Лицо со шрамом

– Отомсти за братьев и сохрани семью Борджиа, или вали к копам давать показания о стрельбе на свадьбе. Нарушишь Омерту и тебя грохнут свои же. Может быть это даже буду я.

Он следил за моей реакцией, продолжая говорить:

– Ты думаешь мои угрозы пусты? Чезаре ты знаешь слишком много, даже несмотря на то, что не лез в криминальное дерьмо, откуда не было пути назад. Твоя смерть вопрос времени. Мой тебе совет – стань частью нашего мира, и может быть ты умрешь как герой. Или не умрешь, если повезет.

Старый лис знал за какие нити дергать. Жажда мести привела меня к нему. В глубине души, в которой уже зародилась червоточина зла, я признавал, что хочу отомстить за смерть братьев, даже если придется запачкаться в крови. Конфликт внутри меня был гордиевым узлом, который необходимо разрубить. Сознательную часть жизни я следовал букве закона гражданского, а не того кодекса, который даже члены мафии перестали соблюдать.

Солдат жил воспоминаниями о прошлом, хотя чем я лучше? Теперь и я живу воспоминаниями, где Чезаре Борджиа был младшим братом и варился в своем собственном мире, но суровая реальность лупит меня наотмашь. Как внутри одного человека может уместиться столько эмоций? Чувство вины гложет меня с момента, как я открыл глаза и понял что жив, а они нет. И страх того, что жизнь моя теперь никогда не будет прежней легкой, толкает вину с пьедестала. Я действительно жалок.

Я смотрел на солдата, он уже не молод, но жив, свободен и не собирался отступать от собственных принципов.

– Я делал многое для твоей семьи и скажем так, мне есть чем гордиться, хотя за такое дерьмо медаль не дают. Для меня станет делом чести, если ты захочешь научиться тому, что умею я.

Горькая улыбка появилась на моих губах.

– Для тебя я слабак да и для них тоже. Тебе нужно запастись терпением, – я сделал паузу, – многие похоронили меня и никто не подумает о том, что я тот, кто закапает их в самую глубокую могилу.

Несмотря на мое ранение и сложную реабилитацию, я не упустил момент, чтобы заполучить данные о тех, кто причастны к стрельбе на свадьбе.

Реджи Драгган третье лицо, которое играло в тени сделки по казино.

Мы оба молчали, пока я не добавил:

– Ты научишь меня всему.

***

Напротив меня, подвешенный как боксерская груша, дрожал испуганный мешок дерьма. Одного моего взгляда хватило, чтобы понять – он расколется, а может быть обмочится от страха, стоит начать задавать ему вопросы. То, что я собирался с ним сделать можно назвать допросом с большой натяжкой. Черт возьми, странное чувство скручивало мои внутренности – то ли отвращение к нему и себе, то ли предвкушение еще одного шага к будущей расплате Драггана.

Ублюдок выглядел плохо. Я снес его угнанным пикапом, когда этот урод напал на Бесс в переулке. Но, судя по его роже, досталось ему не только от меня. Этот кретин, которого приставили к ней, успел превратить ирландца в окровавленную отбивную. Кто бы мог подумать, что этот маменькин сынок, который на работе только и делает, что хлыщет свой сраный лавандовый латте, оказался с яйцами и крепкими кулаками.

Меня вдохновило досье, которое я получил заранее, прежде чем выследить это подобие человека. Многократные приводы в полицию за мелкие кражи в юности, которые позже перешли в разбой. На этом он не остановился: два случая изнасилования – дела прикрыли потому что жертвы отозвали свои заявления. Из последнего – нанесение тяжких телесных повреждений своей подружке. Он избил ее до перелома свода черепа, но она не стала давать ход делу.

– Похоже твою задницу прикрывает сам дьявол. – Я ткнул в него пальцем, цедя слова сквозь зубы. Его тело раскачивалось на крюках. Ирландец трясся, как гребаное чихуахуа.

Его руки со странно скрюченными пальцами были накрепко примотаны к ржавому крюку. По обе стороны свисали освежеванные свиные туши – жирные, липкие, точь-в-точь как этот ублюдок. Я медленно прошелся вдоль ряда, пытаясь заглушить ревущий гнев внутри себя.

Мне нужна информация, только информация. Я не из тех психопатов, что таскаются за жертвой и пытают ради удовольствия. Во всем этот дерьме у меня деловой интерес.

