Поцелуй для спящей принцессы

Новый принц уже сдружился с садовником, с которым фей пытался найти общий язык больше трех лет, с тех самых пор, как появился здесь, но так и не нашел. Господин Динко, видимо, посчитал, что встретил родственную душу – ну а как ещё объяснить тот факт, что он доверил Дариэлу один из личных садовых инструментов, который прежде не доверял никому?..

И что же они все так носятся с этим Даром? Как будто он в самом деле дар, послание с небес, шанс всё исправить, а не очередной зазнавшийся мальчишка. Спасибо хотя бы, что мальчишка, а не лишенный ума старик, позарившийся ни то на богатство Светославии, ни то на красоту его спящей принцессы.

Ниил поправил яркие рыжие волосы – он часто так делал, прикасался к волосам постоянно, это помогало Ниилу сосредоточиться, и Риччи иной раз не стеснялась ему на это указать, мол, она своим кудрям уделяет куда меньше времени. Хотя кудри у нее всё равно остаются чудесными. Деваться было некуда, и фей направился в сад.

По этой несчастной тропинке Ниил сегодня пробежался уже раз двадцать, успел выучить орнамент камешков наизусть. Вот бы не видеть её ещё месяц. Ниил, в общем-то, всегда любил цветы, этим он от своих сестер-фей не отличался. Но конкретно к этому саду относился с настороженностью и лишний раз (когда не нужно было решать проблемы после избалованных принцев) старался к нему не приближаться. Слишком он напоминал ему ту цветочную клумбу, которую разбивают в память о ком-то, безнадёжно утерянном.

– Принц, – произнес Ниил, остановившись за спиной у Дариэла.

Садовник даже не шелохнулся – он заметил фея еще издалека (и не стал сообщать об этом своему новому лучшему другу, родственной душе и всему такому прекрасному).

Зато Дариэл обернулся и вздрогнул. Потом быстро взял себя в руки – и посмотрел на Ниила более-менее уверенно, даже самонадеянно, будто наконец вспомнил, что рождён принцем.

У великой-великолепной начальницы Ниила, Ричиэллы, имеется кодекс, описывающий буквально все возможные ситуации, которые могут устроить принцы, и выход из них; улыбки, коими стоит принцев награждать, и взгляды, от которых лучше удержаться.

Глав там – штук под двести.

В первой (единственной главе, которую Ниил все-таки прочитал) сообщается, что настоящие мастера не должны показывать свое истинное отношение к любой передряге, вещи, фразе, выражению лица и прочее, строчек на десять. Но Ниилу так хотелось… вздохнуть, по крайней мере, наблюдая эту вот гордость, что внезапно проснулась в принце. Да, тяжело вздохнуть, как умеют только те, у кого жизнь в три раза длиннее человеческой; кто вдоволь успевает почувствовать ее тяжести и чуть лучше понять её законы.

Хотя они с принцем почти ровесники. Даже так, это один из немногочисленных случаев, когда Ниил превосходит принца по возрасту. Стареет… Мог бы, наверное, и понять мотивы поведения Дара. Вспомнить недавнюю юность, на протяжении которой он так яростно пытался что-то доказать кому-то— и себе в первую очередь.

За те три лета, что Ниил помогал Ричиэлле, он успел выяснить: принцы мало чем отличаются от обычных людей. Такие же неуверенные в себе, временами лживые и безответственные. Разве что гордости им не занимать. Ну а как же. Древний род, влиятельные предки.

Ниил думал обо всем этом, глядя на Дариэла.

– Чем можем быть полезны? – прервал поток его мыслей Динко.

– Да, – Ниил покачал головой. И заправил кончик передней прядки волос за ухо. – Пройдемте за мной. Для вас уже готова ванна и новая одежда. И почти готова комната. Или вы предпочтете еще какое-то время побыть здесь?

…Дар некоторое время рассматривал его лицо – все-таки, какие удивительно-яркие у жителей Светославии лица, не идут ни в какое сравнение с его северной Сведрией.

Затем виновато посмотрел на Динко:

– Кажется, мне пора.

– Рад был поработать с тобой плечо-об-плечо, принц, – садовник чуть склонил голову, то ли шутя, а то ли говоря эти слова на полном серьезе. – Если задержишься в нашем дворце – приходи, работа всегда найдется.

– Задержусь, да уж, – пробормотал Дар. И вдруг признался, сам от себя такого не ожидая: – На самом деле, моя матушка прекрасно умела работать с цветами. Особенно с розами.

