Обречённые на величие

Эмили Рэй

Обречённые на величие

КНИГА 2

Обречённые на величие

ПРОЛОГ

Я чувствую дыхание смерти. Она дышит мне в затылок. Липкий, мерзкий предвкушающий выдох неземного существа, пытающегося дотянуться до меня. Заполучив мою мать, а потом и сестру, она, наконец, пришла за мной.

Не убегаю, не прячусь, хотя здравый смысл кричит об этом. Медленно утопаю в её невесомых объятиях и проваливаюсь в небытие.

1. КАРЕН

Суббота

Голые ступни саднят от контакта с камнями и острыми ветками, но я ни на секунду не останавливаюсь. Продолжать бег по ночному лесу меня стимулирует клацанье смыкающихся челюстей. Волки идут по следу, отставая всего на несколько метров. Адреналин позволяет буквально лететь между массивными тёмными стволами деревьев, не замечая ничего вокруг. Выжить – единственная цель.

Ноги скользят по сырой земле, и я едва не падаю, но вовремя цепляюсь за выступающую массивную кору и с силой отталкиваюсь, чтобы не терять скорость. Меня до ужаса пугает топот мохнатых лап позади и хруст веток под ними. Позвоночник хрустнет также, если они догонят.

Сердце бешено подскакивает к горлу, когда я вижу впереди крутой обрыв. Пропасть неумолимо приближается, открывая свои мрачные объятия и приглашая в них упасть. Едва я слышу прямо за спиной, как смыкаются мощные челюсти, решение принимается сразу – прыгать.

Лучше умереть от падения, чем быть растерзанной волками.

И как иронично: умереть сразу после воскрешения.

Времени на подумать не остаётся, ноги сами отталкиваются от края, и я беззвучно исчезаю в темноте. Но страшен не прыжок, страшно приземление: мгла быстро рассеивается, представляя взору пустынный участок подъездной трассы к Хосдейлу. Упав на ноги, я теряю равновесие и инерционно кубарем качусь по твёрдой поверхности. Оголённые участки тела щиплет в местах, где кожа сдирается. В голове проносится мысль, что не такие уж и бесполезные были уроки физкультуры – нужно было больше внимания уделять навыкам группировки. Остановив, наконец, движение в позе звезды, морщусь от боли. Глубокий вдох сквозь сжатые зубы позволяет сдержать крик.

Стук падающих комков земли заставляет забыть о жалости к себе и рывком поднять голову: преследователи отказываются сдаваться и начали спуск. Подскакиваю с места и тут уже не сдерживаюсь, издав надрывный стон. Правая нога подкашивается, и я падаю обратно, уперевшись ладонями в асфальт. Я готова просить помощи, но вокруг ни души. Полнейшая тишина давит на мозг, заставляя принять неизбежное. Я загнана.

Со стороны обрыва раздаётся глухой рык. Он становится всё ближе. Зверь, спустившийся первым, не спешит. Он знает, что мне уже никуда не деться. Волк медленно приближается мягкой поступью, склонив голову к земле и исподлобья одаряя меня ненавистным взглядом. Преследователь будто наслаждается моей беспомощностью. Крепче сжимаю зубы, не в силах придумать, как выкрутиться из сложившегося положения. Сомневаюсь, что у меня будет ещё один шанс вернуться с того света.

Пронзительный вой в глубине леса разрезает ночную тишину, от которого по телу пробегают мурашки. Волки, как один, резко поворачиваются в сторону звука. Секунда, две, и стая срывается с места, оставляя меня один на один с ближайшим зверем. Он искоса кидает на меня взгляд, затем снова отводит глаза в сторону воя, будто не может принять решение. Протяжный вой раздаётся во второй раз, и тогда уже волк издаёт недовольный короткий рык и уносится прочь так быстро, словно от этого зависит его жизнь.

Не веря своему счастью, я опускаюсь прямо на холодный асфальт и прикрываю глаза.

Я жива.

2. ДЖЕЙН

Мне кажется неправильным уезжать из Хосдейла, так и не поговорив с отцом. После случившегося за психбольницей, Леона категорически запрещает мне контактировать хоть с кем-то из Фитчеров. Я пыталась вразумить сестру, но никакие доводы не действуют. А узнав, что погибшая Карен была мне двойняшкой, Леона решила, что с нашей семьи достаточно жертв и велела собирать вещи. С её слов, «город проклят, и надо поскорее убираться».

