Прости меня, твою убийцу

Это потом она узнает, что в этом корпусе пустует еще несколько комнат, которыми и пользовались парочки для уединения: Надя с Кабарданчиком да Вера с Иваном.

Она пришла в себя окончательно под утро, когда проснулась на плече Ивана, ужаснулась, выбралась из-под одеяла, набросила на себя одежду и вернулась в свою комнату. Там никого не было. Вера бросилась в душевую. Это была общая душевая, находящаяся в конце коридора. Встала под горячий душ, ужасаясь тому, что с ней случилось и до чего она дошла. Напилась и переспала с первым встречным! Тщательно смыв с себя следы «разврата», она, однако, не переставая почему-то улыбаться, собиралась было уже выйти, как услышала голоса. Поначалу тихие, они звучали все громче и громче. И она узнала их! Надя и Татьяна. В основном говорила Татьяна, даже не говорила, а шипела, и через каждое слово – грубый, жесткий мат. Вера не сразу уловила, в чем Татьяна обвиняет Надю, а когда поняла, ей стало и вовсе не по себе.

– Спрашиваю тебя, бл…, ты зачем ее привела? Кто тебя просил? Сука?! Чего молчишь?..

И вдруг – звук ударов, стоны Нади, плач и шмыганье носом. Затем еще удар и еще…

Татьяна, судя по всему, избивала Надю буквально здесь же, в предбаннике, где располагались умывальники.

Вера вышла из душевого отсека в халате и, спрятавшись за угол, стала наблюдать за тем, что происходило всего в нескольких шагах от нее.

И когда она увидела, как Татьяна, совершенно пьяная, едва стоящая на ногах, с распущенными волосами и с сигаретой во рту, пинает лежащую на грязном кафельном полу Надю, на которой только один лифчик и трусики, то вскрикнула и бросилась на Татьяну с криком:

– Ты что, ополоумела? – И с силой оттащила Татьяну от Нади.

Надя – бледная, с разбитой губой и потеками крови из носа – поднялась с пола и, рыдая, бросилась вон из предбанника.

И тут только до Веры дошло, что, оставшись одна, она сама может стать жертвой этой потерявшей над собой контроль хабалки Тани. Понимая, что объяснять ей что-то сейчас бесполезно, и опасаясь, что Татьяна может наброситься и на нее, Вера быстрым шагом направилась к выходу. Ее колотило. Ну и влипла же она! Провела ночь с Иваном, разняла женскую драку в душевой – какая пошлость! Гадость! Фу! Это надо же так опуститься?!

Ей ничего не стоило вызвать такси прямо сейчас и сюда, в этот тихий заснеженный ад, чтобы отправиться к какой-нибудь подружке в город, предварительно с ней договорившись. А когда отец позвонит, она объяснит ему, что произошло и почему она приняла такое решение. Но когда она, оказавшись в коридоре, увидела идущего навстречу ей Ваню, то сразу передумала. Они молча обнялись, потом принялись жадно и страстно целоваться, после чего она снова оказалась в необитаемой и так называемой комнате для свиданий, расположенной за углом коридора, где постель еще не успела остыть от тепла Ваниного тела.

За полчаса до обеда Вера вернулась в свою комнату, где застала Надю, тщательно замазывающую крем-пудрой внушительный синяк под глазом и красную припухлость на левой скуле. Увидев Веру, она поджала губы и развела руками, мол, сама видишь, что со мной сделали.

– Она избивала тебя за то, что ты привела меня к ним в комнату? Она что, берега попутала? Спятила?

– Она злится на тебя, но бьет меня…

– Как это?

– Да вот так. Кто ты, а кто – я.

– Ну и кто же я?

– Дочка Тихого. Того самого.

– Откуда тебе это известно?

– Кабарданчик сказал.

– А он откуда знает?

– Мать, наверное, сказала. Да здесь рано или поздно информация просачивается. Думаешь, ты одна здесь прячешься? Вова мне столько всего рассказывал!

– Вова?

– Ну да, Кабарданчик! Вообще-то его Володей зовут. Просто привыкли уже все: Кабарданчик да Кабарданчик.

– А с чего такое прозвище странное?

– Да он, когда мы только приехали, за пару дней до тебя… Короче, собрались вот так же, как вчера, познакомились с парнями, выпили, ну они и давай анекдоты травить. Вовка рассказал смешной такой анекдот про «кабарданчика»…

– А кто это – «кабарданчик»?

– Да в том-то и дело, что никто не знает… Да так, ерунда, не бери в голову.

