Мой школьный мальчик

Тут же отстраняюсь от нее. Рассматриваю ее лицо. Не как в первый раз. Сейчас я готов к остановке, готов двигаться в темпе, приемлемом для нее. Но когда Тина хочет встать с кровати, я не даю.

– Полежи, – прошу я, – остынь.

Она остается лежать на месте, втягивает в себя нижнюю губу, стараясь не смотреть мне в глаза. А я устраиваюсь рядом с ней, облокачиваюсь, чтобы видеть ее немного сверху, и провожу ладонью по ее животику вверх, к груди и обратно, стараясь делать это ненавязчиво. Она долго втягивает воздух, и еще дольше выдыхает его, стараясь восстановить дыхание.

– Тебе неловко? – я хочу это знать.

Кивает в ответ.

– Посмотри на меня, – прошу я, и она переводит взгляд с потолка на меня. – Это только между нами, – успокаиваю ее, держу серьезное лицо, – это только наше. Я не возьму больше, чем ты можешь дать мне.

– Мне было хорошо, – несмело улыбается, но лежит не двигаясь, как будто боится пошевелиться.

– Но? – мне приходится вытягивать из нее ощущения.

– Сейчас мне стыдно, и хочется поскорее одеться и сбежать в свою комнату, – она произносит это на одном дыхании, видимо, набралась смелости.

– И ты можешь это сделать, я не в праве тебя удерживать, – моя рука все еще легко поглаживает ее тело, но смотрю я только в ее глаза. – Но будет круто, если ты останешься, потому что, мне кажется, сейчас хорошо нам обоим. Нам нечего стесняться. Мы не делаем ничего плохого. Ты же понимаешь это?

Кивает. А затем ее взгляд останавливается на моем члене, выпирающем из штанов. На мне нет боксеров, но не смотря на свободные спортивники, я чувствую его трение о ткань штанов. Я возбужден так сильно, что это причиняет мне боль.

– Юр, прости, – тихо говорит она, поднимаясь с кровати, не смотрит на меня, быстро хватает майку с пола, куда та упала, натягивает ее и выскакивает из комнаты.

Пялюсь на розовое кружево ее лифчика, оставшегося валяться на кресле. Что так ее напугало? Она же знает физиологию? Конечно знает. И ей нравилось то, что случилось на этой кровати несколько минут назад. Так что, блядь, с ней не так?

Надеваю футболку, легкую курточку и выхожу из школы. Бегу по аллее к пруду, оттуда в небольшую рощицу. На улице уже совсем похолодало. Изо рта выходит пар с каждым выдохом, но холода я не чувствую. Делаю пять кругов вокруг водоема. Не хочу возвращаться в школу. Какого черта она приехала сюда? Почему я не могу просто трахнуть ее и отбросить, как делал уже несколько раз? Не будь ее, я просто развлекался бы, как раньше. Но теперь мне не интересны прежние развлечения. Я хочу все свободное время проводить с ней. Даже не уроках и тренировках она в моей голове! Блядь! Уйди из моей головы! Вся эта хрень с Тиной перестает приносить веселье и погружает меня в какой-то беспросветный вакуум, из которого я не могу выбраться.

Телефон. Орловская.

– Да, – мой голос резок, и я не утруждаю себя говорить помягче.

– Я потеряла тебя, – а ее голосок такой нежный и тоненький, как будто чертовы котята пищат.

– Я вышел на пробежку. Ты что-то хотела?

– Юр, извини, я…

– За что ты извиняешься?

В самом деле, она слишком часто произносит это слово. Ей не за что извиняться передо мной.

– Нет, – выдыхает она в трубку, – я не могу…

И я слышу гудки в мобильном! Гудки! «Нет, я не могу»… Чего она не может? Я не просил ее о большем. Я не заставлял ее ничего делать! А она терзается так, как будто я ее зажал где-нибудь в углу и изнасиловал. Я готов идти ее темпом. Но если она и дальше будет выбегать из комнаты, испугавшись моего стояка, то мне придется выкинуть ее из своей головы, чего бы мне это не стоило. И я сделаю это!

