом) как «зазнайство и высокомерие». А это, если разобраться, было всего лишь моей защитной реакцией на возможную перспективу натянутости и холодности в изначально тёплых и доверительных родственных отношениях.

Удивительно, как пережитое в детстве формирует нас как личностей. Именно поэтому, как мне кажется, я стал очень бесконфликтным человеком, избегающим кризисных поворотов во взаимоотношениях с людьми. А это имеет как свои плюсы, так и слабые стороны.

9. Кузен Рашид

У Рифката-абыя, как уже упоминалось выше, от брака с Санией-апой родился сын по имени Рашид. К сожалению, близких отношений с ним у меня не сложилось по причине, думаю, так и не разрешенного конфликта между Эбэбой и семьей матери Рашида. После ее смерти, а мальчику было тогда лет пять, он по решению суда стал жить со своими бабушкой и дедушкой по материнской линии. Это стало источником больших страданий для Эбэбэ, потому что после разлада между Рифкатом-абыем и Саниеей-апой (а она, кстати, была очень привлекательной женщиной) контакты между семьями совсем прекратились, и Рашиду не разрешали даже видеться со своим отцом или Эбэбэ. Никогда не забуду, как страдала по этому поводу струшка и воспоминания об этом времени наполненно горестной тяжестью обиды и беспомощности. А, казалось бы, какое отношения я имел ко всей этой драме?! Никакого! Однако таков был расклад и все члены образовавшегося семейного котла неизбежно были вовлечены во все происходившие перепетии в отношениях всех ее членов – «от мала до велика». Напряженная ситуация со временем, видимо, несколько разрядилась, потому что несколько раз Рашид с отцом приезжал в воскресенье к нам на дачу, и мы, двоюродные братья, общались и играли, как все пацаны.

Следующее воспоминание о Рашиде связано с более поздним периодом, когда он стал увлекаться спортивной стрельбой из винтовки и, очевидно, преуспевал в этом спорте, потому что это запало в памяти и было предметом разговоров в нашей семье. Потом, после окончания средней школы, он поступил в Казанское высшее командное танковое училище, и я искренне завидовал ему – ведь я сам очень мечтал в молодости стать морским офицером, но близорукость подвела, и этому не суждено было сбыться. К моему разочарованию, по какой-то неведомой мне причине военную профессию кузен Рашид не выдюжил и через год, кажется, училище он бросил и вышел на «гражданку».

10. Шайхулла-абый

Шайхулла-абый был мужем старшей сестры мамы Муршиды-апы.. Человек с хорошим образованием, член Коллегии адвокатов Татарии, это был красноречивый, остроумный и даже острый на язык человек, но с натурой совершенно лишённой такта или сострадания. Шайхулла-абый любил кичиться своими достижениями в жизни и выпячивать своё превосходство над другими людьми, и это как-то всегда было очевидно. Он обожал шутить и подшучивать над всеми. Меня, подростка лет десяти-одиннадцати, он ни раз доводил до слёз своими шуточками.

Как-то однажды в один из его приездов к нам на дачу мы отправились купаться на водокачку по ту сторону дамбы от нашего участка. Там, видимо, была лодка, и мы с неё ныряли в воду. Взобравшись на лавку лодки, Шайхулла-абый попросил меня потрогать воду и спросил при этом с серьёзным видом: «Мокрая вода-то?» Я отвечал: «Ага». «Ну, а теперь потрогай воду с моей стороны», – продолжил он. Я сделал, как он меня просил сделать. «Ну как? Тоже мокрая?» – задал он следующий вопрос с искренним удивлением на улыбающемся лице. «Ну да», – последовал мой несколько недоумённый ответ. «Не-е. Ты потрогай получше, вода на моей стороне мокрее, чем вода там», – сказал он, указывая рукой на мой борт лодки. «Как мокрее? Вода везде вода. Как она может быть мокрее в одном месте и не казаться не такой мокрой в другом?» – спросил я, окончательно запутавшись. «Не-е-т, ты не так трогаешь воду. Надо вот как её трогать», – настаивал на своём неуёмный дядя и побултыхал рукой в воде за бортом на своей стороне. Увидев мои наполняющиеся слезами глаза, добродушная тётя Ася пришла ко мне на помощь. «Да он шутит, Наиль, – и, повернувшись к дяде: – Шайхулла, брось издеваться над парнем со своими гдупыми шуточками. Не видишь, что ли, совсем сбил его из толку». «А что я, – продолжил мой дядя с невинным видом. – Я только про воду спрашивал. Нельзя, что ли? У меня тут она кажется мокрее».

