Ближний круг госпожи Тань

– Лишенная подобных привилегий Змея может стать завистливой, тяжело переживать неудачи и стремиться свести счеты с жизнью.

– Разве это про Мэйлин? – иронично спрашивает бабушка.

Повитуха Ши отвечает своим вопросом:

– Разве имеет значение, что обе девочки родились в год Змеи? У каждой свой характер, и это чревато множеством конфликтов.

Бабушка молчит, и повитуха продолжает:

– Сколько себя помню, красивое лицо считалось окном во внутренний мир. Через него видна «красивая» натура – доброта, щедрость и прилежность. Привлекательная внешность может изменить судьбу девушки, поскольку удачное замужество позволит ей укрепить свое положение в обществе.

Бабушка заметно оживляется:

– А Мэйлин уже сосватали?

Бабушка любит меня и делает все возможное, чтобы обеспечить мне достойное будущее, однако больно осознавать, что, когда речь зашла о красоте, она сразу подумала про Мэйлин.

– Да, сваха уже все устроила, – отвечает повитуха.

Я удивлена. Дочь повитухи договорилась о помолвке раньше меня?

– Моя девочка выйдет замуж за сына торговца чаем…

– В Уси?

– Я бы не отдала дочь за три горы, какой бы ни был выкуп за невесту.

Бабушка одобрительно кивает.

– Госпожа Жу, почему вы так хотите, чтобы у Мэйлин и вашей внучки сложились особенно теплые отношения? – спрашивает повитуха в лоб.

Бабушка не отвечает. Вместо этого она произносит:

– Девочкам не следовало дотрагиваться до Белой Яшмы.

– Согласна. Надо было дождаться костоправа.

– Но они это сделали, – продолжает бабушка. – К счастью, обошлось без крови.

– Повезло еще, что они позвали вас и избежали еще большего вреда.

Бабушка кивает, делая еще один глоток чая.

– Что могу сказать – девочки не запаниковали и не убежали. Не просто не уткнулись лицами в наши подолы, но и поняли, как нужно обращаться с Белой Яшмой.

Повитуха Ши спокойно ждет. Я осмеливаюсь покоситься в сторону. Мэйлин пристально смотрит на меня.

– Мой муж – да и все мужчины – сказал бы, что девочек нужно разделить, – говорит бабушка.

У меня перехватывает дыхание при этой мысли.

– И все же они подружились, – замечает повитуха.

– Правда!

– Но вы не учитываете кое-что еще.

– Мы живем в мире, сотканном из противоречий, – говорит бабушка. – Повитухи не в особом почете, а врачей уважают. Повитухи могут разбогатеть, зато врачи – прославиться…

– Ну, ничего нового…

– По моему опыту, это не «или – или», богатство и слава вполне могут идти рука об руку.

– И что?

– Я вижу нечто особенное в своей внучке, и нечто особенное есть в твоей дочке.

– Мэйлин быстро учится. – Повитуха улыбается. – Если у нее будут связи, то она далеко пойдет в нашем деле…

– Согласна.

Наступает долгое молчание. Наконец бабушка снова подает голос:

– Я знаю внучку не так давно, но заметила, что у нее есть некоторые физические изъяны. Мне было бы спокойнее, если бы повитуха присматривала за ней, когда она переберется в дом мужа. Твоя дочь помогла бы мне в этом.

– Понятно. – Повитуха Ши спокойно обдумывает слова бабушки, а потом произносит: – Я-то не против, но девушка ниже по положению в погоне за богатством и высоким положением, которых ей не суждено достичь, может разочароваться в жизни и запятнать репутацию более благородной девушки.

– Такой риск есть, без сомнения. – Бабушка сцепила пальцы. – Еще одна проблема с работой, которой занимается ваш род… – Она понижает голос, но я все равно разбираю слова: – Я говорю о помощи, которую вы оказываете дознавателям.

Повитуха Ши пожимает плечами, будто это не имеет особого значения.

– Вы бы предпочли, чтобы женщин, ставших жертвами преступления, осматривали мужчины? В случае смерти, особенно насильственной, я последняя, кто прикасается к несчастной. Я с достоинством провожаю ее в Загробный мир.

– Но вы также проверяете целомудрие в судебных делах! У живых!!!

– То есть вы были бы против, если бы ваш муж пожелал проверить состояние родовых врат служанки, если бы вашего сына обвинили в…

– Это невозможно!

