Невинная куртизанка

Удар пришёлся зловредному другу и одновременно, как это чаще всего бывает, завистнику в глаз. Друг дружески поддержал и ответил взаимностью. Первый потерянный Аликом зуб не на профессиональной почве, а в благородной борьбе за любовь, отлетел в дорожную пыль. В темнеющем переулке загорелся ещё один фонарь под глазом друга, превышая нормы запланированной освещённости улиц и противореча жалобам сельчан в администрацию о недостаточном количестве фонарей в селе.

Ни в чём неповинная Ина как всегда в разгар военных действий, вызванных ею, была дома и никому не желала зла. Как, впрочем, и добра. Никаких претензий к ней, как обычно быть не могло.

Если Вам нравится книга, Вы можете поддержать автора: ВТБ 2200245928185656, VISA 4177490196307534, Тбанк 2200701372337748.

Многоликий персонаж

И вот, таким образом, жизнь у Ины, как и у большинства среднестатистических граждан, переживших благополучно бурную и беспокойную молодость и оставив её с облегчением позади, проходила монотонно, однообразно, неохотно, как из-под палки. Каждый вроде бы новый день начинался одинаково. В её ежеутренние планы входила бодрящая зарядка, оздоравливающий контрастный душ, вкусный и полезный завтрак. Но всё это всегда оставалось только в планах. В реальности же каждое утро вдруг выяснялось, что что-то мешает их осуществлению: то нехватка времени, то недостаток сил, то лень, а то и просто – отсутствие достаточной причины всем этим заниматься. Ради чего себя мучить? Да и вообще – «если можно что-то не делать, то не нужно это и делать» – ободряла она себя опытно выработанным девизом и, так, успокаивая себя, снимала с себя тем самым ответственность за происходящее или не происходящее с ней. Теоретически утро могло приносить радость. Так любят авторитетно заявлять разнообразные экранные персонажи, которым нет повода не верить. Хотя и верить им тоже нет никакого повода. Она и сама лично это от кого-то неоднократно слышала. Но ей почему-то утро несло один негатив. И она подозревала, что на неё скорее всего навели порчу недоброжелатели из обхамлённых ею покупателей. Ну не себя же ей было этом негативе подозревать.

Будильник одинаково звенел своим стеклянно – металлическим звоном вообще не вовремя. Она одинаково недовольно открывала глаза, неохотно вставала и обречённо шла на работу, как на каторгу, только с меньшим энтузиазмом. Кандалы звенели, продолжая звон будильника, передавая эстафету звону в голове, оповещающему о уже пересечённом ею пределе возраста без болезней. Радости не предвещало ничего, хотя она почему-то надеялась, что вот-вот произойдёт чудо и понесёт её по своим чудесным дорогам, а она будет только успевать удивляться и изъявлять восторги, а заодно, по доброте душевной, так и быть – осчастливит всех окружающих. А пока окружающих она в основном ненавидела и, по её мнению, совершенно справедливо и логично. Да и откуда этой радости было взяться, когда никаких предпосылок в ней самой к этому не было. И вот, каждое утро, прежде чем начать день, ею назначался «сегодняшний враг», который назойливо будет крутиться в голове до вечера, эпизодически уступая место каким-то попутным мелким вредным персонажам. Выбор врага у неё был обширнейший, недовольство на всё подряд было накоплено заранее и на все случаи. Список врагов включал в себя как определённых людей, так и предстоящие дела – в ход шло всё. И она начинала питаться этой злостью ещё даже не успев открыть глаза и к моменту их открытия была сыта ею, отменяя завтрак. Зарядка физическая заменялась зарядкой ущербно – умственной, а бодрости ей придавал девиз: «да идите вы все…». Душ тоже отменялся за ненадобностью из-за неспособности отмыть её от такого рода грязи. Так же и вечером – вместо успокоительного, у неё имелась мысль: «Что поделать – вот такой я человек. Обычный и предсказуемый». И она была права – такого рода повсеместно распространённые персонажи ежедневно окружают нас со всех сторон.

