Шепот Киприды

Я стоял перед столом напротив экрана и возмущался в голос, даже в крик. Единственное, я не матерился, никогда в моем лексиконе не было матерщины, я этого просто не умел. Я эмоционально размахивал руками, а затем снова уселся на стул, глядя на окно-экран. Я нажимал кнопки для смены видов на нем, но ничего не получалось, на экране оставались они. Через пару минут действие вернулось в движение, и эти двое, улыбаясь, смотрели прямо на меня, затем Роберт подмигнул мне и отвернул камеру в сторону на девяносто градусов. Жирной точкой всего этого кошмара стало то, что, когда он отвернул камеру, моему взору предстала просто насмешка жизни, судьбы или природы бытия. Прямо передо мной на экране появилась здоровущая черная собака, которая делала свое дело – сидела и гадила на газон практически перед моим лицом! Стояла такая вонь, отвратительная вонь от огромной кучи собачьего дерьма! Вот вам и климат! Вот вам и погода в доме!

Вдруг это ужасное черно-белое безобразие, включая черную псину, сменило облачное небо и горизонт океана с небольшими островами вдали…

Наступила идеальная тишина, в которой я слышал только удары своего бунтовавшего сердца и шум! Это был не шум океанического прибоя, а сильный шум в моей голове, вернее, в ушах. Я понимал, что кровяное давление моего организма просто зашкаливало, но думать в данный момент о всяких там инсультах я не собирался. Я возненавидел всех: и Роберта, и жену, и собаку, и горничную и все, все, все.

Ну зачем я ответил на этот долбанный телефонный звонок? Хорошо, а если бы не он, то я бы мог ничего не узнать? А что я должен был узнать? Они же просто целовались! А может, они просто друзья?! Но, пардон, друзья так не целуются, это как минимум. Они так нагло смотрели мне в глаза, словно говоря: «На, смотри, дружок!». А вдруг это у них давно? Фу, как это все гадко и грязно!..

Я закрыл лицо обеими руками, будто мне было очень стыдно. Да, стыдно, очень стыдно, я столько лет прожил с ней, любя и наслаждаясь ею, а она сотворила такое, что даже и вслух-то произносить страшно и стыдно. Я залпом выпил литр воды и засунул голову под кран прямо здесь в этой кухне-столовой. Вытираться не стал и стоял, словно отрешенный, прикрыв веки, а вода тоненькими струйками текла с моей шевелюры вниз по телу, впитываясь в рубаху.

Налив кофе, я нажал кнопку вызова горничной. Через минуту зашла та самая девушка, и я сказал ей, что закончил дела согласно договоренности и хочу уехать. Она ответила, что минут через десять все будет готово, и она даст знать, затем, кивнув головой, вышла. Я сел пить кофе и, оглядевшись по сторонам, заметил, что нигде нет моего пиджака, он, видимо, остался в номере выделенных мне апартаментов. Но на спинке стула висел пиджак хозяина дома, этого, прости господи, «сильного мира сего». Плюнув на все, я взял его и, вывернув наизнанку, сунул подмышку. Увидев на экране авто у подъезда, я глотнул кофе, а остатки плеснул на ту самую стену, на которой висела картина «Святой Вольфган и Дьявол», брызги разлетелись по картине, образовав черный взрыв прямо посередине полотна. Чашку я с силой швырнул в жерло камина и с криком: «Сука!» – бросился к выходу, где передо мной сдвинулась в сторону дверь. Проходя мимо стола, я с силой смахнул на пол кипу бумажных документов. С той стороны прохода стоял мордатый верзила и молча жестом показал, куда нужно было направляться.

Внизу мне завязали глаза мягкой черной тканью и, выведя на улицу, аккуратно помогли устроиться в авто. Через некоторое время, примерно через полчаса, сняли с головы тряпицу, и я обнаружил, что нахожусь на переднем сиденье большого «Джипа Вагонир». На заднем ряду сидел щуплый человек в очках, очень походивший на Лаврентия Берию.

В моей голове был целый винегрет из дум и мыслей, которые накладывались одна на другую вновь и вновь. Я думал об этих проклятых картинах, яйцах, о жене, про которую хотелось просто-напросто забыть, о гадящей собаке и о бриллиантах. Тут моя рука невольно скользнула по вывернутому наизнанку чужому пиджаку, и я нащупал нечто крупное и твердое. Меня будто ошпарило, я попросил остановить машину и сказал, что дальше домой я доберусь сам. Водитель ответил, что по инструкции он должен доставить меня до места, но затем со словами: «Хер с тобой, вылазь отсюда!» – остановил машину, и я быстро покинул ее. Машина с визгом развернулась и умчалась вдаль.