– Да на каждом шагу случается! – Повитуха Ши заметно вздрогнула. – Послушайте. Это вы пригласили нас сюда. И с самого начала поощряли эту дружбу!..

Повисло неловкое молчание. Повитуха рассержена, а бабушка, похоже, обдумывает свой план. Я бросаю взгляд на Мэйлин, чтобы понять, как она реагирует на происходящее. Ее выражение лица вызывает у меня недоумение.

Как обычно бывает, когда бабушка о чем‑то размышляет, она слегка опускает веки и ногтем указательного пальца правой руки отбивает такт на подлокотнике своего кресла. Тук-тук-тук!

– Дружба – это уговор между сердцами. Соединив сердца, женщины могут смеяться и плакать, жить и умирать вместе, – декламирует она. – Несмотря на различные препоны и потенциальные проблемы, я считаю, что мы сможем извлечь выгоду как для обеих девочек, так и для нас, если поступим по-моему.

Громкий хриплый смех повитухи Ши заполняет все уголки комнаты. Бабушку буквально передергивает. Она отворачивается. Потом, сделав глоток чая, чтобы успокоиться, она говорит:

– Моя девочка потеряла мать. Сколько мне еще отпущено на этом свете? Твоя дочь никогда не знала отца. Да, пока ты в добром здравии, но ведь и твоя судьба весьма хрупка – она зависит от исхода родов и молвы, которую передают из уст в уста…

– То же самое можно сказать и о докторе женской медицины.

– Именно так.

Обе женщины молча смотрят друг на друга.

– Есть еще одна вещь… – наконец говорит бабушка.

– Всего одна? – хмыкает повитуха.

Бабушка игнорирует колкость.

– Как взрослые женщины, мы надеемся, что Юньсянь и Мэйлин после замужества попадут в щедрые дома, но кто знает, что запланировала судьба? Наши методы лечения не всегда согласуются, но, как мне кажется, мы уважаем друг друга. Я хочу, чтобы у Юньсянь был человек, которому она станет доверять, который будет поддерживать ее долгие годы, независимо от того, какова окажется ее свекровь, невестка или…

– Все остальные женщины, которые живут в семье, подобной вашей, – заканчивает повитуха, делая неопределенный жест рукой, не в силах сдержать нетерпение.

– Даже самая богатая женщина на земле обязана подчиняться свекрови, – вздыхает бабушка.

– Незыблемая правда, – соглашается повитуха.

– Я хочу, чтобы у Юньсянь был кто‑то, кто сможет разделить с ней заботу о женщинах и утешить, если что‑то пойдет не так.

– Никто не любит терять младенца или мать во время родов, – вновь соглашается повитуха.

– У меня есть одно условие. Твоя дочь не должна обсуждать ничего из того, чем вам приходится заниматься помимо принятия родов.

Повитуха Ши лишь отрывисто кивает.

Вскоре после этого разговора моя семья утрясает все, что касается помолвки, выкупа и приданого. Приходит письмо, в котором сообщается, что положение двух семей равно и гадатель определил, что год, месяц, день и час моего рождения хорошо сочетаются с годом, месяцем, днем и часом рождения моего будущего мужа. Через семь лет мне предстоит выйти за Ян Маожэня, единственного сына богатой четы, владеющей тутовыми рощами, шелкопрядами и несколькими фабриками по производству шелка в Уси и окрестностях. Яны живут в особняке под названием Благоуханная услада.

У моего будущего мужа есть три младшие сестры. Мне сказали, что он на год старше меня. Следовательно, он родился в год Дракона – самого могущественного и почитаемого из всех знаков. Тем не менее это не союз двух чиновничьих семей. Меня выдают в семью торговцев.

Я пытаюсь скрыть разочарование, но бабушка, которая всю жизнь училась разгадывать выражения и эмоции, считывает правду по моему лицу.

– Дракон, как и ты, никогда не сдастся, – утешает она меня. – Вот увидишь, твой жених от природы честолюбив. Он непременно добьется успеха на экзаменах и, без сомнения, займет высокий пост, как твой отец и дед. Если вы оба будете умело играть свои роли и жить по правилам нашего общества, то многого достигнете.

