Полная версия
У каждого есть выбор
– Что здесь? Бинт стерильный, шприцы, жгут перевязочный…
Лицо девушки стало вдруг серьезным, и лишь в уголках губ остался намек на улыбку.
– Тогда поступайте к нам волонтером, но вы вряд ли уйдете из журналистики. У нас вы много не получите, и эта работа точно не добавит вам известности.
Джерри понял, что от фразы, которую он собирался сейчас произнести, зависит очень многое, поэтому подбирал слова с особой тщательностью. Он прекрасно разбирался в людях, обычно ему требовалось лишь несколько минут, чтобы понять настроение собеседника и повести разговор в нужном ключе.
– Вы так думаете? Не все можно измерить деньгами и известностью. Да, мне нравится моя работа, но вовсе не по той причине, которую вы назвали. Мы вместе с вами делаем нужное для людей дело, вы – помогаете тем, кому это необходимо, я – открываю им глаза на мир. Сегодня уговорил Станисласа, чтобы он разрешил мне поехать с гуманитарным конвоем в восточную часть и рассказать о вашей работе. Мне вряд ли много заплатят за этот репортаж, зато его увидят по всему миру, и к вам потянутся неравнодушные люди. Или какой-нибудь толстосум пожертвует толику своего состояния, и нам с вами удастся спасти десяток детских жизней.
Он смотрел ей прямо в глаза, наблюдая за реакцией. Конечно, он преувеличил значение этого репортажа для Красного Креста и преуменьшил собственную выгоду, но главное, что сердце девушки дрогнуло, а небольшое лукавство для достижения цели Джерри давно считал обыденностью. Так поступают все, он не лучше и не хуже других, а в его работе это и вовсе было необходимостью.
– Да, вы правы.
Голос Симоны звучал совсем тихо. Она реагировала как ребенок: смеялась, когда было весело, плакала, если становилось грустно. Вот и сейчас в уголках ее глаз зародились две слезинки, готовые сорваться вниз на красивую рубашку. Зардевшись, как первокурсница на экзамене, и шмыгнув носом, Симона отвернулась к окну. Продолжая начатое наступление, Джерри произнес:
– Станислас сказал, что вы сумеете помочь мне с письмом к местным властям для получения пропуска.
– Да… Что должно быть в письме?
Симона, еще раз шмыгнув носом, пробралась к другому концу стола и, поставив ноутбук прямо на лежащие в беспорядке бумаги, приготовилась печатать. Быстро надиктовав текст, благо такие документы он составлял каждую неделю, Джерри достал из принтера готовый экземпляр и, пробежав его глазами, попросил Симону поставить печать. Она повернулась к небольшому сейфу, стоявшему за ее спиной у самой стены, и взгляд Хопкинса снова упал на трехцветный ремешок. Любопытство больше невозможно было сдерживать, и он произнес:
– Что написано у вас на ремне?
Симона закрыла сейф, медленно повернулась, поставила печать и лишь потом тихо сказала:
– Это на арабском. Изречение царя Соломона: «Не борись со злом при помощи зла, а борись при помощи добра».
– А цвета что-то значат? Я сначала подумал, что это цвета русского флага.
Джерри только сейчас заметил большую металлическую пряжку с пятиконечной звездой.
– Наверное, так и есть, я тоже об этом думала. Это не мой ремень, он у меня остался после знакомства с одним русским, его звали Сергей. Он спас мне жизнь. С тех пор этот ремень всегда со мной.
Сказать, что она его заинтриговала, – ничего не сказать! Джерри разрывался между работой и поглотившим его любопытством. Но как ни хотелось услышать продолжение этой истории, в данный момент важнее было отвезти бумагу Намиру. Чувство ответственности, как всегда, победило.
– Симона, спасибо огромное за помощь, я должен бежать, но дайте слово, что вечером вы мне обязательно расскажете эту историю, а я угощу вас вкусным ужином. Идет?
– Хорошо.
Ее ресницы хлопнули два раза в знак скрепления договора, и на прекрасном личике снова заискрилась улыбка. Девушка просто обезоруживала своей непосредственностью.
Быстро попрощавшись, Джерри забежал к себе и снял копию с письма – он так поступал с любым документом во избежание разногласий при возмещении расходов. Постучав в номер живущего по соседству оператора и по совместительству шофера Фрэнка, он стал спускаться по лестнице.
