Мой школьный мальчик

Он делает глубокий вдох.

– Тина, я уже сказал, я буду ждать, пока ты не будешь готова, и я не стану торопить тебя.

– Спасибо, – прижимаюсь к нему, и касаюсь его губ.

– Но вот с этим пока поаккуратнее, – усмехается Романов, садясь на кровати, – я не железный. Сходим прогуляться вечером? Может, кино?

– Конечно.

– Круто, а теперь мне надо в душ.

Парень вскакивает с кровати и направляется к двери.

– Ты же только что из душа.

– Тина, я теперь туда буду часто ходить, – бросает он и выходит из комнаты.

А я остаюсь валяться на кровати и думать о том, что неплохо бы поискать салон, где я начну делать эпиляцию. Не хочу, чтобы в следующий раз, когда я буду готова к большему, Юра наткнулся на ежика.

***

Такого облома у меня еще не было. Остановиться было чертовски трудно. Я сначала даже не понял, что она сказала. Слава Богу, до моего, помутненного возбуждением, разума, дошло ее тихое послание, иначе я натворил бы дел, потому что я был готов к этому. Почему она так испугалась? И откуда эти слезы? Я перестал дышать, когда увидел, как за одну секунду ими наполнились ее глаза. Смотрел, и как дурак, ничего не мог выдавить из себя. Мне потребовалась почти минута, чтобы произнести хоть что-нибудь, и вроде у меня получилось успокоить ее. Мое тело все еще возбуждено, но теперь мысль трахнуть ее отступает. Я не могу. Не могу надавить на нее, искусственно приблизить этот момент уловками, как бы мне не хотелось. И теперь мне кажется, что Тина не та девчонка, которую я смогу поиметь и оставить, как было задумано изначально.

Как бы там ни было, я уже дал ей обещание, и намереваюсь его сдержать. Так что теперь, что бы ни случилось между нами, в любой момент я должен быть готов оторвать от нее руки, если она этого попросит.

Извинилась. Усмехаюсь, пялясь в экран ноута, где кручу какой-то сериал, не вызывающий у меня интереса, хотя еще полтора месяца назад он захватывал меня. Теперь меня мало что захватывает. Только эта девчонка. За что она извинилась? Это я должен был извиниться. Вот только я не вижу смысла в извинениях. Что они дают? Ничего!

Из размышлений об Орловской меня выдергивает звонок мобильника. Отец. Не хочу отвечать. Но если я не возьму трубку, дальнейшие события ограничатся двумя действиями: а – мне перезвонит Роза, и проведет беседу об уважении к старшим, и Розу придется слушать, потому что обидеть женщину, вырастившую меня, я не имею права; б – уже через час в школу приедет дядя Рус, заберет меня, как бы я ни сопротивлялся, потому что этот громила может меня и на руках вытащить, хоть я не так мал, как в детстве, и увезет на встречу с отцом. А отец в Москве, раз звонит.

Три года назад я перестал брать трубку от папаши, потому что он названивал мне пару раз в месяц с тупыми вопросами о моих делах. Мои дела перестали его касаться в тот момент, когда я пролил последнюю слезу по маме и сестре, а он испарился из моей жизни, оставив на попечение Розе и начальнику службы своей безопасности. И он перестал звонить. Теперь его звонки лишь оповещают меня о его присутствии в Москве и желании встретиться со мной, чему я пока не могу противиться.

Ничего не поделаешь – иногда нам приходится делать то, с чем наши желания не совпадают.

Нажимаю на кнопку приема звонка и молчу в трубку.

– Сын, ты тут? – ухмыляюсь вопросу отца, заданного спустя полминуты молчания.

– Нет, это телефон сам тебе ответил, – хамлю я, не получается у меня без этого с ним общаться.

– Оставь при себе подколы. Я заеду за тобой через час.

– И куда мы поедем?

– Есть пожелания?

– Есть пожелание остаться там, где я сейчас.

– Значит, выбор за мной, сынок, – он что, хохотнул в трубку?

Отец сбрасывает вызов. Вот такое семейное общение. Не сказать что мы близки, не так ли?

Бегу к Тине, надо сказать ей, что кино отменяется, неизвестно, как долго папаша решит играть в семейную идиллию. Мои одноклассницы Майя, Ирина и Светка устроили в холле какое-то обсуждение, и мне приходится развернуться на полпути к цели. Не хочу, чтобы они видели, как я захожу к Тине, ей и так не сладко.

Пишу сообщение «жду тебя в курилке», отправляю ей и направляюсь к лестнице.