Динко на мгновение прикрыл глаза, будто выражал свое почтение. Почтение памяти… ибо от его внимания точно не ускользнула эта печальная прошедшая форма – «умела». Динко оказался гораздо более проницательным, чем можно было предположить на первый взгляд. И Дара это восхитило.

Он поднялся, отряхнул со штанов невидимую пыль.

Ладони были зелеными от цветочного сока, и фея, конечно, не постесняется это заметить. С другой стороны, Дару обещали нечто вроде ванны – расслабить мышцы и избавиться от грязи; ладони он тоже отмоет со всей тщательностью.

Внутри дворца царила тень и прохлада, что было очень кстати после Солнца, упорно карабкающегося к зениту. Все же Дар не привык к такому количеству Солнца.

– Нам на второй этаж, – заметил Ниил.

– Там же склад, – не постеснялся заметить Дар. Фей наградил его очень недобрым взглядом, но все-таки заметил:

– Склады на других этажах. На этом – пыль. Во всех комнатах, кроме купальни.

Ниил привёл в неё Дара, как и обещал. На выступах стен горели свечи и висели какие-то весьма своеобразно пахнущие травки. Пол был гладкий-гладкий и скользкий. А в самом центре значилась огромная бежевая ванна. Её наполняла притягательно бликующая водица, окутанная облаками из едва заметного пара.

– С той стороны – мыло и всякие склянки, – заметил Ниил, основательно обходя купальню по контуру. Шел в самом деле уверенно, даже ни разу не споткнулся, лишь только чуть подрагивали зеленые крылышки. – На стуле – чистая одежда. Я постараюсь вас дождаться, но на всякий случай – комната феи на первом этаже, первая справа.

И он покинул комнату, осторожно прикрыв дверь.

Дар наконец стянул с себя надоедливые брюки и рубашку, – за время путешествия, казалось, они приросли к коже намертво, так что даже начали вызывать нестерпимый зуд. И опустился в воду.

Какое-то время он провел, погрузившись под воду с головой. Какие бы противоречия не преследовали Дара всю жизнь, вода все-таки оставалась его стихией.

Дару много о чем хотелось подумать. Еще бы, – пожалуй, впервые за месяц он наконец почувствовал себя в безопасности. В безопасности ему обычно хорошо думается. Зато при слишком стремительных событиях голова отключается мгновенно.

Но увы.

Безопасность оказалась настолько притягательной, что он уснул самым невинным, пролетающим за одно мгновение без всяких картинок сном… Давно он не спал так чудесно. Разве что, может, в далеком-далеком детстве.

А проснулся резко, в одно мгновение. Как будто кто-то сверху, не скупясь на ехидство, шепнул, что Дар пришел сюда не спать, а по кое-каким другим делам, более великим. А каким – не уточняется.

Вода была ледянющая, как в их Северном море. Дар натянул любезно предложенный комплект одежды, надеясь, что тот поможет ему согреться. Но тело все равно мгновенно покрылось мурашками.

И да, Ниил Дара не дождался – коридор пустовал. Обнимая себя за туловище, Дар отправился на поиски своего временного жилища самостоятельно.

Лестницу приметил сразу же.

Спустился.

А дальше было сложнее …

Первый этаж.

Первая дверь.

Направо, кажется, но это ведь с какой стороны посмотреть. Правое очень легко меняется на левое, а левое на правое. Стоит только взглянуть на проблему с другой стороны – и пожалуйста, все, во что ты верил, вдруг становится подлой ложью.

Правое-левое, левое-правое.

Но левая (если смотреть со стороны входа в дворец) дверь с пыльной золотой табличкой была приоткрытой, тогда как правая – наглухо захлопнутой. И Дар, не решаясь дергать ручку и портить фейское имущество, решил сначала пойти по легкому пути и заглянул в комнату, располагающуюся слева. То есть справа, если смотреть с противоположной стороны коридора.

Внутри все было невнятно-розовое, местами глазированное, как пряник, который Дар видел единственный раз в своей жизни, а потому и запомнил. Разве в этом девчачьем великолепии может жить такая строгая фея? Или любовь к розовому цвету – одна из тайных слабостей Риччи?..

Принц сделал шаг внутрь, развернулся, чтобы лучше разглядеть место, в которое попал, – и наконец-то понял, что это была не его новая комната. И не старая фейская.