Слабо давлю на газ, словно это поможет остаться в Хосдейле. «Форд» сестры на кочке ослепляет фарами через отражение в зеркале заднего вида. Рука нервно сжимает руль, сдерживаясь. Как же хочется плюнуть на всё и развернуться. У меня слишком много вопросов, чтобы забыть произошедшее и беззаботно жить дальше.

В голове возникает сцена последней ссоры:

– Мы уезжаем! – настаивает Леона, переходя на крик.

Она на ходу закидывает одежду в открытую на кровати спортивную сумку. Дом, и без того выглядящий пусто, становится совсем голым.

– ТЫ уезжаешь! – огрызаюсь я с той же громкостью.

Сестра останавливает сборы, переводит дыхание и скрещивает руки на груди.

– Пока тебе не исполнилось восемнадцать, я несу за тебя ответственность, и…

– Что? – перебиваю я, щурясь. – Ты пользоваться этим будешь?!

– Буду! – рявкает она. – Если понадобится, и не такое использую! Мне нужна ты живая, а не… – Леона запинается, но всё понятно и так.

– Живая и существующая – понятия разные. Пока я не найду все ответы, я буду лишь существовать.

Сестра громко фыркает и всплескивает руками.

– Значит так. Исполнится восемнадцать и делай, что хочешь. А пока – собирай вещи!

С психом разворачиваюсь и направляюсь к выходу, но в дверях останавливаюсь. Медленно оборачиваюсь и задаю вполне логичный вопрос:

– Что мы будем делать, если я обращусь?..

– Ты говорила, что это происходит в среднем в девятнадцать, – закрывая чемодан, не глядя в мою сторону, парирует Леона.

– А если…

– Джейн! – сестра кидает на меня разъярённый взгляд. – Мы. Уезжаем.

Сжимаю зубы и выхожу из комнаты. Ладно. Я уеду. Но только для того, чтобы позже вернуться.

Покидаем город ночью, чтобы свести к минимуму шансы встретить кого-нибудь из знакомых. Хотя это больше похоже на бред: шансы на столкновение с кем-нибудь в Хосдейле не зависят от времени суток. Ага, как же. Особенно вампиры – спят по ночам и не думают гулять по тёмным переулкам.

При мыслях о кровопийцах первым в голову приходит образ Тони. Мы с ним, вроде, даже поладили. По крайней мере, он своими подколами не давал окончательно впасть в депрессию и начать себя жалеть. К тому же, два раза спас мне жизнь, непонятно каким чудом оказавшись в нужном месте. А я ведь так нормально и не поблагодарила. Что ж, как вернусь – куплю ему пакет донорской крови.

Затем мысли приводят к Саре. Сильная вампирша, имеющая две живые хрупкие слабости – детей. До сих пор помню её взгляд, готовый убить. Он отличается от просто злого, ненавистного, звериного. Так смотреть умеют только женщины, готовые на всё ради своего потомства. Уверена, её детей ждёт интересное будущее.

Хм, моя мать так же бы волновалась, если бы я пропала? Её в последнее время почти не было дома. Думаю, она бы и не заметила…

Мотаю головой, прогоняя появляющиеся воспоминания о злосчастном дне, звонке с сообщением о смерти… и впадаю в ступор. Только сейчас, вспомнив разговор, я замечаю кое-что важное: голос на другом конце мне теперь знаком. Это совершенно точно был голос Фелиции Корнелл.

Разве такие новости должен сообщать не полицейский? И откуда у неё наш домашний номер? Почему ни разу не обмолвилась, что это была она?

Вопросов всё больше, а граница Хосдейла в нескольких метрах. Крепче сжимаю руль, заставляя себя ехать вперёд.

Несколько месяцев, Джейн. Потерпи несколько месяцев и потом вернёшься. Может, оно и к лучшему – будет время всё обдумать, состыковать кусочки пазла, накидать теории, – уговариваю я себя, выезжая за пределы города.

Трасса заставляет включить режим повышенной концентрации, так как вместе с городом позади осталось и освещение. Включаю дальний и ускоряюсь, чтобы немного оторваться от слепящих фар «Форда». Дорога плавно поворачивает направо, и спустя полкилометра на ней виднеется неясный силуэт. Убираю ногу с педали и пытаюсь рассмотреть, что же там.

Зверь сбитый, что-ли?