Фрэнк Соковски ходил в его напарниках уже три года. Он был на двенадцать лет старше Джерри, среднего роста, коренаст, с хорошо заметной лысиной, которую старательно прятал под старомодной кепкой. Незаменимый помощник на выездах и в командировках. Он отлично управлялся с машиной, мог все починить, в карманах его потрепанной куртки, которую он, казалось, никогда не снимал, всегда можно было найти отвертку, карандаш, изоляционную ленту и другие вещи, необходимые для ремонта любой сложности. Еще он прекрасно разбирался в электронике. Не пил спиртного, был немногословен и феноменально ориентировался на незнакомой местности. Имелись и странности, на которые Джерри не обращал внимания. Например, Фрэнк не был женат и никогда не появлялся в компании женщины. Но главное – он служил как бы противовесом горячности Джерри и не раз удерживал более молодого коллегу от необдуманных поступков.
Через двадцать минут они уже были на месте, Намир их ждал. Письмо и двадцатка американских долларов ушли по назначению, после чего Джерри дал указания Фрэнку по предстоящей поездке за линию фронта. Они всегда тщательно продумывали список необходимого и покупали все с запасом – от лекарств до конфет детям. Мелочей здесь не было.
Вернувшись в гостиницу, Джерри пару часов вздремнул в номере, затем спустился в холл гостиницы и стал ждать Симону. Столик заранее можно было не заказывать – сейчас рестораны стояли пустыми, хотя и продолжали исправно работать, несмотря на близкие военные действия. Рядом с отелем находился неплохой ресторанчик «Аль-Халяль», в котором он и решил провести вечер.
– Привет!
Симона неожиданно появилась у него за спиной. Она была все в тех же классических джинсах с ремешком и светлой рубашке. Джерри незамедлительно отметил, что макияж она явно подправила, а на среднем пальце левой руки появилось красивое колечко.
– Привет! Прекрасно выглядишь! Готова развлечься?
– Готова!
Минут пять они шли по улице, пересекли сквер, затененный могучими дубами, и оказались перед двухэтажным зданием без окон, но с красивой лестницей из белоснежного мрамора. Молодой официант встретил их у входа и проводил к столику. Джерри иногда бывал в этом ресторане. Ему в принципе нравилась местная кухня, но больше удовольствия он получал от богатого восточного убранства помещений. Помимо холла, здесь имелось три зала: большой, для важных гостей и кальянный. Пол в большом зале покрывала великолепная мозаика, на стенах красовались картины сирийских мастеров, старинная мебель была подобрана с отменным вкусом. В центре на возвышении находился похожий на большой казан предмет, но особенно нравились Джерри приглушенная музыка и молодые танцовщицы. Здесь он действительно отдыхал.
– Закажешь что-нибудь? – Джерри привычно откинулся на спинку. – Тут очень хорошо кормят и угощают прекрасным местным вином.
– Как красиво. – Симона смотрела по сторонам с нескрываемым восхищением. – Выбери на свой вкус, пожалуйста.
Джерри подозвал официанта и сделал заказ, краем глаза продолжая наблюдать за девушкой. Она была явно не избалована дорогими ресторанами и демонстрировала неподдельный восторг, как ребенок в магазине игрушек. Он расстегнул для усиления эффекта еще одну пуговицу на рубашке и, преисполненный собственной значимости, спросил:
– Нравится?
– Да… очень.
– Ну так откуда я тебе знаком? Сегодня утром ты назвала мое имя.
Симона с трудом оторвала взгляд от огромной хрустальной люстры, висевшей в центре зала, и, положив матерчатую салфетку на колени, ответила:
– Ну, у меня дома в Вильнюсе есть новостной канал, я смотрела твои репортажи, когда готовилась к поездке в Сирию. Джерри Хопкинс – достаточно легко запомнить.
– Давно ты в Сирии? – Джерри был явно польщен тем, что его узнали.
– Десять дней. Прилетела с грузом гуманитарной помощи. Четыре дня была в Дамаске, разбиралась с логистикой и ждала нового главу миссии. Вот теперь здесь. Это мое первое большое самостоятельное задание, я так боюсь что-то сделать неправильно.
– Все будет хорошо. Я буду тебя сопровождать, и ты можешь на меня рассчитывать.