Почти сразу дедушке приходит письмо с перечислением подарков, отправленных в качестве выкупа. В их числе целый жареный поросенок, сладости и пироги, которые надлежит разделить между всеми обитателями нашего дома, а также деньги для отца, бабушки и дедушки за их заботу о будущей невестке. Помимо золотых слитков, нефритовых изделий и украшений, семья Ян присылает рулоны шелка разного плетения, чтобы швеи могли начать шить платья, накидки и халаты, которые я в итоге увезу в новый дом.

Вскоре доставили и сам выкуп. По традиции некоторые подарки полагается вернуть. Первый из них я нахожу легко, открыв шкатулку с перегородчатой эмалью и обнаружив свежие лепестки лотоса, символизирующие многодетность. Но после этого мне приходится потрудиться. Должно быть, женщинам Ян было весело прятать эти мелочи, а мы с бабушкой часами перебираем подарки, чтобы их найти.

– Я нашла ножницы! – воскликнула я на второй день поисков. Ножницы символизируют, что муж и жена никогда не расстанутся.

В том же сундуке я нахожу линейку, которая символизирует владение многими тысячами му [29] земли. Мы с бабушкой упаковываем три подарка в красную лаковую шкатулку, и сваха отвозит их обратно в семью Ян. Первые два из «трех писем» [30] получены, четыре из «шести ритуалов» [31] завершены.

Теперь обе семьи вступят в период «пятого ритуала», когда каждая из сторон встретится с гадателем и начнет выбирать благоприятную дату для свадьбы, когда я буду свежа, как ветка цветущей сливы под весенним дождем.

Я благодарна бабушке и дедушке за то, что они так пекутся о моей помолвке, но мне свойственно волноваться. Мне восемь, а Маожэню – девять. Я не знаю, какой стану через семь лет, не говоря уже о том, каков будет мой жених. Что, если Маожэнь не сдаст императорские экзамены? Что, если его родне не понравится, что я не освоила обычные женские навыки? Что, если я не рожу сына? Приведет ли муж наложницу или сразу целую толпу наложниц? Что бы я ни делала и куда бы ни шла, я должна жить по правилам Конфуция: дочь слушается отца, жена – мужа, вдова – сына. Вся моя жизнь будет ограничена тремя местами: домом, где я жила с родителями, Особняком Золотого света, где живу сейчас, и садом и поместьем моих будущих родственников.

Недели через две дедушка внезапно продает Белую Яшму, которая, по мнению бабушки и костоправа, быстро идет на поправку. Однажды утром наложница просто исчезла. К концу дня появляется новая Белая Яшма. Ей семнадцать, и красотой она не уступает двум старшим Яшмам. Только время покажет, кто станет фавориткой дедушки, а судьба первой Белой Яшмы послужила уроком для всех обитательниц Особняка, независимо от возраста и положения: ножки-лотосы – это одновременно и дар, и опасность. Мы должны беречь их и заботиться о них, каждый шаг делая с осторожностью. Да, неуклюжесть и легкое покачивание на тонких и нежных ножках придают нам привлекательности в глазах мужчин, но одно неверное движение или падение могут изменить наше будущее.

Когда повитуха и Мэйлин вновь приходят в особняк, бабушка разрешает мне отвести подругу в мою комнату. Заметив, что она с любопытством разглядывает резные деревянные кисточки, свисающие с палисандрового балдахина супружеского ложа моей матери, я беру ее за руку. Мы проходим через комнатенку, где спит Маковка, затем через бывшую мамину гардеробную, которая ныне стала моей, а потом под лунную арку и попадаем в третью, самую большую комнату, где лежит моя постель. Я затаскиваю Мэйлин на приподнятую платформу и предлагаю сесть на мягкий матрас.

– У тебя кровать больше, чем весь наш с мамой дом, – говорит она.

Наверное, она дразнит меня.

Она встает на колени, чтобы посмотреть на один из шелковых гобеленов, закрывающих окно. На ней изображен муж, пишущий стихи кистью и тушью жене, сидящей рядом. Затем Мэйлин идет вдоль боковых стенок кровати, рассматривая каждую картину. Мне они кажутся обычными: жена в струящемся платье играет, услаждая слух мужа, или они вдвоем гуляют у ручья, но Мэйлин очарована.

– Они такие красивые, – говорит она со вздохом. – А вот тут… что это?

