Мой школьный мальчик

Ди-джей и танцевальная группа из девчонок покинули лагерь часа три назад, так что мы тут совершенно одни, на этой заброшенной территории. Хорошо, что Майя позаботилась об освещении, иначе мне было бы жутковато выходить на улицу, хоть Юра и не оставляет меня одну больше, чем на пятнадцать минут.

И вместо того, чтобы пойти спать, мы гуляем по лесу, обсуждая планы на каникулы. Юра собирается лететь на Кипр, конечно, не один, а со своим вечным спутником – вторым сегодняшним именинником. Клянусь, будь один из них девчонкой, они были самой крепкой в мире парой. Озвучиваю эту мысль Романову, и он распугивает всех лесных духов своим ржачем, а затем смеюсь уже я, потому что парень утверждает, что девчонкой был бы точно Олег, но никак не он.

Заходим в холл, когда уже начинает светать, чтобы перекусить. Я не удивляюсь, когда у стола мы натыкаемся на Мишку, который так пьян, что на ногах еле держится. Но держится! Запивает водку энергетиком, закусывает шоколадной конфетой, затем вливает в себя полбанки пива… и держится! И не выглядит при этом как бездомный алкаш! Он робот. Он не может быть человеком.

– О! – генеральский сын разводит руки, приглашая меня обниматься, но я отступаю на шаг от него. – Да ладно тебе, девочка с косой, иди ко мне. Я тебя немного полетаю, – он все же хватает меня и подкидывает в воздух.

– Юра! – ору я. – Забери меня! Он меня уронит!

– Тина, – Романов притворно обижается за друга, – что за недоверие? Он и не такие тяжести поднимал.

– Точно! – веселится Коршун. – Ты зря во мне постоянно сомневаешься.

Я все-таки оказываюсь на ногах. А Мишка хватает Юру, который только на полголовы ниже его, и поднимает в воздух так же, как меня, разве что не подкидывает. Это так смешно, Юра, словно обиженный малыш, вырывается из рук приятеля, и, играясь, ударяет его по лицу.

Мы валимся на мешки, набрав еду в тарелки. Я замерзла и проголодалась. Но это сейчас не важно. Я выжидаю момент, когда смогу остаться одна, чтобы воплотить в реальность задуманную месть злобной блондинке. Нет, я не позволю портить свои вещи и насмехаться над собой. Если я спущу ей с рук то, что она вытворила сегодня, она почувствует свою безнаказанность и никогда от меня не отстанет. Поэтому когда Юра с Мишей уходят на перекур, я бегу в комнату, где спят девчонки и, подсвечивая себе телефоном, вытаскиваю из общей кучи ее синюю кожанку. Мне приходится делать все так быстро и аккуратно, что я не успеваю дышать. Куртка моего врага отправляется в окно и приземляется на грязный асфальт. Вслед за ней отправляется салат из нарезанных овощей, который я щедро поливаю пивом. Закрываю форточку и спрыгиваю с подоконника, и когда парни возвращаются с перекура, я уже полулежу на том же месте, где они оставили меня. Угрызения совести? Нет, не слышала о таком.

– Где твоя сумка? – интересуется Юра.

– Валяется в комнате, – что он задумал?

– Автобус часа через четыре, мы решили домой на такси уехать, – сообщает он.

Круто! Я рада. Тут больше нечего делать. Кроме того, мне не придется столкнуться с последствиями мести, ведь когда Леночка найдет свою пропажу, меня тут не будет.

– Я разбужу парней, – Миха вскакивает, теряет равновесие и, борясь с заплетающимися ногами в неизвестном миру танце, все же одерживает победу и, прихлебывая на ходу из своей бутылки, идет в комнату к парням.

– А ты разбуди Машу, – командует Юра.

– Да, капитан! – встаю по стойке смирно, отдаю ему честь с самым серьезным лицом, и отправляюсь в комнату, откуда только что стырила курточку Лены, вслед мне доносится смех Романова.