Вечером я не иду к ней. Бегать за кем-то не в моих правилах. Теперь пусть сама проявляет инициативу. Я, со своей стороны дал ей понять, что заинтересован в ней, а не только в сексе. Больше не будет совестливых бесед.

***

Он не игнорирует меня. Нет. Но я больше не чувствую себя особенной для него. Он уже неделю общается со мной так же, как с остальными. Лениво, не проявляя интереса ни к чему, что происходит. Я больше не вижу его улыбку, только ухмылка. Он не прикасается ко мне, не пытается поцеловать, не подкалывает. Все мои улыбки и взгляды остаются незамеченными.

Он не зовет меня к себе на выходные. Просто уезжает, как обычно, с дядей Русланом. Он даже не поднимает глаза на мое окно, хотя знает, что я смотрю на него.

Я так не умею. Я выражаю свои эмоции всегда. Я не умею молчать, если мне хочется смеяться, или улыбаться, когда мне хочется плакать. Не умею оставаться равнодушной, если хочу кричать. Но Юра спокоен, выдержан и невозмутим.

Гулять по аллее теперь уже не так привлекательно, на улице так холодно, ветрено, что мне не хочется выходить, еще и мокрый снег падает целый день. Противно. И голова болит.

После обеда чувствую легкий озноб. На градуснике тридцать восемь. Мне становится хуже. Приходится выйти на улицу дальше, чем до курилки. Бегу в аптеку и набираю лекарств. По дороге в школу дышать становится тяжело, чувствую, как набухает горло, голова кружится так сильно, что я решаю присесть. И это идея глупая, ведь все скамейки намокли. Но ноги становятся ватными и отказываются нести меня. Пакет с лекарствами выпадает из руки, я вижу, как он летит до земли, долго, медленно, хотя лететь ему всего сантиметров десять, а затем с глухим звуком бухается на асфальт. Усаживаюсь на вымокшее дерево лавки. Вот теперь мне гораздо лучше. Прикрываю глаза. Мне нужна небольшая передышка.

– Девушка, эй! – меня трясут за плечо.

Открываю глаза. Мне больно смотреть на человека, нагнувшегося передо мной. Глаза как будто покалывает. Я вижу его размыто. Зачем он меня трясет?

– Вам плохо?

– А? – не понимаю, что происходит, я присела на лавку отдохнуть, зачем меня трясти?

– Да вы же бледная, как смерть, – говорит парень. – Может, отвезти вас в больницу? Поднимайтесь.

Он помогает мне подняться, ведет к серебристому внедорожнику, садит на пассажирское сиденье. В салоне тепло, играет тихая музыка. Прислоняюсь затылком к мягкому подголовнику и закрываю глаза. Темнота вокруг меня кружится. Разве темнота может кружиться?

Не могу дышать… Удивительно, как бывает тяжело вдохнуть воздух. Он проходит через мое горло с каким-то хрипом. Делаю глубокий вдох и закашливаюсь. Кто-то протягивает мне стакан с водой. Делаю несколько глотков теплой жидкости и только потом рассматриваю девушку в белом халате, напоившую меня.

– Ты хорошо меня видишь? – у нее приятный голос.

Киваю. Мне немного сложно сосредоточить взгляд. Тут слишком светло, и боль в глазах отдает в голову. А может и наоборот. Кстати, где я? Оглядываюсь. Комната похожа на больничную палату. Тут еще несколько кроватей, но все они заправлены.

– Ты в больнице. Тебе стало плохо на улице. Тебя привез парень. Он ждал несколько часов, но вечером уехал.

Вечером? Я вышла в аптеку сразу после обеда!

– Оказалось, вы с ним не знакомы. У тебя при себе не было ни документов, ни даже телефона. Нам необходимо установить твою личность. У тебя есть карта в нашей больнице?