Мэйлин проводит пальцем по крошечному участку резного дерева длиной с мою ступню и в два раза шире. В этой части кровати подобных резных украшений штук двадцать, но я никогда не обращала на них внимания. Это просто воплощение изысканности праздного образа жизни, который вела Досточтимая госпожа. Но то, что всегда казалось мне обыденным, околдовывает мою подругу. Я встаю на колени и перебираюсь на ее сторону. Теперь, всматриваясь в тонкую резьбу, я понимаю, что она великолепна. Даже на таком маленьком деревянном прямоугольнике художник нашел способ изобразить каждую складку одежды, передать движение воды по камням и непохожесть одного облака на другое. Вскоре мы с Мэйлин начинаем представлять себя персонажами, запечатленными на резных дощечках. Я даже достаю пару халатов и накидок, чтобы превратить Мэйлин из дочери повитухи в подобие меня.

Мы хихикаем и перебираемся обратно на кровать, где плюхаемся на спины, держась за руки и заливаясь смехом.

– Это даже веселее, чем гонки на листочках, – говорит Мэйлин.

– Вот, давай я тебе кое-что покажу. – Я раскачиваю резную панель справа от того места, где сплю ночью. – Видишь, как свободно двигается… Я могу вытащить ее…

– Нет! Не надо!

– Я могу вставить ее обратно.

Но вместо этого я вынимаю небольшой сверток. Мэйлин со свистом втягивает воздух.

– Никто не знает о тайнике и о том, что я здесь прячу.

Я медленно разворачиваю шелк. Глаза Мэйлин расширяются при виде красных свадебных туфелек Досточтимой госпожи.

– Они принадлежали моей матери.

Вдохновленная моментом, я прошу ее поделиться со мной чем‑нибудь.

– Это не обязательно должен быть секрет. Просто что‑то, что останется между нами – подругами навек.

– Подруги навек. Мне нравится! – говорит она и смотрит на меня сквозь ресницы. Щеки Мэйлин слегка розовеют, когда она признается: – Мой самый большой секрет – желание научиться читать и писать.

Я улыбаюсь.

– В этом я могу тебе помочь.

Я слезаю с кровати, подхожу к столу и похлопываю по спинке стула, приглашая подругу сесть.

– Я покажу тебе, как написать десять простейших иероглифов, а в следующий раз научу еще десяти.

Мэйлин колеблется. Я понимаю, что для нее это своего рода потеря лица. Нельзя заноситься только потому, что я могу научить ее читать и писать. Я задумчиво потираю подбородок, затем возвращаюсь к кровати.

– Я поделилась чем‑то с тобой, а ты – со мной. Я могу дать тебе что‑то, но ты должна дать что‑то взамен.

– Но мне нечего!

– Очень даже есть! Может, поделишься тем, чего я не вижу.

Она качает головой.

– Ты же знаешь, о некоторых вещах мне нельзя говорить.

Я качаю головой.

– Нет, нет, нет! Я не имею в виду ничего подобного!

Хотя, безусловно, я думаю именно об этом. Те, кто рожден под знаком Змеи, иногда одарены расчетливым умом. Это как раз про меня. Мне жутко хочется послушать истории о трупах и прочих вещах. А еще Змеям свойственная непоколебимая сила воли. Это Мэйлин. Бабушка Жу и повитуха Ши решили, что нам следует подружиться, но доверие просто так не возникает, на это требуется время. Нужно действовать постепенно, чтобы выведать у подруги секреты, которые она обязана от меня скрывать.

– Просто расскажи мне о внешнем мире, – предлагаю я. – Что там, за воротами… В Новый год отец делал подношения предкам, мы получали новую одежду и устраивали банкет. А еще отец запускал петарды… но я не знаю, как празднуют другие люди. Во время Праздника фонарей [32] мы запускаем фонари во дворе, но что происходит на улице? Я бы хотела увидеть фонари из домов по всему Уси… – Я делаю паузу и перевожу дух. – Я никогда не была на рынке. Никогда…

– Я охотно поделюсь с тобой всем этим. – Она усмехается. – За каждые десять иероглифов, которым ты меня научишь, я буду рассказывать тебе о каком‑то празднике или обычае.