Приближаясь к фигуре на асфальте, всё больше распахиваю глаза. Дыхание затаивается. Окончательно остановив автомобиль в метре от преграждающего путь объекта, шокированно не свожу с него взгляда. Не смотря на то, что девушка лежит лицом в другую сторону, я точно уверена, что это Карен МакКой. В этом же платье мы её похоронили.

Похоронили. Похоронили, мать твою! Она жива?.. Хотя, по ней не скажешь… Её убили? Снова?! Или выкопали и принесли сюда? Кто-то решил поиздеваться над трупом?..

Размышления прерывает короткий гудок позади. Вздрагиваю и смотрю в боковое зеркало: не дождавшись от меня движения, Леона выпрыгивает из машины и идёт ко мне.

Нет-нет-нет…

Кровь стынет в жилах. Сердце начинает заходиться в бешеном ритме. Что бы ни произошло с Карен, или её телом, здесь сейчас опасно. Рывком распахиваю дверь:

– Садись в машину! Быстро!

Но слишком поздно. Худая, перепачканная в земле фигура блондинки уже возле неё. Прямо на моих глазах, под визг Леоны, МакКой с отвратительным звуком прокусывает кожу жертвы в районе шеи.

– НЕТ! – ору я, не сразу взяв себя в руки.

Лихорадочно нащупываю под сиденьем биту, купленную в комплекте с автомобилем, и выпрыгиваю наружу.

Пальцы заметно дрожат, но я действую на автомате.

А ты знаешь толк в иронии! – мысленно обращаюсь то ли к судьбе, то ли к Нему. – Чтобы спасти одну сестру, мне нужно убить другую. Прекрасно.

Крепче обхватываю рукоятку вспотевшими от волнения руками, посильнее замахиваюсь и бью Карен в район лопаток, чтобы не задеть Леону. В области позвоночника слышится неприятный хруст, и вампирша на секунду замирает, но не падает. Быстрым взмахом готовлюсь нанести второй удар.

МакКой резко поворачивает голову ко мне, и я теряюсь от увиденного: её глаза почти полностью заволокла тёмная пелена, словно кто-то изнутри черепа жжёт кострище и всё заволокло чёрным дымом, на лбу широкая глубокая ссадина, а с губ срываются капли багровой крови. Блеснувшие в свете фар острые обнажённые клыки и невидящий затуманенный взор не предвещают ничего хорошего. Тяжело сглатываю, но биту не опускаю, цепляясь за неё, как за спасательный круг.

– Карен, – произношу полушёпотом, свято веря, что она может образумиться.

От неё пахнет страхом и болью. А ещё кровью моей сестры. Черты лица такие острые, что можно было бы предположить, что она долгое время голодала. И она бледная. Я практически вижу белое сияние её кожи в лунном свете.

Это не она, – едва успеваю подумать я. – Это не та Карен.

Но время потеряно, и я уже прижата к асфальту обезумившей вампиршей. Боль растекается по всему телу, начиная с усиленно пульсирующего затылка. Бита выкатилась из руки, а сознание накатами уплывает в неведомые края. Волны бессознательного всё дальше уносят от берегов реальности. Мир утекает, растворяясь.

Хорошо приложилась… – успеваю подумать прежде, чем окончательно отключиться.

3. ОДРИ

Воскресенье. После полуночи

Просыпаюсь от лёгкого дребезжания оконного стекла. Это явление вполне можно было бы принять за землетрясение, но всё остальное в спальне неподвижно. Внутреннее чутьë подсказывает, что это не просто природное явление. Напряжение липкой субстанцией окутывает нутро. Я буквально чувствую, что вот-вот что-то произойдёт, и от этого горло сжимается, заставляя дышать глубоко и с усилием.

Через пару мгновений рама распахивается и с грохотом бьёт по стене, чудом оставшись целой, от чего меня прошибает конвульсией. Холодный ночной воздух быстро заполняет комнату. Подскакиваю с кровати также быстро, как и сердце к горлу, и мчусь закрывать окно. Координация подводит, но в итоге мне удаётся справиться с задачей, хоть и прищемив при этом палец. Боли не чувствую, всё внимание сейчас нацелено на другое:

Я точно его закрывала на замок перед сном, – мысль надоедливо свербит, ещё больше вгоняя в ужас.

Дверь в комнату открывается, и я снова вздрагиваю. На пороге, в тусклом свете ночника из коридора, стоит мамина фигура. Всё это напоминает какой-то эпизод из фильма ужасов, но само присутствие мамы меня успокаивает. Она – мой ориентир в новом мире, где существует магия. Она поможет мне во всём разобраться. Всё будет хорошо.