– Так что там про меня и моего отца?

– Да тебя никто пальцем тронуть не посмеет, а меня – сама видела. Просто она так злость свою вымещала.

– Я тоже хороша, видела же, что они сидели вчера как голубки. Сама не знаю, как с Ваней… Выпила много. Ну а потом… – Вера чуть не произнесла, что, мол, «стыдно», но потом подумала, что это будет как-то совсем уж гадко. Не стыдно ей, вот совсем нет. Никого она не отбивала. Ваня сам к ней подсел, заговорил. А что ей оставалось делать? Если бы она не выпила, то, конечно, ничего подобного не случилось бы. Она, поужинав в теплой компании, скорее всего, отправилась бы спать. Надя с Кабарданчиком уединились бы в одной комнате, Наташа с Иваном – в другой, а Леха, классный и добрый Леха прибрал бы в комнате да и пошел бы домой, спать.

Но теперь уже как получилось. Пока отец за ней не приедет, она проведет время с Ваней. Таблетки у нее с собой есть, так что не забеременеет. Другое дело, что они не предохранялись, а вдруг он может заразить ее какой-нибудь мерзостью? Вино, это оно во всем виновато. А она, Вера, дура, раз так много выпила, что потеряла контроль над собой.

– Ну что, пошли на обед? – Надя надела свою красную куртку, повязала на голову пуховый платок. – Айда?

– Надя, это что у тебя на голове, а? – Вера состроила уморительно-брезгливую гримасу, сморщив нос и смешно поводя им. – Такое нельзя носить молодой девушке.

– У меня уши болели, я до сих пор капаю. Вот как окончательно поправлюсь, так берет одену.

– Не одену, а надену, – машинально поправила ее Вера. – Ладно, пошли. Снова свой гороховый суп выберешь? Надя Горохова любит суп гороховый.

– Да, люблю гороховый суп, что поделаешь? А ты снова суп-харчо будешь?

– Не знаю, посмотрим, что будет на этот раз в меню.

– У тебя шуба такая красивая… Понимаю, почему Танька бесится… Ты и красивая, и одеваешься классно, так еще и парня ее увела.

– Могу вернуть его ей, тоже мне, драгоценность… – вспыхнула Вера, злясь уже на Ивана, из-за которого произошла драка и вообще могут начаться военные действия со стороны брошенной им Татьяны.

– Нет, Иван ей уже не нужен. Я сама видела, как она с Вадимом куда-то укатила.

– Так, стоп. Кто у нас Вадим?

– Вадим Саватеев, сын директора «Отрады». Красивый парень, прямо Ален Делон. Он и раньше к Татьяне подкатывал, она с ним в город, кажись, ездила, но потом сказала, что ей там не понравилось, то ли он с друзьями был и внимания ей не уделял, то ли напились они, ночевали все вместе у кого-то на квартире на матрацах… Какая-то там нехорошая история случилась.

– Групповуха, что ли?

– Да нет! Не в этом дело. Пьяные все, понимаешь, а она-то рассчитывала на нормальное свидание с рестораном, цветами… Ну, это она нам так с Наташкой рассказывала.

– Ну и хорошо.

– Да ничего хорошего. Вадим на самом деле с Наташкой встречается.

– Послушай, да что у вас тут такое вообще происходит? Девушки как переходящее красное знамя! То с одним, то с другим! Вадим этот… Хотя какое мне дело до них до всех! Противно!

Хотя на самом деле она подумала о том, что сама поступила не лучшим образом, переспала с Иваном, а тот спал до нее с Татьяной, которая была с Вадимом, а Вадим, в свою очередь, переспал, наверное, со всеми девушками, какие только успели побывать в доме отдыха. Где гарантия, что они все здоровы? Мысль о том, что ей, как только она вернется в город, придется сразу же отправляться к тете Марине, своему гинекологу, вконец испортила настроение. Подцепить в этом захолустье какую-нибудь гонорею или что похуже – только этого еще не хватало!!!

В столовой за их столом, где еще вчера они ужинали вчетвером, сейчас сидела одна Наташа. Увидев Веру с Надей, она приветливо помахала им рукой.

– Привет! Как самочувствие?

Она выглядела на редкость свежо, несмотря на то что вчера выпила не меньше Веры. На ней было красивое розовое вязаное платье, облегающее фигуру и подчеркивающее полную грудь. Красиво уложенные на затылке волосы открывали белую как снег шею, украшенную золотой цепочкой с подвеской в виде головки Нефертити.