Маша бормочет что-то типа «Леш, отвали», пока я пытаюсь растрясти ее, а потом резко садится на матрасе и мотает головой.

– Тебе что надо? – закрывает глаза ладонью, пряча их от фонарика моего телефона.

– Собирайся, мы едем к Юре.

– Вы больные? – возмущается она.

– Не кричи, всех разбудишь!

Но девочки уже начинают возмущаться. В комнате слышится возня.

– Не поеду я никуда! – она ложится обратно.

– Давай собирайся, иначе я разбужу тебя серенадой! – угрожает Миха, приоткрывая дверь.

– Ненавижу вас всех!

Маша поднимается, и мы аккуратно двигаемся к выходу, стараясь не наступить на тела, заполонившие весь пол.

На двух машинах, с орущей в салонах музыкой, мы доезжаем до парка рядом с домом Юры. Скоро утро, и парк пуст. Гуляем по белеющим от инея тропинкам, допивая остатки прихваченного из лагеря алкоголя. Сидим на лавках, распевая песни. Это так здорово – гулять до самого утра. Перед таким времяпрепровождением отступает даже сон. Маша не ворчит, а принимает участие в общем веселье.

Как только открывается «Былина» мы с Машей и Лешей идем туда – заказывать еду. Гору еды. Ведь все изрядно проголодались. А Юра с Мишей и Олегом идут в магазин за алкоголем. Ведь наш уже закончился, но мы собираемся продолжить праздник.

По нашей с Машей просьбе перемещаемся в квартиру Юры. Мы с ней замерзли и устали. Но дома никто не уходит спать, и я, влив в себя две огромных кружки кофе, танцую с Мишей под его плейлист. Мы засыпаем только к вечеру субботы и просыпаемся к вечеру воскресенья.

Я отказываюсь от услуг водителя Юры, и вызываю такси, которое везет меня до школы, где забираю свой уже собранный чемодан. А в аэропорту меня ждет Юра, и мы не может оторваться друг от друга, целуясь пока не объявляют посадку на мой рейс.

Улетаю домой окрыленная, радостная, и такая счастливая, какой еще не была никогда.

***

– Потрясающие новости, да! Доченька, ты вернешься домой, тебе не придется больше жить в этой школе. Я так рада, – мама обнимает меня так крепко, что я не могу дышать.

Да я и не хочу дышать!

Новости отвратительные. Мама то, конечно, счастлива, а вот я готова разрыдаться. И я не сдерживаю себя.

– Детка, – она целует мои щечки, поглаживая по голове, – я тоже разревелась, когда Володя сказал мне, что с филиалом в Москве придется подождать. А возможно, его вообще открывать не будут! – чем с большим энтузиазмом говорит мама, тем с большим энтузиазмом я реву.

Этого не может быть! Я должна вернуться в Москву. Я хочу в Москву. Я не могу остаться тут! Юры тут нет! Он в Москве… и я хочу быть там… с ним. Как объяснить это родителям?

– Милая, я уже переговорила с директором Коллинз, тебе только надо сдать все тесты, – воркует мама, – но ты же у меня умница, – ее губы приземляются на мой нос, – ты обязательно все сдашь. В конце концов, мы наймем репетиторов, и ты догонишь программу.

«Да не надо мне ничего нагонять!» хочу заорать я. Во-первых, программа в Московской школе ушла так далеко, что я могу еще полгода ничего не делать в своей. Юра зорко следит за тем, чтобы я выполняла всю домашку, порой не выпускает меня из комнаты, пока я не перескажу ему прочитанное. А во-вторых, не собираюсь я возвращаться! Решено! Я сделаю все, что угодно, чтобы вернуться в Москву.

– Кроме того, учеба тут обойдется нам дешевле на три тысячи в год! – радуется мама.