Мама ведёт головой, осматривая комнату, после чего мягким неслышным шагом подходит ко мне.

– Кошмары? – не громко спрашивает она и поправляет бежевое кашемировое пальто.

– Окно раскрылось, – пожимаю плечами.

Хочу предположить, что это мог быть ветер, но переключаю внимание на посторонний звук. Тихий, еле уловимый шёпот растекается в пространстве, словно шелест листьев.

– Её нет… Её здесь нет…

За последние несколько дней потусторонний голос стал чётче. Теперь я могу разобрать, что именно он говорит, но о чём – пока остаётся загадкой. И всё равно по коже ползут мурашки. Привыкну ли я к этому когда-нибудь?

– Снова голоса? – мама кладёт мне руки на плечи. – Одри, что они говорят?

Не видя её глаз, я чувствую, что она всматривается мне в лицо.

– Он как будто расстроен… – шепчу я и вслушиваюсь, но призрак замолкает также резко, как и начинает.

– Что он говорит? – повторяет мама.

– Что её здесь нет, – отстранённо отвечаю, пытаясь услышать ещё что-нибудь.

Несколько секунд тишины и раздумий.

– Кого? – всë-таки задаёт она уточняющий вопрос.

– Не знаю, – устало вздыхаю я.

Что-то меня настораживает, внутренний колокольчик тихонько звенит на задворках сознания. Перевожу внимание на маму.

– А почему ты в пальто? – брови взмывают вверх.

Мама тут же убирает от меня руки и делает шаг назад. Я понимаю, что разговор окончен.

– Не бери в голову, – с ноткой безразличия машет она рукой. – Завтра расскажу. А сейчас ложись, а то не выспишься.

Я хочу спросить что-то ещё, пытаюсь зацепиться за какую-то проскользнувшую мысль, но мама уже быстро и бесшумно покидает спальню, закрывая за собой дверь.

4. ДЖЕЙН

Сознание возвращается накатами. Словно кто-то тянет меня за руку из болота тьмы, куда так и затягивает. В этой густой невесомости хорошо: тихо, спокойно, нет никаких проблем и нерешённых дел. Умиротворение заполняет тело и разум, нет необходимости куда-то спешить. Вот бы остаться здесь.

Но организм не готов сдаться. Сначала я слышу отдалённые голоса, которые быстро затихают. Эти звуки заставляют меня вспомнить, кто я. Они позволяют эмоциям вторгнуться в сознание и забыть о спокойствии. Я больше не хочу в темноту. Я хочу найти ответы, хочу найти убийцу мамы, хочу справедливости. Я зла на Карен и в бешенстве из-за Жозель. Я разочарована в отце. Я… вспоминаю момент перед отключкой.

Леона!

В следующий миг, вместе с голосами и отрывком воспоминаний, появляется чувство укачивания и тошноты. Мне дурно, но я не могу двигаться. Я пришла в себя на короткий миг, и даже его достаточно, чтобы испытать все прелести сотрясения и пожалеть о встрече с Карен этой ночью. Голосовые связки ещё не поддаются, я слишком слаба. Сколько я в отключке – остаётся только догадываться. Пожалуйста, пусть на время выздоровления меня полностью поглотит тьма. Ненавижу тошноту, да и ассоциации с ней теперь не самые лучшие: в последний раз, когда меня тошнило, Леона оказалась беременна от Стива.

В третий раз, возвращаясь в мир, получается осторожно приоткрыть глаза. Такое простое движение отдаётся резкой головной болью. Тошнота накатывает с новой силой, и я думаю о том, как не захлебнуться, если желудок всё-таки вытолкнет содержимое. Световые пятна пробегают по поверхности передо мной, но я не могу достаточно сфокусироваться, чтобы различить их. Они сливаются в реку, время от времени бегущую по тёмному берегу. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что я смотрю на потолок автомобиля, слабо освещаемый приборной панелью, а появляющаяся световая река – огни снаружи.

– Её бы в больницу, – произносит уже отчётливо незнакомый мужской голос.

– Да, конечно, – соглашается Леона, и в интонации слышен страх.

Боится за меня? За себя? За ребёнка? Или этого парня?

Я пытаюсь что-то промычать, дать понять, что я в порядке, но едва не отключаюсь. Цепляюсь за возможность быть в сознании, отталкиваю тьму, как могу.