Перед глазами всплыло лицо Бесс – той самой девчонки из детства, когда-то я знал ее как Лиззи, пока она не стала Элизабет. Чертова хамелеонша. Она могла менять имена и адреса как перчатки, но кровь, ДНК и свое прошлое – это то, от чего не убежать.

Меня замутило.

В ее жилах текла кровь Драггана – факт, от которого воротило. Надо же было так вляпаться и зациклиться на дочери заклятого врага, словно какой-то гребаный Ромео. А теперь эти свежие синяки и кровавые ссадины на ее теле сводили меня с ума.

Глухой рык вырвался из моей груди, отлетая эхом от стен. Я очнулся, когда костяшки пальцев уже впечатывались в печень ирландца, он заскулил от мощного удара.

– Нравится избивать женщин? – я еще раз двинул кулаком по мягкой плоти. – Где прячется твой хозяин Драгган?

Нужно спешить с вопросами. В прошлый раз я не рассчитал сил, а с трупа ответы получить проблематично. Ирландец молчал, стиснув зубы. Мои пальцы впились ему в челюсть, принуждая говорить.

– Язык проглотил?

Звонкая и хлесткая затрещина обрушилась на его щеку, на которой уже расползалась багровая гематома. Я отвернулся к разделочному столу, где лежали мои инструменты: армейский нож, пистолет с глушителем и черная клейкая лента. Рядом на полу пылился большой рулон строительной пленки. Старый Лис поморщился бы от такого набора – он признавал только классику: пассатижи, дрель и мешок с цементом.

– Значит, это ты охотишься на людей Драггана? – он сплюнув кровь на пол. – Больной ты ублюдок.

– Больной? – я медленно повернулся, прищуриваясь. – Так обо мне говорят?

Туша издала звук хриплый смешок.

– А как тебя еще назвать? Мститель? Супергерой? – Он окинул меня презрительным взглядом. – Что костюм с трико под одеждой прячешь, клоун?

– А ты забавный для того кто сегодня сдохнет, – процедил я сквозь зубы.

Нож привычно скользнул в руках. Я проверил лезвие большим пальцем и перехватил рукоять удобнее, прикидывая с чего начать.

– Может для начала порежем тебе лицевой нерв под глазом? – задумчиво произнес я, разглядывая ирландца, который задергался словно его пятки подвесили над костром.

Подвешенный заткнулся, только кадык судорожно дернулся.

– Нет, не годится, будешь визжать, как недорезанная свинья, – ответил я сам себе и усмехнулся от мрачной иронии.

Когда я впервые вонзил нож в еще живого человека, распоров его брюшину, горячая кровь хлынула на руки и меня вывернуло наизнанку: все что было в моем желудке оказалось на забрызганных кровью ботинках. Я блевал пока внутри не осталось ничего кроме желчи. Старый солдат, мой наставник в искусстве убийства, даже не поморщился. Руки дрожали не от страха – от ярости, стучавшей в висках. Я чувствовал, как лезвие входит в тело: кожа, жир, мышцы – все поддавалось без сопротивления. Жизнь человека казалась такой эфемерной и хрупкой и это вызывало тошнотворную смесь вины и отвращения к себе. Я знал, что этот кусок дерьма заслуживал каждой секунды боли, пыток, которые я обрушил на него, но у меня не было права лишать его жизни. Все это противоречило всему: закону человеческому, тому, что я учил свою сознательную жизнь и божьему, всему, во что я верил.

Со временем совесть погрязла в ненависти, которая толкала меня вперед. Я мстил за братьев, методично вылавливая каждую тварь, причастную к их смерти. Мстил не только за Борджиа – за всех тех, кого убили подонки Драггана.

– Начнем с пальцев, – продолжил я, стряхивая с себя налет сентиментальности. Поднес лезвие к его руке. – Держу пари, твой язык развяжется, когда лишишься мизинца. Или начать с коленей? Говорят, это очень… мучительно.

Даже в полумраке я видел, как его зрачки расширились, а глаза заметались в поисках точки за которую можно зацепиться. На его лице мелькнул страх – тип прекрасно представлял, что Драгган сделает с предателем, но губ это упрямый ублюдок не разомкнул. Я едва сдержал зевок. Гребаное упрямство – все они свято верят, что могут выдержат любую боль, что их стальные нервы не подведут, что страх перед Драгганом сильнее агонии. Но в конечном итоге ломаются все – главное найти правильный подход… или пытку.

Я придвинулся вплотную, обдавая его лицо дыханием.

