Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

Незаметно пролетали на колёсах месяц за месяцем, год за годом. Теперь Ронни знал, с какими фирмами иметь дело, а с какими нет, он знал, как без промедления можно пересечь границу, как подготовить машину к взвешиванию при загрузке, чтобы потом пропажу товара можно было скрыть, и совестью это не воспринималось как воровство, но из опасения настоящего воровства на дорогах друзья-дальнобойщики ставили машины вплотную друг к другу, чтобы двери грузовиков были заблокированы.

Первое время Ронни в поездках голодал из-за отсутствия фламандской кухни. Его аппетит пропадал уже от запаха сыра в спагетти, а от вида сваренной в кипятке тонкой длинной лапши, напоминающей груду белых червей, шевелящихся на тарелке, он не хотел есть на следующий день. Жареную картошку на оливковом масле отказывался принимать его желудок. Потом Ронни приспособился готовить еду себе сам, для этого у него были все кухонные принадлежности. И первое, и второе, и третье ему заменяла отварная картошка, залитая отварными мясными консервами, и стакан колы. Кабина грузовика становилась его родным домом.

В поездках у Ронни открылся талант к языкам и общению. Он говорил с итальянцем на итальянском, с португальцем – на португальском, с немцем – на немецком. Конечно, уровень его знания языков был невысок, но для знакомства вполне хватало. Учитывая многочасовые переезды и одиночество в пути, дальнобойщики очень ценили время общения в придорожных кафе. Там они делились шоферским опытом и рекламировали злачные места, где ласковые девочки хорошо обслуживали водителей. Сначала Ронни избегал контактов с проститутками, предлагавшими себя дальнобойщикам на всех дорогах и путях.

В один из его первых рейсов, когда он стоял на границе и ждал оформления таможенных документов, к окошку его мощного грузовика подошла красивая девушка лет восемнадцати.

– Куда вы путь держите? – спросила она у скучавшего за рулём Де Гроте.

Ронни посмотрел на неё с интересом. Девушка была одета аккуратно, как школьница. Её волнистые волосы были заплетены в длинные косички, и в светло-коричневых глазах затаилась надежда.

– В Италию, – ответил Ронни.

Девушка переминалась с ноги на ногу. Было видно, что ей очень хотелось поехать в Италию.

– А возьмёте меня с собой в Италию? – смело спросила она. Тут Ронни задумался, но думал он недолго.

– Знаешь что, – решительным тоном произнёс он, глядя в девичьи глаза, – ты получишь не только поездку в Италию, но ещё и… мужа в придачу. Я предлагаю тебе руку и сердце. Выбирай!

Ронни сделал приглашающий жест рукой. Теперь настала очередь Марселе (так красиво звали девушку) принимать решение. От желания согласиться на это предложение её светло-коричневые глаза стали чуть светлее, но что-то удерживало девушку сказать «да» и запрыгнуть в кабину белой фуры.

– Твой родной язык фламандский? – спросила она.

– Да, я родился в Антверпене и учил французский в школе как самый ленивый ученик, – ответил Ронни, продолжая с интересом разглядывать девушку. Это было как в азартной игре, где ставки сделаны, но ещё нет проигравших.

Через несколько минут, отведённых судьбой на размышление, девушка опустила голову с косичками и тихо сказала: «Но», и тут свет приключений в её глазах потух.

Испуг перед людьми из фламандской зоны победил зов сердца. Она сама была родом из Валлонии, французской зоны Бельгийского королевства. В её родных Арденнах фламандцы считались людьми скучными и скупыми, а ей хотелось романтики, хотелось быть любимой самым дерзким и непредсказуемым мужчиной в мире, с которым можно весело объехать весь мир. О такой любви мечтало её сердце, слушая бесконечные ссоры своих родителей, после которых отец, как бездомный бродяга, уходил в ночь, засунув руки в карманы серого пальто, а мать закрывалась в спальне и начинала своё рыдание до рассвета, а с рассветом уходила на работу.

В тот день Марселе решила навсегда уехать из дома, чтобы найти своё счастье на чужой стороне. Она не доверилась пареньку из Антверпена, который плохо говорил по-французски, но села в машину к французу. Тот поразвлёкся с ней до Парижа, а потом высадил девушку на заправочной станции, где её подобрал другой немолодой шофер из Амстердама, любивший молоденьких женщин. Судьбы дорожных проституток начинаются порой очень романтично, но по сути печальны и банальны.

