Пролегомены к будущей ядерной войне. Повесть

Философ молчал, обдумывая услышанное, даже забыв на несколько мгновений о шахматной доске.

– Довольно смешная картина, – ответил он Гостю, – предположу, что и сам Господь иногда искренне смеется над Вашими шутками.

Тень сочувствия пробежала по лицу собеседника.

– А ведь все, что я Вам только что рассказал чистейшая истина, – уже без всякого намека на улыбку произнес он. – Мироздание организовано именно так.

– Как огромная ферма? – спросил Философ.

– Как невероятно огромная ферма.

– Простите, ферма с навозными кучами или без? – уточнил Философ.

– Я удручен тем, как Вы обесцениваете ясность, простоту и конкретность Божественного творчества, – вздохнув и выдержав паузу, заметил Гость. – Именно это меня больше всего расстроило в Вашем трактате. Абстрактные категории, сложные формы. А ведь все просто – все вокруг, вся Вселенная – это просто огромная ферма, в которой вы – люди, суть стадо, старательно откармливаемое и разводимое тем, кто все это создал, для Его нужд, и для еды, в первую очередь. Тот, кого Вы называете Богом – просто фермер, который скармливает Вам разные идеи, чтобы ваши души, становились насыщеннее и вкуснее, да что тут уж скрывать – разнообразнее, для разных блюд.

Вначале своего пути Он был так себе фермер и так себе кулинар, если честно. Души людей из древних племен с их примитивными верованиями, годились разве что для приправ, души язычников, неизменно вызывали у Него изжогу. Он упорно перестраивал ферму и искал лучшие ингредиенты для силоса. И вот нашел – ведущие религиозные концепции, отчаянно совершенствующиеся самими людьми – возможно, лучшее его изобретение. Души католиков отличаются сочностью и остротой, души протестантов – на вкус простоваты, но при этом хорошо насыщают. Души православных – пьянят, равно, впрочем, как и души мусульман. А со временем вкусовых оттенков становится только больше. Из душ атеистов, грешников и нигилистов от морали получается вполне себе неплохое удобрение…

Философ немного воспрял духом. Ему все больше нравился этот разговор, он почувствовал себя свободнее.

– К сожалению, Вы – ненадежный свидетель, – сказал он Гостю. – Злые языки поговаривают, что ложь – Ваша дочь. Но главное – боюсь, что я могу предположить, о чем пойдет разговор дальше. Сказав, что Бог – всего лишь пожиратель наших душ, Вы, скорее всего, заявите, что, в отличие от Него, Вы и есть тот, кто может предложить альтернативу, тот, кто по-настоящему может даровать спасение души. Если так, то это очень старая ложь.

Философ заметил, что Гость смотрит на него с печальной улыбкой.

– Ничего подобного я не собирался Вам говорить, – сказал тот. – Я хотел сообщить Вам нечто совершенно иное.

Что же? – спросил Философ.

– Только то, что я и есть фермер – спокойно произнес Гость. – Я создал мир, я создал идею Бога, которую скармливаю вам.

Несколько мгновений Философ молча, вперившись в доску, осмысливал услышанное.

– Позвольте, – спросил он собеседника, – но тогда Вы и есть Бог.

– Боюсь, не совсем в том смысле, который Вы вкладываете в это понятие, – чуть скривившись, ответил тот.

– Погодите, – сказал Философ, – но если это так, то зачем был весь этот маскарад с серой и хромотой?

– Ну, если бы я предстал перед Вами с атрибутикой вашего Бога, – начал гость, – то услышав все, что я сказал, Вы бы, наверное, расстроились куда сильнее. В таком же обличье принять мою истину Вам будет проще. Также, думается мне, что по ряду своих черт я действительно куда ближе антиподу Бога, о котором рассказывается во множестве религий. Кроме того, а как мне следовало явиться к Вам? Вам же не угодишь. Влететь в окно на облачке? Так все равно бы замучили меня занудством: слишком примитивно, слишком просто, слишком ясно.

Философ молчал. Мысль, пока еще не до конца сформировавшаяся, но все сильнее давящая на все его нутро, поднималась из глубин сознания. Он пока гнал ее прочь, сидя напротив Гостя, вперившись в доску и сжав челюсти. Ему казалось, что он покраснел. Жар охватил его голову. Его взгляд упал на съеденного Гостем ферзя, лежащего рядом с доской. Какой же старой казалась эта резная фигурка. Как отвратительны были испещрявшие ее трещинки.

– Мне пора на прогулку, – пробормотал он, делая ход пешкой. – Вечером я занят, прошу Вас продолжить партию завтра.

О последствиях хода он не думал. Сейчас важно было остановить партию хоть на какое-то время.

– Могу ли я Вас просить отменить прогулку? – чуть удивленно спросил Гость.

– Я никогда не отменял ее, – проговорил тихо Философ.

– Ложь, – с улыбкой ответил Гость, – Вы отменили ее один раз, когда начали читать книгу настолько интересную, что она полностью захватила Вас. И тем, что тогда не вышли на прогулку, Вы удивили город, который по Вам часы привык сверять. Неужели я менее интересен, чем книга?