– Романов! – останавливает меня девчачий голос.

Ну блииин. Что им надо от меня? Сейчас не до них.

– Что?

Останавливаюсь, напуская на себя скучающий вид, чтобы дать понять женсовету, что не готов к обсуждению чего-либо.

– Скоро второе ноября, – напоминает Майя, – что придумал?

– Пока ничего.

– И что, оставишь нас без вечеринки? – возмущается она. – Вам же по восемнадцать! Давай зажжем! Кроме того, это же наш последний совместный год!

Да, все так и есть. Школу мы закончим в полные восемнадцать из-за эксперимента с четвертым классом, которого в обычных школах пока еще не ввели. Надо бы отметить этот день так, чтобы запомнилось. Наши с Олегом дни рождения в один день, поэтому обычно мы договариваемся и устраиваем что-нибудь. Майя, как сверхактивный человек, всегда нам помогает. К ней можно подойти с любой идеей, и она воплотит ее в жизнь. Поэтому большинство мероприятий в классе, как и в школе, не обходится без этой высокой громкоголосой шатенки. И в этом году ей хочется чего-то необычного, потому как она считает, что восемнадцатилетние – это какая-то «Вау» дата, отметить которую необходимо так, чтобы всем запомнилось. Вот есть правда в ее словах, но наши с Олегом дни рождения и так всем запоминаются. В том году мы ходили в лабиринт страха, на выходе из которого нас встретил автобус, отвезший в караоке, снятый нами для класса. Все нажрались. Миха уснул с микрофоном. Компьютеры в кабинете информатики, нашими стараниями, потом еще месяц вместо заставки крутили ролик, где он поет «Голубую луну», размахивая рубашкой над головой. Миха оправдывается чувством всепоглощающего страха, который он испытал в лабиринте, где ему навстречу выпрыгнули две окровавленные медсестрички. Он, кстати, до сих пор их не любит.

В этом году я еще не думал, как отметить день рождения, хотя времени осталось в обрез. Ведь в моей дурацкой башке только эта девчонка! Я ни о чем не могу думать.

– Я предлагаю уехать на выходные в лагерь, – воодушевляется Майя, – можно даже заброшенный какой-нибудь…

Я не слушаю, что она говорит. В этот момент мимо меня проходит Тина. На ней обтягивающие джинсы и узкая кожанка, в вырезе которой виден кружевной край розового лифчика. Издевается? Пялюсь на Орловскую, которая проходит мимо меня, словно мы не знакомы, важно расправив плечи, спускается по лестнице, проведя ладонью по моей руке, загнутой за спину. Этого ее движения девчонки не видят.

– Ау! – Майя щелкает пальцами, привлекая мое внимание, и я перевожу взгляд на болтливую одноклассницу. – Че задумался? Как идея?

– Круто, вот ты все и организуй, финансы за нами, – говорю быстро, я должен от них отвязаться.

– Как обычно, пятьдесят на пятьдесят?

Почему она решила обсудить это сейчас? Наверное, потому, что осталась неделя…

– Ага, – я готов сорваться с места, но лучше будет уйти спокойно, чтобы женсовет не заподозрил, что я спешу к Тине, мне не хочется подставлять ее.

– Мне нужна будет твоя помощь, – не унимается одноклассница.

– Я весь твой, давай поговорим вечером, хорошо?

Не слушая ее ответа, спокойным шагом спускаюсь два пролета по лестнице, а затем, уйдя из поля зрения одноклассниц, срываюсь на бег и, перепрыгивая через три ступеньки, вылетаю на улицу.

Тина стоит в кустах, где мы оборудовали курилку. При виде меня на ее лице появляется улыбка. Я хочу обнять ее, потискать, растормошить ее волосы, уложенные обручами из тяжелых кос, вокруг головы. Когда она успела заплестись?

– Ждешь меня в курилке? – обвиняет она, но глаза ее искрятся смешинкой.

Похоже, она уже отошла от слез в своей комнате.

– Женсовет поймал меня в холле, – оправдываюсь я.

– Кто? – смеется девчонка. – Это ты так называешь своих одноклассниц?

– Не хотел идти при них.

– Почему? Думаешь, мне интересно, что ни думают? Что такого, если бы ты пришел в мою комнату? Ты стесняешься? Ууу, – ее полные губки сжимаются уточкой, – какой ты стеснительный, Юрочка, – она издевательски мотает головой, – ты как маленький, боишься, что тебя застукают с девочкой.