Это во времена, описываемые в классической литературе, можно было встретить утончённые натуры. В наш запредельно ускоряющийся век утончённые натуры исчезли. Может быть, они предусмотрительно попрятались от выплывших на поверхность разного рода хамов, всегда бегущих к целям, сбивающих всех на своём пути и не имеющих времени на сентименты. Всё грубо и откровенно. Согласно с этим, нежные натуры женского пола также, судя по всему, трансформировались под современные реалии и обстоятельства, опасаясь как-бы их не попереломали современные беспринципные «принцы». Иначе было бы невозможно сохраниться. Итак, она не была хрупка. Но она была основательно утомлена, пытаясь запрыгнуть в последний вагон из года в год перманентно убегающего поезда счастливой личной жизни, где отбор был строгим и безжалостным. Нет, она, безусловно, пользовалась спросом, но, по её мнению, обращающие на неё внимание мужчины характеризовались фразой: «не до такой же степени мне одиноко и тяжело». А теперь по порядку, который бывает трудно соблюсти при описании колоритных персонажей – так много разнородной информации они в себе заключают и выдают.

Человеком она была не однозначным, постоянно метавшимся между добром и злом – её привлекало и то, и другое и она никак не могла определиться окончательно – куда ей примкнуть. Она была натурой вместительной и в ней легко могли ужиться несколько персонажей, но анализировать их всех её просто не хватало. И поэтому в разных ситуациях она хватала тот из них, который на данный момент был наиболее удобен. Как будто не одна личность жила в ней. А, может, это так и было. Как сказал классик:

Ах, две души живут в больной душе моей,

Друг другу чуждые, – и жаждут разделения!

Только в её душе проживающих душ было больше и не разделения жаждали они, а скорее консолидации сил для её самоуничтожения. Но она об этом не подозревала и продолжала все их носить в себе.

Например, одна из них, вполне реальная и не очень симпатичная ей самой, всё время одёргивала её, находила в себе всяческие недостатки, читала морали, мешала спокойно жить и не давала расслабиться. Поэтому она безжалостно подавлялась Инессой, пока практически окончательно не замолчала и не затаилась до неопределённого момента. И только время от времени она слегка проблёскивала сквозь остальных. Иногда Ина вспоминала об этой своей натуре и с удивлением думала: «Неужели это сделала я? Смешно…». А изредка эта натура даже явно проявляла себя, заставляя её откровенно недоумевать: «Что бы это могло значить и зачем мне эти устарелые сентименты?»

Другая её личность заключала в себе все «плюсы» когда-либо сфотографированного ею всего спектра экранных моделей, очаровательных и свободных, но почему-то к тому же обладающих в её представлении, а скорее наделённых ей самой, необыкновенными интеллектуальными способностями. Эта вторая особа, плотно ассоциировавшаяся у неё с собой, существовала исключительно в её голове, была ею очень любима, но тщательно скрываема по причине невозможности реализовать её во вне без риска быть логично раскритикованной всеми окружающими её более адекватными «доброжелателями». Ей нравилось носить в себе этот образ, поэтому расставаться с ним она не желала. И, оставаясь наедине с собой, она позволяла ему достигать крайней степени своего выражения и проживать чрезвычайно интересную придуманную жизнь: путешествовать по модным никогда не посещённым ею самой местам, тратить себя на каких-то гипертрофированных тусовках, крутить романы со всевозможными известными персонажами (по настроению), короче, не брезговать ничем. Этой её составляющей было позволено всё и, согласно фантазиям, у неё не было ни стыда, ни совести. Она ни в чём себе не отказывала, потому что никто не смог бы её осудить или, тем более, остановить. Были и другие мелкие и не очень персонажи, разнохарактерные и туманные, проживавшие в ней и периодически дававшие о себе знать.

Ине и самой был не до конца понятен процент реальности каждой этой личности и какая из них более настоящая; или ненастоящие – все; или она – просто их смесь. Учитывая неопределённость героини в этом сложном вопросе и по какой-то странной иронии иногда даже покупатели называли её по-разному. Но она ни с кем не спорила по этому поводу, чтобы на всякий случай не испортить ни с кем отношения, одинаково реагируя на все варианты.

Если Вам нравится книга, Вы можете поддержать автора: ВТБ 2200245928185656, VISA 4177490196307534, Тбанк 2200701372337748.