– Спасибо. Спасибо вам огромное… – сестра благодарит незнакомца.

– Рой.

– Р-р-рой? – с заиканием повторяет сестра.

Перед мысленным взором появляется побледневшая Леона. Это на неё не похоже. Пребывание в Хосдейле не идёт ей на пользу. Быть может, лучше отправить её подальше от Хосдейла. Подальше от сверхъестественного. От меня.

– Рой Фитчер?.. – робко продолжает она.

– Именно, – соглашается парень.

– Ох… – выдыхает сестра и замолкает.

Но Леона ни за что не оставит меня, и дело даже не в сестринской любви. Она слишком ответственна. Так было всегда и продолжает оставаться: если дело поручено ей, то можно быть уверенным – всё будет в лучшем виде. А сейчас ей поручена опека надо мной. Я привязана к ней, где бы она ни была, а значит, создаю угрозу для её жизни.

Неожиданно терять любимых людей не страшно. Больно, очень больно, но не страшно. Ты не успеваешь испугаться, как всё уже произошло. Плачешь, грустишь, скорбишь, скучаешь, кричишь от боли, думаешь о тленности жизни и причинах, которые тебя всё ещё здесь держат, но не боишься.

Страшно – знать, что скоро это произойдёт. Что это неизбежно и за близким человеком в ближайшее время обязательно придут. Страшно – понимать, что сейчас его улыбка, возможно, последняя, которую ты увидишь.

Хочу быть единственным в мире вампиром. Иметь возможность внушать и прекращать то, что ведёт к гибели людей. Хочу защитить близких.

Аккуратно поворачиваю голову и вижу широкие мужские плечи за спинкой водительского сиденья. Значит, сестра не в состоянии рулить. Перевожу взгляд, не смотря на болезненные ощущения, и вижу, что Леона прижимает к шее свёрнутый во много слоёв, пропитанный кровью, бинт. Не успеваю распереживаться, так как тьма, выждавшая лучший момент, возвращается с новой силой и в миг завладевает мной, уже не давая шанса выбраться.

5. ОДРИ

Воспоминание ночного разговора – первое, на чём я концентрируюсь, когда просыпаюсь утром. Волнение зарождается также быстро, как приближение волны в шторм.

Куда маме понадобилось идти ночью?

Предчувствие чего-то плохого грузом давит на внутренности. Пытаюсь отогнать негативные мысли, успокаивая себя тем, что не может чёрная полоса длиться так долго.

Но внутренний голос уверяет – может.

В голове пролетают образы Карен, взрыва психбольницы, испуганных маминых глаз, огня, крови, больницы, волков, клыков, призрака Вивьен, похорон, газет с новостью об аресте пастора. Поток мыслей прерывается острым желанием почесать запястье. Ощущение, будто несколько насекомых в раз решили укусить меня, привлеченные шлейфом путаницы бессознательного. Поднимаю руку над лицом и останавливаю пальцы в сантиметре от кожи: там, где ещё несколько дней назад был аккуратный шрам, высыпало бесконечное множество мелких красных пятен. Раздражение обхватывает руку браслетом в крапинку и тянется в сторону сгиба локтя, постепенно светлея. Тяжело сглатываю, осматривая этот градиентный переход.

Вряд-ли это что-то вроде ветрянки.

Желание подольше полежать в постели, как рукой снимает. Тапочки, на ношении которых настаивает мама, остаются забытыми у подножья кровати. Не заботясь о своем внешнем виде, проверяю, что окно закрыто, и спускаюсь на первый этаж.

– Мам? – зову, вбегая на кухню.

Лохматые локоны на секунду перекрывают обзор, и я небрежным движением откидываю их. Мама поворачивает голову в мою сторону, не прекращая разливать бледно-зелёную жижу по стаканам. Непроизвольно морщусь и плюхаюсь на стул, демонстративно положив руку на стол ладонью вверх. Это вызывает именно ту реакцию, на которую я и рассчитывала: глаза мамы быстро расширяются, а непривлекательного вида жидкость перестает литься. Чаша блендера тут же отставляется к стене и оказывается забыта.

– Что за… – взволнованно шепчет мама, садится рядом и осматривает мою руку. – Когда это появилось?

– Я только утром заметила. Сильно чешется, – веду плечами, стараясь сдержаться от раздирания кожи ногтями.

Мягкие подушечки тонких пальцев аккуратно прощупывают место на запястье, где ещё недавно была магическая печать.