Все, я больше не могу выносить ее счастливое воркованье. Вырываюсь из ее объятий и несусь в комнату, где кидаюсь на кровать и утыкаюсь лицом в подушку. Нет! Нет! Нет! Они не могут так просто сначала заставить меня переехать одну в чужую страну, а потом забрать оттуда. Я же не морская свинка. Нельзя просто так перетаскивать меня с одного места на другое. Как они не понимают? Руки тянутся к мобильнику, мне хочется написать обо всем Юре. Но разве он сможет что-то сделать? Конечно нет.

– Детка, – мягкий голос мамы настигает меня, она садится на кровать рядом со мной, – ну что с тобой? Ты не рада?

– Нет! – кричу в подушку, но знаю, что мама все слышит. – Вы не можете распоряжаться моей жизнью! Мне нравится там! Я хочу жить там!

– Что?

– Да! – откидываю подушку в угол комнаты. – Я не вернусь!

Лицо мамы омрачается. Начинаю ненавидеть себя за то, что обидела ее, поэтому тут же подползаю к ней, укладывая голову на родные колени.

– Прости, – тут же извиняюсь, стирая слезы подолом ее платья, – я не хотела кричать. Но, мама, – смотрю в ее слезящиеся глаза, хлюпая носом, – пожалуйста, не забирайте меня из Москвы. Я знаю, что вы можете заставить меня вернуться, вы оплачиваете учебу и все такое, но… пожалуйста, не заставляйте…

– Все, – мама аккуратно приподнимает меня, освобождая свои колени, и поднимается с кровати, – я приготовила для тебя грудку, пошли, ты все мне расскажешь за ланчем.

Уже ланч? Время просто летит.

Она выходит из комнаты, а я бегу в ванную, где умываю лицо холодной водой и несусь в столовую. Мама достает из духовки форму с запеченной грудкой, от запаха которой я глотаю слюни, так давно я не ела еду, приготовленную мамочкой.

– Итак? – она ждет объяснения случившегося.

– Прости, – я больше не кричу и не плачу, мне слишком стыдно за то, как я обидела ее. – Понимаешь, я не могу перевестись в середине года. Там другая программа, – запихиваю в рот кусок курицы, я не могу терпеть этот аромат, – и совсем другие предметы, и мне придется прекратить курсы, на которые я рассчитываю при поступлении в колледж, и…

– И ты врешь мне, Кристина, – укор в ее голосе заставляет меня опустить голову.

Я не умею врать. Надо просто смириться с этим, и прекратить попытки.

– И если ты не скажешь мне правду, то я заберу твои документы из Московской школы уже сегодня.

– Извини. Но, мамочка, – беру ее руку в свои две, поглаживая мягкую кожу, – пожалуйста, это очень важно для меня. Я не могу сейчас вернуться.

Женщине, сидящей напротив меня, не приходится выпытывать информацию. Я рассказываю все сама, утаивая, естественно, что провожу у Юры все выходные, и что последнюю неделю мой язык практически жил в его рту. Маме это знать не обязательно, ей и так ясно, что я влюблена по уши в этого парня. Она воодушевленно улыбается моему рассказу, то и дело приобнимая меня, когда мы сидим на диване в холле. Я слезно умоляю ее не возвращать меня в ЛА, ведь мне уже нравится Москва. Нет, я не только из-за Юры вернуться хочу. Я хочу таким образом стать ближе к папе, узнать лучше его Родину. Приукрашиваю. Но мама, которая все совместные с папой годы отсекала идею посещения России, чувствует вину. Добиваю ее тем, что закончу школу с гораздо более хорошим баллом, чем могла бы сделать это тут, соответственно, и мои знания будут выше, что позволит проще поступить в колледж. На самом деле я начинаю подумывать о поступлении в Московский государственный университет, но маме об этом знать не обязательно. Пока. Приводимые аргументы приходятся ей по вкусу и этого достаточно. Опять же, пока. Она обещает взять тяжелый разговор с папой на себя, и под страхом смерти запрещает мне говорить о первой причине моего желания вернуться в Москву – Романове. Мы обе знаем, что если папа надавит, я не смогу держать язык за зубами, поэтому надеемся, что аргумент о моем желании получше узнать свою историческую Родину, зацепит Владимира Орловского.