– Ты пешка. Драггану насрать на таких как ты. Выжмет все соки, пока не сдохнешь в канаве или не сгниешь за решеткой. Ты – мусор, от которого избавляются не глядя.

Кусок дерьма хмыкнул в ответ.

– И знаешь, что самое забавное? Когда я до него доберусь, он даже имени твоего не вспомнит.

Его лицо изменилось, прекрасно. Зерно сомнения посеяно.

– Даю тебе последний шанс, – я отложил нож и взял пистолет с глушителем. – Где Драгган? Сыграем в «правда или действие»? Говоришь правду – или я начну действовать. Первым делом прострелю тебе колено.

Его дыхание стало прерывистым, сукин сын явно просчитывал варианты. Страх перед Драгганом был силен, но босс находился далеко, а вот дуло моего пистолета упиралось ему прямо в коленную чашечку. Щелчок предохранителя прозвучал оглушительно в складской тишине. Палец скользнул по курку, пуля вылетела в соседнюю тушу.

– Хорошо! – взвизгнул он срывающимся от страха голосом. – Я все выложу! Но ты понятия не имеешь, во что влез. Драгган прикончит тебя и всех, кто тебе дорог.

– Он уже убил всех, кто был мне дорог. – Я криво усмехнулся. – А вот ты труп в любом случае.

Этот экземпляр оказался на редкость болтливым. Он выдал все: через месяц Драгган планировал появиться в Чикаго на благотворительном приеме, для таких же отбросов, как он сам. Впрочем, остальные меня не интересовали.

Чикагская мафия погрузилась в хаос после бойни на свадьбе Лукрецци. Я действовал из тени, оставляя за собой кровавый след – трупы находили повсюду, а газетчики захлебывались от сенсационных заголовков. Улицы захлестнула волна насилия, мелкие банды грызлись между собой. Трещина в мафиозной иерархии грозила разрушить всю систему.

Грызня за власть была бесполезной – одно звено, а именно семья Борджиа, вывалилась из общей цепи порядка. Все понимали, что нужный баланс, наступит лишь в одном случае – если Драгган сдохнет. Раньше, когда мафия играла по правилам мы бы решили все за столом переговоров, назначив того, кто ответит за все, но теперь времена изменились.

Бесс стала главным козырем в моей партии, и я собирался разыграть эту карту.

При мысли о ней в голове все переворачивалось. Я разозлился, вспомнив синяки на ее шее. Любой кретин мог бы сопоставить их с лапами этого мудака на крючке. Ярость затмила сознание, и я, не сдержавшись, врезал ему под ребра, метя в селезенку. Но даже это не принесло облегчения. Мысли о Бесс не хотели покидать мою голову.

Воспоминание ударило под дых: Бесс на кухонном полу, она так судорожно прижимала к себе полотенце, случайно открывая обнаженную кожу бедер, ложбинку идеальной груди, к которой подходила россыпь Кассиопеи при виде которой у меня отшибало мозги. Ее искусанные губы, веснушки и растрепанные рыжие пряди… Черт. Я был на грани чтобы не сорваться и не трахнуть ее прямо на этом старом полу. Она казалась одновременно яростной волчицей и хрупкой статуэткой. На секунду, вся мстительная хрень отошла на второй план, уступив место первобытному желанию обладать этой женщиной. Искры между нами летали еще со свадьбы Лукрецци, а может, все началось раньше – из детства, ведь тот сопливый пацан во мне до сих пор помнил первые чувства к нескладной девчонке.

Протяжный стон с крюка вернул меня в реальность.

Я знал, что ублюдок на мясницком крюке труп в любом случае, это вопрос времени, поэтому решил не марать руки хотя бы сегодня. Я достал одноразовый телефон и набрал единственный сохраненный номер.

– Драгган будет в Чикаго. Я забираю Бесс.

Сбросил, не дожидаясь ответа.

Мы все – фигуры в партии больного ублюдка, но теперь мой ход.

Пора пролить кровь Драгганов.

Глава 12:Правда о Реджи Драггане или кто такая Бесс Мердок.

Чезаре Борджиа прочно обосновался в мыслях, даже во снах, словно навязчивый кошмар, от которого невозможно проснуться. Засыпая и просыпаясь, я думала лишь о его следующем визите – когда он явится, чтобы упаковать меня в подарочный бантик для Драггана. На гребаных чащах весов качались жизни тех, кто мне дорог – милой Хелены и несносного Дрейка, а на другой стороне – мои темные желания. Я не могла, не имела права допустить, чтобы кто-то снова пострадал из-за меня. Не в этот раз. Но как же хотелось поддаться искушению и выпустить себя из оков, которые душили меня без малого десять лет.