– Да? Я никогда не была в зоне боевых действий и немного опасаюсь. Я вообще не понимаю, зачем люди воюют, неужели нельзя договориться?
– Они говорят, но не слышат друг друга, – Джерри искусно вошел в роль наставника, и в голосе проявились педагогические нотки. – Те, кто держат в руках оружие, ничего не решают. За их спинами стоят большие ребята с бейсбольными битами, поставившие серьезные деньги на результат матча, для них положить несколько тысяч жизней ничего не стоит. Но гуманитарные конвои они не трогают, так что бояться нечего.
– Я ничего не понимаю в политике, лишь хочу, чтобы люди не страдали и не гибли в бессмысленных войнах.
Официант принес заказ и разлил вино по бокалам. Джерри пригубил, вино было прекрасным, с неповторимым легким цветочным ароматом.
– Чирс! – он поднял свой бокал.
– Спасибо, Джерри! – Симона протянула руку, и их бокалы соприкоснулись. – Я впервые за две недели отдыхаю.
– Итак, ты мне обещала рассказать историю о русском, который тебя спас, – сказал Джерри и подвинул к себе тарелку с печеными баклажанами в гранатовом соусе, сирийцы называли это блюдо бабагануш. – Я заинтригован!
Симона смотрела куда-то вдаль, словно снова переживая какой-то момент своей жизни. Лицо ее было достаточно расслабленно, и Джерри сделал вывод, что воспоминания ей не столь уж неприятны. Она говорила плавно, без всплесков и будто отсутствовала за столом, пребывая в своих мыслях.
– Однажды, когда я училась еще в школе, мы с классом поехали в Грузию на отдых, это на Кавказе. Там мне очень понравился инструктор по горным лыжам, ему было лет двадцать пять, мне шестнадцать. В этом возрасте все девочки влюбляются в учителей, тренеров или просто папиных знакомых, и я не стала исключением. Я уже не первый раз была в горах и неплохо каталась на горных лыжах. На четвертый день мы с подругой не стали брать ски-пасс, а целый день провели на базе, играя в дартс и бильярд. После обеда появился ОН и предложил показать нам настоящие горы, а я была настолько очарована этим парнем, что не раздумывая согласилась. Когда мы поднялись на гору, уже начинало смеркаться, поднялся колючий ветер и снежинки больно впивались в лицо. Мы прошли за ограждение с предупреждающими знаками и оказались на другом склоне, где на веревке болталась еще одна табличка с характерным обозначением – перечеркнутым горнолыжником. Он обернулся и бросил: «Кто смелый – за мной», – а потом понесся по склону и скрылся за поворотом. Подруга явно побаивалась и, пятясь назад, сказала: «Я не самоубийца». Меня же было не остановить. Оттолкнувшись палками, я заскользила по снегу, все увеличивая скорость, пока не поняла, что практически лечу вниз, уклон составлял градусов сорок, а трассу явно подморозило, и она блестела недоброй ледяной коркой. Темные горнолыжные очки мешали, видимость была шагов тридцать, и, проскочив так несколько сотен метров и все-таки не справившись со скоростью на очередном вираже, я влетела в лесополосу. Ударилась левой ногой о дерево и покатилась кубарем вниз, потом снова стукнулась о дерево и потеряла сознание. Не знаю, сколько провела в отключке, но вместе с сознанием пришла и боль. Я лежала спиной к дереву, на голове все еще был спасший меня шлем, но мысли путались из-за дикой боли в правом бедре. Первое, что я увидела, с трудом переведя взгляд на ноги, был красный от крови снег. В правом бедре чуть выше колена торчал какой-то инородный предмет, наверное сучок, который прошел насквозь. Попыталась дотянуться до ноги, но боль пронзила все тело, и я опять потеряла сознание. Когда я очнулась во второй раз, уже заметно стемнело, и через пару минут меня начал бить озноб. Единственная мысль, которая вертелась в голове: мне конец, на этой стороне горы катались только сумасшедшие одиночки, и меня не найдут. Я попыталась закричать, но смогла выдавить из себя только какой-то хрип вместе с кровью, похоже, ребра тоже были сломаны. Потом боль ушла, стало тепло и меня начало уводить в сон. Я не могла разомкнуть веки, а время как будто остановилось. Открыв на миг глаза, увидела мужское лицо, склонившееся надо мной. Помню, что меня куда-то тащили, а потом я ехала на санках с горы. Очнулась уже в больнице, как оказалось, на третий день после произошедшего, в чистой белой палате. Первым делом попыталась сообразить, не приснилось ли мне все это, отвернула край одеяла и поняла, что нет. На правом бедре, выше колена белела повязка с темным пятном посредине, левая лодыжка закована в гипс. Я заглянула под больничную рубашку и увидела, что грудь плотно перебинтована, левая рука тоже в бинтах, лишь на сгибе в районе локтя оставлено место для капельницы. Потрогав голову, нащупала бинты и там. Улыбнулась про себя, что похожа на мумию, и попыталась приподняться, но головокружение заставило меня лечь обратно. И тут мой взгляд упал на штангу медицинской кровати, на ней висел этот самый ремень. Я погладила его правой рукой, он был мягкий на ощупь, с арабской вязью и большой железной армейской пряжкой со звездой. Я видела что-то подобное раньше, мой отец служил два года в советской армии и привез домой ремень с такой пряжкой.