Мотаю головой. У меня нет карты в России. Вот блин! У меня тут и страховки нет, а может и есть. Я как-то упустила этот вопрос. Интересно, во сколько выльется лечение моим родителям?

– Что со мной?

– Ты простыла. Сейчас ты стабильна. Мы сбили температуру. Она резко поднялась до сорока градусов, поэтому тебе стало плохо, и ты потеряла сознание. Такое случается очень редко. Я выпишу тебе лекарства и витамины. Ты проведешь у нас еще несколько дней. А теперь давай познакомимся. Я Лида, – девушка улыбается, берет блокнот с тумбы, и присаживается на стул рядом с моей кроватью, – терапевт.

– У меня нет страховки, – говорю я.

– У нас все граждане имеют страховку, – Лида снимает колпачок с ручки, готовясь записывать мои данные.

– Я не гражданка России. Я Орловская Кристина Владимировна. Гражданка США, – снова закашливаюсь, и девушка опять протягивает мне стакан с водой. – Я учусь в частной школе Гагарина. Все мои документы там. Я вышла в аптеку, мне стало плохо, села на скамейку, потом подошел этот парень. А дальше не помню.

– Мы созвонимся с твоей школой. А ты ни о чем не переживай, хорошо? Сейчас тебе принесут обед. Я хочу, чтобы ты все съела.

Девушка открывает дверь палаты, и врезается в мужчину, в котором я узнаю Дмитрия Николаевича.

– Орловская, Кристина Владимировна, – говорит он Лиде, – мне сказали она в этой палате.

– Да, Дмитрий Николаевич. Ее привезли вчера днем.

– Почему нам сразу не сообщили? – я еще не видела физрука таким злым, он практически заносит врача обратно в палату.

– Девочку привез незнакомый человек. У нее при себе не было никаких документов.

– Орловская, – от его яростного взгляда хочется накрыться одеялом с головой, – ты какого хера одна пошла?

– Дмитрий Николаевич, немедленно покиньте палату. Ребенок болен, – я поражена, эта хрупкая девушка ловко выталкивает каратиста из палаты, и закрывает дверь.

Я слышу их голоса за дверью, но не понимаю, о чем они говорят.

Мне приносят еду. Куриный бульон, гречневая каша с печенью и компот. Я съедаю половину бульона и откладываю поднос на тумбу. Больше не хочу. Зато от горячего бульона кашель накрывает меня с новой силой.

– Как чувствуешь себя?

В комнату снова заходит физрук, и мне становится не по себе. Если честно, я не знаю, как Юра постоянно пререкается с ним, мне этот человек кажется страшным.

– Извините, – голос хрипнет, теперь я говорю шепотом, – мне стало плохо, и я пошла в аптеку. Я не думала, что могу где-то упасть. Со мной никогда такого не случалось.

Хочется плакать, и я, как обычно, не сдерживаю себя.

– Кристина, не плачь, – его голос становится мягче, он не рявкает, как обычно, садится на стул, рядом со мной. – В школе все перепугались. Ученица пропала! Ты себе представляешь? Нам пришлось вызвать милицию. Это же происшествие. Но теперь все в порядке. Ты нашлась. Лида говорит, у тебя акклиматизация так прошла.

– Дмитрий Николаевич, я что, тут останусь?

– Да, на неделю, не больше. Они возьмут все необходимые анализы, – сейчас физрук похож на нормального взрослого человека, такого, к которым я привыкла, к которым можно обратиться за помощью. А не на того засранца, который гоняет всех по школе. Мне становится спокойнее. – Думали, что у тебя грипп, но ты просто простыла. У нас коварная погода, тебе стоит следить за здоровьем.

– Дмитрий Николаевич, а вы позвонили моим родителям?

– Пока нет. Мы думали, ты уехала на выходные к Романову, или к кому-то из одноклассников. Романов с дружками недоступны, остальные тебя не видели. Потом сторож сказал, что видел, как ты выходила. Можешь позвонить родителям, – он протягивает мне свой мобильник.

– Нет. Не хочу. Мама будет очень переживать. Мне не хочется их расстраивать.