– Хорошо! – восклицаю я. Подруга, похоже, не догадывается, что я получу гораздо больше, чем отдам ей. – А теперь давай я покажу тебе, как растирать тушь…

Вскоре после этого дедушка получил письмо из столицы с сообщением, что мой отец отлично себя проявил на императорских экзаменах, теперь он ученый цзиньши четвертого ранга. Его представили императору, который лично прочитал отцовское сочинение. Уже сейчас семья Тань благодаря прадеду, деду и двоюродному деду считается провинциальной элитой и обладает огромной властью и авторитетом. То, что мой отец стал цзиньши с первой попытки, придает ему самостоятельный статус и одновременно укрепляет славу семьи. В довершение к своему триумфу он получил высокое придворное звание и был назначен на должность в Управлении наказаний в Нанкине, как и дедушка. Это большая честь, но отцу придется ездить из уезда в уезд, чтобы расследовать преступления и выносить решения. Новости замечательные, но меня новое назначение огорчает, ведь ему придется много времени проводить вдали от дома. А вот мои бабушка и дедушка не перестают улыбаться.

– Нужно отпраздновать это достижение, – заявляет дедушка. – Я посоветуюсь с гадателем и подберу благоприятный день для возвращения сына домой.

Дедушка заказывает музыкантов, которые будут ждать моего отца в пяти ли от Особняка Золотого света и сопроводят домой, чтобы соседи и их слуги тоже отпраздновали радостную весть.

Бабушка посылает кухарку купить все необходимое для застолья и приказывает садовникам переставить горшки с гибискусами, орхидеями и цимбидиумами, чтобы наполнить дворы яркими красками.

В назначенный день все члены семьи, включая женщин и девочек, которым было разрешено присоединиться к мужчинам, собираются у главных ворот, чтобы дождаться прибытия отца. Госпожа Чжао уделила огромное внимание своему внешнему виду и внешности моего брата. Заодно она расчесала мне волосы и выбрала наряд, призванный показать, как хорошо она заботилась обо мне в отсутствие отца. Несмотря на насмешки во внутренних покоях, после смерти моей матери госпожа Чжао вела себя как достойная жена. Она взяла за руки меня и брата, словно что‑то доказывая отцу, и мы сейчас выглядим как жена и дети, которые преданно ждали возвращения хозяина дома.

Мне не терпится увидеть отца, и я рада оказаться за воротами, поскольку мне казалось, что этого не произойдет аж до самой свадьбы. Но прежде, чем я успеваю осмотреться, воздух наполняется звуками хлопушек, цимбал и барабанов, ржанием вьючных животных, лязгом и звяканьем металлических подвесок на их упряжи. Шум становится все громче, пока в поле зрения не появляется процессия. Впереди три пары мужчин несут красные знамена, закрепленные на высоких шестах. Я вижу своего отца в открытом паланкине, возвышающемся над носильщиками. Отныне его жизнь станет именно такой, ведь ученый-цзиньши занимает столь высокое положение, что его ноги никогда не должны касаться земли без крайней необходимости. За ним виднеется закрытый паланкин и несколько повозок.

Мой отец спускается на землю. На нем шапочка, свободный халат прямого покроя с черным поясом и кожаные сапоги. На груди его красуется искусно вышитая квадратная нашивка. На ней изображена пара диких гусей, и каждый, кто ее видит, будь то крестьянин или благородный муж, сразу понимает, что перед ним чиновник четвертого ранга, который, как сказал мне дедушка, всего на четыре ступени ниже самого императора. Мой отец складывает руки вместе, пряча их под рукавами, а затем официально кланяется дедушке Тань и бабушке Жу. Он наблюдает, как слуги преподносят подарки его родителям, Ифэну и мне.

Но это еще не все. Пока слуги выгружают и вносят через ворота многочисленные ящики, дверца паланкина открывается, и из него, изящно приподнимая подол юбки, чтобы показать тонкую лодыжку в чулках и крошечную ножку-лотос в туфельке из изумрудно-зеленого шелка, расшитой узором тончайшей работы, выпархивает молодая женщина. Ее платье цвета бамбука, прорастающего весной, украшено орнаментом из белых осенних хризантем. С мочек свисают серьги с голубыми сапфирами. Цвет лицо бледно, словно гусиный жир. Макияж подчеркивает тонкие брови, а волосы элегантно подколоты гребнем, не как у наложницы, а как у законной жены.

Рука госпожи Чжао крепко сжимает мою, пока незнакомка кланяется дедушке и бабушке. Затем отец берет ее под локоть и знакомит с самыми важными родственниками.

Наконец отец подводит ее к нам.

– Дочка, сынок, – говорит он, не обращая внимания на госпожу Чжао, – пожалуйста, познакомьтесь с нашей новой мамой. Вы будете звать ее Досточтимой госпожой.