Выходя из дома, я не могла отделаться от паранойи – хотя после покушения у бара это уже не было простым беспокойством. Даже миссис Мейсон из бакалейной стала слишком широко улыбаться, предлагая мне свежие булочки. А еще появился новый почтальон, который часто крутился возле моего дома. Кто черт возьми, получает газеты в этой дыре? Я уверена – этот коротышка собирает информацию для моего отца.

Я начала видеть угрозу повсюду. Даже тот прыщавый подросток у окон закусочной, строчащий сообщения в телефоне и поглядывающий в мою сторону, вызвал у меня приступ тревоги.

Единственным безопасным убежищем оставался дом, где был мой «Глок» и Кэтрин с двустволкой по соседству, ведь эта милая старушка только и мечтала в кого-то пальнуть. Сегодня я взяла выходной, зарывшись под плед с любовным романом про итальянского мафиози. Бестселлер оказался настолько горячим, что мои щеки вспыхивали всякий раз, когда герои оставались наедине. Посреди очень откровенной постельной сцены, я поймала себя на мысли о Чезаре. Его руки на моем теле, его дыхание на моей коже…

Черт! Книга полетела на другой конец дивана. Неужели у меня стокгольмский синдром? Но мысли о Борджиа были как отравленный мед – сладкие и смертельно опасные. Я снова возвращалась к нашей схватке на кухне. Даже спустя столько времени, она превратилась в навязчивое воспоминание: его сильное тело, прижимающее меня к полу вызывало предательское желание внизу живота и чем больше я думала об этом, тем нестерпимее становилось намерение получить разрядку.

В моих снах Борджиа воплощал свои угрозы: он брал меня, подчинял, заставлял кричать от наслаждения. Да, он был моим гребаным кошмаром, от которого я отчаянно не хотела просыпаться. А когда просыпалась, в мокрых от пота простынях, сгорала от стыда. Потому что глубоко внутри себя я знала – мне нужно, чтобы эти сны никогда не заканчивались. Чтобы он не отпускал меня хотя бы во снах, даже если это окончательно сведет меня с ума.

Борджиа, оказался моим верным Сróga тем самым другом, которого я когда-то оставила и не вернулась. Летние дни рядом с ним стали моим убежищем среди бушующего хаоса. Каждый раз, убегая из дома, я молила небеса больше никогда не возвращаться назад. Родительский дом превратился в настоящую преисподнюю, где демоны овладели теми, кого я называла родителями. День за днем я искала спасения в его обществе, даже не осознавая, насколько глубокую связь создала с этим мальчиком. И как же мучительно было прощаться, но выбора мне не оставили. Один из демонов вышел из-под контроля, навсегда искалечив мою жизнь.

Стук в дверь вернул меня в дерьмовую реальность, где из-за мужчин, искалечивших мою жизнь, я балансировала на грани расстройства личности. Одного из них я хотела убить, другому подарить свои трусики.

Яркое полуденное солнце било в глаза, но сквозь стеклянную вставку в двери я сразу узнала высокую фигуру и с облегчением выдохнула.

– Бесс, открой эту чертову дверь, пока я ее не вынес.

Уилл Дрейк яростно дергал ручку с другой стороны. Я натянула плед на плечи, и чертыхнувшись, отперла замок.

– Прогуливаешь работу, даже не предупредив меня? Мне пришлось час терпеть недовольную Марлу, прежде чем она соизволила сообщить о твоем выходном.

– Я тоже рада видеть тебя, Дрейк.

Он протиснулся внутрь, даже не дожидаясь приглашения. Несмотря на солнечную погоду от него веяло холодом. Дрейк окинул взглядом гостиную, затем переключился на меня. Синяки сошли с лица, шрам все так же был на прежнем месте, а под глазами залегли тени – следы очередной бессонной ночи. Он плюхнулся на диван прямо на мой развратный роман.

– Бесс, не хочу нарушать традиции и не откажусь от твоего паршивого кофе.

Я хмыкнула – от дерьмового кофе и сама не откажусь. Кутаясь в плед, поплелась на в кухню искать кофеварку. Краем глаза отметила, что Дрейк выглядел хреново: даже его фирменная ухмылка маршала казалась натянутой и нервной, а белая рубашка мятой и грязной. Совсем не похоже на Дрейка.