Вера

Периодически Инесса давала отдых и своим поклонникам и своему неуёмному темпераменту и направлялась к дому в непривычном и сосредоточенном одиночестве, которое, впрочем, длилось не долго, иначе это не была бы Инесса, впадавшая в панику от длительного нахождения наедине с пустотой своего не слишком наполненного мозга. Из магазина, находившегося в западной части села, она шла на восток, по направлению к своему дому. Навстречу ей шла домой на запад её та самая подруга Вера, работавшая в магазине, находившемся в восточной части села. В месте их стыковки стихийно образовывался пункт сбора и переработки сплетен. Два источника актуальной сельской информации выплёскивали друг на друга изобилие фактов, требующих по их убеждению непременной полемики таких сведущих в жизненных вопросах и авторитетных в своих глазах особ. Время останавливалось специально для них. Необходимо было обсудить огромную тучу народа и каждому выдать рецензию. Хотя каждый, попавший когда-либо в поле зрения беспринципных подруг, уже имел не по одному клейму с оценкой своих качеств, естественно, не вмещавшихся в стереотипы идеальных в своих суждениях дам. А некоторые особо неугомонные, по версии Ины и Веры, персонажи были просто увешаны этими, хорошо что невидимыми, оценочными бирками, как новогодние ёлки, что, однако, не останавливало потока, продолжавшегося литься на них. Творческий кружок художественной сплетни пополнялся иногда оказавшимися поблизости знакомыми, но в основном это был закрытый клуб двух недоверчивых подруг. Посвящать кого-либо постороннего в дебри своей непорядочности они считали даже опасным, учитывая темперамент и некоторые дикие обычаи населения, которое не церемонились в расправах. Подробности их суждений могли шокировать сельскую публику, которая моментально разжаловала бы их из почётных дам в рядовые проститутки, и поэтому они предпочитали скрывать это своё не слишком чистое увлечение. Ина и Вера подходили к делу добросовестно, если это слово вообще возможно применить к такому занятию. Совесть, если она у них и была, то добровольно в этом участвовать вряд ли бы согласилась. Но, не смотря на это, фразы из них лились легко, не вызывая чувства вины. Возможно, их души думали, что расставаясь с подобной информацией, они как-бы очищаются от этой грязи, которую в них так настойчиво напичкивали целыми днями, и, в связи с этим, их не терзали угрызения совести. А может быть совесть давно предпочла не участвовать в этом процессе совершения «обряда очищения» и покинула их уставшие непринципиальные тела до лучших времён, если они вообще когда-нибудь наступят.

Подруги могли бы стоять так часами, но их всё время пытались вернуть в их собственную реальность, то звонки что-то всё время хотевших от них требовательных членов семей, то банальные, но от этого не становившиеся менее реальными голод или различные погодные проявления. Не мог их остановить и проходящий мимо местный бухарь Тима, который по роду такого выбранного им занятия, всегда был на гребне событий. Он так же являлся известным всему селу знатоком душ, по причине чего от него все и шарахались. Он любил резать правду и вываливать на людей их недостатки, а потом недоумённо сокрушаться – почему его никто не любит. Как тут не пить, когда вокруг одна несправедливость. Чувствуя родство душ с подругами, Тимофей не мог пройти мимо, растянул рот в улыбку и громко поприветствовал:

– Моё почтение, дамы!

– Тебе-то чего надо? – резко опустили планку Тиминого высокоречия подруги хором. Фамильярность по отношению к ним от него они не допускали даже в мыслях. Но Тимофей, как обычно, предпочитал не сдаваться и доходить до конца, как любой допившийся до алкоголизма, до которого он тоже дошёл упорно и не сдаваясь. И поэтому он продолжил в той же сложной манере:

– Интересно было бы прослушать очередную прокламацию от двух известных декламаторов, – начал было снова налаживать диалог Тимофей, но, заметив явно недружественное движение в свою сторону, сопроводившееся мимическим подтверждением от обеих «дам», резко поменял тактику, – но, увы, не имею столько свободного времени, поэтому удаляюсь без вашего высокого согласия.

Незапланированное появление, хамство и исчезновение Тимы не отложило на светлых лицах подруг и тени смущения, так как «реагировать можно только на людей, а не на это подобие человека» и они спокойно продолжили встречу.