Конечно, мама расстроена отсутствием у меня желания вернуться в прежнюю школу. Обнимаю ее так крепко, как могу. Так я выражаю свою благодарность за понимание.

А оказавшись в своей детской снова плачу, потому в голову бьет осознание страшной вещи – школа закончится в мае. В июне будут сданы экзамены. И мне придется вернуться, если я что-нибудь не придумаю с поступлением.

Жизнь несправедлива, раз закинула меня в другую страну, чтобы объединить с самым потрясающим человеком всего на девять месяцев.

В день рождения Романов поздравляет меня по телефону. Ему хотелось бы быть рядом со мной, но прилететь он не может. А я и не рассчитывала на это.

Зато возвращаясь в свою школьную комнату, я нахожу на письменном столе жемчужный браслет, который тут же цепляю на запястье. Просто и очень нежно. Надо будет поблагодарить одноклассника.

***

Нифига не выспался. Мы с Олегом вернулись из Айна-Напы вчера вечером, и поскольку летали мы только с рюкзаками, из аэропорта поехали сразу в школу. Физрук поймал нас в холле нашего этажа и потащил на тренировку, чтобы проверить, действительно ли мы занимались в каникулы и не потеряли ли своих навыков. Он заткнул нас раньше, чем мы успели сказать хоть слово о том, что устали от перелета, так как всерьез задался целью вырастить из нас чемпионов. Или, что более вероятно, он просто питается нашей подростковой неуемной энергией и жизненной силой, которые не в состоянии вырабатывать сам, в свою тридцатку.

Выпиваю уже второй стакан кофе и поглощаю третью порцию оладий с абрикосовым вареньем. Сдерживаю зевоту. Мечтаю поспать. Я так и не смог выспаться в каникулы. Каждую ночь мой друг притаскивал в наш номер новую девку. Вернее каждое утро, ведь мы возвращались из клубов, где тусили, только с рассветом. Так что я слышал оргазмы как минимум на трех языках, не считая русского, и лишний раз убедился, что Олег любит поговорить, когда его член находится в чьем-нибудь рту. Какого хера я не снял себе отдельный номер? Блондин уговорил меня, надеясь, что я присоединюсь к его секс-марафону. Но я лишь потанцевал пару раз с одной девчонкой. У нее были зеленые глаза, на которых я, похоже, помешался. Так что каждый раз, смотря на нее, я думал о Тине и желание трахнуть кого-то пропадало. Мысли о ней довели меня до того, что даже катаясь после пробуждения на яхте, я мечтал, чтобы вместо Олега рядом была она. Самойлов обиделся. Зря я поделился с ним этой мыслью.

Теперь сидит напротив меня, зевая через каждое слово, но очень довольный. Говорит, что к его двадцати пяти в мире не останется национальности, с которой он не переспал бы. Им бы вдвоем с Коршуном путешествовать, но тот уезжал на какие-то военные сборы, куда его добровольно-принудительно отправил отец.

– Ненавижу Египет, – Лешка приземляется на стул рядом с Олегом, с красным, от не улегшегося загара лицом, таким же, как наши с блондином, – все эти храмы, пирамиды и гребанные фараоны, чтоб их… блин, им даже не пожелаешь ничего, – разочарованно вздыхает, – они ж и так уже сдохли.

– Ну, если ты там на раскопках был, то, считай им нагадил уже, – задумчиво произносит Мишка, и мы смотрим на него как на инопланетянина. Когда это Коршуну стало интересно что-то кроме оружия, девчонок и алкоголя? – Ну, они же верили во всю эту хрень про загробную жизнь, – парень пытается легкомысленно ухмыльнуться, чтобы мы, не дай бог, не подумали, что он не такой уж и тупой, – и если их гробницы разграбить, то у них… ну, типа… не будет этой загробной жизни, – странно медленно заканчивает он свой интеллектуальный порыв, и, видя издевательское изумление в наших глазах, откидывается на стуле, обидчиво кидая, – да пошли вы, хотел вас просветить!