– Но ты все равно должна рассказать им, что заболела.

– Расскажу, когда мне выдадут чек за лечение. Страховки у меня нет, так что мне все равно придется звонить родителям, чтобы они перевели мне денег.

– Кристина, ты полностью застрахована в этой школе. Ты вообще видела, сколько платят за твое обучение?

– То есть, им не придется ничего платить?

Мужчина мотает головой, и я расслабляюсь.

– Документы твои я принесу. Что тебе нужно? Телефон? Напиши список. Я пошлю кого-нибудь из учителей купить тебе все, что нужно.

– А я могу позвонить классной?

Краснею. Мне нужна одежда и белье, средства гигиены. Как я могу сказать Дмитрию Николаевичу об этом?

– Да, так будет лучше.

Физрук оставляет мне свой мобильник, и я звоню классной. Рассказываю где лежит то, что мне нужно. Зачем покупать что-то, если у меня все есть?

Учитель оставляет меня одну, и я засыпаю.

А открыв глаза, вижу темноту за окном. Сейчас ночь или еще вечер? Не поймешь. Темнеть начинает все раньше. Рядом стоит поднос с новой едой, приятно пахнет выпечкой. Голова еще болит. Я снова кашляю.

– Ты в порядке?

Вздрагиваю от неожиданного вопроса, донесшегося из темноты комнаты. Я думала, что одна в палате. Но в углу комнаты, на свободной кровати сидит Юра. Подходит. Садится рядом, прямо на кровать.

– Почему ты не сказала, что плохо чувствуешь себя?

– Ты не спрашивал, как я чувствую себя, когда уезжал.

– Я психанул, – он сжимает мою ладонь своей, и я не выдергиваю ее. – Ты просто вышла тогда из комнаты, ничего не объяснив, и я решил, что…

– Мне стало стыдно, ясно! – хрипло кричу я. – Потому что ты мучаешься из-за меня!

– Что? Мучаюсь?

– Да. Тебе тяжело, и я вижу это! – закашливаюсь, Юра терпеливо ждет. – Я не хочу мучить тебя! Ты не должен страдать из-за того, что я не могу…

– Да ты не должна мне ничего! – Юра не кричит, но произносит эту фразу непривычно эмоционально, а затем делает вдох и продолжает снова совершенно спокойно. – Я говорил тебе правду. Я не тороплю тебя. Ты не должна думать обо мне. Ты должна быть готова ко всему, что делаешь. Я устал говорить об этом, Тина, давай больше не будем.

– Спасибо, что пришел, – он прав, тема секса последнее время основная.

– Я не мог не прийти. Был недоступен, а когда перезвонил в школу, узнал, что ты в больнице. Я буду приходить каждый вечер. Я, кстати, принес твои вещи, – указывает на мою спортивную сумку. – Мне пришлось обшарить все твои шкафы, – он лукаво улыбается, – так что теперь я знаю всю твою подноготную.

Не спрашиваю значение последнего слова. Я наслаждаюсь тем, как он смотрит на меня. Я мечтала об этом взгляде все время, пока он вел себя как самодовольный козел.

– Ты нашел в комоде мои обнаженные фотки? – притворно ахаю.

– Что? – Юра вскакивает с кровати. – Вот же блин, где они лежат? Я зайду к тебе через пару часов, сразу, как найду их.

Хохочу, перебивая смех кашлем. Он такой смешной.

– Они в среднем шкафу, под моими трусиками.

– Ты мне пиз….? – Юра интересуется, не вру ли я.

– А ты проверь, – заливаюсь я.

– То есть ты официально разрешаешь мне рыться в твоих вещах? – он садится обратно на мою кровать, красиво улыбаясь.

– Да, – киваю.

– Ладно, тебе надо отдыхать. А мне на уроки через пять часов.

Что? Сейчас четыре утра? Смотрю в окно. На улице становится светлее.

– Я зайду завтра сразу после уроков. Что тебе принести?