Я надел на себя пиджак этого… этого целовальника чужих жен, плюнул и, сунув руку в правый карман, достал из него…

Смех сквозь слезы

Я расхохотался так громко, что ощутил, будто весь мир с удивлением уставился на меня, и размышлял: «Что это его так развеселило, очень интересно?!»

Я достал из кармана пиджака тот самый огромный бриллиант! Да-да, тот самый, который, вроде как, должен был находиться в короне самой английской королевы, но он почему-то находился у меня в руке, в моей влажной руке. Смех сменился плачем, да-да, именно плачем мужчины, который стоял на обочине дороги, вдоль которой с большой скоростью неслись автомобили, я стоял и просто плакал.

Затем, решительно убрав в карман пиджака находку, достал из кармана джинсов телефон и обнаружил, что появилась связь. Связь-то есть, но на телефоне не было ни одного входящего вызова. Ни од-но-го!!! Меня это просто обескуражило и раздавило, я столько времени отсутствую, и мне никто не позвонил, прошу заметить – никто. Ни сын, ни жена. Ну, это было для меня уже за гранью понимания всяких там приличий, всех известных мне приличий! Буквально через минуту я уже ехал на подобравшем меня автомобиле медцентра «Инвитро», который собирает анализы клиентов на дому. Оказавшись в ней, я ощутил себя одним из их анализов. Нет, она была пустой, просто остановившийся водитель ехал из Питера от родителей, ну и, видимо, пожалел одиноко стоящего мужика на обочине трассы. Я посмотрел по геолокации в телефоне и обнаружил, что стоял, немного не доезжая Валдая. Бред какой-то, Валдай!

Вслух сказал:

– Это ж надо было так далеко забраться, господи боже мой!

– Смотря откуда! – удивился парень.

– От Москвы, конечно.

– Да ладно Вам, по этой новой трассе – пару часов, и дома.

– Ну да, ну да, и дома … – ответил я ему и подумал, что домой я не вернусь. Еще не хватало заняться глупыми разборками и слушать нелепые и смешные оправдания, как в кино: «Ты не так все понял, я тебе сейчас все объясню, милый!!!».

Я сидел и размышлял: хорошо, сын взрослый, у него своя жизнь, своя семья, и мы давно определились, что я не надоедаю ему своим присутствием в его жизни. Нет, у нас прекрасные отношения, я люблю его очень, и я есть в его жизненном пространстве, но он абсолютно самостоятельный семейный человек. В связи с тем, что он не позвонил мне за все время, пока меня не было дома, у меня нет к нему претензий. Ведь как бывает: некоторые люди говорят друг другу: «Вот, ты мне не позвонил, а если я там уже подох?!». Ну подох и подох, что так волноваться-то? Родственники определят тебя, куда следует! Поэтому я повторяю: у меня нет претензий к моему… ну хорошо, к нашему, сыну. Но вот она… Не могу подобрать слов и не хочу банальщины типа: «Как она могла, мы столько лет вместе, а как же любовь? Ах, она такая-растакая, подлая!» От нее не было ни одного входящего звонка!..

– И будь, пожалуйста, на связи, чтобы я не волновалась. Блин! – заорал я, изобразив ее, а водитель от неожиданности испуганно вильнул рулем. Я извинился за выпад, а он громко рассмеялся.

Я попросил высадить меня на МКАД и решил пешком дойти до дома, а сам, дойдя до Москвы-реки, остановился и сел на берегу. Я решил, что никуда не пойду, я просто исчезну. Да-да, я просто исчезну из их долбанной жизни. А что, сыну я не нужен, эта нашла себе олигарха-коллекционера, и я, вроде, теперь богат. Опля! Я теперь богат, и это мне откуп за ту гадость, которую мне устроили он и она, пускай милуются, а у меня в кармане целый миллиард, вот так-то вот! Да, но только кому он нужен, и что я с ним сделаю, ведь я не смогу его продать ни одному человеку на Земле!!! Блин горелый, я, кажется, попал, влип по самые уши! Точно, нужно исчезнуть, пропасть пропадом. Не, руки накладывать на себя я не стану, а вот уехать куда-нибудь, уеду, это как пить дать.

На телефон стали поступать звонки с неизвестного номера. Много, очень много звонков. Я вытащил сим-карту, разломал ее камнем и выбросил в реку вместе с телефоном. Да так и остался сидеть до самого вечера, перебирая «безделушку» в кармане чужого пиджака.