– Это мамина еще цепочка, кулон немодный, но мне все равно нравится, – сказала она извиняющимся тоном.

– У меня лично голова раскалывается, – не обращая внимания на слова о цепочке, сказала Вера, плюхаясь на стул напротив Наташи. – Я пить не умею, в вине не разбираюсь, пила, просто чтобы утолить жажду, как компот! И вот напилась…

Вере хотелось почему-то показаться перед своими новыми знакомыми обычным человеком, ошибающимся и слабым. Возможно, ей важно было, чтобы они приняли ее в свой круг, хотя бы на время. Это могло бы помочь ей в дальнейшем, быть может, обороняться от агрессивной Татьяны, кто знает? Она была уверена, что и они, видя такое ее отношение к ним, примут ее сторону, защитят ее. А может, ей было на самом деле стыдно перед ними за свое вчерашнее поведение?

– Точно, как компот! – Наташа понимающе кивнула, прикрыв при этом веки. – Что ж, бывает.

– Таня, наверное, злится на меня, да? – Вера чувствовала, что переигрывает, но уж больно хотелось узнать, что думает о Татьяне спокойная и уверенная в себе Наташа.

– Конечно, злится. И на тебя, и на меня. Она же первая с Вадимом, ну, сыном директора, закрутила, а он взял да и переметнулся ко мне.

Вера бросила взгляд на Надю, не так давно сообщившую ей, что Вадим отправился в город с Татьяной, та незаметно передернула плечами, мол, вот такие дела.

– Что вы так на меня смотрите? Ну да, я знаю, что Вадик повез ее сегодня в город, у нее там какие-то дела.

– А ты не боишься, что у них с Вадимом общие дела? – Не выдержала Надя. – Ты что, так уверена в них?

– Да мне все по барабану, если честно. Я же сюда отдыхать приехала. Мне что Вадим, что еще кто… Ненавижу мужиков, презираю. Но без них как-то скучно. Нет, вы не подумайте, я не… как бы это сказать… Короче, я тоже семью хочу, детей и все такое, но просто еще не встретила своего человека. А пока в поиске, так почему бы не развлечься? Разве вам не приятно, когда за вами ухаживают, дарят подарки, целуют? Надо проще смотреть на эти отношения, быть как мужчины – просто получить удовольствие и вовремя сваливать, не дожидаясь, когда тебя бросят. Мужчины, они же охотники, им нравится завоевывать или догонять женщину. А еще мужиков бесит, когда их не ревнуют. Вот Вадик уехал сегодня с Татьяной, а мне, серьезно, по барабану! Какая может быть ревность, если я его не люблю? Женщины по большей части не то что ревнуют, а страдают оттого, что им предпочли кого-то лучше, красивее, что ли… А я уверена в себе…

Вера, слушая ее, подумала, что Наташа не лукавит, она действительно выглядела спокойной и уверенной в себе. И если ее не напрягло, что Татьяна сейчас с Вадимом, то, может, у Наташи появился уже кто-то другой? И, странное дело, все понимая про Наташу, ее неразборчивость в связях и отсутствие каких-либо моральных принципов, Вера испытывала к ней почему-то большую симпатию.

– Ты бойся Татьяну, – вдруг, нахмурившись, сказала Наташа, отодвигая от себя тарелку с остатками пюре. – И Ивана предупреди, что она может рассорить вас, наговорить на тебя или еще что… Характер у нее такой.

– Да мне тоже все равно, – отмахнулась как-то слишком уж поспешно Вера, словно и ее не особенно заботили отношения с Ваней. Но тут же представила себе его, обнимающего Татьяну, и ей стало не по себе. Брр… Неприятно было бы увидеть такую картинку. – Надо поучиться у тебя так же относиться к мужчинам и не париться на их счет, – вырвалось у нее.

После обеда все трое вернулись в корпус, разошлись по своим комнатам. Вера с Надей прилегли отдохнуть. За окном шел снег, было тихо и все располагало ко сну. Бессонная ночь в одной кровати с Ваней, карусель впечатлений, связанных с новыми людьми и их поступками, да еще эта драка между Надей и Татьяной – все это надо было осмыслить, выбрать для себя определенную форму общения и поведения с каждым человеком из своего окружения, чтобы более или менее спокойно и комфортно провести здесь последние дни вынужденного заточения.