Ронни не знал, что случилось со «школьницей» из Арденн, когда покидал таможенную зону, хотя нерешительная девушка пришлась ему по душе, и в поездке до Парижа он думал о ней с какой-то грустью, как туристы думают о прошедшем лете. На пути к нему подсела миловидная француженка. Ронни подобрал её на дороге в надежде скоротать путь в беседе, потому что за приятным разговором не так сильно клонило ко сну, но милая девушка сразу забралась на заднее сиденье, где находилась постель шофера, и проспала там до самого Парижа.

Шоферов веселила робость Ронни по отношению к проституткам, и они с радостью помогли ему преодолеть этот психологический барьер. Как-то раз друзья привезли Ронни на виллу, где рыцарей дальних перевозок радостно встретили две прекрасные проститутки. Одна была миловидной блондинкой, а другая – темпераментной негритянкой. Молодых мужчин, измотанных долгим воздержанием, ждал рай на земле.

Из постели девушки вели разомлевших парней в маленький бассейн с бурлящей водой. На груди у белокурой красавицы утомлённый любовью Де Гроте уже видел розовые сны под мелодии томного блюза, как вдруг негритянка из набухшей чёрной груди с розовым соском пустила ему в лицо тугую струю молока.

Ронни от неожиданности встрепенулся, открыл глаза, попробовал молоко на вкус и жутко рассердился. Он схватил негритянку за плечики, притянул её к себе, грозно смотря ей в глаза.

– Это обман! – сказал он, указывая на капельки молока, стекавшие с его подбородка.

Негритянка, не ожидавшая такого недовольства у добродушного клиента, в испуге закрыла глаза ладонями, а блондинка с головой уползла под одеяло, но Ронни продолжал вершить правосудие.

– Меня обманули! Мне говорили, что у негритянок из груди течёт шоколадное молоко, а у тебя молоко белое, а где шоколад??!

Сказав это, Ронни громко рассмеялся и увлёк обеих девушек в купальню. Наступило настоящее веселье, за которым последовала очередная волна наслаждений…

Разбуженные сексуальные чувства оказались настоящим бременем для молодого Де Гроте, так скорый секс с проститутками стал ещё одной традицией в жизни Ронни.

Он видел, как радовались девушки каждой заработанной монетке, и это помогало ему гасить в душе противное чувство соучастия в разврате. Чем чаще он использовал труд доступных девушек, тем больше в нём самом разжигалось желание секса.

Это был голый, ненасытный чувственный секс, жажда которого, как болезнь, не покидала своего хозяина ни днём, ни ночью, и вскоре Ронни пришлось обращаться к докторам, которые прописывали ему антибиотики от венерических болезней, но стыда от связи с проститутками уже у него не было.

Так жили все, и это было честно. Мужчина испытывает естественное для мужчин желание, женщина помогает ему от него избавиться, не портя жизнь ненужными обещаниями и ложными клятвами. За свой труд женщина получает деньги, которые помогали ей выжить. Все довольны, и за всё заплачено.

Ещё одна божья заповедь не нашла подтверждения в реальности жизни. Ронни поступился и ею, убедив себя, что заповеди только мешают человеку чувствовать себя свободным и радостным.

Ронни не искал женщину, с которой можно было бы создать семью, о семейной жизни не помышлял под молчаливое одобрение родителей, которым продолжал приносить свой заработок. Ему самому не хотелось связывать себя оковами брака, а неутомимое желание секса он расценивал как банальную нужду каждого мужчины.

Будущее казалось ему дальней дорогой в никуда, по которой он с ветерком прокатится на своей фуре, где 24 часа в сутки открыты для дальнобойщиков кафе и услуги предлагают хорошенькие женщины. Он наслаждался молодостью, всегда имел хороший аппетит и никогда не унывал.

Один год сменялся другим, но Ронни не замечал, как незаметно уходит время его жизни, он чувствовал себя превосходно, домом служил многотонный грузовик, а семьёй – братство дальнобойщиков.