Это вообще, похоже, была комната, в которой Дар если и мог оказаться, то еще очень нескоро. И после в высшей степени щедрого одобрения Ричиэллы.

На кровати, в окружении простыней-подушек-одеял-и-снова-подушек возлежала она – та, ради которой все это было создано, та, благодаря кому Дар совсем недавно обрел крышу над головой, та, которую он, в общем-то, может однажды спасти.

Дар узнал ее сразу.

Сложно было не узнать ее после стольких прослушанных баллад и легенд. Впрочем, ни одно из этих проявлений творчества, сколько бы талантливым ни был его создатель, не смогло отразить в полной мере то, насколько всё-таки невероятно прекрасной она оказалась.

И еще невероятным было вот что.

Она существовала.

Она.

Действительно существовала.

Как и вечный сон.

А так ли он плох, вечный сон?

Если кудри той самой принцессы Аделин до сих пор золотые, как чешуи дорогих рыб, кожа гладкая, точно фарфор, который стоит в королевстве Дара больше золота, а губы красны, точно спелые дикие яблоки? Если она прекраснее всех девушек, которых Дар видел в жизни? Кроме, разве что, мамы. Мама… она ведь навсегда остается лучшей во всем. Или нет?..

Спит Аделин, и ничего нельзя сказать о том, невыносимый или легкий на подъем у нее характер, чего она боится и о чем мечтает, кого целовала в тайне от родителей, спрятавшись за колючими кустами, какие любит цветы.

Хотя, как утверждают легенды, больше всего Аделин любила розы.

Розы…

Прекрасная, прекрасная Аделин.

Что же ты наделала, глупая? Почему так легко позволила себя погубить? Почему не позволяешь спасти?

Дар сделал несколько шагов по направлению к ее кровати и остановился на расстоянии вытянутой руки.

Сколько же ждешь ты своего принца, Аделин? Сколько ещё будешь ждать? Рано или поздно все заканчивается, и когда-нибудь твоя заботливая Ричиэлла тоже закончится, выгорит изнутри, и что тогда? Так и останешься нераспустившимся бутоном, скрытым за горой постельных принадлежностей?

Принц чуть подался вперед и прислушался.

Аделин дышала, но медленно, будто берегла силы. Плавно опускалась и поднималась грудь (которую за одеялом было, в общем-то, не разглядеть). Ресницы оставались неподвижными.

Пахло чем-то сладким, но не приторно – проступала задорная кислинка, искорка, и Дар подумал, что и принцесса наверняка такая же. В случае чего, может разгореться и согреть. А-то и сжечь напрочь. Непростой. Характер у Аделин наверняка непростой.

Дар, понимая, что потом будет жалеть, наклонился ещё ниже, и теперь он мог разглядеть ее лицо, близко-близко, и несколько бледных веснушек на носу, и короткие пушистые волосы на верхней линии лба, и линию губ, конечно же, линию губ. Именно эти губы должны были все исправить – или разрушить последнюю надежду.

Но в коридоре, пока что далеко, послышались шаги, и Дар поспешно отклонился назад и одним шагом оказался возле двери. Стараясь оставаться незамеченным, выпрыгнул в холл – и разглядел Ричиэллу, что на всех порах спешила сюда…

…Ещё бы.

Она хотела лично удостовериться, что все идет так, как нужно.

Потому что, не сделай этого фея, оно опять пойдет наперекосяк. Точнее сказать, уже идет наперекосяк. С того самого момента, как принц, имя которого Риччи уже успела позабыть, совершил ночную вылазку в сад, испортил розы. И превратил обычный день в день с приключениями.

А теперь ей нужно беспокоиться о другом принце, и уж его имя фея помнила преотлично.

Дариэл.

Дар.

Разве может принадлежать такое звучное имя кому-то пустяковому? Каждое имя что-то в себе несет. Дарит своему хозяину силы – или, напротив, вгоняет в ещё большую тоску. Раскрывает то, что лучше бы скрыть, или прячет то, о чем так хочется сказать.

В имени Риччи хранилась ее история.

Все прошлое ее рода, тянущееся с тех незапамятных времен, когда и королевств-то никаких не было. Была дикая природа, поражающая своим воображением. Были существа, черпающие энергию из каждого окружающего предмета – и дарящие взамен свою. Было единство, была гармония. Был свет. Много-много света, что льется из каждой щели, оседает на глубине глаз и согревает окружающих.