Ворочаясь в постели, Вера пыталась понять, что еще ее беспокоит, саднит, царапает душу. Быть может, отсутствие Ивана? Вот куда он ушел? Отсыпается дома или успел найти себе другую подружку? Нет… Не то. И вдруг вспомнила! Работники «Отрады» каким-то образом узнаю́т об отдыхающих. Причем то, чего они знать не должны. Во-первых, Надя узнала от Кабарданчика, что Вера – «дочка Тихого. Того самого».

И вдруг всплыла фраза, которая окончательно рассеяла сон, да так, что Вера даже села на постели. «Да здесь рано или поздно информация просачивается. Думаешь, ты одна здесь прячешься?» Откуда она просочилась к самому Вове-Кабарданчику, Вера знала – «мать, наверное, сказала». То есть повариха или работница столовой знает все про Веру. Но откуда она-то знает? Первый человек, который мог бы быть в курсе, – это директор Саватеев. Получается, что Саватеев связан каким-то образом, может через других лиц, с матерью Кабарданчика. Или они просто друзья, может, любовники, или же все гораздо проще – директор делится всем со своей женой, а та, в свою очередь, с поварихой. Или же Саватеев рассказывает что-то своему сыну, а тот – приятелю, другу Володе.

Они, вся компания, знают, что Верапрячется здесь! Именно это царапнуло и теперь не давало покоя. И вот откуда нездоровая зависть этих людей, неприязнь и одновременно уважение к Вере. Ведь если она прячется, то, понятное дело, как дочка крупного бизнесмена, у которого конфликт с конкурентами или бандитами. Значит, ей, Вере, грозит реальная опасность!

Надо будет рассказать отцу, что директор – болтун, ему доверять нельзя. Хотя откуда ей знать, с кем именно из «Отрады» договаривался отец или его люди? А что, если не с директором, а с кем-то из персонала, кто под видом отдыхающего присматривает за Верой? Может, этот человек и проболтался кому-то?

В какой-то момент Вере стало противно думать обо всем этом. Ну, узнали, и ладно. Главное, что у отца все «устаканилось», скоро уже за ней приедут, и она вернется к своей нормальной жизни. С парнем своим она рассталась еще полгода тому назад, характерами не сошлись. Да он просто козел! Грубый и без мозгов. Поэтому возвращаться будет легко, ее никто не ждет (кроме отца, само собой, да сестры Сашки, которой запретили звонить Вере), а потому никому не придется объяснять свое исчезновение. В университете отец наверняка все уладил, и она вернется к учебе. Все будет хорошо. Придет время, она встретит хорошего парня…

Ее сморило, и она уснула.

5. Сентябрь 2019 г.

Вера открыла глаза и увидела себя в незнакомой комнате. Поначалу испугалась, но потом все вспомнила. Николай, кафе на набережной, она замерзла, сначала заказали вина, потом водки; лифт, в котором они с Николаем поднимались очень долго, ванная комната, большое белое полотенце… Гостиница «Словакия», номер, спальня… Получается, что она расчувствовалась во время их разговора, вспоминая убийство Наташи, напилась, и Николай привел (или приволок?) ее сюда. Гостиница находится прямо на набережной. Что ж, может, оно и к лучшему, что он не повез ее к себе домой, где она вряд ли почувствовала бы себя в безопасности. Гостиница– это все-таки более или менее нейтральная территория.

Подушка рядом была не примята. Получается, что она спала в кровати одна.

– Ау… – тихонько позвала она. – Люди!

Из соседней комнаты послышались звуки – скрип кровати или дивана, а может, и кресла, затем шаги, и вот в спальню вошел Николай. Одетый, к счастью. Заспанный. Вера посмотрела в окно – шторы были плотно задвинуты. Из-за них в спальне было темно, или уже наступил вечер, ночь?

– У меня проблемы, – сказала она, не контролируя покатившиеся слезы, – простите меня. Я вся на нервах. И так почти три года.

– Ничего, бывает. – Он подсел к ней на кровать и обнял ее. Но не как женщину, которую ему хотелось бы завалить в постель, воспользовавшись ее слабостью и беспомощностью, а просто по-дружески, как человек, который ее давно знает и всегда готов прийти на помощь и успокоить. И вдруг поцеловал куда-то в шею. Губы его были горячими и сухими. Он даже не поцеловал, а словно провел губами по ее коже. Нерешительность? Деликатность? Осторожность?

Она тогда так и не поняла, чего ей самой-то хотелось, чтобы он повел себя грубо, опрокинул ее на кровать, к примеру, и набросился на нее или, наоборот, чтобы убаюкал ее, как ребенка, прижав к себе и целуя в лоб или ушко.