Вера перешла на ещё одну рейтинговую в их общении тему. Именно Вера, давно и плотно находившаяся замужем, не могла, однако, отказать себе в удовольствии обсудить с Иночкой её многочисленные интимные истории, интимность которых Ина настойчиво отрицала, каждый раз изображая на лице попытки обиды, впрочем, неудачные из-за выскальзывающего на лицо удовольствия. И они принимались обсуждать её какие-нибудь очередное новоприобретённое предпочтение.

– Да ну брось. Какой там роман. Так, подобие знакомства, – рассуждали они об очередном Инином поклоннике.

Вера, зная, что Ина без кривляний не уступит, упорствовала:

– А как же эти ваши вечерние ватсапы?

– Да какое там уж и общение.

– Ну да, ну да. Просто такая, вероятно, мини-переписка с мини-человечком. Не встретилась тебе ещё масштабная личность, чтобы полноценный смс-роман написать, – своеобразно выдавливала информацию из подруги любопытная по годам Вера.

– Ну, предположим, нравлюсь я кому-то, но я-то тут причём? Да и, к тому же, какой-то он, как бы это помягче сказать? Недоделанный, что-ли…

– То есть ты искренне считаешь, что тебе нужен кто-то гораздо лучше?

– Ну хотя бы не такой аморальный тип. Со своими этими замашками дикаря.

– Долго же ты искать будешь.

– Да почему это?

– Ну, во-первых, где он этот человек безгрешный? А, во-вторых, что ты с ним делать будешь? Я же знаю тебя – на стену от скуки полезешь через месяц – другой.

– Зато, он будет сдувать с меня пылинки.

– Правильно. Будет. Ему придётся это делать, потому что с ним ты будешь покрываться пылью. А тебе нужен такой же, как и ты.

– Какой это – как и я?

– Ну, с заскоками. Примерно, как вот этот вот новый дикарь.

Инесса, после такого незаслуженного на её взгляд обличения, пошла на прямую конфронтацию:

– Давай-ка лучше не будем на эту тему. Что нам с тобой обсудить уже больше некого? А с этим я как-нибудь сама разберусь. К тому же, я ему и повода не давала. Исключительно, его личная инициатива.

Но этот вопрос особенно интересовал, хотя и не одобрялся Иной, Веру, как навсегда упущенный в своей личной жизни. И она с удовольствием, но не без подколов, комментировала:

– Ага. «Невиноватая я. Он сам пришёл»? И ходят потом все эти твои бедолаги кругами вокруг магазина ничего не понимая.

– Лёгкий флирт полезен для здоровья, – увиливала от конкретики Инесса.

– В твоём случае даже лёгкий флирт людей до нервных срывов и больниц может довести, – додавливала Вера не раскалывающуюся под давлением упорную подругу. – Хотя, какой это в твоём случае лёгкий флирт? Это – как называть проституток женщинами лёгкого поведения. Ну, как такое поведение можно называть лёгким? Для кого оно лёгкое? Для несчастных обманутых семей? – и Веру понесло по виражам судеб с заходом в грязные закоулки.

Инесса, знавшая, что это может затянуться надолго и не желавшая выслушивать долгие лекции о морали, попыталась переключить подругу хитрым приёмом:

– Что-то я собиралась такое умное сказать… По крайней мере есть такое ощущение.

Но сразу это не удалось и не особенно гибкая в этом тонком деле Инесса повторила попытку перевести тему. Вера, желая продолжить пытку, блуждала и терялась в аргументах, но, к своему сожалению, на этот раз ничего найти не смогла.

– Ну хорошо, – наконец отступила в своих распросах Вера, и перешла на нейтральные беседы о быте, которые особенно никого ничем оскорбить не могут, – давай о другом. Чем занималась в выходной?

– Да всё, как обычно. Готовка, уборка, стирка – весь набор хозяюшки. Кстати, нашла новое средство, отбеливает идеально. Теперь бельё – как снег, – радовалась перемене темы и своей практичности Ина.

Её более адекватная и склонная к анализу подруга чуть не подавилась от неожиданности, так как любила перекусывать на ходу, перед ужином и когда бы и где бы то ни было, и в это время тоже жевала.