– Мой ноут, пожалуйста. И что-нибудь сладкое, – прошу я.

***

Вернуться в школу здорово. Все лучше, чем валяться на больничной койке. Меня забрал из больницы Дмитрий Николаевич, такой любезный, что даже завез в кафе и угостил пирожными, в честь выздоровления. Теперь он будет следить за тем, тепло ли я одета, как он сам сказал.

Юра встречает меня на крыльце школы, забирает мою сумку. Мы вместе заходим в мою комнату.

– Как ты? Устала?

Парень прижимает меня к себе, и я прислоняюсь щекой к его груди.

– Нет. Я хорошо чувствую себя. Надо позвонить родителям, рассказать, что случилось. Они узнают все равно.

– Конечно. Завтра ко мне? – спрашивает он.

Киваю, наслаждаясь его поглаживаниями.

– Возьми побольше вещей сразу, оставим там, чтобы не таскаться каждый раз

Изумленно смотрю на него. К такому я не была готова.

– Что? – хитро лыбится парень. – Я оставил тебя на одни выходные, и ты перезнакомилась с половиной поселка, – это Юра про выходные, когда он уезжал в поход с малышами, а я повысила свою самооценку знакомством на аллее и бесплатным обедом в ресторанчике. – Я оставил тебя на вторые выходные, и ты угодила в больницу. Мне кажется, со мной тебе безопаснее.

Мне хочется упрекнуть его, что в те выходные он сам не позвал меня, но я молчу, не хочу портить этот момент.

– Тогда Олег никогда не получит комнату обратно.

– Да ладно, ему все равно, его шмотки по всей квартире раскиданы.

Глава 3

***

В душе все кабинки заняты. Ну почему мы, девушки, всегда так долго моемся? Усаживаюсь на широкий подоконник, устремляю взгляд в окно. В голове крутятся слова Юры «Возьми побольше вещей сразу, оставим там, чтобы не таскаться каждый раз». Улыбаюсь. Так здорово. Значит, мы что-то типа пары. Интересно, можно ли называть пару парой, если они не спят вместе?

Юра держит свое слово и не пристает, ведет себя спокойно в этом отношении. Кроме поцелуев, объятий и поглаживаний между нами ничего нет. Начинающая пара? Близкие друзья? Кто мы?

Да какая разница?

Из больницы меня выписали. Я прекрасно чувствую себя, если не считать легкого кашля.

Все так здорово. Еще бы Леночка отстала, вот бы жизнь настала!

У меня что, рифма получилась? Улыбаюсь.

– Че улыбаешься, нерусская?

Ну зачем? Зачем я вообще о ней подумала? Вот же выскочила!

Леночка заворачивает полотенце на голове.

– Не ходить же всем вечно злобными, как ты. И я русская! – спрыгиваю с подоконника, направляясь в душевую.

Навстречу мне выходит Аллочка и встает в стенной арке, преграждая мне путь. Ой! Что-то не нравится мне все это.

Леночка подходит почти вплотную со спины. За Аллочкой уже стоит Светка.

– Ну что? – психую я.

– Я просила тебя расстаться с ним, – шипит Леночка, имея ввиду Юру.

– И я сказала, что не собираюсь этого делать, – поворачиваюсь к ней лицом.

Нельзя показывать страх!

– Какая же ты тупая, – она выбивает из моих рук косметичку, и душевые принадлежности разлетаются по коридору. – Ты всерьез думала, я не узнаю, что это ты нагадила на мою кожанку?

Час расплаты за месть на дне рождения Юры настал, понимаю я. Но сдаваться я не собираюсь.

– А по-моему, мы квиты, Лена. Твоя куртка, за мою. Разве не так? Или ты считаешь, раз я забрала Юру и оставила тебя ни с чем, – смотрю на одноклассницу с деланным сожалением, – тебе можно от обиды портить мои вещи? Ах, – мотаю головой, снисходительно посмеиваясь, – бедная девочка…

– Заткнись, тварь!