А потом пришел человек.

Собственно, никто не знает, откуда. Ученые умы считают, что это случилось бы в любом случае, в ходе развития всего живого. А легенды утверждают, что у богов произошла ссора: прекрасная Гаясмая обиделась на Нхану из-за того, что он сотворил нечто более совершенное, чем она сама – все живое и магию. И послала в этот мир людей.

Но то боги, у них свои заморочки, которые мирских существ, в общем-то, не касаются. Никто точно не знает, где эти боги есть и как им там живется. И рассчитывать на них в мгновения отчаяния тоже не приходится. Никто не придет, не поможет. Только ты, ты сама, Риччи убедилась в этом на личном опыте, когда несколько раз просила спасения, но никто не внял ее молитвам.

Человек пришел в этот мир.

Начал брать, не предлагая ничего взамен.

Строить дома на месте лесов, высушивать реки, разводить скот, вытаптывающий траву.

Придумал себе любовь и деньги и заявил, что это достойные причины для войны. Понадеялся, что может решать сам, кому жить следует, а кому нет. И платился за это собственной жизнью.

А род Риччи существовал все это время, впитывая в себя те перестройки, что происходили вокруг. И имя ее – это, в общем-то, единственная вещь, что сейчас связывает Риччи с домом. Пусть она и не сможет передать его дальше – зато в себе сохранит.

А Дар?

Что несло его имя?

Риччи отчего-то была уверена, что его ещё запомнят. Что когда-нибудь этот мальчишка станет отважным воином, мудрым королем, справедливым отцом. Но пока что он всего лишь четвертый сын Идвига, натуры со множеством особенностей. И к тому же сбежал из дома. Впрочем, не самое глупое решение – король Идвиг умеет грамотно промывать мысли, и лучше от его влияния освободиться хоть когда-нибудь, раз пораньше не получилось.

Впрочем, вот и сам Дариэл.

Стоит в коридоре, на расстоянии вытянутой руки от комнаты, что ещё не так давно принадлежала Риччи, а теперь стала общественным достоянием. Плечи опущены, взгляд отведен в сторону, будто Дар никогда не видел таких чудесных стен. Носок одного ботинка касается носка другого.

– Вы по адресу, – произнесла Риччи, не дойдя до принца нескольких шагов. – Да-да, верно. Направо. Чтобы дверь открылась, достаточно лишь опустить ручку вниз. – И тут же, не давая принцу скрыться за вообще-то добротно сделанной дверью, которую никакой посторонний не сможет распахнуть без желания жильца, добавила: – Не против, если я буду обращаться к тебе на «ты»? Привычка такая, ничего не могу с собой поделать. Как тебе здесь нравится, принц?

– Вполне нравится, – ответил он. – Не против.

Как говорили в его королевстве, хоть рыбой назови, только в воду не окунай.

Распахнулась дверь комнаты, и Дариэл шагнул внутрь. А Риччи подалась следом – и, несмотря на отсутствие вещей, принадлежащих ей лично, ощутила, что она на своем месте.

Хотя Риччи не сказала бы, что ее комната какая-то там особенная. Напротив, она так четко вписывается в рамки приличий, что тем редким принцам, которые жили здесь вместо феи, не удавалось ни к чему придраться. Простая кровать, письменный стол, шкаф с несколькими отделениями, зеркало возле двери. Видно, что куплено не у первого встреченного столяра – мебель качественная, из темного дерева, без единого сучка и неровностей.

Разве что нет никаких темных штор – просторное окно занавешивают лишь только полупрозрачные, белые тюли, без лишнего кружева и легкие-легкие, как перышко.

Риччи слишком нравятся рассветы, каждое утро окрашивающие комнату во все теплые оттенки, которые только существуют, и она считает кощунством прятаться от небесного подарка за темными шторами. Ричиэлла не соглашалась вешать шторы даже тогда, когда в ее комнате жили принцы, привыкшие лежать в кровати до обеда. Приходилось несчастным вставать вслед за Сиитой.

Впрочем, ни один из этих четырёх избранных принцев надолго здесь не задержался – не повезло.

А Дар? Пятый счастливец? Насколько повезет ему?