История про Егора, которую ей пришлось скомкать в дурацком разговоре с Николаем, когда она приняла его за человека, посвященного в тему исчезновения Горы, повисла в воздухе. И вот сейчас, когда она почувствовала себя совсем уже слабой и ей захотелось, чтобы ее поняли наконец и поддержали, она, свернувшись калачиком и уложив свою голову с растрепанными волосами на колени Николая, принялась рассказывать ему о своей любви к погибшему жениху.

Она разговаривала, рассказывала так, как если бы Николай был существом бесполым и вообще даже каким-то нереальным, который слушал ее исповедь внимательно, не перебивая и не осуждая за те подробности, которые она до этих пор держала в себе.

Она рассказывала, какое это счастье – быть с любимым человеком одним целым, какого вкуса были его губы, как сладко пахли его перепачканные земляничным соком пальцы, когда они целовались, катаясь по траве на поляне… Все самые яркие и залитые теплым солнечным светом картинки их любви с Горой должен был увидеть случайный человек в ее судьбе, какой-то там Николай, о котором она ничего не знала, кроме того, что он был воспитанником интерната, разлученным со своей сестрой Тасей. Пусть уж лучше он слушает ее, чем родная сестра! Вот Сашке она никогда бы не рассказала всего этого. Эти воспоминания были не столько интимными, сколько в какой-то степени святыми. Столько чистоты и искренности было в ее рассказе, что над образом Горы вспыхнул золотистый нимб, и Вера, почувствовав, что у нее уже просто нет сил жить без него, стала задыхаться, давиться рыданиями.

Когда она устала говорить и в горле запершило, а голова превратилась в шар, наполненный жгучей болью, она замолчала, уткнувшись мокрым лицом в большие и теплые ладони Николая. В комнате стало так тихо, что при желании можно было услышать движение воздуха. Она замерла. Неужели она рассказала обо всем, что с ней произошло, чтобы услышать совет постороннего? Чтобы понять, как выглядит эта ее история со стороны? Не считает ли он ее сумасшедшей? Не преувеличила ли она свою горечь и боль? А что, если он примет сторону здравомыслящей Саши? И как ей тогда жить? На кого опереться, ведь она совсем одна?!

– Не плачь, успокойся. – Николай склонился над ней и поцеловал в затылок. – Думаю, ты хочешь услышать, что я думаю по этому поводу. Что ж, я скажу. Но, боюсь, это прозвучит банально.

Она подняла голову, выпрямилась, запустила пальцы в волосы, приводя их в порядок. Кончик носа ее порозовел и теперь блестел, словно смазанный маслом. Слезы в глазах еще не успели просохнуть.

– Валяй, – сказала она, готовясь услышать повторение сказанного Сашей.

– Думаю, тебе просто необходимо сменить обстановку. Постараться забыть весь этот кошмар, связанный с его исчезновением. И еще: ты не уверена, что его нет в живых. Предполагаю, ты так болезненно и долго все это переживаешь еще и потому, что мысленно общаешься с ним или вообще даже разговариваешь. Звонишь ему, к примеру.

Она испугалась. Откуда он мог это знать? Просто предположил? Или же она не одна такая, и Николаю известны случаи подобного поведения при стрессах?

– Ни с кем я не разговариваю… Бред какой-то! Я – нормальная. И я понимаю, что его нет в живых. Или ты думаешь, что он сбежал от меня потому, что должен мне денег? Да кто я такая, чтобы меня бояться? Да он с самого начала понимал, что из меня можно веревки вить, что я готова ему последнюю рубашку отдать. Что я, собственно говоря, и сделала.

– А что за бред ты рассказала мне про татуировку с номером телефона?

– Бред и сказала. Выдумала на ходу. Подумала, что ты от него, хочешь узнать, как я, передать потом ему. Или, наоборот, что ты – один из тех, кому он еще задолжал и теперь пытаешься через меня узнать, жив Егор или нет. Короче, твое неожиданное появление, настойчивость и желание встретиться очень хорошо вписались в мою картину затянувшейся болезни под названием «Егор». Теперь понятно, почему я так себя вела?

– А как ты поведешь себя, если он вдруг вернется?

– Если увижу его, то сразу пойму, что сошла с ума. Во всяком случае, я к этому не готова. Совсем. Так ты от него?

– Нет, конечно, я свою сестру Тасю ищу. И хочу, чтобы ты помогла мне в этом.

И тут Вера вспомнила, что, кажется, успела рассказать ему об убийстве Наташи. Но вот что именно – не помнила.