Дразнит меня? Да. И выглядит при этом супер сексуально. Но меня не так легко вогнать в краску.

Обвиваю руками ее маленькое тельце, прижимая к себе так крепко, что она резко выдыхает воздух. Ее лицо подается вверх и широко раскрытые зеленые глаза, упираются в меня ожидающим взглядом.

– Что-то я не помню, чтобы ты была лишена стеснения час назад, – говорю низким голосом, пусть знает, что инициатива в моих руках.

И тут же насмешливость стирается с ее лица. Длинные ресницы прикрывают глаза, а подбородок опускается чуть ниже.

– Давай, покажи, какая ты не стеснительная, – подкалываю ее, мне нравится сбивать с нее напускную важность.

– Пусти, – тихо говорит она, но не вырывается.

– Я не хочу давать им лишний повод обсуждать тебя, – говорю уже спокойнее.

– А мне плевать, – она снова вздергивает подбородок, – что они говорят. Что плохого в том, что мы общаемся?

– Только плюсы, – улыбаюсь, легко касаясь ее губ.

– Так что вы там обсуждали? – Тина прячет глаза, кажется, стесняется своего любопытства.

– Вечеринку в честь восемнадцатилетия.

– Чьего?

– Моего.

Удивленно смотрит, снова в глаза.

– У тебя скоро день рождения? Тебе исполнится восемнадцать?

Киваю с широченной улыбкой, потому что теперь идея с лагерем мне по вкусу. Много укромных мест, где я смогу провести время в компании этих глаз, и не только их. Надо продумать, как веселить там народ.

– Почему ты не сказал?

– Говорю сейчас. Мы устроим крутую тусу, будь готова. Ты приглашена.

– А что тебе подарить?

– Свое присутствие.

Хочется сказать «себя», но… она ясно дала понять, что не готова к таким подаркам.

– Приготовься на следующие выходные. Мы уедем за город.

– Куда?

– Ты все узнаешь, – снова касаюсь ее губ, не могу не делать этого, я должен их чувствовать, раз уж большего мне не позволено.

Тина отдается поцелую больше, она уже не стесняется так сильно, как в первые разы. Мне нравится, как ее руки обвивают меня. А потом она прижимается щекой к моей груди, и я улыбаюсь во все тридцать два, как какой-нибудь идиот.

– Погулять сегодня не получится. Мне надо уехать в Москву, – мне не хочется этого говорить, не хочется менять вечер с ней на вечер с человеком, которого я даже слышать не хочу, не то, чтобы проводить с ним время.

– Хорошо. Но ты вернешься?

– Да, только не могу сказать во сколько.

– Знаешь, скоро должен прилететь мой папа. В конце ноября.

Она говорит это с грустью в голосе, что очень странно. Насколько я понял, у Тины прекрасные отношения с родителями и длительное расставание с ними дается ей тяжело. Так в чем же дело?

– Это хорошо?

Усаживаюсь на импровизированную лавку, состоящую из разрезанной вдоль столешницы парты, держащейся на двух сломанных стульях, и притягиваю к себе девчонку. Она устраивается на моих коленях, ссутулив спину. Смотрит на землю и как-то обреченно вздыхает.

– Хорошо, – слабо кивает головой.

А что тогда не так? Она скучает по родителям. Родители скоро прилетят. Они будут вместе… Ах, вот что не так…

– Он может забрать тебя из школы? Перевести в другую?

– Нет, вряд ли. Но у него будет служебная квартира в Москве.

Снова молчит. У Тины есть странная привычка – не договаривать и отвечать на вопросы жестами. Она часто кивает вместо того, чтобы сказать «да», или, наоборот, при отказе мотает головой. А я привык разговаривать напрямую. Ненавижу недоговоренности.

– Юр, – смотрит на меня, – ну как ты не понимаешь?

Снова молчит. Конечно, я сам должен догнать ее мысли. Она там в своей голове что-то поняла, а я, видимо, маг восьмидесятого уровня, и читаю мысли. Ну, будет у отца квартира. Это же круто, она сможет видеться с ним чаще… А вот со мной реже – доходит до меня. Вряд ли ее отец с удовольствием отпустит дочурку на выходные к однокласснику в гости, где, тем более, ошиваются вечно еще и его друзья. Даже если Тина сможет отпрашиваться иногда, типа к подруге, это не будет постоянным, как сейчас.

– Но мы же все равно будем в школе пять дней в неделю, – пытаюсь обратить ее внимание на положительное.