Будучи адвокатом и, как он любил подчёркивать, членом коллегии адвокатов Татарии, Шайхулла-абый был довольно хорошо оплачиваемым служащим. Кроме того, в те времена получение подарков и денежных вознаграждений от клиентов было нормой среди работников в системе судебного правосудия. Я сам как-то в один из моих приездов в гости к Муршиде-апе и Шайхулле-абыю был свидетелем того, как какой-то человек принёс в дом огромный стеклянный сосуд, который, безусловно, найдёт применение в хозяйстве и который вряд ли можно было бы купить в простом магазине. Да что там говорить и винить только нашего Шайхуллу-абыя в мздоимстве! К сожалению, система взаимоотношений в стране была так устроена, что не надо было далеко ходить за примерами взяточничества и подмазывания людей и чиновников для облегчения процессов принятия решений. Я и сам, говоря словами Владимира Высоцкого, «грешен, грешен, грешен».

Как вполне состоятельный человек по советским меркам того времени, Шайхулла-абый мог позволить ежегодные поездки в отпуск к морю, к Чёрному морю, конечно. У них с Муршидыщй-апой был свой большой дом с фруктовым садом на окраине Зеленодольска. Он держал собаку на цепи у калитки, ведущей в сад, потому что случаи воровства в части города, где они жили, не были необычным явлением. Естественно, длительные отъезды в отпуск оказались бы невозможными, если бы некому было бы присматривать за их большим домом, хозяйством и, конечно же, собакой Рексом. В советские времена, видимо, после показа на экранах страны какого-то популярного фильма о доблесном и преданном псе по кличке Рекс, следую- щие несколько поколений собак без подсказки любителям этих преданных друзей человека стали зваться Рексами. Присматривала за домом своей дочери Эбэбэ, а я ей помогал в этом. Поездки с Эбэбэ в Зеленодольск были регулярными, и мне они нравились. Это привносило некоторое разнообразие в мои каникулы летом, потому что, как бы ни нравился мне наша шестисотка, жизнь там была однообразной и нужно было много работать. В Зеленодольске же никакой работы по саду не надо было делать, и моей единственной обязанностью было бегать в магазин за хлебом и молоком. Чем не курорт, позволителльно спросить?!

У Шайхуллы-абыя с Муршидой-апой рос сын Ринат, мой двоюродный брат. Он был лет на шесть моложе меня и рос чудным мальчуганом. К сожалению, у мальчика развилось косоглазие в одном глазу, и это, безусловно, по мере того, как он взрослел, вызывало много дискомфорта в его жизни. Прежде всего, насмешки других детей могли вызвать комплекс неполноценности со временем, и, более того, зрение у него, по всей видимости, было неполноценным.

Надо признать, что Шайхулла-абый не славился выдержанностью, деликатностью или дипломатичностью. Он был язвителен и груб, и не думаю, что слыл добрым и понимающим отцом. Ринату и Муршиде-апе приходилось подчас не очень сладко с таким отцом и мужем. Очень понятно, что дети, чувствующие отсутствие понимания или поддержки в семье, ищут сострадания и помощи у других людей и часто на улице. Именно так и случилось в жизни Рината. Лет в шесть или семь ему сделали операцию на глаз, тем самым выправив косоглазие, и в этом плане всё стало лучше. Тем не менее отношения с отцом у Рината никак не налаживались, и он по-прежнему подвергался незаслуженным насмешкам и издевкам за малейшие проступки вместо полагающихся в таких случаях доброты и ободрения. Не помогала в этом смысле Ринату и улица, где он проводил, по всей видимости, немало времени. После окончания школы Ринат ушёл в армию, где проявил себя отличным и дисциплинированным солдатом.

Срочная служба, как известно, имеет исключительно положительный эффект на молодых людей, и Ринат с достоинством провел в Советской армии положенные два года. Возвращался он домой физически и морально окрепшим молодым человеком, готовым к следующему шагу в жизни. Родители Рината и все родственники понимали, что после армии ему было нежелательно возвращаться в Зеленодольск, в тот же круг уличных "друзей", которые оказывали столь негативное влияние на него в юности. Ринат, действительно, нуждался в поддержке и примере для подражания, чтобы закрепить и развить успехи двух лет, проведённых в форме солдата. Кроме того, в советское время отслужившим в сооруженных силах предоставлялись льготы в плане получения профессионального образования. Такой возможности упускать было нельзя, и по решению родственников Ринат приехал жить к нам в Казань.