Друг

Я никогда не верил в чудеса, но вот только не сейчас, сейчас как раз в чудо-то я и уверовал. По дорожке вдоль берега прогуливался Петр, мой друг Петр Иноземцев. Увидев меня, он со всей своей широкой и открытой улыбкой направился в мою сторону и присел рядом. Я, конечно, очень, очень рад был его видеть.

– Акимушка, привет, как я рад тебя видеть! Ты где пропадал, я уже сто лет тебя не видал? Ты бы хоть позвонил когда, что ли?!

– А то, может, я уже подох … – горестно вздохнул я.

– Не понял, в каком смысле? Что-то я гляжу ты не в настроении! А, дружище?! – обеспокоился приятель.

– Привет, Петр! Ты на меня не обижайся, я тут понимаешь…

– Подожди, ты весь бледный, пойдем, расскажешь мне, что с тобой приключилось!

– Понимаешь, я тут влип в такую историю, что даже если броситься с небоскреба, то поймают на лету, изобьют, затем убьют и сожгут в топке, как Сергея Лазо.

– Ну ты, брат, и задвинул! Это ж где ты так набедокурил, что с тобой прям вот такое могут сделать? А впрочем, поехали! По пути все расскажешь. На парковке мы сели в его Гранд Чероки и умчались в ночь.

На даче его семьи никого не было. Петр сказал, что жена с детьми и внуками укатила на курорт, и что его одного после всех приключений оставлять не страшно. И рассмеялся. Я вспомнил, что с ним приключилась нелепая история, и он чуть было не погиб у нас в районе, как раз перед тем, как мы с ним познакомились на берегу реки.

Он согрел воду, приготовил очень вкусный облепиховый чай и сказал:

– Ну а теперь рассказывай, что стряслось, дружище?!

Я помолчал, а затем достал камень из чужого пиджака и протянул его Петру. Он протяжно присвистнул в потолок и нахмурил бровь.

– Да, брат, ты, видимо, и вправду влип в какую-то историю, но я не буду тебя ни о чем спрашивать. Ты скажи, что нужно, я постараюсь помочь.

– Помочь? Кому? Покойнику ходячему?

– Аким, давай так: ты вкратце расскажи, а я решу, чем конкретно я помогу или не помогу. Хорошо?

– Я его случайно украл, ну совершенно ненамеренно, я повторяю, случайно, это правда.

– И стоит он, наверное, аж миллион долларов? Поэтому ты так разволновался? Перестань, вернешь, и дело с концом.

– Не-е-ет, возвращать я его не стану, – категорично заявил я, – мне в душу насрали, жену увели и меня растоптали! А стоит эта штука не миллион, а миллиард. О, как!

Петр ошарашено откинулся на спинку стула, и было видно, что он надолго залип, глядя в потолок, не моргая… Затем он кому-то позвонил, но я не слышал, о чем он говорил, потому что вышел на свежий воздух. Потом Петр достал из серванта старый телефонный аппарат и поставил его на зарядку. Такие телефоны, я помню, были в девяностых годах, по ним можно было только позвонить и написать кому-то сообщение.

– Скажи, пожалуйста, а вот тот человек, у которого ты взял камень, видимо, очень серьезный, да?

– Я полагаю, более чем. И, если я его правильно понял, таких, как он, можно пересчитать на пальцах рук и ног.

Мы договорились, что я останусь здесь и из дома не выйду, пока он не вернется из Москвы.

Ситуация на самом деле была трагикомичная, я не мог поверить в то, что произошло, будто это был сон, дурной сон.

Я хотел домой к жене и ненавидел ее одновременно. Я хотел домой и в то же время сказал себе, что дверь я закрыл и стучаться в нее не стану, даже если она для меня осталась открытой. В общем, я твердо решил не возвращаться, и что-то внутри меня, что я не могу объяснить, построило огромную стену между нами с острыми шипами вверху…

Петр уехал, а я остался совсем один. Я бродил вокруг дома, как медведь в клетке зоопарка, всеми фибрами ощущая ограниченность моего пространства. Хотя все это, конечно, относительно. Что касаемо ограниченности, все зависит от того, что мы в конце концов решим – на престоле восседает Его Величество Выбор. Да-да, всегда можно выбрать и выбрать все, что хочешь, как в магазине: купить этот хлеб или тот, молоко, конфеты, штаны, ботинки; купить эту книгу или ту, ну и так далее. Не всегда, конечно, можно выбрать авто или яхту, потому как нужно давать себе отчет, где в этой жизни тебе отведено место: либо ты в партере и ложе, либо на бельэтаже или на галерке где-нибудь под потолком театра. Только разница состоит в том, что в жизни все устроено по-другому, не как в театре, в жизни – чем выше, тем билеты дороже.