– Да, но…

Блять! Просто говори! Эти ее перерывы в речи меня подбешивают. С другой, стороны, Тине иногда действительно трудно выражать свои мысли, это объясняется ее не слишком обширным словарным запасом. Так что я не тороплю ее.

– Мне нравится ездить к тебе.

– Правда?

Я удивлен. Я то думал, она ездит потому, что ей больше поехать некуда. Нет, мы, конечно, круто проводим время, но мне казалось, что Тина была бы не против иметь подруг, с кем могла бы проводить выходные.

– Да. Иногда твои друзья меня раздражают, – смеется, – как и ты, – касается подушечкой пальца моего носа. – Но, мне все равно нравится, что мы можем проводить вместе время вне школы.

– Это не проблема, – улыбаюсь, не хочу, чтобы она грустила, ведь ее отец еще не прилетел, мы не знаем, как все повернется. – Я просто перееду в соседнюю с вами квартиру, – конечно, я шучу. – Буду приходить к вам на завтрак, помогать тебе делать уборку, проведу экскурсию твоему отцу по всем местам Москвы, которых он не видел, и втерусь к нему в доверие. Через месяц он сам без меня не сможет.

Тина смеется, запрокидывая голову. Смотрю на нее и не понимаю, что творится внутри меня от этого смеха, он как будто наполняет меня изнутри…

И тут в кармане спортивников вибрирует мобильник, раздается знакомая мелодия.

Сегодня день обломов.

Принимаю вызов.

– Я жду тебя на стоянке, – произносит голос отца.

В трубке раздаются гудки.

– Мне пора, – аккуратно ставлю ее на землю и поднимаюсь сам, – меня ждет каторга.

– Что?

Вот он – не слишком обширный словарный запас.

– Меня ждут, – объясню ей значение этого слова как-нибудь в другой раз. – Я наберу тебя, как вернусь, если это будет не слишком поздно, хорошо?

Тина кивает и исчезает в зарослях кустов, выходя из курилки.

А я направляюсь к школьной стоянке, готовясь к вечеру в компании своего единственного родителя.

Спокойствие. Только спокойствие. Не смей срываться при нем. Не давай ему эмоций, никаких. Он ничто. Его нет.

***

Стараюсь не думать о скором приезде папы. Я ужасно соскучилась. Мне хочется похлопать его пухлое брюшко и потискать за большой нос, который, спасибо вселенной, не оставил отпечатка на мне. И будет круто снова завтракать вместе, смеяться над глупыми комедиями, которые папа не в состоянии не комментировать. Я держусь за живот от хохота, когда он ворчит над тупостью героев. Но… все теперь поменялось. Всего за каких-то два месяца, которые я провела вдали от них. Да и скоро начнутся осенние каникулы. Я полечу в ЛА на целую неделю, где встречусь с друзьями и родителями. Том уже готовит вечеринку в честь моего восемнадцатилетия. Жаль, что Юры на ней не будет.

Вот же черт! Я лечу в ЛА в следующую пятницу. Мама уже забронировала билет на пять утра, папа договорился с директрисой школы, чтобы меня отпустили в этот день. Мне осталось только заказать такси, которое ночью увезет меня в аэропорт. В пятницу. Второго ноября. В день рождения Юры. Похоже, я не попадаю на этот праздник.

Поплакать? Что от этого изменится? Ничего. Но мне станет легче.

После получаса глотания слез голова начинает болеть. Надо заканчивать. Умываюсь.

Поменять билет? Я потеряю кучу денег. Да и как объяснить это родителям?

Привет, мам, пап, я прилечу позже и потрачу на тысячу долларов больше, потому что хочу потусить на вечеринке одноклассника, с которым целовалась сегодня целый день. Вы не против? Спасибо, что любите меня.

Какого черта Юра не сказал мне раньше о своем дне рождения? Я купила бы вылет в другой день.

Звоню по скайпу Эшли, мне не помешает поддержка.

Вот только поддержку приходится оказывать Эшли. Ей она сейчас нужнее. Моя подруга рассказывает, как друг Кайла, Лэнс, за которым моя подруга, как последняя дура, бегает с этого лета, снова опрокинул ее. Она ходит на все его соревнования и тренировки, на всех вечеринках пытается привлечь его внимание, и даже составила с ним пару на уроках искусства для написания самостоятельных работ, но он в упор не замечает ее. Успокаиваю подругу всеми доступными мне добрыми словами, мне не нравится, что она огорчена. Эшли такая милая, светлая, умница, каких мало, не хочу, чтобы она страдала, тем более по такому придурку, как Лэнс, которому кроме его долбанного футбола, вечеринок и девчонок ничего больше от жизни не надо. Про свою беду даже не заикаюсь. Эшли сейчас не в состоянии выслушивать еще и о моих проблемах, ей хватает своих. Тем более, что она ждет меня чуть ли не больше, чем мои родители.