Джерри слушал внимательно, не задавая вопросов. Он часто слышал истории о чудесных спасениях и геройских поступках, рассказанные на камеру, но то была скорее игра со зрителем, с расписанными ролями и срежиссированным сюжетом. А здесь ни пафоса, ни фальши. Не для книжек и репортеров.
– Потом вошла медсестра и, увидев, что я очнулась, позвала доктора. Он рассказал, как мне повезло. Я потеряла более двух литров крови, получила вторую стадию обморожения, перелом левой ноги, проникающее ранение правой, перелом трех ребер с повреждением легкого и тяжелое сотрясение мозга, не считая множественных ушибов и царапин. В больницу меня доставили вертолетом. Доктор сказал, что я должна молиться за своего спасителя, от смерти меня отделяло минут десять. Но он все сделал грамотно, ремнем затянул мне верхнюю часть бедра и замедлил кровопотерю, из палок и веток соорудил что-то вроде салазок и быстро доставил меня вниз, еще с горы вызвав спасательный вертолет.
Симона на мгновение остановила рассказ и отпила вино из бокала. Ее глаза подернулись влагой, хотя дыхание оставалось ровным и спокойным.
– Он навестил тебя? – Джерри задал вопрос, а про себя подумал, что этот русский напоминает ему Рэмбо в какой-то из многочисленных частей американского культового фильма.
– Нет. Пришла подруга и добавила деталей. Оказывается, это она подняла тревогу и, вернувшись к трассе, рассказала спасателям о своем беспокойстве, хоть не видела, как я разбилась. Они стали запрашивать по рации базу, пытаясь найти меня внизу. Мужчина лет сорока, который стоял рядом и все слышал, попросил показать ему место, с которого я начала спуск, и отправился вниз. Она вернулась к спасателям, а потом по рации передали, что тот мужчина меня нашел. Спустившись к базе, подруга увидела, как меня грузят в вертолет, а люди, высыпавшие на улицу, с интересом рассматривают санки, которые мой спаситель смастерил из обычных веток. Подруга узнала, что его зовут Сергей и предположительно он из России, но больше никто его не видел, а на память о нем мне остался только этот ремень, который доктор снял с моей ноги и повесил на кровать.
– Странно, – сказал Джерри, допивая вино из бокала, – в Америке этот человек стал бы знаменитым, неужели журналисты не заинтересовались твоей историей?
– Заинтересовались, ко мне приходили и полиция, и журналисты, даже в местных газетах появилась пара заметок с моим портретом и фотографией санок, которые он сделал. Но найти его не смогли, в отелях похожих постояльцев не обнаружилось, никто о нем ничего не знал.
– Удивительно, тебе очень повезло с этим русским, может, я сделаю репортаж о твоей истории когда-нибудь. Поражаюсь, как они сочетают в себе первобытную дикость с чертами супергероя?
– Может быть, а возможно, я сама его когда-нибудь найду и смогу поблагодарить. С тех пор я стала ходить в русскую православную церковь и всегда ставлю в храме свечку за его здоровье. А еще эта история направила меня при выборе профессии, и теперь я помогаю людям.