Он поступил в Казанский медицинский институт, и, думаю, все были очень рады за него. В этот период я уже учился в Горьком и деталей студенчества Рината не знаю. Однако проучился на медика он недолго. По неизвестным мне причинам Ринат бросил учёбу в Казани и вернулся в Зеленодольск. Чем он там стал заниматься, мне неизвестно. Только через некоторое время до нас дошла очень неприятная весть: Ринат участвовал в пьяной драке и кого-то в потасовке ранил ножом. Последовал суд, в результате которого он был осуждён на срок в тюрьме. Не знаю я также ничего о том, чем он занимался после освобождения.

Со временем нам стало известно, что Ринат женится. Мы ездили на свадьбу в Зеленодольск, и, помнится, мероприятие не оставило у меня впечатления того, что новобрачных ждет светлое, безоблачное и счастливое будущее. Несмотря на громкие тосты, музыку и шампанское, в воздухе не было ожидаемых одухотворения и света, и это меня несказанно удручило. Вскоре после этого Муршида-апа и Шайхулла-абый разошлись, и Муршида-апа переехала жить в деревянный домик с садом где-то в Зеленодольске. Мы как-то заезжали к ней в гости в её уютную, ухоженную и очень милую избушку. У Рината родился сын, и он переехал жить с женой к Муршиде-апе, однако жизнь у Рината как-то не складывалась: он вновь связался со старыми дружками, начал злоупотреблять алкоголем и не мог долго удержаться на одной работе. Потом до нас дошли слухи, что Ринат перестал работать, начал по-чёрному пить и жил на всякие-разные подработки.

Печальный конец не заставил себя долго ждать: стояло жаркое лето, и после очередной подработки Ринат с приятелями хорошо выпили на берегу какого-то водоёма, и он, как потом рассказывали, нырнул в воду и ударился головой о торчащий под водой кол и утонул. Парню не было и тридцати лет. Мы с братом ездили на похороны Рината. Печальное и без того событие усугублялось каким-то злорадством со стороны Шайхуллы-абыя, который не нашёл ни одного доброго слова о своём покойном сыне. Шайхулла-абый был не исправим – он остался на всю жизнь едким и глубоко несчастливым человеком с искореженной натурой.

11. Мы взрослели, а наши бабушки старели

Ещё пару эпизодов из жизни Эбэбэ, которые всплыли в памяти. Почему-то иногда я ночевал у Эбэбэ и оставался на выходные. Она это любила, ведь я с удовольствием бегал в магазин за молоком и хлебом, а также ходил, уже постарше, за водой и т. д. Бабушку всегда кто-либо навещал: у неё было несчётное количество подруг, и в те времена я даже знал все их имена Шадра – Разья, Эркыя и другие с весьма экзотическими именами. Посетительниц, конечно, угощали чаем с вареньем и пахлавой или пирогами, и они потом часами беседовали о своих делах-заботах. Летом чаепитие проходило неизменно на балконе, а зимой дома, в комнате между залом (именно так называлась большая комната) и прихожей. С годами я стал замечать, что хлеб у Эбэбэ казался часто несвежим, масло тоже не очень вкусным, пироги и печенье старыми, и мне её было немного жалко: сказывался возраст, и ничего с этим нельзя было поделать. Уже в том возрасте я дал себе слово следить за моим старением и не позволять «опускаться».

Эбэбэ была прекрасной швеёй и очень гордилась своей ножной швейной машинкой со словом «Зингер», золотым на старинный вычурный манер выведенным на ее изящно удлиненном стане. Машинка занимала почётный угол в зале и, когда её открывали, пахла обворожительным машинным маслом. Нам с братом, конечно, хотелось её потрогать, посмотреть, что там внутри этой чудо-машины. Что и говорить, конечно, мы нередко выводили этот загадочный механизм из его идеально настроенного состояния, за что бабушка нас ругала и со строгим вдом запрещала даже притрагиваться к её сокровищу. Для неё шитьё было дополнительным доходом – ведь она на пенсии получала, помнится, всего 45 рублей.