Почему все так?

Одеваюсь и выхожу гулять на аллею, которая мне уже полюбилась. Не могу сидеть в комнате.

***

В сауне жарко, но мне нравится. Да и выходить мне не хочется, ведь там, за дверью, отец. И не только. Мы уехали на нашу дачу в нескольких километрах от Москвы, где нас уже ждали дядя Дима и Олег, что круто, потому что это лучше, чем проводить время наедине с папашей. Думаю, он специально позвал своего друга, чтобы нам было проще общаться. Так что мы с Олегом, после порций шашлыка, забурились в сауну, откуда выходим в бассейн охладиться, и обратно.

Кроме нас на даче еще четыре молоденькие девчонки. Возможно, они элитные проститутки, что неудивительно, ведь наши папаши частенько прибегают к услугам таких вот дамочек. И если мой отец холостяк, то Олегу сейчас, наверное, еще хуже, чем мне, ведь дядя Дима на его глазах изменяет его матери.

Мы молчим уже минут двадцать, и, выйдя из сауны в помещение с бассейном, одновременно идем не к воде, а к бару. Нам будет проще пережить этот вечер, если по крови растечется немного алкоголя.

– Блондинка, – друг открывает банку пива и делает глоток холодного напитка, – та, которая в белом купальнике, ничего, – он говорит без каких-либо эмоций, ему все это не нравится так же, как и мне.

А как должны чувствовать себя подростки, которым их отцы притащили шлюх?

Наши, бесящиеся с жиру, родители находятся в паре помещений от нас, где девчонки делают им расслабляющий массаж, который нам, кстати, сейчас тоже не помешал бы.

Когда они заказали нам стриптизерш с продолжением на шестнадцатилетие, мы, конечно, обрадовались. Но теперь это кажется каким-то пошлым.

– Дай угадаю, – Олег все же ухмыляется, – а тебе понравилась та малышка в розовом купальнике?

– Отвали, – устало говорю я.

– Да ладно, неужели ты собрался хранить верность своей американке?

– Она русская.

– Как скажешь, братан, – он чокается своей банкой с моей. – Так ты собираешься?

– Твое какое дело?

– Молчать надоело просто. Я, типа, ситуацию разряжаю.

– Разговором о Тине?

Это вообще не помогает. Я никак не могу решить для себя могу ли сделать то, чего хочу. А я, правда, запал на розовый купальник. Девка хорошенькая. Все при ней. Синие глаза, цвет, скорее всего изменен линзами, идеально гладкие волосы до середины спины, красивого каштанового цвета, четкая фигурка с большой грудью. Но больше мне понравился, конечно, розовый купальник, так похожий на тот, в котором была Тина в первый раз.

– Да ладно тебе, забей, у вас же нет отношений, – подбадривает Олег.

И он прав. Отношений нет. Но сегодня дружба, которая мне и не нужна с этой девчонкой, стала чем-то большим. Больше, чем дружба, но меньше чем то, чего я хочу от нее. А секс мне нужен. Последний раз я трахался в день приезда в школу в сентябре. Так почему не удовлетворить свое желание? Тина к этому еще не готова, и торопить ее я не стану.

– Эй, вы че тут притихли? – на дяде Диме набедренная повязка и довольнейшее выражение лица. – Мы с Илюхой, кстати, посылаем вас в Париж на каникулы. Это подарок на восемнадцатилетие.

– Серьезно? – одновременно возмущаемся мы с другом.

– Париж? На кой он нам сдался? – продолжает Олег.

– Что нам там делать? – поддерживаю его я.

Недалеко от Парижа остался домик моей мамы, где-то в Сен-Клу. Мама обожала это место, и часто возила нас туда. Но я его не помню, и не хочу вспоминать. Мне тяжело даже прикасаться к вещам матери. В Московском доме, где мы жили, когда я был ребенком, я не появлялся уже несколько лет. А на дачу езжу только потому, что она недалеко от города, и тут можно классно провести время с компанией. И вообще, Париж – не место для двух восемнадцатилетних подростков.

– Я в вашем возрасте на деревне коров сторожил, – отец моего друга повышает голос, – и не жаловался. А вас Париж не устраивает? Вы совсем оборзели? Может, если нам пересмотреть ваши карманные расходы, то вы станете посговорчивее?