Она хватает меня за кайму теплого халата, притягивая к себе. Моя рука словно самостоятельно поднимается к лицу обидчицы. Звонкая затрещина. Писк Лены…

– А ну-ка, держите эту суку!

Аллочка и Светка хватают меня за руки, я не могу вырваться, словно между двух деревьев привязана. Мне тут же прилетает несколько пощечин. Слышу, как из душа выходят еще пара моих одноклассниц. Они стоят за моей спиной.

– Еще только посмей ударить меня! – вопит Леночка. – Я даю тебе неделю, сучка, чтобы оставить его в покое… а пока, чтобы ты не расслаблялась, – она плотоядно улыбается, – снимай халат!

– Ага, разбежалась, – улыбаюсь я, – ни с кем расставаться я не собираюсь, и одежда останется на мне!

Что они мне сделают?

– А ты уверена? – она достает из кармана зажигалку, подходит ближе, берет с тумбочки освежитель воздуха. – Девочки, отойдите дальше, и не отпускайте эту тварь!

Слышу шаги за спиной. Аллочка со Светой вытягивают мои руки на себя и отступают.

– Ты что, совсем больная? – кричу я, кажется, что-то она сделать все-таки может. Пытаюсь вырваться, но Леночка толкает меня довольно резко, я падаю на кафельный пол. Удар смягчается мягким капюшоном халатика, попавшим под голову. Хочу встать, но кто-то наступил на мои волосы, а ноги Светы или Аллочки, а возможно и их обеих, стоят на моих ладонях. Я обездвижена. Начинаю колотить ногами и кричать, и тут же чья-то ладонь опускается на мой рот.

– Хочешь, сделаю тебе эпиляцию? – смеется Леночка.

– Лена! – слышу голос из-за спины, не могу понять чей он, – ты переходишь границы.

Серьезно? Только сейчас заметили?

– А я тут никого не держу, – злобно говорит Леночка, зажигает огонек зажигалки и распаляет освежитель на мои ноги.

Я ору и мотаю головой. Ноги двигаются без моего ведома от резкого жжения. Это всего мгновение, но я успеваю прокрутить в голове всю свою жизнь. Вспышка огня исчезает, как только Лена убирает палец с пульверизатора. Огня больше нет.

– Включите ей холодную воду! – кричит Света, и они с Аллой затаскивают меня в кабинку, снимая по пути мой халат.

– Что тут происходит? – слышу голос кого-то входящего. – Что за запах?

– Нерусской плохо стало, – отвечает другой голос, – упала.

– Ясно.

Вот и все. Я сижу в углу кабинки, сверху льется ледяная вода. На мне только стринги. Холодно. Выключаю воду. Не чувствую боли. Смотрю на ноги, кожа ровная, ран нет. Может, покраснеет потом? Пока не ясно. Включаю теплую воду. Тут ноги начинает щипать. Вскрикиваю от неожиданности.

– Что случилось? – голос из соседней кабинки.

Молчу. Терплю жжение. Мне надо согреться.

Стук в стенку.

– Эй! Ты там как? В порядке?

Не хочу отвечать. Пошли они все! Не знаю, как в комнату пойду. Халат Леночка забрала. Полотенце, наверное, валяется где-то, но оно небольшое, я не смогу замотаться в него.

Не знаю, сколько сижу так в кабинке. Замечаю, что стало совсем тихо. Не хочу выходить. Ничего не хочу.

Дверь открывается. Шаги. Сижу тихо.

– Тина! – это голос Юры.

Молчу. Стыдно, если он найдет меня такой.

– Тина! Я знаю, что ты тут! Не заставляй меня шерстить все кабинки.

– Романов! Совсем оборзел?!

В душевую заходит одна из моих одноклассниц. Я не узнаю ее голос.

– Потеряйся отсюда! – злобный голос Юры.

– Че, душа своего мало? – снова женский, может это Лиза? Похоже.

– Я сказал, пошла отсюда! – шипение Юры. – Или тебе жить стало скучно? Я могу устроить тебе веселье.