– Я хотел просто поваляться на пляже, – Леха пропускаем мимо ушей Коршуновский экскурс, чешет подгоревший лоб, – поплавать, рыб там всяких посмотреть. И знаете что? – Мы все во внимании. Парень оглядывает нас выпученными глазами, показывая, как он возмущен поездкой. – Я всего дважды искупнулся! Дважды! Зато теперь я знаю разницу между Ахеменидским и Эллинистическим периодами!

– О! – оживляется Миха, позабыв свою обиду. – Расскажи-расскажи, в чем там разница?

– Ни в чем! – практически орет Лешка, показывая нам чудеса своей физиологии, выкатив глаза еще сильнее. – Нет никакой разницы, Миха! Ни-ка-кой! Они были, – парень стучит по столу ребром ладони, привлекая внимание к нашему столику остальных завтракающих, – жили, пили, жрали, – еще три удара, – и сдохли! – столу влетает еще раз. – Нет! Разницы!

– Ладно-ладно, – Мишка поднимает руки, защищаясь от нашего взбешенного одноклассника, – я не глухой, незачем так орать.

– Гребанные мумии и их раздолбанная посуда снятся мне третью ночь, – выдыхает, успокаиваясь, Кобарь. – Ненавижу Египет.

Мы знали, что этим и кончится его поездка к родителям Машки. Они оба археологи, практически живут в Египте, кочуя по местам раскопок. Машка летает к ним на все каникулы. В этот раз ей удалось уговорить Леху полететь с ней, хотя мы с Олегом звали его с собой на Кипр. Но, определенно, Машка умеет что-то такое, чего нам с Самойловым, слава богу, делать не приходилось, раз она вертит нашим другом, как хочет.

– Доброе утро, мальчики, – нет, только не она, – как провели каникулы?

Ленка садится рядом со мной так близко, что наши бедра соприкасаются. Отодвигаюсь. Я уже давно не получаю удовольствия от ее прикосновений. Машка, пришедшая вместе с подругой, садится к своему парню.

Мы лениво здороваемся с ними. Леха не смотрит на свою подругу, кажется, в Египте ему надоели не только мумии.

На вопрос Ленки отвечает один Миха, и то как-то вяло мотая головой. Сегодня он какой-то несобранный.

– А я привезла из Франции пару бутылок вина. Может, посидим сегодня в моей комнате, отметим начало новой четверти?

Самообладанию девчонки можно позавидовать. Она явно понимает, что никто туда идти не хочет, но улыбка с ее лица не сходит.

– Мы придем.

Ах да, никто, кроме ее подруги. Леха раздувает ноздри и то ли от злобы, то ли от безысходности, роняет голову на руки, громко выдыхая воздух.

– А вы двое? – Ленка оглядывает Олега, и останавливает взгляд на мне.

– Извини, другие планы, – бросаю ей и встаю из-за стола, забирая поднос.

До начала первого урока остается еще несколько минут, так что я добегаю до комнаты Тины, которая является частью моих «других» планов, убеждаюсь, что она еще спит, так как ее комната закрыта изнутри, и лениво тащусь на физику.

Тина вернулась сегодня ночью, около четырех. Она отказалась от моего предложения встретить ее в аэропорту, так что я поджидал ее, высматривая в окно, и выбежал, когда ее такси въехало на территорию школы, чтобы помочь ей дотащить чемодан до комнаты. Да-да, вот такой джентльменский поступок. С меня можно зарисовывать портрет какого-нибудь героя старинного романа. Я хотел еще заплатить за такси, но не успел, Тина сделала это сама. Девчонка была такой же заспанной, как и я сам, поэтому я лишь поцеловал ее пару раз.