Я заваривала кофе, когда услышала странные звуки из гостиной. Это похоже на кота, пытающегося срыгнуть ком шерсти, вот только котов у меня не было. Зато там остался без присмотра чертов Дрейк – непредсказуемый маршал с замашками серийного убийцы. Пришлось отставить чашки и вернуться к нему.

Картина, представшая моим глазам, была та еще: маршал, уткнувшись в мой пошлый романчик – тот самый, что недавно вогнал меня в непристойные фантазии, зачитывал сцены в слух.

– «Мои глаза раскрылись. Это был сон в котором я довожу Белль до оргазма своим языком и пальцами…»

Уилл декламировал текст громко с абсолютно серьезным выражением лица, делая акцент на слове «киска» . Я застыла между желанием провалиться сквозь землю от стыда и разразиться истерическим хохотом.

Он закрыл книгу, пробегая глазами по задней обложке с аннотацией. И еще раз издал этот звук, изображая приступ тошноты.

– Мафиозные страсти? Серьезно, Бесс? – Маршал огляделся. – Если бы мафиози трахались как этот тип, то у меня не было бы работы. Мафия не проводит время между ног у женщины, она убивает. Знаешь что сделал последний мафиози, которого мы вели? Порубил на куски сына своего конкурента. Он отрубил ему голову. Парень был как гребаная Мария Антуанетта.

Меня замутило от представленной картинки, Дрейк был прав.

– Где у тебя мусорка?

– Легче, ковбой! – я выдернула книгу из его рук. – Я одинокая женщина.

– Бесс, стоит только намекнуть! – Дрейк расслабил галстук, откидываясь на спинку дивана, призывно расставляя ноги шире. – Тебе не понадобятся пошлые книги!

Я прикусила губу, прикрываясь книгой. Дрейк идеально подходил на роль кандидата чтобы удовлетворить все мои желания: он был чертовски соблазнителен с этой своей ямочкой на подбородке и острыми скулами, вечно кривой ухмылкой, да и химия между нами никуда не делась. Но он был как тот друг из фильмов, который вечно шутит о сексе. Можно посмеяться, но не воспринимать его сальности всерьез.

Я хотела другого.

– Не в этой жизни, Дрейк. – Я швырнула книгу на пуфик, устраиваясь в кресле.

– Эти сопливые диалоги.... – он ткнул пальцем в книгу и скривился, я кивнула в ответ, – я скорее прострелю себе колено, чем начну так разговаривать.

Уилл кивнул в сторону импровизированного бара у настенного зеркала. Бутылка виски была не распечатанной.

– Мне нужно это развидеть.

– Хорошо, Дрейк, давай без членовредительства, – ответила я, направляясь к бару.

Маршал только хмыкнул и подмигнул.

– Бесс, я похож на того, кто готов исполнять романтических фантазии из глупых книг? Лучше пристрелю кого-нибудь другого.

– Что ж, у меня есть подходящая кандидатура.

Я подумала о своем отце.

Бутылка виски пустела, но мы оба противились солодовому забытью. Дрейк, обычно щедрый на шуточки, сидел мрачнее тучи, будто его тоже что-то мучило. Я затаилась в кресле, боясь спугнуть подходящий момент. Мысли, как стервятники, кружили над прерванными воспоминаниями. Мне хотелось вытащить историю Драгганов из-под подкорок, публично препарировать ее и рассказать все. Эгоистичное желание выплеснуть этот яд, разделить это бремя с кем-то еще становилось невыносимым.

Уилл поднес стакан к губам, когда я выпалила:

– Хочешь услышать настоящую историю?

– Без мафии из твоих книг?

– С мафией.

Маршал отставил стакан и молча кивнул, будто уже ждал этот разговор. Меня было не остановить.

Память играет со мной злые шутки: черные провалы чередуются с яркими вспышками, как кадры старой кинопленки с паршивым триллером – только это была моя жизнь. Она напоминает американские горки: взлет вверх – счастливый эпизод, падение вниз – то, что хочется навсегда забыть. Как у любого взрослого человека, внутри меня живут несколько личностей: одна из них – напуганный ребенок, которого я похоронила в самых темных уголках сознания.

Но этот мертвец не лежит тихо. Прошлое просачивается, как яд из старой бочки с химикатами, отравляя все вокруг. События последнего года сорвали последние печати, и теперь демоны из детства рвут мою душу на части.