Руководство фирмой не щадило своих шоферов. Ребята приходили вечером из одного рейса, а на следующий день с рассветом уходили в другой, а иногда уже в день приезда машина загружалась новым грузом, и водителю давалось всего полчаса навестить родных. Нередко сроки доставок груза так поджимали, что водителям приходилось справлять малую нужду на ходу, приоткрыв дверцу кабинки, но никто из дальнобойщиков не жаловался на жизнь, словно дальняя дорога обладала силой гипноза и зазывала мужчин в бесконечный рейс, меняя их отношения с остальным миром.

Де Гроте на своём многотонном грузовике объездил всю Европу, но в какое-то время его стала одолевать постоянная сонливость. Как-то раз перед рассветом, проезжая Альпы, Ронни заметил на скоростной дороге телегу, которую тащила пегая лошадь. В панике он резко затормозил, вылез из кабины, осмотрелся – на дороге в предрассветном полумраке стояли только он сам и его грузовик, а через месяц ему померещился самолёт, который совершал посадку перед его фурой на автотрассе.

Впервые Ронни нуждался в отдыхе и останавливался на территории полюбившихся ему автозаправок, чтобы в коротком забытье восстановить силы и желание тронуться в путь.

Как-то раз во время такого отдыха к Ронни подошла молодая женщина. Её чёрные волосы были завязаны в пучок на затылке, под их тяжестью маленький подбородок женщины поднимался кверху. Она подошла к Ронни с опущенным взглядом, словно боялась взглянуть на него. Когда итальянка осмелилась заговорить, то в её чёрных глазах стояли слёзы.

Ронни ещё раньше приметил эту молодую женщину. Она бродила между огромными грузовиками, как будто что-то или кого-то искала. Её красота и белая одежда привлекали взгляды шоферов, и каждому из них хотелось узнать, что или кого всё-таки ищет и никак не может найти эта прекрасная итальянка. И вот теперь она стояла перед ним и набиралась мужества озвучить свою просьбу.

– Синьор, мне надо с детьми вернуться домой. На этой заправке нас бросил мой друг, который хотел на мне жениться, он из Брюсселя. Я не могу заправить мою машину, он украл у меня все деньги и сбежал. Видите, там стоит моя машина?

Женщина указала рукой направо, где под деревом прятался её маленький автомобиль, а в нём сидели дети. Ронни совершенно не понимал, что хочет от него эта молодая мама. Видя это, итальянка стала говорить медленнее и тише.

– Синьор, у меня нет денег, чтобы заплатить за бензин для того, чтобы ехать на машине к себе домой. Можно, я заработаю деньги у тебя в кабине, но так, чтобы дети не видели?

Женщина грациозно подняла руки и вытащила заколку из волос. Волосы свободно рассыпались по покатым плечам, по обнажённым рукам и тяжёлой волной легли на грудь. Ронни привстал и, ещё сомневаясь в правильности своего поступка, открыл женщине дверь для пассажиров.

В этот раз секс был коротким, словно наспех съеденный бутерброд. Потом итальянка вновь заколола волосы на затылке и ушла довольная, спрятав на груди под блузой деньги, а Ронни словно внезапно очнулся от дрёмы, и он никак не мог понять, что с ним произошло за эти годы. Неужели это он только что воспользовался бедственным положением женщины? Ведь для него эти деньги были мелочью, а женщина заплатила за них своей честью. Ему тут же захотелось поменять ход событий, но молодая итальянка уже стояла в окружении своих детей, и мужчину неприятно поразила та злость, с которой в его сторону смотрела её дочь.

Ронни чувствовал себя отвратительно. Он поспешил включить зажигание, мощно загудел мотор, и машина тронулась в путь. Теперь ему хотелось только одного – скорее уехать от места своего позора, скорее забыть брошенную французом женщину и секс с ней. Постепенно мужчина вновь сроднился со скоростью фуры, появилась привычная сонливость, в которой стыд и совесть становятся чем-то вроде плохого сна.

Блажен, кто смолоду был молод

Часть 1

Глава 1

Вера стояла у классной доски, как в Средние века преступник у позорного столба, только преступник знал за что, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки, и Вера очень удивилась, когда классная руководительница Светлана Васильевна вызвала ее к доске, задания не дала, а сама отошла к учительскому столу.