Риччи села на стул у письменного стола – когда они с принцем оказались внутри, этот стул стоял слегка наискосок, будто сам приглашал кого-нибудь присесть. И кивнула Дару, чтобы он, не стесняясь, тоже занял место. Дар предпочел краешек кровати. Хотя, в общем-то, был ещё широкий подоконник – в этом замке специально строили такие подоконники, зная, как принцесса любит на них сидеть. Предполагалось, что этот скромный дворец станет местом, куда Аделин сможет приезжать, желая уединиться с природой. Но и без лишних слов понятно, чем он стал на самом деле.

Риччи никогда не садилась на эти подоконники. Ей и без подоконников было больно.

– Итак, – Риччи хлопнула в ладоши и сразу сделалась центром комнаты. – Я понимаю, что ты устал, но надолго задерживать я тебя не собираюсь, сейчас, по крайней мере… Начнем? Возможно, ты что-то слышал о наших традициях…

Слово «традиции» несколько устрашило Дара, но Ричи, кажется, этого не заметила.

– Прежде всего, каждый наш гость участвует в путешествии. Причем непростом – это путешествие в историю места, в котором мы с тобой очутились, – фея широко взмахнула руками. – Чтобы знать, с чем придется столкнуться, если всё пойдет по плану.

Ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

– И по причине того, что я была свидетелем начала всех событий и уже десять лет, – Риччи на мгновение прикрыла глаза, и это не ускользнуло незамеченным от Дара, – наблюдаю за их развитием, то и путеводителем в этом путешествии буду тоже я. Есть какие-то возражения?

Дар помотал головой из стороны в стороны.

Он бы, может, и захотел возразить – сказать, что прекрасно обойдется без путешествий и в свое время наслушался достаточно легенд об ужасном сне принцессы Аделин и баллад о ее красоте. Но то фея – их не переспорить. Да и, в общем-то, она справедливо заметила насчет собственных наблюдений.

У людей хорошее воображение. Не только у всяких сказителей и бардов, но и у более приближенных к земным проблемам обывателей. Люди любят приукрашивать, временами непреднамеренно, лишь чтобы сделать рассказ более насыщенным – ведь в обыденной жизни так не хватает цвета.

Хотя красоту принцессы Аделин они ничуть не преувеличили. Возможно, и потому, что Аделин была слишком прекрасна – даже если захочешь солгать, ничего не получится.

– Вот и чудесно, – фея поднялась на ноги. – Предлагаю начать завтра утром – а пока, уважаемый принц, ты можешь отдохнуть от дороги, которая отняла у тебя много сил. – И непонятно, издевается или говорит серьезно. – Обед тебе принесут… уже совсем скоро. И ужин. Можешь свободно гулять по дворцу, но за закрытые двери лучше не ходить – ну и не разрушай ничего в саду, пожалуйста. Если я вдруг тебе понадоблюсь, ищи Ниила, и уже он приведет тебя ко мне. Где его искать… не знаю, я-то привыкла, что в нужный момент он рядом. На крайний случай, можешь спросить у кого-нибудь, тебя к нему приведут. Все понятно?

Дар наконец перестал методично кивать и выдохнул.

Прежде столько наставлений ему давал только отец. Какие наставления принцу?.. Они ведь и без того всё знают, слушают подсказки своего родовитого духа. И учить их уж точно не нужно.

Примерно так Дар и подумал, но вслух, конечно же, ничего не сказал. Во-первых, не хотелось остаться без обеда (и, тем более, без ужина), во-вторых, эта фея имела полное право наставлять кого бы то ни было: это был её дворец. И принцесса, к которой Дар с таким трудом добирался, была её племянницей.

Это же подумать только!..

Если феи вредные, а принцессы капризные – Аделин, что же, сочетает в себе оба этих признака? Да ещё в совокупности с такой красотой. У нее наверняка непростой характер. Несладко придется тому, кто её разбудит.

Дар покачал головой.

А когда все-таки пришел в себя, то понял, что феи здесь уже нет.

Приключение, которое едва успело закончиться, завертелось вновь.

Глава 2

В общем-то, Ричиэлла была очень странной даже для фей.

В той же Светославии только и разговаривали о странностях фей – то одна, понимаете, придумала званый ужин, где вместо десерта на блюдцах лежали лягушки, то другая явилась в общество с прической, высота которой превышает рост самой феи. И к тому же украшенной аляповатыми бантами, точно торт. Но все эти странности были там, далеко, в Лирии, столице Светославии, единственном крупном городе маленького, в общем-то, королевства.