Мы с другом ухмыляемся. Это нас не пугает. Во-первых, потому, что наши отцы частенько этим угрожают, но никак не могут воплотить угрозы в реальность. А во-вторых потому, что мы уже давно откладываем деньги, именно из-за таких вот угроз. Наличка у нас припрятана по всем углам.

– Димон, не гони на пацанов, – а эта высокоинтеллектуальная реплика поступает из уст моего отца, вваливающегося в бассейн. – Пусть сами решают, где хотят провести каникулы. Как подготовка к соревнованиям?

Это он про мировые соревнования по карате в Токио, на которые мы летим в январе.

– Все круто, – Олег делает еще глоток из банки, – мы всех там уделаем. Да? – поворачивается ко мне.

– Еще бы.

В моем голосе энтузиазма нет, я хочу, чтобы вечер поскорее закончился, ну или продолжился с той девчонкой, вот только без наших, вылезших из девяностых, родственничков, в набедренных повязках.

– Котик, ты меня совсем оставил.

Наши с Олегом головы поворачиваются на стеклянную дверь, прислонившись к которой стоит высокая блонди, в одних только стрингах. Черт, ненавижу стринги. И кто, интересно, котик?

– Иди, подожди меня в комнате, – отсылает ее котик голосом отца Олега.

– Там девчонки уже заждались, – блонди надувает губы, разворачивается, и виляя задом удаляется.

– Слышали? – дядя Дима оглядывает взглядом нас со своим сыном.

Это значит, нам с другом надо идти в комнату к шлюхам. Но мы остаемся сидеть на месте. Его отец хмыкает, мотает головой и ныряет.

– Говорят, у вас в этом году новая ученица, – отец присаживается за наш столик.

– Ага, ее зовут Кристина, – поддерживает разговор Олег. – Симпатичная.

– Думаю, это хорошо, в вашей школе совсем не бывает новых людей. Свежая кровь необходима, иначе становится скучно, – отец наливает виски в стакан, делает глоток и закуривает.

– Ага, с ней стало гораздо веселее, особенно Юрану, – ухмыляется белобрысый.

Козел.

– Вы сдружились? – отец изучает мое лицо.

Это слово из его уст звучит как-то… не так, как должно звучать. Он словно оскорбляет его, хотя интонация абсолютно ровная. Или само упоминание о Тине, прозвучавшее от него меня бесит?

– Немного, – отвечаю односложно, я не хочу ничего рассказывать ему.

На самом деле мое молчание не имеет смысла, уверен, он и так все знает. Просто старается наладить контакт, потерянный много лет назад.

– Так, какие планы на каникулы?

Переглядываемся с Олегом, но молчим.

– Пацаны, если вы не посвятите меня в свои планы, будет сложно переубедить Димона на счет Парижа, – отец смотрит нам в глаза, переводя взгляд, ждет.

– Мы думали слетать куда-нибудь в Тай, – я решаю, что нет смысла скрывать наши планы.

– Вам не хватит недели в Тае, – говорит отец, и после недолгого раздумья, предлагает, – слетайте лучше в Айна-Напу.

– Это на Кипре? – я заинтересован.

– Точно, недели вам хватит, чтобы развлечься. А в Тай летите летом на месяц или дольше, куда-нибудь на остров. Я забронирую вам бунгало.

– Я согласен, – Олег отхлебывает пиво, поднимается со своего места и идет к выходу из помещения, – я читал на Кипре можно круто потусить, – он останавливается в дверях, разворачивается к нам и оскаливает зубы, – а пока я развлеку себя той блондинкой.

Мы с отцом остаемся одни. Разговаривать нам не о чем. Мне хочется пойти за Олегом, но я продолжаю сидеть на месте, откинувшись на спинку плетеного кресла, покрытого мягкой подушкой.

– Ты не хочешь идти к девкам из-за этой девочки из Америки?

Он знает, что она из Америки. Я не говорил ему. Он все знает. Раздражаюсь, но держу себя в руках. Я не должен показывать ему, что чувствую.

– Зачем ты притащил меня сюда?

– Я прилетел всего на несколько дней, у меня пара дел в Москве. Почему бы мне не повидаться с собственным сыном? Я хочу участвовать в твоей жизни.

– Круто, – поднимаюсь, хочу свалить, – а я хочу поучаствовать в жизни того розового купальника, – оскаливаюсь точно так же, как до этого Олег, и сваливаю.