– Когда ты в последний раз колдовала?

– Вчера, с тобой.

Она слегка хмурится.

– А слышала голоса?

– Ночью, когда ты заходила.

Мама резко поднимает взгляд и обеспокоенно впивается им в меня.

– Одри, я не заходила к тебе ночью.

Сначала я застываю, прокручивая в голове сцену нашего ночного разговора.

Нет, это точно был не сон.

Затем насмешливо выдыхаю.

– Ты зашла ко мне, когда окно распахнулось. Ещё обещала рассказать, почему была одета, – напоминаю я.

Ожидаю, что мама быстро вспомнит об этом, но она лишь щурится и качает головой.

– Не помнишь?.. – уже растерянно уточняю я.

– Я всю ночь провела в кровати с твоим отцом, – совершенно уверенно шепчет она и уже с тревогой заглядывая мне в глаза.

Медленно прячу руку, которая ужасно зудит. Обстановка становится некомфортной.

– Наверное, тебе приснилось, – выдавливает улыбку мама, но мне не до смеха.

Я помню слова. Помню эмоции. Нельзя так чувствовать во сне. И всё же сомнения закрадываются в мой мозг, лёгкой дымкой оседая на поверхности.

Но я же… не схожу с ума?.. Да?..

– Нет, – отрицаю я. – Это было наяву.

Но ведь и она не могла просто забыть.

Кусочки не складываются. Всё-таки поддаюсь и царапаю кожу ногтями, на миг прикрыв глаза от блаженства.

– А папа? Может, он что-то помнит?

– Думаю, он бы что-нибудь упомянул утром, будь оно так, – с ноткой горечи произносит мама. – Милая… – начинает она самым аккуратным тоном, словно боится спугнуть.

– Я схожу с ума? – напрямую выпаливаю я.

Мама резко мотает головой.

– В тебе огромный запас энергии, который хочет реализоваться. Ты буквально пропитана магией, и её становится всё больше. Боюсь, для тебя граница между мирами становится слишком размытой…

– То есть… – встряхиваю копной запутанных волос. – Разве это может быть загробный мир, если я разговаривала в нём с тобой?! Ты же… ну, то есть, я хочу сказать, ты же жива…

– Духи могут являться к нам в образе других людей. Не обязательно они будут выглядеть так, как при жизни.

– Но… – потираю глаза, – я чувствовала твои касания. Это было так реально…

Мама поджимает губы.

– Это и было реально, в какой-то степени. Духи не могут быть материальными, являясь в наш мир, но если мы перенесемся в их…

– То будем чувствовать их?

Она кивает.

– Но ты должна взять это под контроль. Плохо, если тебя будет закидывать туда без твоего согласия. Одри, ты слышишь?

Соглашаюсь качанием головы.

– Во сне ты более уязвима, – продолжает мама. – Сегодня приготовлю чай, выпьешь перед тем, как лечь в постель.

Она поднимается на ноги и вновь берётся за зеленоватую жидкость, пока я обдумываю её слова и расчесываю зудящее запястье.

6. КАРЕН

Пение птиц. Как же оно прекрасно. Звонкие переливчатые трели. Словно вестники хороших перемен, пернатые голосят, что есть мочи. И как же контрастируют эти звуки с запахом влажной земли. Страх мгновенно заполняет каждую клеточку, включая в работу все рецепторы. Также сыро и прохладно было в гробу. Но прежде, чем я успеваю открыть глаза, мозг подаёт следующий сигнал для анализа: дышится слишком легко. Воздуха много, а значит, это не второе возрождение.

Поднимаю веки, лёжа на спине: высокий плохо отёсанный деревянный потолок, бетонные четырёхгранные столбы по периметру с выбитыми на них иероглифами, земляные стены без окон. При попытке встать раздаётся громкий звон. Резко поворачиваю голову в сторону звука и быстро сажусь. Глаза расширяются от ужаса, когда в них отражаются кандалы на запястьях.

Это же… – внутренний голос дрожит.

Подскакиваю на ноги и с силой дёргаю руками, но цепи не поддаются, оставаясь прикованными к тем самым массивным столбам болезненно-серого цвета. Попытка выскользнуть из широких железных браслетов тоже заканчивается провалом – они прилегают слишком плотно. Нервы накаляются, дыхание учащается. в очередной раз осматриваюсь: иероглифы напоминают те, что рисовала Одри.