– Ты сказала, что там произошло кое-что…

Она вздохнула. Какой стыд! Это же надо было так напиться!

– Я не помню, что именно тебе рассказала.

– Ты начала рассказывать о том, как приехала в «Отраду», тебя отец там спрятал, поселилась в одном из корпусов, начала описывать его, даже цвет стен вспомнила, потом какую-то Надю, соседку твою по комнате. Назвала ее глупой. Потом рассказала, как стала свидетельницей драки в душе, как другая девушка по имени Татьяна избивала ее… Потом ты попросила заказать водки. Я сказал тебе, что не надо бы смешивать вино с водкой…

– Если честно, я вообще не пью. Вернее, забыла, когда последний раз выпивала. Может, с Горой… Я не люблю это состояние, чувствуешь, как земля уходит из-под ног и все вокруг становится нереальным. И на чем же я остановилась?

– Ты начала валиться со стула, я едва успел тебя подхватить.

– Ужас…

– Сейчас как? Получше?

– Голова болит.

– Ты можешь рассказать, что же произошло там, в январе? Что ты имела в виду, когда намекнула на это?

– Там девушку убили. Наташу Воронову. Но сейчас я понимаю, что за десять лет я могла подзабыть ее фамилию, может, и Суворову.

Николай изменился в лице. А Вера, понимая, что она только что причинила ему боль, подумала, что могла бы и не рассказывать ему про убийство. Или хотя бы не стала упоминать фамилию ее сестры. А что, если его сестры в «Отраде» вообще не было? Что, если она вместо того, чтобы поехать зимой в дом отдыха, отправилась в другое место, к своему парню или женатому любовнику, связь с которым скрывала ото всех? Может, она, его потеряшка-сестра, до сих пор жива? Поменяла фамилию, уехала куда-то далеко… А Вера взяла сейчас и лишила Николая надежды разыскать свою сестру!

– Послушай, может, это вовсе и не твоя сестра. Жалко, что у тебя нет хороших, четких фотографий. Возможно, я и ошибаюсь. Мне не надо было говорить тебе про нашу Наташу…

– Ты хочешь помочь мне?

– Конечно! Но как?

– Поехали в «Отраду». Быть может, оказавшись там, ты вспомнишь все, что было связано с этим убийством. Или просто восстановишь в памяти события того времени.

– Но я ничего не знаю об убийстве…

– В любом случае мне надо туда, чтобы все выяснить. Это же то место, где ее следы обрываются. Как, при каких обстоятельствах она была убита?

– Говорю же, не знаю! Мы нашли ее в лесу…

6. Январь 2009 г.

Иван появился вечером, постучался в их комнату, разбудил Веру. Присел к ней на постель, не обращая внимания на спящую на своей кровати возле окна Надю.

– Привет, соня! – Он сгреб ее в свои объятья и принялся целовать.

Вера спросонья с силой оттолкнула его от себя, прошипев: «Ты что, с ума сошел? Мы не одни!»

– Там Татьяна, Наташа, Кабарданчик, Леха, все наши уже собрались. Татьяна шампанское привезла из города, икру. Давай, одевайся!

– Снова пить до потери пульса? Ну уж нет, я не хочу. А ты иди, я еще полежу.

– Ладно, я пойду, а вы с Надюхой подгребайте! – И он ушел.

Едва за ним захлопнулась дверь, как Вера взяла в руки телефон, чтобы вызвать такси. Как чувствовала, что ничем хорошим эти их посиделки и развеселый блуд не кончатся, непременно что-нибудь случится. Чего она боялась? Татьяны. Кто знает, может, брошенная этим же Вадимом барышня на этот раз подкараулит уже не Надю, чтобы выплеснуть на нее всю свою злость и отчаяние, а Веру, нападет на нее, подпортит лицо, к примеру. Или вцепится в волосы. Если бы Вере кто-нибудь сказал, что в тихом и сонном доме отдыха будут кипеть такие страсти, она ни за что бы не поверила. Но она сама, своими глазами видела, как Татьяна пинала ногами безвинную Надю, сделав ее просто «девочкой для битья»! Когда Вера вспоминала эту картину, ей хотелось только одного – самой наброситься на Татьяну, первой, и врезать ей хорошенько! Она представляла себе, как бьет ее наотмашь руками прямо по лицу – по носу, из которого хлещет кровь, губам… Она даже представляла Татьяну уже после побоев, с распухшими и посиневшими-побагровевшими губами, с кровоподтеками под глазами…