– Это же действительно какой-то бред, так не бывает! Люди всю жизнь в лото играют, и на тебе – шиш с маслом, а тут случайно схватил чужой пиджак и стал миллиардером. Вообще-то, честно говоря, история мерзкая вышла, я согласился подхалтурить экспертизой, а что вышло! Нет, не так, решил подхалтурить и на тебе, все вскрылось! Так вернее и правдивее будет сказано! А с другой стороны, не согласись я на это, и мог всю жизнь с рогами проходить… Да и сколько с ними хожу-то, одному Богу известно. В общем, попал как кур в ощип! То, что назад пути нет, это естественно, вот только, дай бог, чтобы Петр помог, а там уж…! – ходил по кругу и рассуждал я.

Всю ночь я ворочался на диване, но сон так и не шел. Вставал, то пил чай, то воду из-под крана, то снова чай, и питье давало о себе знать – как по расписанию я ходил в туалет туда-сюда.

Петр приехал через два дня ближе к ночи на арендованной автомашине. Я уже весь извелся, ожидая его. Он предложил выпить вина, и я согласился, хотя я алкоголь никогда не любил и употреблял крайне редко даже в торжественных случаях. То, что я выпивал недавно у этого Роберта и сейчас здесь, для меня это было уже слишком часто.

Я все же рассказал Петру всю историю со всеми подробностями, а он молчал, молчал и только смахивал пот со лба. Затем он достал из спортивной сумки сверток, положил на стол, а затем развернул. Там лежало четыре пачки долларов США, паспорт для меня, новый паспорт с чужими данными, в котором значилось: Алексей Федорович Сидр. Это было нечто – Сидр, не Иванов, не Петров, не Сидоров, а Сидр, во как! Ну хотя бы какой-нибудь Либерзон или Бельдыев, но нет, именно Сидр! Да еще и из Молдавии, рожденный в городе Кагул. Это был край, я – молдаванин из Кагула!

– Так, смотри, паспорт реальный, только человек давно пропал куда-то, работал у меня, ну да ладно, бог с ним! Сейчас я сделаю твое фото, и мы его аккуратно вклеим, а сейчас пошли! – сказал Петр, и я поплелся за ним. Мы зашли в просторную ванную комнату, он усадил меня на табурет, покрыл плечи полотенцем и достал электрическую машинку для стрижки. Я было воспротивился, но увидев, как он строго взглянул на меня, повиновался. Он быстро справился с моей густой шевелюрой, будто всю жизнь был этаким заправским цирюльником, смахнул все на пол и, улыбаясь, сказал:

– С Вас пятьсот рублей, господин Сидр! Мы оба расхохотались и вернулись в комнату. Он опять уехал рано утром, и я остался один. Я спал, читал, гулял в раздумьях и даже накидал карандашом несколько рисунков на тему таитянских девушек и кубизма.

К ночи приехал Петр с каким-то человеком по имени Мустафа, как оказалось, он был татарин, родом из Крыма, а работал в Москве. Петр отдал мне паспорт, где была аккуратно вклеена моя фотография с лысой головой. Затем отправил Мустафу отдыхать, мне же сказал, что у нас еще много дел. То, что происходило дальше, мне даже страшно было представить. Это и вправду ни в сказках, ни в страшных историях не расскажешь.

Мы с Петром перешли на кухню, и он закрыл все двери на ключ. Затем постелил на стол новую белоснежную простынь и, достав из сумки целлофановый пакет, выпотрошил из него содержимое.

– Давай так, ты не будешь задавать никаких вопросов, а просто сделаешь так, как я решил, потому что ты и так мне уже доверился. Хорошо?

Я лишь вздохнул и виновато кивнул головой. Это и вправду был какой-то сюр.

Петр положил на ткань готовый шприц с прозрачной жидкостью, большой послеоперационный пластырь, налил в стакан спирта и сказал:

– Давай сюда свой камень!

Я достал из кармана «Кохинур», положил на стол, будто это была какая-то нелепая безделица, типа брелока. Петр взял его и опустил в стакан со спиртом. Потом посмотрел на меня, налил и в другой стакан спирт, разбавив его наполовину водой. У меня заколотилось сердце, а он пододвинул стакан и негромко сказал:

– Пей давай!