Хлопок двери. Мы снова одни. Его шаги приближаются. Он дергает сразу дверь моей кабинки.

– Открывай, – почему он уверен, что тут именно я?

Я послушно встаю и открываю дверь. Он медленно оглядывает меня, начиная с глаз, заканчивая ногами, и обратно. Мое тело уже не мокрое, не считая попы, под которой набралась лужица воды, и влажной култышки. Я замотала ее без резинки, так что теперь долго буду распутывать. Тело покрывается мурашками, соски напрягаются, Юра останавливает на них взгляд, сглатывает. Поднимает глаза к моим. Я отвожу взгляд. Он снимает свою футболку, протягивает ее мне. Надеваю и тут начинаю реветь.

– Не реви, – тихо произносит он и обнимает меня, – пожалуйста.

Но я не могу остановиться. Тыкаюсь носом в его грудь. Он гладит меня по спине. Мы стоим так какое-то время, пока он не выводит меня из кабинки. Усаживает на подоконник, собирает мои бутыльки и складывает их в косметичку. Поднимает полотенце, протягивает мне.

– Умойся.

Умываю лицо. Он вытирает его, ведь мои руки до сих пор трясутся, как и все остальное. Не могу прийти в себя.

– Пошли.

В коридоре уже никого нет. Он ведет меня на половину мальчиков, заводит в свою комнату.

– Ложись.

Я ложусь в его кровать и укрываюсь одеялом. Он ложится рядом, но под одеялом я остаюсь одна. Мы молча смотрим друг на друга. Он убирает прядь волос с моего лица. Глубоко дышу, поднимаю одеяло, приглашая его. Юра подвигается и обнимает меня. Тянусь к нему губами, он проводит большим пальцем по ним, я открываю рот и облизываю его, закрывая глаза. Слышу его дыхание. Он накрывает мой рот своим. Я чувствую его язык. Он слегка покусывает мою нижнюю губу, оттягивая ее, опускается губами на шею. Я мычу от удовольствия. Его руки поднимают футболку и гладят мою грудь, затем ее ласкают его губы. Это так приятно. Я изгибаюсь всем телом. Его рука залазит мне в трусики, и я охаю. Он гладит меня пальцами между складочек, и я раздвигаю ноги. Продолжает целовать грудь и гладить промежность. Мне тяжело дышать. Мое тело напряглось. Я хочу большего, представляю его в себе. Протяжно стону от накрывшей меня волны тепла.

Юра накрывает мой рот ладонью, и звук становится приглушенным. Он убирает руку, когда я прекращаю стонать, переворачивается на спину.

– Черт! – стонет он, растирая лицо ладонями.

Я не понимаю. Сажусь на кровати, подгибая под себя ноги. Что я сделала не так?

– Юр? – говорю тихо. – Извини, я не хотела кричать. Не сдержалась. Я никогда не чувствовала такого раньше.

– Ничего. Не в этом дело. Я не хотел, понимаешь… Не хотел тебя трогать.

– Но мне было очень хорошо, – пытаюсь оправдать его.

– Ты не готова.

Я замечаю, как натянуты его спортивники в паху. Я хочу видеть его, трогать его.

– Я готова к тому, что случилось, – не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым.

– Ладно, давай спать.

– Нет, – протягиваю руку к его члену и глажу его.

– Тина, ты не должна, – парень резко выдыхает воздух.

– Пожалуйста, я хочу.

Я не собираюсь останавливаться. Стягиваю с него брюки, боксеры. Беру член в руку.

– Поплюй на руку, – хрипит Юра.

– Что? – не понимаю, да и звучит противно.

– Будет лучше скользить.

Я делаю, как он сказал. Мне хочется облизать его, попробовать на вкус, но я стесняюсь. Продолжаю просто сжимать ствол и водить по нему рукой вверх и вниз.

– Ты пережала, – говорит Юра, и я ослабляю хватку. Мне нравится, что он помогает мне, руководит процессом.

– Так хорошо?