Сегодня на уроках ее не будет. У нее отсыпной. В школе это нормальная практика, если ученик прилетает ночью.

***

После уроков бегу к Тине. Но ее нет. Нахожу Орловскую в столовой, где она наворачивает солянку вприкуску с мясным пирогом. Я не понимал, как скучал по ней, пока не увидел ее загорелое лицо.

– Выспалась?

Занимаю соседний с ней стул, придвигаясь поближе, провожу кончиками пальцев по ее шее, играясь с завитушками коротких волос, выбившихся из косы, закрученной в высокую култышку на макушке.

– Да, – девчонка улыбается, откладывая ложку, – и почти наелась. Юр, – ее ресницы медленно опускаются и тут же идут вверх, распахивая глаза, о которых я мечтал всю неделю, – я соскучилась.

– Так и должно быть, – ухмыляюсь, я хотел это услышать.

– А ты? – замирает, прикусывая губу, словно боясь моего ответа.

– И я, – пролажу пальцами вниз по ее шее под майку, обводя выступающую круглую косточку.

– Что ты?

Она хочет услышать это, и я поддаюсь ей.

– Соскучился, – поглаживаю позвонок, оттягивая ткань майки, возвращаю руку на ее шею, обхватывая ее, притягиваю к себе.

– Ну Юр, – Тина отмахивается, – все же смотрят, – шепчет она.

Ее глаза горят, улыбка не сходит с ее лица, но стеснение берет свое.

– Да плевать, пусть смотрят, – заговариваю ее, гладя другой рукой обнаженную ножку.

– Я так не могу! – толкает меня сильнее, чудно краснея, хихикает, как маленькая, и я поддаюсь, выпуская ее.

– Тогда доедай, и я жду тебя в своей комнате, – в приказном тоне тихо говорю ей, оттягиваю поясок розовых шортиков, щелкая резинкой по ее пояснице, и выхожу из столовой.

Черт! Ее огромные глаза завораживающе округлились, когда она услышала мой приказ, она сглотнула слюну и облизала губу так… так что я ложусь на пол своей комнаты и отжимаюсь, пока стук в дверь не останавливает меня.

Я хочу ее губы. Почувствовать их вкус. Мои пальцы, которыми я играл с завитушками ее волос, до сих пор пахнут розой и цитрусом. Это ее запах… Возможно мне даже повезет, и она позволит мне дотронуться до ее потрясающего тела, такого упругого, мягкого и нежного…

– Пошли в басик, – на пороге Олег, так что я просто закрываю дверь. – Да ладно тебе, – ржет блондин, открывая ее и проходя в мою комнату, – не так уж сильно я и достал тебя.

– Чувак, проваливай. Мне хватило тебя за неделю на целый месяц.

– Ты сам не захотел развлекаться со мной! – парень валится в кресло.

– Я знала, что вы геи!

Ну почему? Почему Тина всегда оказывается рядом в неподходящий момент? Ненавижу своего друга!

– Юр, – она надувает губки, – почему ты не захотел развлечься с ним? – Тина треплет блондинистую голову, и Олег высовывает язык, закатывает глаза и бьет ногой по полу, как хороший пес. – Смотри, какой он миленький, – играется девчонка, – и хорошенький. Мальчики, вы прекрасная пара, – она, наконец, убирает руку от его головы, чему я безумно рад, ведь я готов был уже запустить в них чем-нибудь. – Мне даже немного жаль разлучать вас, но, – она склоняется к моему другу, молебно сводя брови, складывает ладони вместе, – умоляю, оставь его сейчас мне.

– И что вы, ребята, собрались тут делать без меня? – белобрысый открывает рот и полирует языком верхнюю челюсть, хитро улыбаясь.

– Вали отсюда, – рычу я.

– Понял, – Самойлов, наконец, освобождает кресло, и направляется к двери. – Вы же помните про безопасный секс, да?

– Пошел вон!

Тина выталкивает его и защелкивает замок.

Наконец мы одни.