Они закончили ужин, вышли на улицу и медленным шагом направились к гостинице. До наступления комендантского часа оставалось еще немного времени. Воздух был свежий, наполненный крепким ароматом июньских цветов, и казалось, что никакой войны нет.
– Ты знаешь, – Джерри взял Симону под локоть, – я у тебя действительно возьму интервью и вставлю в репортаж. Не против?
– А я не знаю, что нужно говорить.
– Не волнуйся, я тебе буду задавать вопросы. Расскажешь о гуманитарной миссии и своей работе.
– Хорошо. Но только когда все закончится и я передам груз.
Тем временем они подошли к отелю и Симона повернулась к нему. Ее глаза блестели, на щеках играл вызванный вином румянец, и Джерри понял, что она готова предложить ему продолжение вечера. В другой ситуации он и сам был бы не против, но Хопкинс редко смешивал личное с работой и, на секунду опередив Симону, произнес:
– Прекрасный получился вечер. – Джерри все-таки решил перенести на потом более тесное знакомство. – Обещай, что после возвращения из восточного Алеппо мы еще раз поужинаем и отпразднуем завершение дела.
– Обещаю. – Симона явно смутилась и опустила взгляд.
Джерри мягко взял ее за подбородок и, глядя прямо в глаза, сказал:
– Ты очень хорошая. И я был бы рад продолжить знакомство.
– Да, я тоже. – Симона заулыбалась. – Спасибо за вечер, Джерри. Спокойной ночи.
Джерри поцеловал ее в щеку и, проводив до лифта, пожелал спокойной ночи. Они расстались. Он вернулся к бару и, заказав виски с содовой, опустошил бокал одним глотком, после чего направился к себе в номер, насвистывая мелодию из какого-то популярного бродвейского мюзикла.
Глава 2. Пальмира. Сирия
Уже пошел второй час, как группа спецназа ГРУ вышла на заданную позицию у заброшенной газонасосной станции в окрестностях Пальмиры, а бой у дороги все не утихал. Судя по интенсивности огня, он только набирал обороты.
Командир опустил прибор ночного видения, бросил взгляд на часы и, накрывшись плащ-палаткой, включил планшет. Еще раз оценив топографию местности, он снова прильнул к окулярам, буркнув в старомодные усы:
– Нет, вы все равно должны пройти здесь!
Людей, которых приказано было уничтожить, он условно называл «басмачами», по аналогии с вооруженными формированиями начала двадцатого века в Средней Азии, тем более что в переводе слово обозначает «налетчики». С конца марта город Пальмира находился под контролем правительственных войск, но в окрестностях было не спокойно, и боевики третий месяц оставались неуловимыми для сирийских солдат, наводя страх на местных и обрастая ненужными легендами. Игиловцы1 неожиданно налетали на газораспределительные станции, взрывали оборудование, а сотрудников расстреливали, так что работа в этих местах практически была парализована. После проведенной операции «басмачи» мгновенно растворялись среди песчаных дюн пустыни, оставляя после себя разрушенные вышки и раскуроченную технику. Было похоже, что они использовали сеть скрытых подземных ходов.
В течение месяца вертолеты ВКС вели разведку, стараясь с воздуха отыскать их следы, но эти попытки оказались безуспешными. В итоге было решено отправить на ликвидацию боевиков группу спецназа под командованием подполковника Свята.
Он сразу приступил к выполнению задания и уже неделю тщательно изучал местность, дважды запускал дроны с камерой в интересующий его район, сверял данные, водя мозолистым пальцем по экрану планшета. Свят методично наносил на карту координаты предыдущих ударов повстанцев, возможные пути их отхода и в конце концов составил план уничтожения «басмачей».
Для его осуществления он запустил дезинформацию о прибытии в Пальмиру конвоя с новым газовым оборудованием. Слухи об этом быстро разошлись по сирийской провинции, наверняка достигнув ушей боевиков, осведомителей среди местного населения у них было полно. В город вела единственная дорога, и Свят был уверен, что атака случится именно там, в самом узком месте, которое называли здесь «бутылочным горлышком». Путей отхода было мало, шансы девять к одному, что «басмачи» попытаются уйти через заброшенную газораспределительную станцию, которая неприметно притаилась в складке местности.