– Как какой снег!? Мы по уровню загрязнения воздуха на первом месте. Снег до нас белым уже давно не долетал. Пора поменять сравнительные эпитеты. Шагай в ногу со временем. А то прям антиреклама этого твоего средства.

И вдруг её переключило на глобальные масштабы:

– Да и вообще все эти темы по поводу цвета уже порядком достали и лучше их вообще не поднимать, чтобы не травмировать психику. Мутные черные, белые, голубые, желтые, синие… Про зелёных тоже не стоит – там вообще болото. Всю радугу захватили приверженцы идей несправедливости по отношению к меньшинствам. Как защитить от них большинство – уже не понятно. Где взять дополнительные цвета в палитру для нормальных?

Ярко переживаемая Верой тирада из несправедливостей летела в пустоту. Мозг Инессы, заклинившийся на предыдущей теме, почти не воспринимал эту, и так далёкую от её ежедневных нужд, как она считала, демагогию о равенстве и унижении. Он так настойчиво крутил мысль подруги об обиженных ею, соблазненных и брошенных «бедолагах», что увеличил её значение до критических масштабов. Ине вдруг стало себя так жалко от такой несправедливости в свой адрес, что она уверенно решила обидеться на какое-то неопределённое время на потерявшую все допустимые грани и рамки подругу, о чём и сообщила ей не задерживаясь:

– Я обиделась.

Вера, погружённая в собственные измышления, от неожиданности не стала уточнять причину и отговаривать Инессу, а просто согласилась:

– Ну и пожалуйста.

А для успокоения души добавила:

– Перо тебе…

Подруги пошли в разные стороны, чувствуя однозначность собственной правоты, необходимость отдохнуть друг от друга и не особенно беспокоясь о произошедшем, учитывая, что данная практика не была для них редкостью. Такая вот разновидность дружбы была между ними, не слишком дружелюбная, но, как это не странно, – крепкая, выдержавшая многие годы и многочисленные разлады. Главное, что она удовлетворяла их потребности и не была особенно требовательна к ним самим и друг к другу.

Если Вам нравится книга, Вы можете поддержать автора: ВТБ 2200245928185656, VISA 4177490196307534, Тбанк 2200701372337748.

Истоки

Вернёмся к истокам этого куража Инессы, причины которого уходили в молодость, в которую и копнём для полноты картины, чтобы понять, откуда появилось это годами выстраданное желание цинично иметь всё и всех, но так, чтобы по возможности никто не имел её. Есть ещё на планете места и семьи, в которых отдают замуж, предварительно не поинтересовавшись у молодой о желаемой кандидатуре.

«Живи, дочка, и будь счастлива. Если сможешь. А не сможешь – сама виновата» – подразумевали родители, разрабатывая предполагаемый план её жизни. Хоть это не были те незапамятные времена, в которые такой подход к браку был вообще нормой, тем не менее, именно так её замуж и отдали. Как говориться – почти и не спросили: «Как зовут?». Просто пообещали:

– Ты нам ещё спасибо за это скажешь, – но не уточнили – когда именно.

Отдали безо всякой романтики, посадив в ней ростки этой извращённой практичности, когда из всего, даже из брака, нужно обязательно извлекать выгоду. А заодно, в комплекте, привить ей осознание себя, как жертвы, даже наслаждающейся жалостью к себе на всю оставшуюся жизнь, по всем возможным поводам.

Трудно назвать радостью чувство нравственно ещё здоровой молодой девушки, которая ложится в свою «первую постель» с малознакомым человеком, потому что это послужит крепким основанием для её дальнейшей жизни. Причем, ложится не после клуба в пьяном угаре (тут всё понятно, никому ничего описывать не надо, все всё сами знают), а во всей своей чистоте и невинности, прямо к далеко не прекрасному и тоже совсем не любящему тебя, но уже почему-то – мужу, который будет требовать неизвестно откуда должных взяться желаний и чувств. В некоторых случаях ты нравишься не ему, а его папе, но кто будет разбираться в тонкостях таких извращений, когда есть веками проработанная концепция унижения женщин. Короче, замуж её отдали за незнакомца, но не прекрасного.