В этот класс Веру привела мама, когда они приехали домой из Барнаула.

С тех пор прошло несколько лет, а она по-прежнему считала себя новенькой среди одноклассников, которых сторонилась. Когда ее обзывали «толстухой», не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла.

Отвечая урок у доски, Вера сильно смущалась, к своему внешнему виду относилась равнодушно, ведь худой ей все равно не стать, а то, что форма помялась или фартук запачкан, так это дело поправимое, было бы желание, а желание привести себя в «божеский» вид возникало у нее только по праздникам.

Подруг у Веры не было, а ее щедрость и «бабушкина доброта» мешали ребятам воспринимать ее всерьез. Излишняя полнота и неопрятный вид в сочетании с гладко зачесанными назад волосами, сплетенными в две длинные косички, делали ее похожей на классную дурочку, но училась она хорошо.

В четвертом классе, как самая рослая, Вера сыграла мачеху в спектакле по сказке «Золушка», на общей фотографии артистов не нашлось лица более простодушного, чем у нее.

После занятий девочка спешила домой, который находился в двух остановках от школы. Когда позволяла погода, то она шла эти две остановки пешком, радуясь погожему дню и свободе своего одиночества. Вера не любила ходить в школу, ей больше нравилось оставаться одной дома. Общение со сверстниками ей заменили книги, герои которых становились или друзьями, или врагами, а сердце глубоко втайне готовилось к встрече с рыцарем «без страха и упрека», и только брат Саша вторгался в созданный ею мир грез, как его повелитель.

Так уж повелось, что после того, как брата привезли из деревни домой, Вера превратилась в его рабыню и добровольно прислуживала ему, потому что жалела, чувствуя себя виновной в том, что с ними обоими приключилось несколько лет назад «той ночью».

***

Если Веру привезли из Барнаула весной, то Сашу – только летом, когда солнце сжигало степь.

Она помнит, с какой радостью ехала она с родителями на персональной машине отца в деревню Ильинку, где он родился и вырос и куда два года назад привезли Сашу на перевоспитание. Изнывая от летнего зноя и тряски в мягком салоне «Волги», девочка мечтала очутиться в том загадочном мире, который мелькал за окном. Рядом с ней сидел молчаливый папа, а мама – на пассажирском сиденье, она следила за тем, чтобы Петр Петрович, папин водитель, не произносил плохие слова, когда периодически ругал то жару, то дороги, то сам себя.

Раскаленная под солнцем степь казалась вымершей, но это только казалось.

У горизонта сгрудились сопки, в тени которых притаился тот удивительный мир, куда не ступала нога человека. Там, скорее всего, хранились забытые людьми радужные мечты, которые не исчезали, а летали по свету, гладили ковыльные полянки и покоились в синеющих оврагах.

Вера вглядывалась в возвышающиеся вдали сопки и ей казалось, что именно там хранятся мечты ее счастливого детства, которые по утрам блестят капельками росы, а весной вспыхивают красными маками, но иногда мечты за ненадобностью превращаются в кустики пахучего чабреца и никому уже не снятся.

Вера не позволяла себе мечтать, даже во сне, только одну мечту она хранила на сердце – что она когда-нибудь проснется и окажется в другом мире, где у нее будут другая мама, веселая и добрая. Долго смотреть по сторонам она не могла из-за нарастающей тошноты, от которой спасал сухой голландский сыр, который можно грызть часами.

Однажды путникам пришлось остановиться прямо на солнцепеке, так как вода в моторе автомобиля вновь закипела, и к Вериному окошку подошел серо-бурый степной волк и, сердито взглянув на нее, принялся рыть задними лапами яму, поднимая за собой столб пыли. Покормить голодного волка девочке не разрешила мама и приказала немедленно закрыть окошко.

Проезжая Алтай, Вера уже не мечтала – она любовалась горами, покрытыми лесами, зелеными лугами, а вокруг деревни Ильинки поднимался удивительно солнечный сосновый бор. Домик дедушки и бабушки стоял на возвышенности, у самой речки. Во дворе дымилась низкая печка из кирпича и не было никакой ограды.

Дедушка обнял гостей первым, а бабушка позвала всех к столу, но Вера кушать не хотела. Не теряя времени, она бросилась за огороды искать своего родного брата. Саша повстречался ей на тропинке, ведущей к реке, он прошел мимо, даже не взглянув на нее.