В его группе было шесть опытных бойцов, которых он тщательно подбирал и пестовал в течение нескольких лет. Состав укомплектован давно, в последнее время, слава Богу, обходились без потерь. Если не считать выбывшую два месяца назад снайперскую пару – ребята глупо пострадали при отходе с задания, зацепив установленную противником растяжку. Пока они после незначительных ранений отлеживались на родине в госпитале, на замену прислали двух симпатичных коротко стриженных молодых девчонок с позывными Дума и Лесник.
Два месяца Свят нещадно гонял свою группу по выжженной солнцем сирийской земле, оттачивая взаимодействие в парах и присматриваясь к новичкам. Старики не роптали, терпеливо снося все тяготы тренировок и дельными советами помогая вновь прибывшим освоиться. Командование тоже не торопило, позволив Святу сосредоточиться на отработке слаженности действий в подразделении. В итоге девчонки прижились и ему понравились.
Девушку с позывным Дума звали Наташей. Худая и жилистая, она быстро приняла темп группы на заданиях, и Свят никогда не слышал от нее жалоб. Она вообще разговаривала мало, односложно, без литературных изысков и замысловатых оборотов. Должно быть, ее замкнутое поведение объяснялось тяготами детдома, через которые она прошла в родном Воронеже. Но снайпером девушка была от Бога, выцеливала противника на огромной дистанции, даже в плотной застройке, безошибочно выбирая основные объекты.
Ее второй номер – Лесник, в личном деле – Катя. Чуть за тридцать, маленькая и юркая, как пацан, она стала глазами и ушами группы. Розовощекая сибирячка поражала своей способностью подмечать самые незначительные вещи и феноменально ориентировалась на местности. Биография у нее была стандартная – в прошлом мастер спорта по биатлону, тренировалась в СКА, где после списания в запас ей предложили перейти в армию.
Еще одна пара – Пересвет и Якут, два друга не разлей вода. Абсолютно разные во всем, начиная с антропометрических данных и заканчивая темпераментом, они идеально дополняли друг друга, что не раз спасало им жизнь при проведении операций.
Пересвет – Саша, гигант, особенно с точки зрения диверсионной работы, в группе был пулеметчиком. Простоватый рязанский парень двадцати восьми лет от роду обладал чудовищной физической силой и с легкостью таскал на своих плечах боекомплект, вес которого был в два раза больше, чем у остальных. Свят нашел этого бойца на учениях ВДВ шесть лет назад и просто не смог устоять перед богатырской силой русского витязя.
Якут – Айдар, являл собой полную противоположность напарнику. Маленький и с виду щуплый, он тем не менее оказался призером чемпионата России по боксу в легком весе и в совершенстве владел искусством ближнего боя. Только из личного дела Свят узнал, что норильскому парню давно за тридцать, он имеет семью и троих детей. В группе он находился уже пять лет, заведовал связью и был душой коллектива, превращая любое слово в шутку или розыгрыш.
Еще двое: стрелки Малой и Кох – обоим по тридцатке, пришли одновременно два года назад. Долго притирались друг к другу, и когда Свят уже было решил, что в паре они не сработаются, случай расставил все по местам.
Кох был штатным медиком группы и как-то ночью при тренировочном выходе неудачно прыгнул с безобидного моста в реку, повредив ногу о проплывавшую в темноте корягу, и Малой был вынужден нести его на себе пятнадцать километров, попутно впитывая медицинскую науку на коротких привалах. А когда выяснилось, что они почти земляки, уроженцы благодатной белгородской земли, ребята по-настоящему сдружились, и вопрос пары был закрыт.
Седьмым был сам Свят – командир группы, Свят Сергей Валентинович. В специальных войсках не приветствуется позывной с производным от фамилии, а уж тем более полное совпадение, но Свят постоянно фигурировал под своей настоящей фамилией, даже в радиопереговорах, и командование бросило бесплодные попытки прилепить ему другой позывной.
Он попал в армию из родного Гомеля, что в Белоруссии, по призыву в 1985 году и был приписан к 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под командованием генерала Грачева, будущего министра обороны России, попав в элитную восьмидесятую отдельную разведывательную роту.
Высокий и жилистый, он сразу обратил на себя внимание командиров. Свят с легкостью преодолевал бесконечные марш-броски на учениях, обладая феноменальной выносливостью. А еще умом и проницательностью, благодаря чему быстро решал оперативные задачи, перед которыми пасовали даже старослужащие.