Я послушно взял, выдохнул и практически залпом выпил содержимое, хотя там было граммов этак двести, не меньше. Через пять минут я был в абсолютном хмелю.

Петр заставил меня снять штаны и трусы. Не удивляясь уже ничему, я это сделал и стоял перед ним без трусов, как на медкомиссии в военкомате. Друг попросил повернуться к нему спиной, что я и сделал. Он сбоку пропальпировал мои ягодицы и сказал:

– Ложись на диван на левый бок!

Я лег и затаился, как мышонок. Петр воткнул мне в задницу шприц, и я чуть не завыл от боли.

– Ну, больно же, ё-мое!

– Ну извини, я не медсестра из санатория! Я вколол обезболивающее, погоди немного.

Видимо, алкоголь и нервы дали о себе знать, я заснул, как младенец! Проснулся рано утром. Голова болела, видимо, от большой для меня дозы алкоголя. Но болела не только голова, а и правая ягодица, не очень, но все же болела. Я пошел в туалет, посмотрел в зеркало и увидел, что на моей правой половинке задницы был приклеен большой белый пластырь. Потрогав его пальцем, я почувствовал внутри себя что-то лишнее.

Зайдя на кухню, я увидел там Петра, который пил кофе и хитро улыбался.

– Я правильно понимаю, что там… – я указал пальцем на то место, где обнаружил пластырь.

Он улыбнулся:

– Да, мой друг, да, но другого места не нашлось…

– Погоди, ну ты же не врач, и как это все понимать? Для таких манипуляций нужно же, по меньшей мере, иметь соответствующее образование! Или как?!

– Понимаешь, все не так сложно, как кажется на самом деле, и так в любом деле, поверь. Да ты и сам не хуже меня знаешь, ты же художник. Наш мозг достаточно легко впитывает в себя информацию и знания, если, конечно, для этого делать шаги навстречу и пробовать делать. И логика – это вообще великая вещь! Если ты разобрался в том или ином вопросе, попробовал сделать, то все получится, обязательно получится, просто многие языком болтают и не делают, да еще и боятся! Да-да, страх одолевает и не дает тебе двигаться, он – тормоз всего. Вот смотри, ты полезешь на Эльбрус?

– Нет, конечно, я и не думал об этом. И я боюсь, да и не надо мне это!

– Вот и я об этом. Как только ты будешь думать, узнаешь как, то и залезешь, точно залезешь, это я тебе говорю! Так и с твоей задницей: я изучил строение ягодиц, как расположены волокна мышц, где большее напряжение, а где те или иные не работают. Вот как ты думаешь, почему я спрятал камень в правую, а не в левую сторону?

– Да, наверное, все равно, они же одинаковые, вот ты и выбрал любую!

– А вот и нет. У тебя нагрузка на левую больше, поэтому она и тверже, а правая чуть слабее – там-то и есть потаенное место. Не волнуйся, волокна его сразу стянули, и он особо не должен тебе мешать, ну если только будет небольшой дискомфорт. Есть острые края, и я его поставил так, чтобы он меньше тебе докучал, а через месяц он обрастет достаточно плотной соединительнотканной капсулой, и ты про него просто забудешь. Ну не забудешь, конечно, такое не забывается! Да, и постарайся пока минимизировать нагрузку на правую сторону. В общем, осторожнее.

– Слушай, а может, его у тебя где-нибудь спрятать можно было, закопать поглубже?! А потом, когда все закончится, то…

– Не-е-ет, дружище, ничего уже не закончится, ничего. Это твоя история, в которую ты влип, и решать ее ты будешь сам, и только сам, поверь, уж я-то знаю. Ну все, уезжай, и запомни одно: сейчас ты новый, белый и чистый лист, тебя нет больше, нет тебя! И не вздумай соваться к дому, там дежурят, и у университета тоже, я видел чужих.

Петр позвал Мустафу и сказал:

– Прямо до Стамбула, и без остановок …

Мы обнялись, я поблагодарил друга и сел в машину на заднее сиденье. Петр сунул мне в руки черную книгу, на которой был нарисован человек с лицом, поделенным пополам, и шепнул:

– Тебе до Турции есть, чем заняться, Мустафа не разговорчив.

– Погоди, а деньги? Видит бог, я не знаю, когда я смогу с тобой рассчитаться, и смогу ли вовсе, сумма-то о-го-го какая!