А здесь, на отшибе, где был лишь дворец, розовый сад и покрытые лесом холмы, фея Ричиэлла отличалась совсем другими странностями.

Она всегда была занята. Встречала принцев. Следила за состоянием дворца. Давала наставления помощникам – а их, если считать Ниила, было всего четверо. В прежние времена Ричиэллу в принципе нельзя было застать сидящей на месте и погруженной в собственные мысли, как сегодня утром, в комнате у принцессы. Но сейчас… Ниил видел, как она гаснет.

Как постепенно утрачивает веру в исполнение её цели, веру в мечту; как уходит из глаз блеск уверенности уверенности в собственных силах. И это тоже было странно. Потому что такие феи, как Ричиэлла, никогда не сдаются. И Ниилу очень хотелось верить, что Ричиэлла тоже не сдастся.

На самом деле, он действительно ей восхищался.

Именно поэтому и согласился стать ее помощником тогда, ещё три года назад. Так и оказался в этом дворце, в окружении роз, принцев и томительного ожидания чуда.

И, в общем-то, неплохо проводил время. В том числе и свободное. Здесь у Ниила, по крайней мере, хотя бы имелся отдых, тогда как в лавке сапожника, из которой Ниил сбежал, подмастерью предусматривался только сон. Короткий и нервный, выпадающий на утро, когда вся работа сделана, и богачи, у коих водились деньги на оплату услуг жадного сапожника, пока что не принесли новую пару обуви.

А еще, именно благодаря свободному времени и привычке ступать подошвами ботинок туда, куда никто не приглашал, Ниил ближе остальных обитателей Дворца роз познакомился с Леттой.

Она была не принцессой и даже не феей – простой девушкой, которая прожила на этом свете уже почти двадцать лет, причем последние четыре работала здесь, в одиночку заправляя дворцовой кухней. Ричиэлла нашла Летту почти так же, как немного после встретила Ниила. А точнее, вот как: во время одной из редких вылазок в люди Риччи заметила Летту совсем случайно (девушка обслуживала одну из таверн) и разглядела талант, в то время как никто больше его не видел. У Ричиэллы в целом особый взгляд на мир – она видит то, что недоступно другому глазу, даже фейскому. В том числе и нечто, скрытое в людях.

Так вот, Летта оказалась прекрасной кухаркой – хотя так ее может назвать только, пожалуй, кто-то, совсем далекий от искусства. Каждое блюдо, приготовленное Леттой, выходило непохожим на остальные, и даже принцы не брезговали их отведать. Что уж говорить о Нииле, например?

И, помимо этого, Летта была красива.

Не аристократичной, воспеваемой легендами красотой принцессы Аделин, а особенной, теплой, так подходящей ее имени.

Кожа ее была смуглой, с золотистым подтоном и множеством раскинутых по телу родинок. Волосы, которые Летта срезала около года назад, едва достигали плеч. Насыщенного карамельного цвета, они блестели, отражая световые блики. А ее глаза, хотя и звались зелеными, как у Ниила, напоминали скорее сочный лист, через который просвечивает Солнце, чем холодный малахит.

Пожалуй, если бы не множество ограничений, Ниил влюбился бы в Летту с первого взгляда. Но они оба были прислугой, пусть и в таком чудесном дворце. И почти не имели ничего собственного – ни сбережений, ни вещей. А Ниил к тому же родился феем. Любовь феи и человека всегда заканчивается печально, хотя и кажется такой красивой.

Только и оставалось, что любоваться издалека.

И Ниил любовался.

Каждое утро, прежде чем присоединиться к Ричиэлле и начать выполнять ее поручения, Ниил сначала заглядывал к Летте. Сегодняшним утром ничего не поменялось, даже несмотря на то, что теперь во дворце было не пять бодствующих существ, а целых шесть.

Каждый раз Летта кормила Ниила чудесным завтраком, как бы он ни отнекивался. Вот и сейчас, едва завидев Ниила, Летта поставила перед ним лазанью, приправленную спелыми помидорами, чашечку холодного травяного чая и блюдце с воздушным пирожным. А потом умчалась, чтобы принести себе такой же набор.

Они всегда завтракали вместе.

Занимали крайний столик летней открытой веранды, – рядом с ним всегда красиво вилась лоза, приятно пахло деревом от столешницы и садовыми розами. И сидели они всегда друг напротив друга. Времени на порядочный завтрак постоянно не хватало, но Ниил дорожил каждым мгновением, проведенным здесь.