Она стыдливо подходит к кровати и садится на самом краю, в моих ногах. Я сижу у основания, вытянув ноги, подложив под спину подушки. Жду, что она сделает. Нет, я не прикоснусь к ней первым, хоть и хочу. Мне интересно наблюдать за ней.

– Твои друзья меня раздражают порой, – выдает тихо.

Нет, я не это хочу услышать. Да я вообще сейчас ничего слышать не хочу. Пусть будет тихо и возбуждающе. Молчу. Рассматривает покрывало. Что там смотреть то? Это всего лишь черная ткань. Непроизвольно улыбаюсь. Наблюдать за ней – одно из моих новых любимых занятий. Это все равно, что в детстве смотреть на хомячка в клетке, только гораздо интереснее.

Давай же, Тина, ты не просто так сюда пришла. Ты хочешь того же, что и я, хотя бы частично. Я готов рявкнуть, чтобы она шла ко мне, но молчу. Пусть она сама придет к такому решению.

– Ты так и будешь лежать? – снова жует губу, смущается, стыдится попросить того, чего хочет, и я еще больше вливаюсь в эту игру под названием «раскрепости Орловскую».

– А ты так и будешь сидеть? – приподнимаю уголок губы в усмешке.

– Поцелуй меня, – она произносит это еле слышно, но эти слова разносятся по моим венам так быстро, что я готов подпрыгнуть к ней в эту же секунду и сделать все, что она пожелает, но я лишь медленно набираю воздуха в грудь, чтобы утихомирить свою похоть.

– Я хотел это сделать в столовой, ты не разрешила, – говорю нагловато, проверяя, насколько девчонка управляема, – теперь твоя очередь, – подзываю ее двумя пальцами.

Она размышляет о чем-то несколько секунд, возможно, мое движение показалось ей обидным, поднимает глаза, я стираю ухмылку с лица и улыбаюсь ей открыто. Да, управление Тиной возможно, потому что она тут же улыбается мне в ответ и подползает по кровати.

– Сядь на меня, – прошу я, именно прошу, так мягко, как умею, и она садится, нагибаясь к моим губам.

Глажу ее колени и бедра. Я так хотел этого. Такие простые, маленькие наслаждения – ее губы на моих, закрытые от наслаждения глаза, ее гладкая кожа под моими ладонями, и сейчас это все, чего я хочу. Я даже не позволяю себе думать о большем, ведь если она стесняется попросить поцеловать ее, то говорить о чем-то более серьезном не имеет смысла. Она не останавливает меня, когда я спускаюсь губами по ее шее, когда целую чуть выпирающие ключицы, и поднимаюсь обратно. Не отводит мои руки, снимающие с нее майку. Она только наблюдает, глубоко дыша, как я расстегиваю лифчик и выкидываю его на диван. И когда я облизываю нежную розовую кожу соска, готовый остановиться в любую секунду, по одному ее слову, она запускает руки в мои волосы, массируя кожу. «Ссс» резко вздыхает, почувствовав на нежной коже мои зубы, но я не сжимаю ее сильно, я изучаю ее реакцию на прикосновения, и она мне нравится. Аккуратно укладываю ее на кровать. «Мы пробуем» – стараюсь говорить нежно, чтобы она верила мне, а она должна верить, ведь я говорю правду. «Я остановлюсь, как только ты скажешь». Она кивает и доверчиво ложится. Снимаю майку. Хочу чувствовать ее как можно большей площадью своего тела. Яростно торчащие соски впиваются в мою грудь, когда я целую ее губы. Тина возбужденно отвечает моим губам, ерзая подо мной. Ее руки упираются о мои плечи сильнее, и мне кажется, она пытается спустить меня. Снова перехожу к ее груди, играя с ней руками и ртом, отчего девочка выгибается мне навстречу и тяжело дышит. Да, я правильно понял напор ее рук.

– Юр, – а сейчас она остановит меня, это я понимаю по какому-то ее обреченному тону, – хватит, пожалуйста.