– Саша! Саша! – закричала ему вслед Вера, но тот продолжал свой путь к речке, которая журчала среди высокой травы, девочка бросилась ему вдогонку. У самого берега она сумела забежать вперед и, развернувшись к нему лицом и задыхаясь от бега, проговорила.

– Саша, мы приехали за тобой, теперь все плохое позади. Мы приехали за тобой на папиной «Волге». Меня всю дорогу тошнило, поэтому я грызла голландский сыр. Я своими глазами видела настоящего волка, он был совсем не страшным, как худая собака с опущенным хвостом…

Тут Вера осеклась, потому что брат резко остановился, повернулся к ней, и его взгляд был такой же злой, как у волка.

– Это я, Вера! – произнесла девочка с отчаянием и хотела обнять возмужавшего Сашу, но тот оттолкнул ее от себя и поспешил к своим друзьям. На его плече лежала самодельная удочка, а в руке болталось голубое ведерко.

Тогда-то Вера и поняла, что брат никогда не простит ей того, что случилось с ними «той ночью», когда родители перестали их любить, и радость встречи обернулась горем, потому что на всем белом свете никто их не любил.

Медленно возвращалась Вера по той же узкой и скользкой тропинке в дом к дедушке и бабушке в уверенности, что скоро и ее сердце перестанет биться от тоски.

***

Саша приехал домой, как чужой в семье, с сестрой он вел себя как повелитель. Он посмеивался над Верой, когда та с гордостью повязывала на шее красный галстук и заучивала девиз пионеров: «Будь готов! Всегда готов!» Саша вступил в пионеры еще в деревне у бабушки, но красный галстук предпочитал носить в кармане.

А для Веры принятие в пионеры было знаменательным событием, как приглашение на красный праздник из ее детства! По вручении ей атласного красного галстука она сама себе поклялась больше не брать из папиного кармана без спроса денег на мороженое и не выдавать секретов пионеров даже под пытками, как Мальчиш-Кибальчиш!

***

И вот на внеочередном сборе пионерского отряда Веру выставили перед классом как провинившуюся. Светлана Васильевна, классная руководительница, специально тянула время, чтобы педагогически грамотно раскрыть аморальные поступки среди девочек. Надо отметить, что ее талант в воспитании советских школьников уже оценили в городском отделе образования, поэтому и доверили ей класс, где учились дети из обеспеченных и знатных семейств.

Светлана Васильевна с серьезностью молодого коммуниста несла ответственность перед партией и правительством за моральный облик учеников своего класса. На проведение этого внеочередного пионерского сбора она имела разрешение парторга школы, теперь осталось добиться от толстушки Шевченко чистосердечного признания.

Проходила минута, другая, но в классе ничего не происходило. Вера стояла у доски, Светлана Васильевна – у стола, а пионерки сидели за партами. Когда молчание сменилось шептанием, пионерский сбор открыла сама Светлана Васильева вопросом, заданным Вере:

– Пионерка Шевченко, скажи своим товарищам, с кем ты дружишь?

Вера удивленно взглянула на учительницу и медленно опустила взгляд. Ответа на этот вопрос она не знала и не понимала, что конкретно хочет от нее услышать учительница. Дело в том, что у Веры не было друзей в классе.

Впрочем, это было не совсем так. Последний год Вера дружила со своей одноклассницей Ириной Гай, которую за активность выбрали председателем пионерской дружины. Однако дружили девочки тайно.

Римма одобрила дружбу дочери с Ирой, потому что ее мама работала учительницей, и теперь девочки шли домой после уроков вместе.

С каким удовольствием Вера слушала истории Ирины, перенимая ее опыт счастливого детства, и в свою очередь она делилась впечатлениями о прочитанных книжках.

Надо сказать, что как только подружки переступали порог школы, их пути расходились. В классе Ирина неизменно выступала в роли пионерского лидера, а Вера опять становилась новенькой, чтобы издали восхищаться активностью своей новой подружки.