– Знаешь, деньги – понятие относительное, они зарабатываются и тратятся, их мало всегда, много никогда не бывает. Я свои вопросы решу сам, ты закрой свой гештальт, закрой.

Мустафа надавил на педаль газа, и мы умчались в сторону юга. Я взял в руки книгу и прочел имя автора, им оказался мой друг Петр Иноземцев …

В неизвестность

До полуострова мы доехали за сутки, останавливались на отдых только один раз, где-то под Ростовом. Перед самым подъездом к месту назначения Мустафе позвонил Петр, там что-то переигралось: мы развернулись и ушли в сторону Новороссийска.

Я ощущал себя послушным, я не шел, а меня вели, и я абсолютно не противился происходящему действию. В действительности я был тем самым белым и чистым листом, на котором должна была быть написана другая, вернее, иная история. У меня не было ощущения того, что я в тумане, что все это происходило не со мной, а наоборот, казалось, что реальность – сейчас, а жизнь моя до этого злосчастного звонка была туманом и совсем уж не моей.

А может, этот звонок вовсе не был злосчастным? Может, наоборот, отлетела шелуха, все было не моим? Может, та моя жизнь была иллюзией? Не знаю, добрый или злой волшебник сыграл со мной в эту игру… А зачем, в чем смысл происходящего, и куда я приду теперь? Меня одолевал страх, настоящий животный страх. Как хорошо было лежать с любимой в постели, пить ею приготовленный кофе, растить ребенка, путешествовать и жить, да-да, жить, в конце концов! Была интересная работа, хобби и много-много всего, что не перечесть. И все это, как в чужом кино, как в книге, прочитанной мной вот прям недавно совсем! Нет ничего, есть я, есть Мустафа, который везет меня до какого-то определенного места и, видимо, оставит там; есть сорок тысяч долларов и миллиард в заднице! Вот это сюжет…

У меня было достаточно времени, пока мы на тихоходном пароме плыли по Черному морю в сторону Стамбула. Целых тридцать дней и ночей размышлений, чтения книги друга, уже по второму кругу, и любования горизонтом. Это самое время тянулось так долго, что казалось, даже не тянулось, а просто стояло на месте и не двигалось от слова «совсем»!

Мы сошли с трапа, прошли паспортный контроль, где в меня пристально вглядывался усатый турок, а после влились в бесконечный людской поток старого, полного мифов и легенд огромного мегаполиса. Мустафа свободно двигался по старинным улочкам, будто это был его родной город, я, задыхаясь, семенил за ним. Со стороны можно было подумать, что впереди идет отец, а позади, еле поспевая, догоняет сын.

Остановились мы на пересечении улицы Невие и улицы Эмин Синан Джамии в густонаселенном квартале города в комнатке метров семи с видом на кирпичную стену, до которой я дотянулся, высунув руку из окна. Мой сопровождающий о чем-то переговорил с хозяином на турецком языке и сказал, что плата внесена на полгода вперед, и не важно, буду я здесь жить или нет.

– Прощайте, я сделал то, что должен был, и возвращаюсь назад, у меня в Москве еще очень много работы.

– Погоди-погоди, а как же я? Я думал, ты мне и дальше поможешь…

– Я сделал все по инструкции, дальше, как сказал Петр, вы сами. Прощайте.

Мустафа ушел, а я остался один в этой комнатушке, с унитазом и душем на одном квадратном метре, и в абсолютной тишине. На кровати он оставил пакет, и я достал его содержимое. Там была машинка для стрижки головы, тот старый телефон девяностых годов и местная сим-карта, которую купил Мустафа. Еще лежала карта Стамбула и допотопный навигатор, ну и зарядки к навигатору и телефону. И все, я один в чужом и незнакомом мне городе, скорее, стране с этим набором туриста. Одно только радовало – я отлично знал английский язык, и у меня было много денег, хотя это понятие очень растяжимое.

Я оставил в кармане пятьсот долларов, а остальные, оглядев помещение, спрятал под фальшпотолком аккурат над головной частью моей кровати, потрогал правую ягодицу и рассмеялся, негромко, конечно же. Она не болела совсем, и камень не очень-то и ощущался, если только так, чуть-чуть, хотя размер его, надо сказать, был достаточно внушительным. Голову остриг и подравнял основательно отросшую с проседью бороду. Разглядев себя в зеркале, я обнаружил, что чем-то очень похож на местного жителя: лысая голова и борода, прям абрек, надеть папаху – и все, ни одна живая душа не признает жителя северной страны.