Я первая из нас троих опускаюсь на землю, чтобы выразить почтение новой жене отца. Когда мой лоб касается каменной кладки, в голове всплывают слова, которые когда‑то произнесла Белая Яшма. Будь то скакун или женщина, мы являемся собственностью мужчины.

Часть вторая

Период Закалывания волос

Двенадцатый и тринадцатый годы правления императора Чэнхуа (1476–1477)

Бескорыстное сердце

Месяц назад мне исполнилось пятнадцать, и мне закололи волосы, демонстрируя всем, что я готова к замужеству. Прошло семь лет с тех пор, как моя семья получила письмо о помолвке, и вот вчера я отправилась в дом мужа. Кровать моей матери заранее разобрали и перенесли вместе с прочей мебелью. Присматривать за мужчинами, которым предстоит установить на место декоративные панели, доверили госпоже Хуан, которую в нашей семье ценили и считали исключительно плодовитой, чтобы «оформить интерьер». Под ее бдительным взором слуги раскатают ковры и поставят стол, стулья и шкаф. Она разложит мою одежду, косметику и украшения, а потом лично застелет кровать свадебным бельем и украсит подушками, которые я вышивала годами, чтобы все было готово, когда мы с мужем придем в комнату новобрачных.

В мою комнату принесли простую кровать, на которой я буду спать этой ночью, и я чувствую себя гостьей в родном доме. Я говорю себе, что полностью готова к вступлению во вторую стадию своей жизни. Я освоила все четыре необходимых женских качества: добродетель, изысканную речь, правильные манеры и прилежность в работе. Я изо всех сил старалась усовершенствовать навыки вышивки и целых два года трудилась над созданием нескольких пар туфель, которые полагается преподнести свекрови и мужниным тетушкам. Я старательно вышивала туфли невесты, зная, что качество строчки и узор оценивают особенно тщательно (надеюсь, никто не станет слишком пристально всматриваться, да и вообще я планирую двигаться как можно изящнее, семенить так, чтобы туфли не выглядывали из-под подола свадебного платья). Естественно, я знаю, что происходит в супружеской спальне, поскольку помогала бабушке лечить женщин с проблемами «ниже пояса», но заодно я выслушала наставления от Мэйлин, которая вышла замуж полгода назад и многое рассказывала об «этом», а кроме того, проштудировала иллюстрированные книги, которые выдала мне для ознакомления госпожа Чжао.

День начинается с визита к бабушке в аптеку. В этом году ей исполнился шестьдесят один год, но, на мой взгляд, она совершенно не изменилась с момента нашего знакомства. Я жду от нее подробностей о том, что будет происходить под свадебными простынями. И ошибаюсь.

– Когда тебе исполнилось четырнадцать, в твоем теле поднялась иньская энергия, и к тебе пришли лунные воды, – начинает она. – Пока ты не забеременеешь или не родишь ребенка, это будет основной связью с другими женщинами. Ты на собственном опыте поймешь, что значит для другой женщины застой Крови, когда она страдает от истощения энергии, головной боли или печалится по поводу и без.

– Меня больше волнует, как я уживусь в доме мужа.

Бабушка не отступает:

– Чрезмерная радость может привести к распаду энергии ян внутри. Чрезмерный гнев – к перебоям энергии инь. Слишком сильная печаль способна привести к истощению. Такое случается не только с женами, но и с наложницами, служанками и слугами. Не забывай об этом, когда станешь искать свое место в доме мужа.

– Я постараюсь.

– Хотя ты проучилась у меня семь лет, но ты все еще начинающий врач. Ограничься лечением девочек, если представится такая возможность. Обещай делиться со мной идеями по лечению в письмах, прежде чем что‑то предпринимать. Я либо отвечу согласием, либо посоветую подумать еще. Не забывай, ты еще учишься. Когда ты станешь старше и наберешься опыта, к тебе будут обращаться жены и наложницы. Просто поверь. – Она делает паузу, чтобы дать мне переварить ее слова, затем продолжает: – Пожалуйста, заботься о себе. Нельзя предаваться излишней задумчивости и поддаваться плохому самочувствию, как бы ни относились к тебе муж или другие люди. Я всегда была главной женой, и тебе нужно поставить себя так же. Если станешь хорошо выполнять свои обязанности, сможешь контролировать, кого приводит в дом супруг. Но помни, пока жива свекровь, даже у стен будут уши.