Однажды всем ученикам школы было предложено поучаствовать в весенней выставке детских рисунков. Ирина рисовала хорошо, она была редактором школьной стенгазеты. Вера рисовать не умела, но ей захотелось изобразить весну такой, какой она ее видела, одиноко гуляя по улицам апрельского города. Ярких красок девочка побаивалась, поэтому весна у нее получилась расплывчатая. На акварельном рисунке тонкая березка нежно тянулась к невидимому солнцу, на ее курчавых ветках проклюнулись первые застенчиво-зеленые сережки, а где-то у горизонта голубел ручеек, пологий бережок которого украшали подснежники, похожие на пушинки.

Прежде чем принести рисунок в класс, девочка показала его Ирине, и та похвалила Веру. На следующий день на школьном стенде висел Верин рисунок, уже выписанный яркими масляными красками, и под ним стояла подпись: «Весна, Ирина Гай, ученица 4 класса». Сначала Вера хотела обидеться, но передумала, ведь на подруг обижаться как-то неправильно, и она подарила свою акварель маме на день рожденья.

Никто не учил Веру тому, что дружба всегда нуждается в подарках, – она в этом была убеждена, поэтому приносила для Ирины книги из домашней библиотеки, которые читала Иринина мама. Конечно, мама замечала пропажу книг и настоятельно просила дочь не быть доброй за ее счет!

Не о книгах, которые не были возращены Ириной, думала Вера, стоя перед классом, а о том, как бы ненароком не всплыла тайная дружба с ней. Тут опять прозвучал тот же вопрос учительницы, но уже более требовательно:

– С кем ты, Вера Шевченко, дружишь?

– Я дружу… ни с кем.

– Не хитри, пионерка Шевченко!

Всему классу, как и Вере, было видно, что Светлана Васильевна сердится.

– Я дружу… с Мариной Семеновой! – ловко увернулась от правдивого ответа Вера и с надеждой посмотрела на Марину, сидевшую за первой партой у окна.

Марина пришла в класс в начале этого учебного года. В классе она тоже ни с кем не дружила, даже тайно. Вера чувствовала в этой девочке ту взрослость, которую сама скрывала от одноклассников, поэтому с радостью встала с новенькой ученицей в пару во время маршировки, а Марина в свою очередь на большой перемене пригласила ее к себе домой. Жили Семеновы в двух шагах от школы, и Вера с радостью отправилась в гости по первому приглашению.

Марина и Вера хорошо ладили друг с другом, они обе любили читать книги и обе учились в музыкальной школе. Марина недавно возвратилась из Германии, где проходил военную службу ее папа, который на фотографии из семейного альбома больше походил на усатого гусара, чем на офицера Красной армии.

Когда Вера назвала подругой Марину, то та просияла от удовольствия и улыбнулась, кивнув в знак согласия. Такой ответ Светлане Васильевне понравился, и Вера облегченно вздохнула, но вздохнула она преждевременно, потому что на очереди стоял уже другой наводящий вопрос:

– А скажи-ка ты нам, Шевченко Вера, ты была у Марины в гостях?

– Да, Марина сама меня пригласила, – быстро оправдалась Вера.

– Так, хорошо. А теперь ты обязана рассказать своим одноклассницам, что такое непристойное, не пионерское ты видела в гостях у Семеновых?

Тут-то Вера совсем запаниковала. Она хотела посмотреть на Марину, но Светлана Васильевна встала между ними, скрестив руки на груди. Не замечая возбужденного шепота одноклассниц, Вера недоуменно огляделась по сторонам, но подсказки не приходило.

Как же ей захотелось в этот момент стать невидимкой, чтобы учительница перестала сверлить ее недобрым взглядом, а Светлана Васильевна, не дождавшись ответа, отвернулась от Веры и обратилась к классу:

– Давайте мы, как пионерки, послушаем, что скажет нам вожатая отряда Ирина Гай.

Сначала класс замер в непонимании происходящего, а потом, как по команде, все повернулись в сторону Иры, которая уже стояла за партой.

– Вера мне сама рассказала, что в квартире у Семеновых она смотрела фотографии…

При слове «фотографии» Ирина несколько замялась, но быстро справилась с минутным замешательством и скороговоркой договорила хорошо выученный текст:

– На фотографиях стояли голые женщины на высоких каблуках!

– Ух ты! – пронеслось эхом в классе, потом опять наступила тишина.