Часто во снах я вижу ее – мою мать. Теперь она лишь размытый отпечаток в памяти, который я запомнила в одном образе, особенно ярко в день ее смерти. Рина умерла за две недели до своего тридцатилетия. Мне было девять лет. Теплый сентябрь того года стал последним месяцем прежней жизни. Все полетело к черту, обрушив хрупкое подобие нормальности.

Но прежде чем рассказать о том, как все прошло к черту, я хочу вспомнить, как все начиналось. Большая часть этой истории соткана из чужих рассказов, остальное – мои воспоминания. Жаль, что в основном они дерьмовые.

Все истории большой любви и ненависти начинаются одинаково: она встретила его или он ее. Звезды на небе сошлись или стрела Амура пульнула не туда, но история моих родителей не была похожа на сказку – как, впрочем, и вся последующая жизнь. Это была романтическая история, которая переросла в гребаный слэшер.

Рина встретила моего отца Реджи, едва шагнув во взрослую жизнь. Девочка из скромной семьи поступила в колледж изучать экономику, получив место благодаря успехам в спорте – она подавала большие надежды в женском лакроссе и была чертовски хороша в этом. Как часто бывает в подобных историях, на пути хорошей девочки встречается плохой мальчик.

И как ей было устоять? Вдали от дома, выросшая и впитавшая в себя темную романтику классических романов, она не смогла противиться чарам парня с глазами цвета выдержанного виски.

Его звали Реджи Драгган. Местные называли его «Крюк».

Он вырос в гнилых трущобах Южного Чикаго, где белый ирландец торчал, как заноза в черном теле района. Это была территория цветных банд. Единственное, что держало его на плаву – тяжелые кулаки, превращавшие в фарш любого, кто косо смотрел в его сторону. Желающих проучить белую ирландскую шваль хватало: нрав у Реджи был что у бешеного пса и счет переломанных им костей давно обогнал статистику перестрелок в той дыре. У него был зубодробительный хук справа, поэтому он получил прозвище «Крюк».

Местный воротила, державший боксерский зал, быстро положил глаз на Драггана. Для прожженных бойцов мой отец должен был стать свежим мясом и приманкой для тех, кто жаждал увидеть падение Драггана мордой в ринг.

К несчастью для них он придерживался другого мнения.

За три года Реджи превратил местный клуб в свою персональную мясорубку. Каждый бой заканчивался одинаково – противник в состоянии близкому к коме лежал на ринге, а «Крюк» уходил с толстой пачкой купюр. Но ему наскучило биться в легальных боях, он выбрал подпольные клубы. Ринги, где пахло потом и дешевым табаком так сильно, что слезились глаза, а кровь попросту не смывалась с пола стали его личной ареной. Толпа ревела, деньги текли рекой, но настоящая игра шла за кулисами боев. Реджи понял: выигрывать – не всегда выгодно.

«Случайно упасть» означало поднять много денег, так в жизни Драггана появились нелегальные ставки. Он проигрывал красиво, с кровью и поломанными носами. Ставки росли, а вместе с ними – вкус к опасной жизни и власти. Отец то побеждал всухую, то неожиданно проигрывал. И никто не знал, что за его спиной стояли воротилы, которые были в доле с ним.

Скоро Драгган перестал быть просто бойцом. Договорившись с О'Ши – тем самым владельцем клуба, который открыл Реджи путь в подполье, они стали партнерами. К двадцати трем годам у него была собственная букмекерская контора, о которой знали лишь несколько людей. О'Ши и его лучший друг – Билли Мак. Второй был левой рукой отца, которая была всегда наготове нанести смертельный удар. Билли был гребаным психом маниакально дорожащий дружбой с Драгганом.

Букмекерская контора была под прикрытием бара. Именно там Рина впервые увидела его. Она зашла туда с подругами после матча чтобы отпраздновать победу своей команды по лакроссу. В тот день сам Реджи стоял за стойкой.

Тут Амур выпустил стрелы. Будь этот ублюдок милосердным сразил бы их на повал и избавил мир от обрушившихся страданий. Романтичный флер длился не долго. Под утро в бар ворвались люди Бади Буглера – главы ирландской мафии Чикаго. Их не устраивало, что молодой выскочка слишком быстро поднялся и не собирался делиться прибылью, хотя работал на их территории. Ничего из этого Реджи выбирать не стал: пятеро головорезов Буглера отправились в морг, отец получил пулю, которая вошла в его правое плечо, положив конец боксерской карьеры. Рина, вместо того чтобы убежать, осталась, помогая отцу остановить кровь и спрятаться от полиции.