– Мне нужно на прогулку, – упрямо процедил Философ.

– Вздорный мальчишка, – снисходительно произнес Гость, – вначале глупая шутка о том, как жарко в тех краях, откуда я прибыл, чтобы хоть чуть-чуть самоутвердиться передо мной, потом все эти твои остроты, а теперь, не желая поизучать страшную для тебя мысль, которую я преподнес, в пику мне уходишь гулять. Как же я был прав, что не стал появляться перед тобой в божественном обличье! Ведь ты со своими четырьмя диссертациями…

– Пятью, – сухо отметил Философ.

– Вот именно! Ты со своими пятью причинами каждого, кто приветствует тебя с недостаточно на твой взгляд учтивой улыбкой, представлять в образе полудохлой мыши, наверняка бы попытался унизить меня еще сильнее. Полагаю, если бы я явился к тебе в образе Бога, ты громогласно бы объявил, что от моей белоснежной бороды пахнет нафталином и настежь открыл бы окна.

– Ты – ненадежный свидетель, – обреченно пробормотал Философ.

– Возможно, я действительно ненадежный свидетель, – тихо сказал гость, – но проблема заключается в том…

И он высказал ту мысль, которую Философ старался гнать от себя.

– … проблема заключается в том, что надежный свидетель – это ты. И как таковой ты можешь свидетельствовать, что я существую. А вот относительно Него (гость с улыбкой показал взглядом куда-то вверх) ты так свидетельствовать не можешь. И не сможешь никогда.

– Мне пора на прогулку, – сказал Философ и, не поднимая головы, направился к лестнице.

– Мальчишка, – тихо сказал Гость.

IV

– Хочу жить, очень хочу, клянусь, что хочу! – почти визжал лежавший на земле чумазый, оборванный парень, ко лбу которого, прямо к выжженному клейму, Матвей приставил дуло автомата.

– А ну заткнись! – рявкнул на лежащего стоявший рядом Михаил и пнул его ногой по ребрам – парень заскулил.

Николай с рюкзаком на спине и излучателем наизготовку, стоя чуть поодаль, растерянно смотрел на избитого и скулящего от боли лазутчика праведников. Леха сидел рядом с ним на корточках и чесал за ухом Герду, напряженно вглядывавшуюся в происходящее.

– Да уж, – весело проговорил он, обращаясь к собаке, – а глаз и нюх у нашего Мишки, почище, чем у тебя будет. Да, псина? Во как углядел!

Собака с укором посмотрела на него.

Высоченный, жилистый Михаил, шедший первым из их группы, за час до этого, обнаружил в перелеске ловушку – спрятанный праведниками капкан, а несколько минут назад, мгновенно среагировав на еле заметное движение в кустах, несколькими мощными ударами обезоружил незадачливого шпиона.

– Вот так они и сидят, гаврики, по кустам да по рощам, поодиночке, – продолжил Леха, обращаясь уже к Николаю, – высматривают кто из какой общины, куда идет, что несет, чем вооружен, один или группа – добычу выбирают. Присмотрят кого и со всех ног в лагерь, а оттуда уже головорезы на перехват выходят. Так что шпионить они самых быстроногих посылают, но и самых, слава Богу, тупых. Ни прятаться, ни драться толком не умеют.

– А лагерь где? – спросил Николай

– Каждый раз в новом месте. Больше двух суток на одном месте, ни одна из группа еще не стояла.

– Что теперь с ним мы делать будем? – не отводя взгляда от лежащего парня, произнес Николай.

Леха хитрО улыбнулся и пожал плечами.

Николай сделал шаг вперед и поднял с земли несколько соединенных древней ржавой скрепкой листков бумаги, вылетевших из лохмотьев парня. На первом рисунке карандашом в неумелой руке было выведено лицо. Несмотря на то, что рисунок был ужасен, это лицо Николай узнал мгновенно. Любой бы узнал. Старушка, любящая ладонями поедать людей. Как и в жизни, на рисунке старушка улыбалась. Под рисунком была надпись – «Радость – в покаянии, радость в очищении».

– Так значит, ты хочешь жить? – спокойно обратился к скулящему парню Матвей. Тот закивал головой.

– Это возможно, – произнес староста. – Вначале давай вот что проясним. Ты умеешь держать слово?

Парень закивал еще ожесточеннее.

Матвей вплотную приблизился к нему и очень медленно повторил:

– Скажи мне – ты умеешь держать слово?

– Да, да, да! – выпалил парень.

– Хорошо, – разгибаясь, произнес староста, – я тоже умею. И я обещаю, что ни я и никто из наших тебя не убьет, если ты дашь слово, что прямо сейчас отползешь вот за тот куст и будешь за ним тихо-тихо лежать до утра, пока мы за тобой не вернемся. Ни к своим в лагерь не поскочишь, ни кругами здесь ходить не будешь, а просто тихо лежать. Поспать можешь, кстати.

– Опять твои игры, – недовольно пробурчал Михаил.

Сделав знак тому замолчать и не сводя глаз с парня, Матвей продолжил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.