Ширпотреб в советских магазинах был далеко не привлекательным и, чтобы выглядеть модной, нужно женщине было обязательно иметь свою портниху или ходить в Ателье. Шила Эбэбэ платья, и клиентов приходило к ней немало: это, безусловно, являлось нелёгким и высоко профессиональным занятием и отнимало у неё немало времени. Помню примерки, незнакомых тётенек в комбинашках, булавки и шаблоны. Мне не нравилось, когда она сидела часами за стучащей и стрекочущей машинкой, склонившись над струящимся швом со сползающими на нос очками. Бедная Эбэбэ… Это значило, что она не проводила со мной время, и я оказывался предоставленным самому себе. Кроме платьев с неизменными примерками, она вышивала кружева и тоже на машинке, что, на мой взгляд, можно назвать верхом совершенства и виртуозности. Она шила и вышивала для заработка – дело не легкое и трудоемкое. Однако таковы были времена – всем нужно было выживать, и Эбэбэ была не из слабого десятка.

Выходить в город с Эбэбэ тоже оказывалось непростой задачей и, когда мы с ней ходили в магазин, который располагался всего в двух кварталах от её двора, приходилось останавливаться с десяток раз, так как Эбэбэ постлянно встречала какую-нибудь знакомую, а это означало долгие разговоры о том и о сём. Для десятилетнего пацана такие прогулки превращались в истинную муку.

Вот такой осталась в моей памяти наш Эбэбэ, Марьям Загретдиновна Таймасова. Она ушла из жизни в 1971 году после долгой болезни. К тому времени я учился в Горьком и, конечно, приезжал в Казань на похороны. Покоится Эбэбэ на татарском кладбище, там, где похоронены папа и мама. Мой сын Максим посещает могилу и сознание этого греет душу, потому что без традиций и сохранения памяти мы ничто.

12. Какой ты советский человек без загородного участка!?

В 1956 году указом Cоветского Правительства всем желающим в стране выделялся участок земли площадью в 600 квадратных метров, известный под названием «шесть соток». Участки располагались в районах, прилегающих к городам, и добираться до них можно было на общественном транспорте, как правило, с пересадками. И наш отец получил такой участок. Он был в районе, расположенном между Казанской нефтебазой, посёлком Борисково и деревней Крутовкой: примерно в 3-х километрах от конечной автобусной остановки «Нефтебаза», километрах в 4-х от Борискова и в полукилометре от Крутовки. Не знаю, каковы были условия получения этого участка земли, помню только (и запечатлелосьэто в памяти в мельчайших фильмографических деталях), как мы впервые добирались до нашей будущей дачи.

Сначала надо было ехать на трамвае номер 3 до конечной остановки «Меховая фабрика», потом пешком пробираться через пригороды города и, наконец, по просёлочным дорогам мимо каках-то промышленных предприятий, складов и прочих огороженных сооружений до заветного места. Заветное место для меня, шестилетнего мальчишки, впервые представилось как голое поле с выгоревшей травой, бурьяном и грунтовой дорогой, проходящей прямо через весь наш участок. И насколько глаз хватало земля была истыкана кольями, определяющими границы "шестисоток" садового товарищества., членами которого мы сейчас стали. Часа полтора в один конец, однако это никого не пугало, потому что ходить пешком везде было нормальным делом. Только по прошествии многих десятилетий начинаешь понимать, насколько физически выносливым было поколение наших родителей. Надо помнить, конечно, что лёгкая, неспешная полуторачасовая прогулка очень даже полезна для здоровья, а вот тот же поход до участка, если ты нагружен авоськами и сумками с провизией и всем необходимым для садовых работ – дело сосем иное. Это, скорее, походило на изнурительный марш-бросок, который ты должен был совершать и в обратном направлении, нагруженный на этот раз плодами наших трудов на участке. Однако не помню, чтобы эти еженедельные упражнения в ходьбе на выносливость в весенне-летне-осенний период кого-либо из нас отпугивали – напротив, посещение сада со всей сопряжённой с этим работой всегда было желанным занятием для нашей семьи. Занятием, изнурительным физически, но несказанно большим по удовольствию, которое оно нам доставляло.

Папина ветвь семьи

13. Мусавара Гизатуллина

Мусавара Гизатуллина, моя бабушка с папиной стороны, была прямой противоположностью Марьям Загретдиновны Таймасовой во многих отношениях. Отчества ее я никогда не знал, потому что в ее паспорте соответствующая стройчка была просто пустой, и не потому, что она принадлежала к категории "незаконно рожденных" – такого в татарских семьях того времени просто не было. Думается, что при выдаче ей паспорта это оказалось просто недоглядом.