На этом основании может быть и не стоит удивляться, когда в будущем для неё, уже взрослой женщины, не составляло особого труда и не вызывало моральных ломок, разделять кровать с любым малознакомым желающим, готовым удовлетворить её материальные интересы. Эту норму установили для неё раз и навсегда самые близкие для неё люди, в правильности действий которых у неё не было причин сомневаться. Мужчины изначально определяют женщинам незначительную роль, над которой женщине запрещено даже подумывать, чтобы вдруг не обозвали феминисткой, этим странным ругательным термином, ими же самими и придуманным. Но, когда в дальнейшем женщине приходиться взвалить на себя весь груз быта по причине несостоятельности многих современных мужчин, эти же мужчины спокойно убеждают всех и себя, что она сама этого хотела, спихивая вину в своей немощности и неприспособленности на этих фантазийных феминисток. «Просили равенства – получите» – аргумент неутомимых ни на что не способных экспертов женских душ, которым очень удобно снять с себя и переложить на женщин и всю эту неподъёмную ношу, и вдобавок к ней ответственность за всё. Сегодня мы часто наблюдаем это уродливое зрелище – капризных мужчин. Он не может, ему трудно, спасите его от ответственности за семью, а то он ещё не нагулялся. Инесса сопротивлялась такой действительности изо всех сил, пытаясь сбросить с себя эту не женскую ношу, которую сегодня несут большинство женщин, и стать более женственной, как требуют те же мужчины. А для этого нужно было постоянно искать кандидата. Но желающих всё не находилось. Дураков, как они говорят, – нет. Видимо, есть только дуры, как и показывает сегодняшняя действительность, везущие на себе семьи, работу, быт. Феминистки одним словом. А мужчина – просто красивый. Что после этого от неё и хотеть можно? Ей оставалось только терпеть и жалеть себя.

И она привыкла себя жалеть, начиная уже с самого момента вхождения её жизни в фазу – «под откос», которую обычно называют – «рассвет». Так и вжилась в неё эта к себе жалость, став частью её самой, со временем обрастая требованием жалости к себе от окружающих. Это безобразное чувство, от которого автор, никогда не дающий советы, советует избавляться при малейшем появлении даже намёка на него из-за его разрушительного для личности действия, продолжило укореняться в ней, после развода, логично завершившего такого рода брак. На память от мужа ей осталось трое детей, рождённых между уборкой, стиркой и скандалами; золотое обручальное кольцо, купленное когда-то в кредит и ужасные воспоминания о тирании, логично следовавшей за такими союзами «на взаимовыгодных условиях».

Общение их сводилось к необходимому минимуму. Камиль, приходя с работы, осматривал дом, принимал по описи, так сказать. Если был в плохом настроении – делал необходимые по его мнению замечания. Если настроение было хорошим, то мог расщедриться на похвалу в виде какого-то параллельно – перпендикулярного комплимента. Уровень его комплиментов находился на низшей ступени развития лицемерия и выражался обычно фразами типа:

– Моя же ты семидельница восьмирукая.

На этом комплименты заканчивались и вырождались в извлечение выгоды от затраченной доброты. Нельзя показывать жене слабость, а то на шею сядет – был уверен он и выдавал какую-нибудь банальную просьбу, чтобы уравновесить проявленную к ней щедрость:

– Будь доброй, налей чаёк своему любимому мужу.

Первое время она недоумевала при слове «любимому», но потом привыкла, а спустя время иногда даже соглашалась с ним, если в этот момент он её не слишком раздражал.

Отсутствие у неё профессии тоже было следствием особой заботы о ней мужа, который считал себя способным обеспечить семью (но почему-то не слишком обеспечивал), поэтому запрещал ей работать.

– Попрошу не принижать мои мужские способности.

Но обычно подстраховывался, добавляя:

– Если тебе надо будет тебе работать – сообщу.

С развитием отношений их семейные диалоги стали более красочны, многословны и прямолинейны. На последнем этапе развития – они уже заканчивались скандалами и увечьями. Брак, не связанный никакими взаимными симпатиями, логично развалился.

После развода бывший муж решил прочувствовать свободу во всех её проявлениях, поэтому добровольно никогда не давал знать и о себе, и об алиментах, копившихся на воображаемых счетах предполагаемых банков и грозивших в один прекрасный момент озолотить её, как она любила представлять в особо тяжёлых ситуациях. А пока она была вынуждена «крутиться, как могла».